Текст книги "Метафизика Петербурга. Немецкий дух"

Немецкий акцент в архитектурном тексте анненского Петербурга

Наши герои приняли самое активное участие в формировании архитектурного текста анненского Петербурга. Миних формально возглавил Комиссию о Санкт-Петербургском строении. Впрочем, не только формально. Признавая всю важность творческого импульса, приданного работе Комиссии П.Еропкиным и его талантливыми соотечествениками, историки градостроения считают необходимым указать на полезность, а в некоторых отношениях и прозорливость Миниха, бывшего, помимо всего прочего, опытным инженером-строителем.

Так, Миних "в 1727 году предложил интересный план защиты Петербурга от наводнений. Планом почему-то не воспользовались. Но на чертеже, уцелевшем до наших дней, хорошо видна трехлучевая система центра города. Прием, и сегодня рождающий восхищение: от здания Адмиралтейства, от горящей на солнце иглы разлетаются три проспекта – уже существовавший Невский, будущая Гороховая улица и Вознесенский проспект"[193]193
  Овсянников Ю.М. Великие зодчие Санкт-Петербурга. Трезини. Растрелли. Росси. СПб, 2000, с.172.


[Закрыть].

Миних и Остерман принимали непосредственное участие в выделении участков и определении характера их застройки на основных улицах города – в первую очередь, Невском проспекте. И здесь мы подходим к событию, мимо которого исследователь "немецкой" семиотики Петербурга пройти никак не может. Мы говорим, разумеется, о главном лютеранском храме невской столице – кирхе святых апостолов Петра и Павла, о знаменитой "Кирке на першпективе".

Собственно, указ о даровании лютеранской общине св. Петра участка земли, примыкавшего к Большой перспективной дороге, между Большой и Малой Конюшенными улицами, был подписан еще в 1727 году императором Петром II, по ходатайству его воспитателя, знакомого нам Андрея Ивановича Остермана, бывшего одним из предводителей этой общины. Проект кирхи составил также знакомый нам Христофор Антонович Миних, ставший с 1728 года патроном общины св. Петра.

Выстроенное по его проекту здание до наших времен не дошло. Однако оно было ориентировано по сторонам света так же, как возведенное позднее на том же месте по проекту А.П.Брюллова, существующее по сей день здание – фасадом на Невский, а алтарем, соответственно, к северу. Мы говорим, разумеется, о знакомой любому жителю невской столицы лютеранской церкви – знаменитой Петрикирхе, помещающейся на участке дома 2224 по Невскому проспекту.

Первоначальная кирха представляла собой в согласии с немецкими – теперь уже, впрочем, и петербургскими вкусами – двухэтажное кирпичное здание типа базилики с довольно высокой надвратной колокольней и шпилем[194]194
  Изображение первоначальной «Кирки на першпективе» приведено, к примеру, в работе: Архимандрит Августин (Никитин). Немецкая евангелическо-лютеранская церковь св. Петра \ Немцы в России: Петербургские немцы. СПб, 1999, с.284.


[Закрыть]. Деньги на новую кирху собирали «всем миром» – немецким, разумеется: пожертвования приходили из Пруссии, Гольштейна, великих ганзейских городов. Впрочем, известную сумму пожертвовал и молодой император. В июне 1730 года, в день 200-летия базовой для протестантизма «Аугсбургской конфессии», здание было освящено.

Уже здание этой, первоначальной кирхи св. Петра, было достаточно вместительным. Включая места на хорах, в нем могло находиться около полутора тысяч человек. Внутреннее убранство было весьма ипозантным. Оно включало алтарную картину кисти Ганса Гольбейна-младшего, а также алтарь работы курляндского мастера.

Торжественные богослужения привлекали в кирху св. Петра толпы народа, не только из числа лютеран. Ее охотно посещали и особы царской фамилии – от императрицы Анны Иоанновны до принцессы Елизаветы Петровны. Если центром протестантской жизни Российской империи – и, в частности, местом пребывания Генеральной консистории Евангелическо-лютеранской церкви – был Санкт-Петербург, то главным лютеранским храмом столицы был, без сомнения, храм св. Петра.

Вот почему лютеранская кирха в начале Невского проспекта стала с анненской эпохи занимать весьма важное место на сакральной карте Петербурга. Однако же, она была не единственной. Прежде всего, поблизости от кирхи св. Петра, примерно в ту же эпоху, были отведены участки для строительства еще трех протестантских храмов, один из которых принадлежал шведско-финской лютеранской общине, а другие – реформатским голландской, а также объединенной французско-немецкой общинам. «Их церкви до сих пор стоят в отведенных им некогда местах, образуя вместе с церковью св. Петра неповторимый „евангелический квартал“ Санкт-Петербурга», – справедливо напоминает Т.Н.Таценко[195]195
  Таценко Т.Н. Немецкие евангелическо-лютеранские общины в Санкт-Петербурге в XVIII–XX вв. \ Немцы в России: Петербургские немцы. СПб, 1999, с.249.


[Закрыть].

Кроме того, в других частях города были поставлены свои протестантские кирхи, меньших размеров и значения. Прежде всего, нужно упомянуть о церкви "у Литейного двора", освященной в 1740 году во имя св. Анны. Собственно, история этой общины вела свое начало еще с петровских времен, когда иностранные мастера лютеранского вероисповедания, во множестве поселившиеся в округе Литейного двора, стали собираться для проведения богослужений в одном из залов Бергколлегии. Люди там жили небогатые. Поэтому, даже получив от щедрот царя Петра Алексеевича участок на 4-й Артиллерийской улице, за которой постепенно установилось дошедшее до наших дней название "Кирочной" (то есть той, где стоит "кирка"), они не могли сразу построить мало-мальски вместительного храма.

Нужно заметить, что в прошлом "немецкая" топонимика Петербурга была более обширной. Достаточно вспомнить о Большой Немецкой улице и Немецком мосте, названия которых были утверждены Комиссией о Санкт-Петербургском строении в анненскую эпоху (теперь это – Миллионная улица и пересекающий по ее трассе Зимнюю канавку 1-й Зимний мост)[196]196
  Подробнее о «немецкой» топонимике нашего города см.: Никитенко Г.Ю., Соболь В.Д. Отражение русско-немецких связей в топонимике Петербурга \ Немцы в России: Люди и судьбы. СПб, 1998, с. 114–120.


[Закрыть]. Помимо топонимов, представленных в указанной работе, следует особо отметить существование в Петербурге Лифляндской и Курляндской улиц, проходящих по территории прежнего «Лифляндского предместья». Они сохранили на карте города название ближайших к Петербургу земель, исторически входивших в состав «немецкого мира».

Впрочем, вернемся к истории лютеранской общины св. Анны. Согласно приказу Р.Брюса, занимавшего тогда пост коменданта города и Петропавловской крепости, этой общине было передано здание изрядно уже обветшавшей кирхи св. Петра, поставленное на территории Петропавловской крепости практически одновременно с ее основанием, и, следовательно, принадлежавшее к числу старейших культовых зданий нашего города. Таким образом, с освящением на Невском проспекте в 1730 году внушительной Petrikirche, в нашем городе оказалось две кирхи св. Петра – и, соответственно, две общины, носящих это имя.

Решением графа Миниха, в 1735 году старая кирха была снесена, а на ее месте построен новый лютеранский храм, оригинальной восьмиугольной формы, фахверковый на каменном основании, который и был позже освящен, ко всеобщему облегчению, во имя не св. Петра, но св. Анны. Изящное здание в стиле раннего петербургского классицизма, о двух "почти равнозначных по пластической насыщенности фасадах", которое стоит по тому же адресу (Кирочная, дом 8) по сие время, было выстроено для общины св. Анны гораздо позже, уже в екатерининские времена, известным архитектором, лютеранином по вероисповеданию, Юрием Матвеевичем Фельтеном[197]197
  Коршунова М.Ф. Юрий Фельтен. Л., 1988, с.94.


[Закрыть].

Третья крупнейшая евангелическо-лютеранская община невской столицы образовалась, отделившись от общины св. Петра в 1728 году, на Васильевском острове, и получила имя Преображенской в соответствии с его первоначальным названием. Как известно, переезд на Васильевский остров при отсутствии стационарных мостов был часто затруднен. Это и послужило формальной причиной отделения. Кроме того, Васильевский остров постепенно стал одним из мест концентрации немецкого населения – по преимуществу служащих таможни, биржи, и, разумеется, Академии наук.

Сначала богослужения проводились в специально снятом для этих целей доме, располагавшемся во 2-й линии Васильевского острова. С течением времени, дом удалось приобрести в собственность, потом провести несколько ремонтов. Наконец, к лету 1768 года, для нового здания кирхи был выделен участок, почти на углу 1-й линии и Большого проспекта Васильевского острова. Возведение нового здания было также поручено архитектору Юрию Фельтену. К 1771 году легкое здание с четырехколонным дорическим портиком и стройной башенкой было закончено и освящено во имя св. Екатерины.

Семиотика названий лютеранских храмов

Точнее, медная плакетка закладного камня указывала на то, что «Немецкая Евангелическо-Лютеранская община на Васильевском острове основала этот храм во имя высочайшей императрицы» – то есть во имя царствовавшей тогда Екатерины II. Надпись эта весьма примечательна: она продолжает традицию смешения имен земного потентата и его (или ее) небесного патрона, которая была заложена еще в имени самого Санкт-Петербурга. Как справедливо подчеркивает современный исследователь, «в отношении санкт-петербургских лютеранских церквей мы уже третий раз сталкиваемся со случаем, когда церковь получала имя небесного покровителя правящего императора или императрицы: церковь Св. Петра, церковь Св. Анны, церковь Св. Екатерины»[198]198
  Таценко Т.Н. Немецкие евангелическо-лютеранские общины в Санкт-Петербурге в XVIII–XX вв. \ Немцы в России: Петербургские немцы. СПб, 1999, с.267.


[Закрыть].

Выделенный таким образом сегмент культовой топонимики протестантского Петербурга представляется нам заслуживающим всяческого внимания. В нем была выстроена сознательная параллель названиям православных храмов столицы – прежде всего, Петропавловского и Исаакиевского соборов, кодирующим каждый на свой лад царское имя. В то же время, названия лютеранских храмов указывали на царствования «петербургского периода», отличавшиеся наибольшей благосклонностью власти по отношению к немецкой общине.

Следует также обратить внимание читателя на статуи св. апостолов Петра и Павла, включенные в композицию фасада кирхи св. Екатерины. Первоначально они размещались в нишах по сторонам входа, то есть под крышей портика. Позже (в начале XX века) были вынесены наружу, в ниши фланкирующих портик стен симметричных лестничных пристроек, что сделало их еще более заметными[199]199
  Петров А.Н., Борисова Е.А., Науменко А.П., Повелихина А.В. Памятники архитектуры Петербурга. Л., 1976, с.300.


[Закрыть]. Композиционно аналогичный прием применен и в знакомом читателю здании кирхи св. Петра, построенном в 1832–1838 годах архитектором А.П.Брюлловым. Единственное существенное отличие состоит в том, что тут статуи обоих апостолов были вынесены ближе к Невскому проспекту, где были помещены на особых постаментах.

В Граде св. Петра установлено несколько памятников Петру I – однако, как это ни удивительно, почти нет статуй, представляющих небесных покровителей города – св. апостолов Петра и Павла. Наиболее ранним – и, повидимому, самым известным исключением – может служить изображение апостола Петра в сцене низвержения Симона-волхва на аттике Петровских ворот Петропавловской крепости. Но там, впрочем, мы видим не "круглую скульптуру", а, собственно говоря, многофигурный резной барельеф. Скульптура не пользовалась популярностью в православной традиции, хотя в петербургском православии эта установка была отставлена на второй план. Достаточно всплмнить хотя бы о четыре скульптурах святых, установленных в нишах северного портика Казанского собора.

Меньшей популярностью у петербуржцев пользуются превосходно исполненные, однако суховатые по внешнему облику барельефные изображения обоих апостолов с их символами – мечом и ключом, установленные на створках массивных дверей главного, западного входа в Исаакиевский собор. Они были выполнены в середине XIX столетия опытным петербургским скульптором И.Витали.

Можно упомянуть и о статуях апостолов Петра и Павла, поставленных в нишах по обе стороны ворот, ведущих с Лиговского проспекта к Крестовоздвиженской церкви (дом 128). Если встать перед надвратной колокольней и посмотреть наверх, то можно заметить, что их дублируют аналогичные изваяния меньших размеров, установленные на одном из ярусов колокольни.

Фигуры апостолов Петра и Павла выглядели бы вполне уместно на пьедесталах, фланкирующих колоннаду Казанского собора со стороны Невского проспекта, тем более что строился он повелением Павла I, и в своем облике нес отсылки к собору св. Петра в Риме. Весьма любопытно, что установка таких фигур была предусмотрена по первоначальному плану со стороны главного, восточного входа в собор[200]200
  Курбатов В.Я. Петербург. Художественно-исторический очерк и обзор художественного богатства столицы. СПб, 1993, с.76 (оригинал вышел в 1913 году).


[Закрыть]. Гранитные постаменты для статуй апостолов до сих пор сохранились. Они завершают знаменитую ограду сквера напротив главного входа в собор, выполненную в 1811–1812 годах. Однако установке самих статуй небесных покровителей Петербурга что-то помешало. Теперь мы можем видеть перед собором, со стороны Невского, на высоких постаментах, лишь памятники полководцам, руководившим российскими войсками в годы «наполеоновских войн».

Из сказанного ясно, что необычайная, по сути дела, настойчивость петербургских лютеран, направленная на восполнение недостатка, представляется семиотически – но, в первую очередь, духовно – оправданной и даже более чем уместной.

Прекращение «немецкого засилья»

«Не доверяя русским, Анна поставила на страже своей безопасности кучу иноземцев, вывезенных из Митавы и из разных немецких углов. Немцы посыпались в Россию, точно сор из дырявого мешка, облепили двор, обсели престол, забирались на все доходные места в управлении. Этот сбродный налет состоял из „клеотур“ двух сильных патронов, „канальи курляндца“, умевшего только разыскивать породистых собак, как отзывались о Бироне, и другого канальи, лифляндца, подмастерья и даже конкурента Бирону в фаворе, графа Левенвольда, обер-шталмейстера, человека лживого, страстного игрока и взяточника». Такими живыми красками набросал в лекции LXXI своего «Курса русской истории» В.О.Ключевский контуры ситуации «немецкого засилья».

Наш замечательный историк был вполне прав. К концу "анненского десятилетия" естественная для герцогини курляндской опора на силы лично ей преданных администраторов и военачальников остзейского, а впрочем, вообще немецкого происхождения, проявила тенденцию перерастания в этнократию – то есть такую организацию власти, при которой политическая, хозяйственная и военная элита состояла и пополнялась бы из лиц одной национальности (в данном случае – немцев), а также их креатур и протеже.

Не менее естественным было и то, что прекращение этой заметной широким слоям общества и раздражавшей их тенденции было написано на знамени недовольных, давно собиравшихся вокруг цесаревны Елизаветы Петровны. "Озлобление на немцев расшевелило национальное чувство; эта новая струя в политическом возбуждении постепенно поворачивает умы в сторону дочери Петра", – заключил Василий Осипович в цитированной нами лекции раздел, получивший у него характерный заголовок: "Движение против немцев".

Грянул ночной переворот 24–25 ноября 1741 года. Главные деятели "периода немецкого засилья" отправились на эшафоты и в ссылки. Разгоряченная "вином и волей", толпа несколько дней громила петербургских иностранцев. Оттеснив этнических немцев, у престола расположились русские вельможи – Шуваловы, Воронцовы, Панины, а их, в свою очередь, не раз оттесняли, и очень лихо, деятельницы "интимного", женского кабинета – такие, как Мавра Шувалова или Анна Воронцова (вот, кстати, тема, пока не затронутая в гендерно-политических исследованиях). Национальное чувство нашло себе удовлетворение и со временем успокоилось, порядок был восстановлен – что же касалось «петербургских немцев», то они продолжили благоденствовать, теперь уже под скипетром «дщери Петровой».

Петербургские немцы в елизаветинскую эпоху

Российская армия нуждалась в хорошо подготовленных офицерах – и в Петербурге продолжил работу Сухопутный шляхетный кадетский корпус (позднее – Первый кадетский корпус), задуманный и организованный в 1731 году Х.А.Минихом. «По замыслу Миниха, Кадетский корпус был рассчитан на 200 детей дворян – 150 русских и 50 лифляндских и эстляндских. Кадетами становились дети в возрасте 13–18 лет, и здесь они должны были учиься и жить на полном государственном содержании. Это было закрытое, сословное, привилегированное учебное заведение, своеобразная „рыцарская академия“, ориентированная на подготовку молодых дворян к военной и гражданской деятельности»[201]201
  Смагина Г.И. Немцы – учителя и устроители государственных учебных заведений в России XVIII в. \ Немцы в России: Люди и судьбы. СПб, 1998, с.150.


[Закрыть].

До конца восемнадцатого столетия, в Корпусе получили воспитание около пяти тысяч юношей, из них более половины прошли полный курс обучения. Об эффективности постановки дела говорит то, что среди этих воспитанников были П.Румянцев и А.Суворов… Нужно ли что-либо прибавлять к этому краткому перечню – да, если говорить начистоту, то много ли имен русских полководцев, вплоть до нашей эпохи, могли бы достойно продолжить этот ряд? Что же касалось преподавателей, то во времена Миниха – а он был директором Корпуса в течение первого десятилетия его существования – более двух третей составляли немцы. После того их доля несколько снизилась, однако в елизаветинское время была еще численно преобладавшей. Поэтому вся атмосфера жизни и учебы в Корпусе несла отпечаток "немецкого духа".

Присутствие в Корпусе отпрысков лифляндского и эстляндского дворянства отнюдь не было случайным. Дело в том, что в прибалтийских провинциях, присоединенных в результате Северной войны, подросло новое поколение, ни в каком подданстве, кроме российского, не состоявшее, и иного поприща для своей карьеры, нежели "Русский Рейх", не мыслившее[202]202
  Приводим выражение из новогодней оды, созданной в анненские времена петербургско-немецким поэтом Г.Юнкером: «Das unerschöpfte Russenreich Empfindt nunmehr die güldnen Zeiten» («Неисчерпаемая Российская держава Переживает ныне свой золотой век») (немецкий оригинал цит. по: Материалы для истории Императорской Академии наук. Т.VI. СПб, 1890, с.423; курсив наш).


[Закрыть]. Все это были люди, с малолетства готовившие себя к государственной или военной службе, умевшие и любившие приказывать и подчиняться.

Вот, кстати, едва ли не основной канал, посредством которого психологический склад рыцарства старой Ливонии влился в состав менталитета нового, петербургского служилого дворянства. Таким образом, мы вполне можем рассматривать "Палаты Меншикова", что на Университетской набережной, дом 15, как одну из "фокальных точек" в топографии "немецкого Петербурга".

"Елизаветинское двадцатилетие" стало временем ускоренного развития российской экономики. Объем производства крупной промышлености вырос практически втрое. В некоторых ее областях, например, стекольной, количество предприятий увеличилось на порядок. Среднегодовой промышленный оборот вырос почти в три раза, и так во всем.

Немецкие капиталы и руки приняли самое активное участие в этой эпохе промышленного и торгового оживления. Как отметил современный исследователь истории петербургских немцев, «с начала 50-х годов все больше и больше их прибывало из разных частей Германии, поскольку шанс на успех в русской столице был больше, чем в других местах. Около 1750 г. в Петербурге насчитывалось только 25 частных предприятий, тогда как в 1797 г. их работало уже сто десять»[203]203
  Дальман Д. Петербургские немцы в XVIII столетии: крестьяне, ремесленники, предприниматели" \ Немцы в России: Петербургские немцы. СПб, 1999, с.159 (последняя фраза цитаты дана со ссылкой на статью И.Батера).


[Закрыть]. В определенных отраслях хозяйства – к примеру, в хлебопекарной промышленности Петербурга, а также в производстве сахара-рафинада в масштабе империи в целом, немецким предпринимателям удалось достигнуть практически монопольного положения.

Война с Пруссией

Патриотические чувства российских немцев прошли испытание в годы тяжелой, обременительной для страны войны с Пруссией, занявшей последние пять лет царствования императрицы Елизаветы Петровны. Кровопролитная и долгая, эта война принесла русским войскам, как известно, впечатляющие успехи. Прежде всего, 22 января 1758 года, порой сильного снегопада, наши войска вступили в столицу Прусского королевства – Кенигсберг, лишив таким образом Фридриха Великого титула «величества» (и оставив ему одну «светлость», в качестве курфюрста бранденбургского).

Через два дня, население города было приведено к российской присяге. Восточная Пруссия вошла в результате этого акта в состав Российской империи на правах новой губернии. Новые власти сохранили сложившуюся к тому времени в Пруссии структуру управления, подтвердили привилегии помещиков-юнкеров, провозгласили свободу вероисповедания – одним словом, демонстративно продолжили линию поведения, установленную Петром I относительно прибалтийских провинций, приобретенных в результате Северной войны. После недолгих экспериментов, русские власти подтвердили там древние привилегии местного, остзейского дворянства, и передали в его руки бразды управления краем.

Мысленное возвращение к тем временам будет весьма полезно при определении статуса и исторической миссии теперешней Калининградской области, которой еще предстоит найти верный курс между Сциллой Европейского союза и Харибдой Союза Независимых Государств (СНГ).

Среди пруссаков, приведенных тогда к присяге, был и профессор философии местного университета, небезызвестный Иммануил Кант. Что же касалось университетских поэтов, то они принялись за привычное дело составления придворных од, которые потом передавались представителям оккупационных властей, для передачи к петербургскому двору. Любопытно, что Елизавета величалась в них "самодержицей всех русаков" – несомненно, затем, чтобы проще зарифмовать последнее слово с пруссаками, сблизив оба народа в пространстве стиха[204]204
  В оригинале оды профессора И.Г.Бока стояло «Selbstherrscherin aller Reussen», что, не противореча придворному узусу своего времени, в данном случае почти с неизбежностью подразумевало рифму «Reussen – Preussen» (продолжаем цитировать немецкие ученые оды XVIII века по статье Л.В.Пумпянского, с. 5–6; курсив наш).


[Закрыть]. Цитированная ода была, кстати, передана по назначению, читана в Петербурге – и, видимо, понравилась. Во всяком случае, автора освободили от контрибуции, а потом и избрали почетным членом Академии наук.

Надо сказать и о таком важном событии, как первом за всю историю сношений наших народов занятии русскими войсками Берлина, осенью 1760 года. Войска Чернышева тогда покинули город так же оперативно, как и его заняли, так что речь шла скорее о тактическом успехе. Тем не менее, он произвел свое впечатление как на Фридриха, так и на всю Европу. Отнюдь не страдавший особой впечатлительностью, прусский король признавался впоследствии, что ему нет-нет да и приснится кошмар: русские (точнее, как он выражался, "казаки и калмыки") скачут по улицам Берлина.

Ну, а полученные тогда ключи от Берлина были помещены на вечное хранение в Казанский собор Петербурга. Нельзя исключить, что Гитлер помнил об этом факте – имевшем, разумеется, исключительно символическое значение – когда отдавал своим войскам приказ о походе на Ленинград[205]205
  Об этой возможности напомнил в одном из своих исторических романов В.С.Пикуль, сам бывший участником последней войны с Германией (см.: Пером и шпагой. Л., 1991, с.303).


[Закрыть].

Петербургские немцы напряженно следили за ходом войны с Пруссией, и праздновали благоприятный исход каждой удачной баталии. Во всяком случае, в архивах петербургской кирхи св. Петра хранятся упоминания о торжественных богослужениях, отмечавших важнейшие успехи российского оружия – в первую очередь, занятие Кенигсберга и Берлина.

Переживания усугублялись тем, что родственники многих прихожан участвовали в боевых действиях. Так, бывший патроном общины св. Петра, барон Н. фон Корф, с началом войны сложил с себя эти обязанности. Присоединившись к действующей армии, он принял участие в боевых действиях и был потом назначен генерал-губернатором Восточной Пруссии. По происхождению Корф был лифляндец, бывший российским подданным от рождения. Вот яркий пример успехов немцев нового поколения в елизаветинскую эпоху![206]206
  Подробнее см.: Таценко Т.Н. Немецкие евангелическо-лютеранские общины в Санкт-Петербурге в XVIII–XX вв. \ Немцы в России: Петербургские немцы. СПб, 1999, с. 250–251.


[Закрыть].