Текст книги "Метафизика Петербурга. Немецкий дух"

Розенкрейцерство

Восьмидесятые годы XVIII столетия прошли в русском масонстве под знаком деятельности Н.И.Новикова. Собственно, если иметь в виду чисто масонскую иерархию, то тут первенство принадлежало Иоганну Георгу (или, как его у нас стали называть, Ивану Егоровичу, или Григорьевичу) Шварцу. Шварц был природный немец, которому довелось рано приехать в Россию, наладить здесь отношения с рядом видных людей и войти в доверие к предводителям масонских лож различных систем. В 1781 году, с их ведома и согласия, Шварц выехал в немецкие земли. Целью его было обретение «подлинного масонства». Строго говоря, речь шла о розенкрейцерстве, входившем тогда в большую моду в европейском, в особенности же, германском мистицизме.

Нам уже доводилось коротко говорить об этом духовном движении, начавшемся выпуском в начале XVII столетия ряда книг немецкого мистика Иоганна Валентина Андреэ. В них содержалась легенда о странствиях на восток средневекового рыцаря по имени Христиан Розенкрейц, о тайнах всезнания и бессмертия, найденных там, и о тайном капитуле посвященных, основанном им после возвращения в Германию. Формально, Андреэ призывал к церковной реформе на основе признания общих для католической и протестантской церквей двух базовых таинств, а также к политическому возрождению Германии на основе обновленной Священной Римской империи. Значительно большее влияние на европейскую интеллектуальную элиту оказали его рассказы о тайном обществе посвященных, которые состояли в братском общении между собой вне зависимости от подданства и религии, хранили весьма древние знания, передаваемые от Адама, и собирались время от времени на могиле Розенкрейца для согласования своих действий, направленных на незаметное управление ходом истории.

Во второй половине XVIII столетия, разрозненные и работавшие до того скрыто, кружки розенкрейцеров вливаются в состав масонства, а их члены берут в свои руки бразды управления многими ложами. Можно сказать и так, что, в поисках тайных знаний, руководители масонского движения натолкнулись на массив розенкрейцерской литературы и выработали на ее основе ряд новых "градусов" своего учения. В теоретическом отношении, эти "градусы" включали систематическое описание мироздания на основе древних нумерологических схем, заимствованных из арсенала алхимии и каббалистики. Как следствие, одни розенкрейцерские авторы объясняли мир, начиная с таких первоначал, как соль, сера и меркурий, другие же сразу вводили читателя в "тайны сефирот", то есть в каббалистику.

В практическом отношении, особое внимание придавалось развитию тех способностей, которые в наше время носят название парапсихологических. Опытный розенкрейцер мог поддерживать отношения с братьями по ордену, не выходя за пределы своей комнаты. Обострив до предела духовный слух и духовное зрение, он получал руководство и наставление от незримых наставников, действовавших на иных планах бытия, повелевал стихиями планетарной эволюцией. С целью обострения этих способностей, розенкрейцеры активно привлекали новые психотехники – к примеру, вошедшее тогда в моду учение Месмера о "животном магнетизме".

В организационном отношении, розенкрейцерство завершало круг масонских наук, изучение которых начиналось в "голубом", иоанновском масонстве, продолжалось в "красном", андреевском, и заключалось в "черном". Перед вступлением в "орден Злато-Розового креста", полагалось пройти особую, теоретическую степень, подготавливавшую адепта к безумному напряжению ожидавших его духовных работ. Нормативный материал, предписанный к освоению на этой ступени, был собран в коротком учебнике, получившем название "Теоретический градус наук Соломоновых".

Пособие это дошло до настоящего времени в ряде списков. Его вводная часть содержит предписания по чинопоследованию важнейших ритуалов, таких, как открытие ложи, "столовое собрание", интродукция новых членов. Основная часть, иногда излагавшаяся обособленно, под титулом "Наставление для теоретических братьев", включает "учение о Боге в природе", а также "учение о натуре в человеке" – или, для краткости, теософию и натурфилософию. При разработке обеих дисциплин, авторы пособия основывались преимущественно на наследии немецкого мистицизма – от Якоба Беме до Иоганна Кристофа Вельнера.

Приехав в Митаву, И.Е.Шварц сразу же обратился к мастерам курляндского масонства, которое пользовалось в Германии большим респектом. Получив от них рекомендательные письма к предводителям германских розенкрейцеров, он, долго не медля, отправился дальше, в Берлин (первенство в розенкрейцерском движении XVIII века сначала принадлежало Вене, но потом перешло к Берлину). По приезде, он встретил самый доброжелательный прием у берлинских розенкрейцеров, был посвящен в высшие степени их ордена и получил патент на открытие лож "теоретической степени" на всем пространстве Российской империи. Сам Шварц был назначен их предстоятелем. Второе по положению место – "главного надзирателя" работ "теоретического градуса" – получил Н.И.Новиков.

Таким образом, немецкое розенкрейцерство было заимствовано россиянами в «петербургский период» непосредственно из Германии, притом неоспоримо законным путем. В дальнейшем оно развивалось под руководством немцев и при большом их участии. Так, для печатания эзотерической литературы была выделена особая типография, помещавшаяся в Москве, у Меншиковой башни. Рабочие там были почти исключительно немцами. В Берлин, для правильной постановки эзотерических работ, направлялись, частично за счет ордена, наши масоны, как опытные, так и совсем начинающие. Наконец, И.Шварц твердо держал бразды правления российским розенкрейцерством до своей ранней смерти, последовавшей в 1784 году. Любопытно, что его преемником стал не Новиков, но другой немец – барон Г.Я.Шредер, принявший псевдоним Sacerdos, то есть «Священник».

Это масонское имя представляется весьма интересным. Дело в том, что в росийском розенкрейцерстве постепенно вышло на первое место стремление теснее примкнуть к христианской церкви, образовав на ее основе, и, в общем, в ее рамках, более узкую организацию типа "православного ордена" – или, если угодно, "внутренней церкви". Об этом говорили и одежды мистагогов ("мантия настоятельская белая, златом или золотым розами испещренная"), и убранство ложи (равносторонний престол, на котором стояли чаша красного вина, блюдо с белым хлебом и большая солонка с солью), равно как и ритуалы рукоположения кандидатов.

Как справедливо отмечают историки розенкрейцерства, был у нас создан и своего рода "церковный устав" – получившая значительное распространение в свое время брошюра "Духовный рыцарь" И.В.Лопухина. В "Нравоучительном катехизисе франкмасонов", написанном тем же автором прежде "Духовного рыцаря", однако печатавшегося потом на правах приложения к этому сочинению, Лопухин без обиняков называл розенкрейцерских предстоятелей "Священниками Храма Премудрости", заложенного Иисусом Христом, а самого Его называл "Главой и Учредителем истинных Каменщических работ"[266]266
  Лопухин И.В. Масонские труды: Духовный рыцарь. Некоторые черты о внутренней Церкви. М., 1997, с. 69–70 (об облачениях и убранстве ложи см. с.44, 49). Оригинал выпущен в 1791 году, цитированное издание воспроизводит переиздание 1913 г.


[Закрыть].

В общем, не зря в "обвинительных пунктах", составленных при разгроме розенкрейцерских кружков в 1792 году, на шестом месте названо то, что у них "… храмы, епархии, епископы, миропомазание и прочия установления и обряды, вне святой нашей церкви не позволительныя"[267]267
  Цит. по: Довнар-Запольский М.В. Правительственные гонения на масонов \ Масонство в его прошлом и настоящем. Т.II. М., 1991, с.133 (репринт издания 1915 года).


[Закрыть].

Миссия Новикова

Надеемся, что после сказанного стало яснее, какую школу мысли и чувства прошел Николай Иванович Новиков. В его биографии мы встречаем, как и у многих других, период увлечения идеями французских философов-просветителей, время глубокой депрессии, последовавшей при осознании того, что в мире Просвещения «… будущее бред, Бог такой владыка, которому не служат, вселенная есть фамилия без начальника»[268]268
  Высказывание из одной из статей Новикова. Цит. по: Серман И.З. Новиков \ История русской литературы. Т.IV. Литература XVIII века. Ч.2 Ред. Гуковский Г.А., Десницкий В.А. М.-Л., 1947, с.132.


[Закрыть], и обретение душевного равновесия в лоне ордена «вольных каменщиков».

Новиков был принят в масоны в 1775 году, в Петербурге, в одной из елагинских лож, продолжил работы в "рейхелевой системе", а завершил свой духовный путь, уже после переезда в Москву, как один из предводителей розенкрейцерства. Точнее, духовный путь нашего славного просветителя завершился в Шлиссельбургской крепости, куда он был в 1792 году помещен после пристрастного следствия, но без открытого суда, где провел четыре тяжелых года, и откуда был выпущен, "дряхл, стар и согбен", в рваном тулупчике, доживать свои дни в дальнем имении.

В беседах с орденскими наставниками, Н.И.Новиков был настойчив и подозрителен. Едва не утратив веру один раз, он боялся пойти снова по неверному пути. В большинстве биографий Новикова, приводится трогательный фрагмент его разговора с фон Рейхелем, когда, "… разговаривая через переводчика (не помню, кто был) о всех разделениях и разных партиях в масонстве, спросил я у него в самых сильных выражениях: Я не прошу вас о высших градусах, ниже о изъяснении масонства, потому что я решился терпеливо ожидать, упражняясь, сколько могу, в нравственности, самопознании и исправлении себя, но прошу вас, дайте признак мне такой, по которому я мог бы безошибочно узнать истинное масонство от ложного, чтобы нехотя не зайти в ложное; что я по сему признаку верно следовать буду, – но что ежели он мне даст несправедливый, то он Богу ответствовать будет. Под именем истинного масонства разумели мы то, которое ведет посредством самопознания и просвещения к нравственному исправлению кратчайшим путем, по стезям христианского нравоучения; и просил его о том со слезами"[269]269
  Разрядка новиковского оригинала заменена нами курсивом. Цит. по: Пыпин А.Н. Русское масонство. XVIII и первая четверть XIX в. Пг, 1916, с.196.


[Закрыть].

Наше внимание в этом расказе привлекает почти детская наивность Николая Ивановича. Помимо того, что его собеседник, как светский человек и карьерист, не был расположен к излишней откровенности, он был к тому же связан масонскими клятвами, включавшими различные толкования ближайших задач и конечной цели масонских работ на разных ступенях посвящения. Поэтому какого-либо окончательного ответа фон Рейхель, строго говоря, дать не был вправе. Он, впрочем, вышел из положения вполне достойно, посоветовав Новикову в любом случае избегать обществ, имеющих политические амбиции, или хотя бы тень таковых, и даже смахнул слезу, набежавшую на глаза при ответе. Да и как было не прослезиться, вспомнив о близости казематов Петропавловской или Шлиссельбургской крепости.

Что же касалось положительных целей, то тут Новиков сам знал, что делать. Перебравшись в Москву в 1779 году и взяв в аренду типографию Московского университета, он стал издавать азбуки и буквари, учебники географии и истории, пособия по экономике и философии, переводы новейшей художественной литературы, в первую очередь – французской и немецкой. Широко черпая из кошельков богатых масонов, Новиков поставил дело на широкую ногу. Начальный капитал его книгоиздательской деятельности составлял сумму около двухсот тысяч рублей – по тем временам, целое состояние. На них удалось почти сразу оборудовать типографию двадцатью печатными станками. Многие современные книгоиздатели могут только мечтать о такой типографской базе!

Кроме того, Новиков озаботился организацией воспитательных домов, общедоступных школ, бесплатной аптеки, сбором помощи голодавшим крестьянам – и все это по собственному почину и побуждению, вне всяких приказов начальства и благословения духовных властей. Последнее представляется существенно важным. Располагая в лучшие годы несколькими десятками сотрудников, Новиков тем не менее действовал так, как если бы за ним стояло общество просвещенных и порядочных людей – общество не в старом, масонском, но в уже в современном смысле этого слова – общество, которое располагало собственным мировоззрением, дополняло и преобразовывало его в свободной дискуссии и имело моральное право обсуждать на его основе действия властей, а если нужно – и поправлять их.

Вот почему главным итогом "новиковского десятилетия" (1779–1789) в русской культуре стало не издание целой библиотеки новейшей литературы и не широкая филантропическая деятельность, но выработка понятия об общественной деятельности, а в конечном счете – и интеллигенции, как ее субъекте и движущей силе.

Повторив таким образом вывод, разделяемый в общих чертах большинством историков российской общественной мысли, мы можем задать себе один естественный вопрос. Новиков не читал публичных лекций по эзотерическоу богопознанию, а список изданных им книг не включал сочинений ни по алхимии, ни каббалистике. На первом из названных поприщ блистал И.Е.Шварц, второе же, как мы знаем, оставил за собой И.В.Лопухин. В сущности, цели, которые одушевляли Новикова – а именно, просвещение и благотворительность – входили в задачу первоначального, "иоанновского" масонства. Почему же тогда Новиков не вышел из ордена розенкрейцеров, но продолжал участвовать в их сумрачных мистериях вплоть до начала правительственных гонений?

Ответ на этот вопрос не представляется ни очевидным, ни простым. Тем не менее, в самом первом приближении, мы полагаем возможным предположить, что доминантой внутренней жизни Николая Ивановича была тяга к целостному мировоззрению. Выйти из бледного деизма "иоанновских" степеней, не додумав до конца своих мыслей, не оправдав текущую деятельность твердым понятием о том, как она встраивается в мировой порядок, и только надеяться, что где-то в туманной дали ей суждено заслужить благословение официальной церкви – нет, это было не для него.

Наступало уже совсем новое время. Кант, Шеллинг и Фихте разрабатывали или задумывали свои грандиозные рациональные системы, не исключавшие, впрочем, ни творческой интуиции, ни веры в откровение, но только указывавшие им определенные границы и рамки. "На подходе" была и философия Гегеля. Продумать эти системы и положить их в основание своей общественной или учительной деятельности выпало на долю следующих поколений российского юношества.

Своеобразное поклонение немецкой философии вошло со временем в плоть и кровь отечественной интеллигенции. Когда, с приходом XX ввека, в России началось время "больших революций", немецкие интеллектуалы, поехавшие к нам учиться "новому мышлению", с некоторым удивлением, а иногда и отчаянием смотрели на демонстрации, участники которых с непонятным им воодушевлением, скопом и с песнями, тащили большие портреты немецких профессоров или докторов философии – от Гегеля до Маркса[270]270
  Об этом в интересной статье «В ногу со временем. О сокращении нашего пребывания в настоящем» с очень заметной иронией припомнил современный швейцарский философ и политолог Г.Люббе (см.: Вопросы философии, 1994, N 4, с.99).


[Закрыть]…

Пока же в распоряжении Новикова была одна из первых "переходных" систем. Содержа самое общее описание устройства мира, от царства минералов – до личности человека, она освящала каждый из этих уровней догматами и обрядами "внутренней церкви" – или же, говоря современным языком, совмещала интеллигибельность с метафизичностью – и в этом существенном отношении не отличалась принципиально от позже выработанных в Германии систем "объективного идеализма".

Пересоздав свою личность на этом, прочном для своего времени основании, наш славный просветитель обрел и смысл жизни, и силу убежденности – как, впрочем, и признательность потомства. Напомним, что Пушкин приобрел чернильный прибор Новикова и любил ставить его на стол, когда писал, говоря в шутку, что таким образом чернила Новикова – а ними, по всей вероятности, и его пафос – сливаются с его, пушкинскими чернилами.

Заключая наш разговор о миссии Н.И.Новикова, стоит заметить, что, хотя "новиковское десятилетие" прошло в Москве, первоначальными интуициями и знакомствами он был обязан Петербургу. В Петербурге распространялась значительная часть продукции его типографских станков, отсюда же получал он необходимые пожертвования от братьев-масонов. Имеются данные и о том, что петербургские розенкрейцеры не только сотрудничали с Новиковым, но и пережили разгром его деятельности, продолжив свои работы в глубокой тайне (мы говорим в первую очередь о ложе, работавшей "под молотком" А.Ф.Лабзина). Наконец, господствовавшее в Петербуге «елагинское» масонство на позднем этапе развития ни по своим целям, ни по общему психологическому типу не отличалось от «московско-берлинского» розенкрейцерства.

Распад Священной Римской империи

Геополитическая обстановка на западных границах России к концу царствования Екатерины Великой представлялась в общих чертах установившейся. В 1795 году был проведен третий раздел Польши. Брест стал приграничным городом, к северу от которого, вплоть до Балтийского побережья, проходила граница с Пруссией. На юг простирался австрийский рубеж; еще южнее, на уровне северной Молдавии, начиналась турецкая граница. Восток Европы занимала, таким образом, громада самодержавной России, граничившей с двумя крупнейшими германскими государствами, которые твердо стояли на страже феодально-абсолютистских порядков. Ощущение внутреннего родства, издавна объединявшее правящие слои всех трех государств, после воцарения в России Павла, а затем и Александра I, лишь укрепилось.

Через несколько лет после коронации, императору Александру Павловичу довелось ужинать в Потсдаме, у прусского короля Фридриха Вильгельма III. Поздно вечером, у обоих возникла идея спуститься в склеп, где покоились останки Фридриха Великого, приложиться к надгробной плите и поклясться в вечной приязни. Так и было сделано. Этот союз двух сердец имел многобразные последствия для России, в том числе и династические. Дочь прусского короля была выдана замуж за брата русского царя – будущего императора Николая I – и осталась в российской истории под именем императрицы Александры Феодоровны (настоящее ее имя было Шарлотта).

Как следствие, ее сын, взошедший на русский престол под именем Александра II, имел право считать себя в той же мере россиянином, в какой и пруссаком. Может быть, воспоминание о подписанном в 1807 году его дедом, Фридрихом Вильгельмом III, знаменитом "Октябрьском эдикте", предоставившем личную свободу прусским земледельцам, укрепило его в мысли пойти на аналогичный шаг в отношении русских крестьян в 1861 году. Своеобразный мемориал этого, скорее неудачливого прусского короля со временем нашел себе место в интерьере петербургской "Петрикирхе". Слева от алтаря, над импозантными фигурами ангелов и гербом с королевской короной, была укреплена памятная доска с надписью по-латыни "Fridericus Wilhelmus III. Rex Borussiae" и годами жизни.

Отношения душевной приязни объединяли петербургский двор и с венским. Молния французской революции, ударившая, по выражению Ф.Энгельса, в политический хаос, который представляла собой Германия, разметала весь этот установившийся, почти уютный порядок, казавшийся особенно неколебимым на востоке Европы. Подробное повествование о шести "антифранцузских коалициях", о череде великих битв, от Вальми и Маренго до Ваграма и Ватерлоо, о временных государственных образованиях и мирных договорах, подписывавшихся только для выигрыша времени и перегруппировки сил – одним словом, о всех перипетиях "наполеоновских войн" (и непосредственно предшествовавших им походах французских революционных армий) заняли бы много места и отвлекли бы нас слишком далеко от основной темы нашего рассмотрения.

Очерчивая самым схематичным образом ход событий, мы можем говорить о начальном этапе (1792–1812), совершенно катастрофическом для антифранцузских коалиций, и об этапе заключительном (1812–1813), знаменовавшем их полную победу. На первом этапе, австрийские и прусские войска понесли тяжелые поражения. После сражений при Иене и Ауэрштедте (1806), Пруссия как политическое образование практически прекратила существование. В следующем, 1807 году, во время переговоров с русским царем, предшествовавших заключению Тильзитского мира, Наполеон даже предлагал Александру I провести раздел прусских владений – на манер того, как это раньше было проделано с Польшей.

Что же касалось Франца II, то после ряда поражений, под давлением дипломатии Наполеона, в августе 1806 года, он был вынужден официально признать распад Священной Римской империи германской нации, и отказаться от титула ее императора (став, соответственно, просто "императором Австрии Францем I"). Так, под гром пушек и стоны раненых, ушла в небытие старейшая империя Европы. Ей не нашлось места рядом с воздвигавшейся Наполеоном новой империи, претендовавшей в числе прочего и на преемственность по отношению к "римскому наследству".

Поход наполеоновских войск на Москву и ее сдача знаменовали эпоху "великих потрясений" и для Российской империи. Немцы – и, в том числе, прусские воинские соединения – приняли в нем участие на стороне французов. Нужно, впрочем, оговориться, что германцы шли в русский поход с большим нежеланием, и старались при случае перебежать к нам. Из числа перебежчиков был составлен так называемый "немецкий легион", довольно эффективно действовавший против французских войск. В тылу русских войск, летом 1812 года, был создан и так называемый "Немецкий комитет", обращавшийся к германским солдатам с призывами повернуть оружие против французов – и не без успеха, в особенности на завершающем этапе Отечественной войны.

Ну, а затем наступило время крушения "великой армии" и ее изгнания за пределы России. Как известно, М.И.Кутузов убеждал государя "положить оружие" после выдворения оккупантов за пределы России – и не предпринимать заграничных походов, направленных, так сказать, "на добивание зверя в его логове". В крайнем случае, он полагал возможным очистить ближайшие сопредельные местности, однако за Эльбу не выходить ни в коем случае. В случае такого решения, Наполеон еще долго разорял бы Европу, ослабляя ее государства и тем способствуя дальнейшему возвышению России…