Текст книги "Метафизика Петербурга. Немецкий дух"

Архитектурный текст Ленинграда

После победы революции, архитектурный текст, запечатленный в камне и кирпиче на землях близ невского устья, за два с лишним столетия существования города, оказался в серьезной опасности. «Взорвать, разрушить, стереть с лица земли старые художественные формы – как не мечтать об этом новому художнику, пролетарскому художнику, новому человеку», – писал в ту пору один из авторитетных художественных критиков Петрограда, и он был совсем не одинок[464]464
  Выдержка из статьи Н.Н.Пунина, опубликованной в 1919 г., цит. по: Суздалева Т.Э. Н.А.Троцкий. Л., 1991, с.12.


[Закрыть].

Аспирации такого рода были скорее типичны для представителей художественного авангарда в ведущих странах мира. Однако только у нас, с приходом к власти партии политических и культурных радикалов, они получили возможность реального влияния на государственную политику в сфере зодчества и градостроения. И если сложившийся облик нашего города не был существенно искажен, а кое в чем даже дополнен, то это нужно поставить в заслугу ведущим архитекторам эпохи Петрограда-Ленинграда.

Для целей нашей работы, достаточным будет обратиться к творчеству такого влиятельного и талантливого мастера, каким был Ной Абрамович Троцкий. Получив солидную профессиональную подготовку под руководством И.А.Фомина и Л.Н.Бенуа, он свободно владел языком классицизма и полагал, что сложившийся облик центра города должен быть в общих чертах сохранен. Наряду с этим, Троцкий был настоящим советским человеком и потому не находил обременительным для себя следовать за "генеральной линией" во всех ее изгибах.

Как следствие, в творческом наследии архитектора нашли отражение все основные послеоктябрьские стили – однако не в радикальном, но в консервативном (насколько эпоха то допускала) варианте. Именно этот последний и составлял основную особенность ленинградской архитектурной школы, в противоположность московской. Для понимания того, что можно было сделать с Ленинградом, если слепо пойти за московскими зодчими и планировщиками, достаточно совершить прогулку по центру Москвы.

Период, определяемый историками архитектуры, как время преобладания "символического романтизма", был слишком коротким, для того, чтобы найти значительное отражение в облике города. Вместе с тем, он вызвал поток архитектурных проектов Троцкого, один из которых привлек общественное внимание к образу мысли молодого мастера. Речь шла о возведении в Москве величественного Дворца Труда, который, согласно идеям С.М.Кирова и поддержавших его участников I Всесоюзного съезда Советов (1922), должен был стать помещением для руководящих органов страны и в то же время – эмблемой грядущего торжества коммунизма во всем мире.

Проект Троцкого был циклопическим по масштабам и формам. Удивив всех своей оригинальностью, он был удостоин первой премии и оказал вслед за этим довольно заметное влияние на развитие архитектурной мысли как в нашей стране, так и за рубежом. Символу "мировой революции" прообразов иметь не полагалось – за исключением разве что колоссальных фантазий Пиранези, также оставшихся на бумаге. Вместе с тем, современники легко распознали сооружение, принятое Н.А.Троцким за образец. То было выставочное здание со знаменитым "Залом столетий", построенное по проекту известного немецкого архитектора М.Берга в Бреслау (теперешнем Вроцлаве) еще в 1913 году[465]465
  Общее впечатление о сходстве проектов можно составить, сравнив репродукции общего вида дворцов М.Берга и Н.Троцкого (см. соответственно: Горюнов В.С., Тубли М.П. Архитектура эпохи модерна. Концепции. Направления. Стили. СПб, 1992, с.325; Суздалева Т.Э. Н.А.Троцкий. Л., 1991, с.107).


[Закрыть]. Стыдиться тут было решительно нечего: Макс Берг поразил тогда размахом своей фантазии и точностью расчета всю европейскую – а, впрочем, и американскую художественную общественность.

Перейдя к стилю конструктивизма, Троцкий снова поставил перед собой предельно честолюбивые задачи. Власти тогда были озабочены решением проблемы, не имевшей прецедентов в истории – а именно, созданием по всей стране Домов Советов, как центров местного управления, а также Дворцов культуры, как орудия преобразования культурного отдыха (в известной степени – и личной жизни трудящихся). Сразу же взявшись за разработку проектов и оперативно ее завершив, Троцкий добился одобрения своих чертежей и смет. Осенью 1930 года оба здания были заложены. Здание Нарвского Дома Советов (позднее – Кировского райсовета) стало первым в стране, Василеостровского Дома культуры (позднее – Дворца культуры имени С.М.Кирова) – вторым (после Дворца культуры имени М.Горького, также построенного ленинградскими зодчими).

Оба масштабных сооружения были в общих чертах достроены до войны, и их силуэты с тех пор стали привычны взгляду любого жителя нашего города. Оба они заслуживают всемерного сохранения как памятники сталинской эпохи, обладающие первостепенным значением. Нельзя не отметить и той тактичности, с какой им было присмотрено место вне пределов исторической застройки города – и не отдать за это долга памяти планировщику. Ну, а наш следующий вывод состоит в том, что и на втором этапе его творческой деятельности, Н.А.Троцкому довелось оказать определяющее влияние на сложение новых типов общественных сооружений, характерных именно для советского времени.

Конструктивизм был интернациональным стилем, в нем много работали и московские зодчие – к примеру, братья Веснины, разработанный которыми проект Дворца Труда составил в свое время основную конкуренцию проекту Троцкого. Тем не менее, у архитектора были и более близкие прототипы, к которым в первую очередь относился проект фабрики "Красное Знамя", выполненный в 1926 году специально для нашего города немецким архитектором Эрихом Мендельсоном в стиле, только начавшем входить в моду в Германии. Чтобы представить проект, Мендельсон приезжал в Ленинград, очень активно общался с нашими архитекторами, спорил и убеждал. Вот почему Троцкий лишь напоминал об общеизвестном факте, когда писал позже, что своя классика есть даже у конструктивистов, и "в Ленинграде таким классическим образцом является текстильная фабрика "Красное Знамя", сооруженная по проекту Мендельсона"[466]466
  Цит. по: Суздалева Т.Э. Н.А.Троцкий. Л., 1991, с.50.


[Закрыть].

Содержание последнего, третьего этапа творчества Н..Троцкого было определено директивами партии и правительства (1932), выдвинувшими обращение к классическому наследию как обязательное для мастеров социалистического реализма. Приняв их к сведению и исполнению, Троцкий задумался, какой из классических образов можно принять за основу при разработке нового канона. И тут перед его мысленным взором возник фасад здания посольства Германской империи, выстроенного по проекту П.Беренса в Петербурге в 1911–1912 годах. Авторитет, которым немецкий зодчий пользовался в тогдашнем архитектурном мире, был практически непререкаемым. Через его творческую мастерскую прошли В.Гропиус, Мис ван дер Роэ, Ле Корбюзье; легче сказать, кто из больших архитекторов двадцатого века не испытал воздействия его личности и идей. Учиться у Петера Беренса считалось естественным и даже почетным.

Однако в неоклассическом фасаде, который был им поставлен на Исаакиевской площади, было в то же время заключено нечто, о чем классическая архитектура не знала, но приближение чего Беренс – а также, по всей видимости, и Троцкий – не то что предчувствовали, но ощущали спинным мозгом. На долгие годы воображением ленинградского мастера завладела картина того, как ровные, единообразные вертикали колонн занимают одна за другой всю плоскость фасада, отбрасывая любые другие формы, в силу их абсолютной ненужности – и как потом этот железный строй запечатывается с четырех сторон тяжелейшей гранитной рамой. Следует согласиться, что лучшего выражения идеи тоталитарного общества, а также навязываемого им психологического строя, трудно желать.

В первой половине тридцатых годов, в самом начале Литейного проспекта, было построено здание, ставшее штаб-квартирой ленинградских органов государственной безопасности. Современников поразило то, что наличие в здании таких просторных помещений, как актовый зал или спортивный зал, никак не было выявлено на фасаде, очертания которого разработал Ной Троцкий. Напротив, тяжелые пилястры-лопатки, охватившие все этажи и схваченные потом гранитной рамой, исключили саму возможность домыслов о том, что скрывалось за ними и передавали лишь две идеи – единообразия и силы.

Во второй половине тридцатых годов, на южной окраине города было возведено огромное здание Дома Советов. Согласно новому плану развития города, в общих чертах намеченному в Постановлениях ЦК ВКП(б) и СНК СССР от 1935 года, которые были потом развернуты и конкретизированы в целом ряде руководящих документов, предполагалось пойти на беспрецедентные меры – а именно, отказаться от петровской идеи расположения города при впадении Невы в Финский залив и построить его новый центр заново на южной окраине тогдашнего Ленинграда, ориентировав с запада на восток, по оси так называемой "Центральной южной дуговой магистрали". На ее пересечении с Московским шоссе (такое название в те годы носила южная часть теперешнего Московского проспекта) решено было расположить главную площадь нового города и поставить там колоссальное здание Дома Советов – так сказать, нового, советского Зимнего дворца.

Честолюбие Ноя Троцкого снова не изменило ему, так же как верность базовой интуиции того времени. Возглавленный им авторский коллектив одержал победу во Всесюзном конкурсе на проектирование Дома Советов, и в 1936–1941 году новое здание было поставлено на площади, получившей позднее наименование Московской. Практически всю плоскость главного фасада занял четырнадцати – (собственно, двадцатидвух-) колонный портик, вытеснивший остальные возможные элементы и, в свою очередь, придавленный тяжелым скульптурным фризом с государственным гербом. Если смотреть на фасад не анфас, а хотя бы чуть сбоку, то колонны заслоняют расположенные между ними окна, создавая образ единого строя тяжеловооруженных единиц (на последнем теримне нужно настаивать), без малейших просветов между ними.

Нужно признать, что такое решение было весьма убедительным, соответствуя "духу эпохи" в той мере, в какой это вообще было возможно для архитектуры. Впрочем, коллеги Троцкого никогда не забывали о немецком прототипе, скромно стоявшем на Исаакиевской площади – и, воздавая должное высокому профессионализму советского зодчего, отмечали как бы мимоходом, что «беренсианство» на главном фасаде Дома Советов очевидно"[467]467
  Выступление главного архитектора города, Л.А.Ильина на встрече московских и ленинградских архитекторов в 1940 году, цит. по: Суздалева Т.Э. Ibidem, с.146 (курсив наш).


[Закрыть].

Оценить в полной мере влияние последнего периода творческой деятельности Н.А.Троцкого на облик города нам может помочь то обстоятельство, что, параллельно с сооружением Дома Советов, была предпринята масштабная реконструкция Московского шоссе. На всем его протяжении, было построено более семидесяти зданий, положен асфальт, проведены линии автобусного и трамвайного сообщения. Конечно, фасады жилых домов получили значительно более скромное решение, однако же были приняты разумные и весьма убедительные меры по общему согласованию их стиля с обликом Дома Советов (тем более, что некоторые из них – к примеру, дома 153 и 186 по теперешнему Московскому проспекту – проектировал сам Троцкий)[468]468
  Подробнее см.: Яковченко Р.Н. Московский проспект. Л., 1986, с. 84–88.


[Закрыть]. Строительство в этом стиле, получившем в народе наименование «сталинского», было продолжено после войны, причем не только на южной окраине. Таким образом, в архитектурном облике Ленинграда сложились целые магистрали, застроенные представительными и в то же время достаточно комфортабельными зданиями.

Любопытно отметить, что этому стилю довелось оказать обратное влияние на облик Восточного Берлина, ставшего в 1949 году столицей Германской Демократической Республики. На заключительном этапе Второй мировой войны город был, как известно, практически разрушен, а восстанавливать его с начала пятидесятых годов помогали советские архитекторы и строители. Как следствие, в центре Берлина появились магистрали, живо напоминавшие своим обликом Московский проспект в Ленинграде – равно как послевоенный Крещатик в Киеве, или же улицу Горького в Москве. Автор хорошо помнит то удивление, которое он испытал в свое время, пойдя от Александрплатц на восток, по аллее Карла Маркса – и минут через десять попав в район Фридрихсхайн, бывший подлинным заповедником застройки сталинских лет. В формировании его облика как в то время, так и впоследствии, принимали участие и ленинградские деятели искусства. К примеру, памятник В.И.Ленину, установленный во Фридрихсхайне на площади Ленина в 1970 году, был выполнен по эскизу Н.В.Томского. Этот известный скульптор жил в нашем городе до 1942 года, дружил и сотрудничал с Н.А.Троцким и даже создал вместе с ним знаменитый памятник С.М.Кирову, установленный в 1938 году у Дома Советов Кировского района.

В 1954 году было проведено Всесоюзное совещание строителей, обратившее внимание на тенденцию к украшательству, решительно неуместную в новых условиях, когда назрел перевод массового жилищного строительства на рельсы индустриализации, типизации и экономичности. В следующем году, были приняты соответствующие постановления ЦК КПСС и Совета Министров СССР. С целью ускоренного проведения новых строительных принципов в жизнь, в Ленинграде была в том же, 1955 году, сформирована новая строительная организация ("Главленинградстрой"), сосредоточившая в своих руках все жилищное и культурно-бытовое строительство. В течение последовавших десятилетий, историческое ядро города было окружено поясом новостроек, в десятки раз превзошедших его по площади, но, к сожалению, не по красоте, тем более – не по удобству для проживания.

На том создание архитектурного текста Ленинграда, по сути, остановилось. Ведь не считать же бетонные морфемы, грубо сцепленные между собой при помощи методов "крупноблочного и крупнопанельного монтажа", достойным продолжением того божественного текста, который с любовью и тактом разворачивали на невских берегах поколения зодчих прошлого. Следует, впрочем, оговориться, что новое строительство велось, как правило, за пределами исторического ядра города, весьма своевременно осмысленной ленинградскими градостроителями как "объединенная охранная зона".

Самым оперативным образом решив болезненную для города проблему массового, недорогого жилья, оно заняло всю приневскую низину – историческую "сцену" городской жизни – кое-где выйдя на склоны окружающего ее "амфитеатра", и тем самым создало более чем просторный "задел на будущее"[469]469
  Говоря о «сцене» и «амфитеатре» в макроландшафте Петербурга, мы принимаем метафору петербургского географа Г.А.Исаченко, представляющуюся плодотворной и в семиотическом контексте (об упомянутых терминах подробнее см. его книгу: «Окно в Европу»: История и ландшафты. СПб, 1988, с. 440–441).


[Закрыть]. Расширяться далее экстенсивно город не может и не должен – достаточно заменять кварталы новостроек, один за другим, постройками более достойного облика, то есть следовать интенсивной стратегии застройки – и, конечно, продолжать поиски нового «большого стиля». Можно предположить, что на этом пути наших архитекторов и градостроителей ожидают новые плодотворные контакты с зарубежными коллегами, не исключая немецких.

Заключение

Попытки советского руководства воплотить идеи «нового мышления» в практику международных отношений привели к довольно быстрому распаду «системы социализма», создавшему в свою очередь условия для объединения двух германских государств, последовавшего в октябре 1990 года. К числу доминант восточной политики «новой Германии» относится экономическая экспансия на территорию новых «буферных государств» – от восстановивших свою независимость прибалтийских республик до Польши и Чехии – дополненная курсом на их вовлечение в состав полноправных членов Европейского Союза. Таким образом, определилась тенденция к восстановлению на северо-западе России, в непосредственной близости от Петербурга, старой ливонской границы по реке Нарове, Чудскому озеру и дальше на юг, в течение многих веков разделявшей великие христианские цивилизации Восточной и Западной Европы.

Государственные образования, существовавшие на старых лифляндских и эстляндских землях в Средние века, равно как в начале Нового времени, были, как правило, недостаточно сильными в военном и экономическом отношениях. Однако их правящие классы нашли, как мы помним, возможность усилить свои позиции за счет вхождения в состав европейских структур разного уровня – от Священной Римской империи до Ганзейского Союза – в решающей степени обязанных своим возникновением и существованием немцам. "Дух Ганзы" прослеживается также в усилиях современных немецких коммерсантов наладить взаимовыгодный обмен с Россией, ограниченный вывозом нашего сырья и обратным ввозом высокотехнологичных товаров, а также продуктов массового потребления – но пока исключающий предоставление российским промышленникам, финансистам и торговым объединениям открытого доступа на свои рынки. Терминалы этой торговли, в значительной мере транзитной, располагаются, как и встарь, на российском Северо-Западе – но теперь уж скорей в Петербурге или его окрестностях, нежели в Новгороде или Пскове.

Следует подчеркнуть, что речь здесь идет не об эффектных метафорах, но о фундаментальных конструктах, обращение к которым принадлежит к числу "общих мест" в мышлении современных политиков, экономистов и деятелей культуры. Так, выбор для Европейского Союза полицентрической модели, содержавшейся имплицитно уже в базовой для него идее стратегического франко-германского союза, был в большой мере обусловлен мысленным возвращением к раннесредневековой романо-германской империи Карла Великого[470]470
  Подробнее см.: Фадеева Т.М. Европейская идея: путь к интеграции \ Вопросы философии, 1996, N 5, с. 172–174, 184–186.


[Закрыть].

Что же касается Ганзы, то ее имя было возрождено в ассоциации, которая была создана усилиями Торговых палат Германии, Швеции, Дании и прочих государств Балтики, в целях всемерного содействия развитию торговых и культурных контактов между ними. Очередные, XI Международные дни Ганзы были проведены летом 2001 года в Риге, при участии представителей Новгорода и Пскова – а с ними и Санкт-Петербурга, хотя нашему городу в силу понятных причин не довелось принять решительно никакого участия в деятельности исторической Ганзы. Рижские торжества были посвящены 800-летию основания этого города епископом Альбертом, которое положило начало систематическому немецкому заселению земель Восточной Прибалтики[471]471
  [S.a.] Дни Ганзы в Риге \ Санкт-Петербургские ведомости, 2001, 16 июня, с.3.


[Закрыть].

Обращаясь к истории, нужно помнить о том, что многое изменилось – в первую очередь, в психологическом отношении. Достаточно указать на то, что само чувство немецкого патриотизма, сыгравшее огромную роль в европейской истории последних столетий, подверглось в послевоенной Германии капитальному переосмыслению. К примеру, в одном из своих недавних публичных выступлений, президент Германии И.Рау заметил, что, думая о своей родине, он испытывает, пожалуй, чувство любви – но ни в коем случае не гордости. Нам трудно представить себе российского политика, который позволил бы себе сказать нечто похожее о своей стране, – а если бы это и произошло, то его политическую карьеру можно бы было смело считать законченной. Между тем, Иоганнес Рау не оговорился, но воспроизвел в свободной форме то, что до него говорили многие ведущие немецкие политики (так, в 1969 году тогдашний президент Г.Гейнеман заявил, что любить вообще надобно не родину, а семью)… О других аспектах переосмысления исторических доминант "немецкого духа", связанных с выработкой в последние годы более широкого, "европейского менталитета", а также задачей освоения в рамках глобальной постиндустриальной цивилизации, можно не говорить.

С целью налаживания более полного взаимного понимания, весной 2001 года была проведена весьма представительная российско-германская встреча, на которую собрались специалисты в вопросах политики, экономики, науки, культуры, образования и средств массовой информации. Идея такого общественного форума, в задачи которого не в последнюю очередь входит налаживание психологического сближения между нашими странами, была выдвинута президентами России и Германии, а его ежегодное проведение было принято ими под свое покровительство.

Существенно важным для обеих сторон стало то, что первую встречу решено было провести на берегах Невы, отсюда – второе название форума: "Петербургский диалог". Как отмечалось в печати, такое название прямо соотносится с так называемыми "кенигсвинтеровскими беседами". Эти дискуссии проводятся представителями общественности Германии и Великобритании в продолжение уже более пятидесяти лет. Они посвящены лучшему пониманию менталитета друг друга. Таким образом, получил подтверждение, с одной стороны, статус Санкт-Петербурга как неофициальной, "культурной столицы" России, с другой – его исторически весьма тесная связь с немецкой культурой. Не случайно, немецкая сторона предложила рассматривать предшествовавшее открытию форума возложение венков именно на Пискаревском мемориальном кладбище в качестве символического акта российско-германского примирения[472]472
  Подробнее см.: Кореневский М. Президент и канцлер начинают петербургский диалог \ Петербургский Час пик, 2001, 11–17 апреля, с. 1–2; Михайличенко Б. Разговор пока не на равных \ Московские новости, 2001, 10–16 апреля, с.12.


[Закрыть].

Все это позволяет утверждать, что внешнеполитические аспекты «немецкого мифа» Петербурга в общих чертах сохранились – пусть и в довольно ослабленном виде.

В том, что касается культурной традиции "петербургских немцев", то тут наш вывод, напротив, будет пессимистическим. Недавно закончившийся век мировых войн и репрессий не оставил никаких надежд на восстановление этой этнической группы, сыгравшей немалую роль в истории нашего города. Несмотря на все сказанное, следует утверждать, что психологический склад "русского немца" сохранил свою привлекательность для широких слоев российских граждан. Проведя весной 2000 года обследование электоральных предпочтений людей самого разного возраста, уровня жизни, политических убеждений и места жительства, социологи с удивлением обнаружили, что все они сошлись на доверии к человеку, внешне и внутренне схожему, условно говоря, со Штольцем из гончаровского романа "Обломов"[473]473
  Перечень предпочтительных психологических качеств и избранные фрагменты из обсуждения личности их носителя в репрезентативных «фокус-группах», дающие основание для такого вывода, приведены в статье: Ковальская Г. Приидите и володейте \ Итоги, 2000, 21 марта, с. 24–26.


[Закрыть].

Будучи исторически прочно связан с петербургской культурой, психологический тип «русского немца» продолжает соотносится с нашим городом по сей день.

Следует предположить, что воздействие таких предпочтений сказалось и на положительном отношении жителей Петербурга и области к перспективе возрождения в наших краях немецких общин. Так, в 1997 году, получив предложение разрешить основание в Стрельне немецкой колонии Нойдорф, первая очередь которой была бы построена на деньги германского и российского бюджетов и рассчитана на прием пятидесяти переселенцев из среднеазиатских республик, местные власти провели опрос среди коренных жителей Стрельны. Как отмечалось тогда в прессе, "подавляющее большинство поддерживает создание "немецкой деревни" и ждет от этого добрых перемен в жизни городка"[474]474
  Гейзер Е. Первые дома – в сентябре \ Санкт-Петербургская газета St.Petersburgische Zeitung, 1997, N 7–8, с.7.


[Закрыть].

Свидетельствуя о сохранении в массовом сознании россиян позитивных аспектов "немецкого мифа" Петербурга, факты такого рода позволяют надеяться на то, что предприниматели и деятели культуры из Германии, Австрии и Швейцарии будут все чаще избирать наш город как основную базу для своих деловых операций и место жительства на более или менее долгое время. К ним нужно добавить и около пятисот тысяч российских немцев, многие из которых с интересом посматривают в сторону Петербурга[475]475
  О перспективах этнических немцев-россиян подробнее см.: Беккер И. Что ждет немецкий этнос в России? \ Санкт-Петербургская газета St.Petersburgische Zeitung, 2000, N 4, с.1, 6 (второй пагинации).


[Закрыть].

В случае, если приток немецкоязычного населения набрал бы силу, с течением времени вполне можно было бы поставить вопрос и о возрождении культурной традиции «петербургских немцев» в ее полном объеме – не исключая и метафизических аспектов.