Текст книги "Шамал. В 2 томах. Т.1. Книга 1 и 2"

Касиги стоял у одного из окон на верхнем этаже, где располагались кабинеты директора и его заместителей. Он находился в комнате для совещаний, просторном угловом кабинете с огромным столом и креслами на двадцать человек, рассеянно наблюдая за Скраггером и вертолетом. Его разум был в смятении, он с трудом сдерживал гнев. С самого раннего утра он разбирался со сметами затрат, отчетами, счетами дебиторов, планами производства работ и так далее, и все они в итоге давали один и тот же результат: нужны, как минимум, еще один миллиард долларов и еще один год времени, чтобы запустить производство. Он лишь второй раз посещал этот завод, который находился не в его сфере ответственности, хотя Касиги являлся директором и членом Исполнительного комитета при председателе, который в их конгломерате являлся высшим руководящим органом.

Позади него главный инженер Ватанабэ, внешне спокойный и терпеливый, в одиночестве сидел за огромным столом и по обыкновению курил сигарету за сигаретой. Он руководил работами последние два года, а до этого был заместителем главного инженера с самого начала проекта в 1971 году – человек большого опыта. Предыдущий главный инженер умер здесь, прямо на стройке, от сердечного приступа.

Не мудрено, сердито думал про себя Касиги. Два года назад – а то и все четыре – главному инженеру должно было стать совершенно ясно, что их абсолютно предельный бюджет в три с половиной миллиарда долларов окажется недостаточным, что перерасход уже был очень серьезным, а сроки сдачи – совершенно невыполнимыми.

– Почему главный инженер Касусака не проинформировал нас? Почему не подготовил специальный отчет?

– Он это сделал, Касиги-сан, – вежливо ответил Ватанабэ, – но по положениям Верховного соглашения о совместном предприятии здесь все отчеты должны проходить через наших назначенных двором партнеров. Это иранская модель – изначально всегда предполагается, что предприятие будет совместным, пятьдесят на пятьдесят, с соответствующим разделением обязанностей, но постепенно иранцы начинают манипулировать встречами, контрактами, пунктами соглашений, обычно ссылаясь на двор в качестве оправдания до тех пор, пока не получают фактический контроль надо всем, а потом… – Он пожал плечами. – Вы даже не представляете себе, насколько они хитроумны, хуже китайского торговца, гораздо хуже. Они соглашаются купить животное целиком, но отказываются от своего обещания и забирают себе только вырезку, оставляя вас со всей остальной тушей на руках. – Он затушил недокуренную сигарету и закурил другую. – Состоялась встреча всего партнерского совета с Гёкотомо-сама – с самим Ёси Гёкотомо, председателем синдиката – здесь, вот в этом самом кабинете, как раз перед тем как умер главный инженер Касусака-сан. Я присутствовал на этой встрече. Касусака-сан предупредил всех, что иранская практика бюрократических проволочек и давления – правильнее сказать, выжимания денег – отодвинет сроки пуска производства и приведет к огромным перерасходам. Я был там. Я слышал это собственными ушами, но его слова утонули в хоре иранских партнеров, которые заверили председателя, что все пойдет по-новому, что Касусака-сан не понимает Ирана, не понимает, как в Иране делаются дела. – Ватанабэ пристально рассматривал кончик сигареты. – Касусака-сан даже повторил то же самое в частной беседе с Гёкотомо-сама, умоляя его остерегаться иранцев, и передал ему подробный письменный отчет.

Лицо Касиги словно окаменело.

– Вы присутствовали при этой встрече?

– Нет… но он рассказал мне все, что говорил на ней, сказал, что Гёкотомо-сама принял его отчет и пообещал, что лично доведет его до сведения лиц на самом высоком уровне, в Тегеране и дома, в Японии. Но ничего не произошло, Касиги-сан, ровным счетом ничего.

– Где копия этого отчета?

– Никаких копий нет. На следующий день, перед отъездом в Тегеран, Гёкотомо приказал их все уничтожить. – Пожилой японец опять пожал плечами. – Работа главного инженера Касусаки, и моя тоже, состояла и состоит в том, чтобы построить этот завод, какие бы проблемы при этом перед нами ни вставали, а не вмешиваться в деятельность синдиката. – Ватанабэ закурил очередную сигарету от выкуренной наполовину старой, глубоко затянулся, аккуратно затушил окурок, страстно желая раздавить его о пепельницу в труху, а саму пепельницу расколотить вместе со столом, кабинетом и всем заводом на мелкие кусочки заодно с этим Касиги, который сует нос не в свои дела, осмеливается ставить под сомнение его действия, хотя сам ничего не знает и не понимает, никогда не работал в Иране и своей должностью в компании обязан исключительно своему родству с кланом Тода. – В отличие от главного инженера Касусаки, – мягко добавил он, – я все эти годы сохранял копии своих ежемесячных отчетов.

– Со ка? Это действительно правда? – произнес Касиги, стараясь, чтобы его голос звучал вполне буднично.

– Да, – сказал Ватанабэ. И копии этих копий в очень укромном месте, подумал он в самом потаенном уголке своего сердца, доставая из дипломата толстую папку и кладя ее на стол, как раз на случай, если ты попытаешься свалить на меня всю вину за неудачи. – Вы можете ознакомиться с ними, если пожелаете.

– Благодарю вас. – Касиги усилием воли подавил в себе острое желание тут же схватить папку обеими руками.

Ватанабэ устало потер ладонями лицо. Он не спал почти всю ночь, готовясь к этой встрече.

– Как только ситуация нормализуется, работа будет продвигаться быстро. Строительство завершено на восемьдесят процентов. Я уверен, что мы сможем его закончить при правильном планировании, – все это содержится в моих отчетах, включая вопрос выступления Касусаки на встрече с партнерами и, позже, его встречу с Гёкотомо-сама.

– Что вы предлагаете в качестве генерального решения проблемы «Иран-Тода»?

– Такого решения нет, пока ситуация не нормализуется.

– Она уже нормализовалась. Вы слышали радиопередачу.

– Я слышал ее, Касиги-сан, но для меня нормализация означает установление правительством Базаргана полного контроля над ситуацией в стране.

– Это произойдет в течение нескольких дней. Ваше решение?

– Решение простое: получить новых партнеров, которые готовы работать вместе, договориться о необходимом для нас финансировании, и в течение года, даже меньше, чем года, мы запустим производство.

– А мы можем менять партнеров?

Голос Ватанабэ стал таким же натянутым, как его тонкие губы.

– Старые все назначались двором или утверждались им, таким образом все они – ставленники шаха, а потому для новой власти лица подозрительные и враги. С тех пор как вернулся Хомейни, мы не видели и не слышали ни одного из них. До нас дошли слухи, что все они бежали из страны, но… – Ватанабэ пожал своими широкими плечами. – У меня нет возможности проверить эти слухи без телекса, телефонов, без транспорта. Я сомневаюсь, что отношение к предприятию новых «партнеров» будет принципиально иным.

Касиги кивнул и снова бросил взгляд в окно, ничего перед собой не видя. Легко обвинять иранцев, мертвецов, тайные встречи, уничтоженные отчеты. Ни разу председатель Ёси Гёкотомо ни словом не обмолвился ни о встрече с Касусакой, ни о каком-либо письменном отчете. Зачем Гёкотомо хоронить с концами столь важный документ? Это смешно, потому что он и его компания рискуют в той же мере, что и наша. Так почему же? Если Ватанабэ говорит правду и его собственные отчеты способны доказать это, то почему?

И тут, в течение одного мгновения, которое не осталось незамеченным для Ватанабэ, лицо Касиги словно разбилось на осколки, ибо ответ вдруг сам пришел к нему: потому что гигантский перерасход средств и неспособность эффективно управлять комплексом «Иран-Тода», в добавление к катастрофическому сокращению объемов перевозок во всем мире, уничтожит компанию «Тода Шипинг Индастриз», уничтожит Хиро Тода лично и сделает нас безнадежно уязвимыми для враждебного поглощения! Поглощения кем? Разумеется, Ёси Гёкотомо. Разумеется, этим крестьянином-выскочкой, который всегда ненавидел нас за благородство происхождения, за то, что мы – потомки самураев с древних вре…

И снова Касиги почувствовал, что его мозг вот-вот взорвется.

Конечно же, Ёси Гёкотомо, но при помощи и пособничестве наших извечных врагов, «Мицувари Индастриз»! О, Гёкотомо потеряет целое состояние, но они смогут позволить себе понести свою долю убытков, подмазав нужных людей и предложив совместно взять на себя убытки компании «Тода», расчленить ее и, с благословения «Мицувари Индастриз», поставить в ее главе нужное им руководство. Вместе с Тода на свалку отправятся все их родственники: кланы Касиги и Каяма. Для меня это равносильно смерти.

А теперь именно я должен принести в Японию эту ужасную весть. Отчеты Ватанабэ ничего не докажут, потому что Гёкотомо, естественно, будет все отрицать, обвиняя меня в стремлении свалить вину на него, и будет вопить с каждой крыши о том, что отчеты Ватанабэ неоспоримо доказывают, что Хиро Тода в течение долгих лет управлял компанией без царя в голове. Так что мне несдобровать в любом случае! Возможно, это был план Хиро Тода засунуть меня в самую середину этой навозной кучи! Может быть, он хочет заменить меня одним из своих братьев или племян…

В этот момент раздался стук в дверь, и она распахнулась. В комнату торопливо вошел молодой помощник Ватанабэ с расстроенным лицом, пространно извиняясь за то, что нарушил их уединение.

– О, прошу простить, Ватанабэ-сан, да, приношу свои глубочай…

– Что случилось? – оборвал его Ватанабэ.

– Комитет прибывает сюда со множеством людей, Ватанабэ-сан, Касиги-сама! Смотрите! – С побелевшим лицом молодой человек показал на другие окна, расположенные по фасаду здания.

Касиги оказался у окна первым. Перед главным входом появился грузовик с революционерами, за ним следовали другие грузовики и автомобили. Из них выпрыгивали люди, собираясь тут и там в группы.

Скраггер направлялся к зданию, и они увидели, как он остановился, потом снова двинулся вперед к главному входу, но на него замахали руками, прогоняя прочь, и к зданию подъехал большой «мерседес». Открылась задняя дверца, и из машины вылез грузный человек с белой бородой в черном халате и черной чалме. Его сопровождал другой человек, гораздо моложе годами, с усами, одетый в светлое, с расстегнутой у горла рубашкой. Оба были в очках. Ватанабэ с шумом втянул в себя воздух.

– Кто они такие? – спросил Касиги.

– Не знаю, но аятолла означает большие неприятности. Муллы ходят в белых чалмах, аятоллы – в черных. – В окружении полудюжины охранников оба иранца проследовали в здание. – Проводи их сюда наверх, Такео, со всеми церемониями. – Молодой японец тут же бросился исполнять. – Аятолла посещал нас только один раз, в прошлом году, сразу после пожара в Абадане. Он созвал собрание всех наших иранских работников, минуты три распекал их на все лады, потом именем Хомейни приказал выйти на забастовку. – Его лицо превратилось в маску. – Это было началом всех наших бед; с тех самых пор мы, иностранцы, перебиваемся здесь как можем.

– Что теперь? – спросил Касиги.

Ватанабэ пожал плечами, подошел к бюро, взял обрамленную фотографию Хомейни, которую Касиги там не заметил, и повесил ее на стену.

– Простая вежливость, – сказал он с сардонической усмешкой. – Присядем? Они будут ожидать от нас торжественности и официальности. Пожалуйста, займите место во главе стола.

– Нет, Ватанабэ-сан. Прошу вас, вы здесь старший. Я всего лишь посетитель.

– Как вам угодно. – Ватанабэ занял свое привычное место и повернулся лицом к двери.

Касиги нарушил молчание:

– Вы упомянули пожар в Абадане?

– А, прошу прощения, – сказал Ватанабэ извиняющимся тоном; на самом деле он испытывал отвращение из-за того, что Касиги не знал о событии такой важности. – Это произошло в прошлом августе, во время священного для них месяца рамадан, когда ни одному правоверному не разрешается ни есть, ни пить от восхода до заката солнца, и люди обычно раздражительны и вспыльчивы. В те времена национальных выступлений против шаха было немного, большей частью в Тегеране и в Куме, но ничего серьезного на ту пору, и со всеми столкновениями без труда справлялись полиция и САВАК. Пятнадцатого августа поджигатели устроили пожар в кинотеатре «Рекс Синема» в Абадане. Все двери оказались запертыми или забаррикадированными, пожарные и полиция «по случайности» прибыли с опозданием, и в панике погибло почти пятьсот человек, главным образом женщины и дети.

– Какой ужас!

– Да. Вся страна была вне себя от гнева. Тут же во всем обвинили САВАК, а раз САВАК – значит, и шаха, шах обвинил левых и поклялся, что ни полиция, ни САВАК не имели к пожару никакого отношения. Разумеется, он назначил расследование, которое тянулось неделю за неделей. К сожалению, вопрос об ответственности за происшедшее так и остался открытым. – Ватанабэ прислушался, не раздастся ли звук шагов. – Все это оказалось той искрой, которая объединила враждующие оппозиционные группировки вокруг Хомейни и сбросила Пехлеви с их трона.

После паузы Касиги спросил:

– А кто, по вашему мнению, поджег кинотеатр?

– Кто хотел уничтожить Пехлеви? Так легко кричать САВАК! – Ватанабэ услышал, как в коридоре остановился лифт. – Что такое пять сотен женщин и детей для фанатика любого вероисповедания?

Дверь открыл помощник Такео. Аятолла и иранец в гражданском с важным видом вошли, следом за ними в большой кабинет ввалились шесть вооруженных охранников. Ватанабэ и Касиги вежливо встали и поклонились.

– Добро пожаловать, – сказал Ватанабэ по-японски, хотя и говорил на очень хорошем фарси. – Я Нага Ватанабэ, старший здесь, это господин Касиги из штаб-квартиры нашей компании в Японии. С кем я имею удовольствие разговаривать?

Такео, идеально говоривший на фарси, начал было переводить, но человек в гражданском, уже усевшийся в кресло, оборвал его на полуслове.

– Vous parlez français?[40]40
  Вы говорите по-французски? (фр.)


[Закрыть] – грубо спросил он у Ватанабэ.

– Иие. Нет, – ответил Ватанабэ по-японски.

– Bien sûr, m’sieur, – неуверенно произнес Касиги, по-французски он говорил очень средне. – Je parle un peu, mais je parle anglais mieux, et M’sieur Watanabe aussi. Я немного говорю по-французски, но по-английски я говорю лучше, и мистер Ватанабэ тоже.

– Очень хорошо, – отрывисто бросил иранец, по-английски он говорил с парижским акцентом. – Тогда мы будем говорить на английском. Меня зовут Музаде, я являюсь заместителем министра по району Абадана и представляю премьер-министра Базаргана и…

– Но Базарган не устанавливает законы, их устанавливает имам, – резко прервал его аятолла. – Имам назначил Базаргана временным премьер-министром, пока, с Божьей помощью, не будет образовано исламское государство. – Аятолле было под семьдесят, брови у него были такими же белыми, как и борода, черный халат был безукоризненно чист. – Под руководством имама, – с нажимом добавил он.

– Да, разумеется, – произнес Музаде и продолжил, словно его никто не прерывал: – И я официально информирую вас о том, что «Иран-Тода» теперь находится под нашим непосредственным контролем. Через три дня состоится встреча для обсуждения механизмов управления и будущей деятельности. Все предыдущие инициированные шахом и потому незаконные контракты объявляются утратившими силу. Я назначу новый руководящий совет, в который войду я как председатель, представители рабочих, один японский работник и вы. Вам бу…

– И я, а также мулла из Бендер-Делама, – произнес аятолла, испепеляя его взглядом.

Музаде, сердясь перешел на фарси:

– Мы сможем обговорить состав комитета позже. – В его голосе появились резкие нотки: – Главное, чтобы в нем были представлены рабочие.

– Главное – исполнять труд Божий.

– В этом деле труд народный и труд Божий совпадают.

– Не совпадают, если «труд народный» служит прикрытием для сатанинских дел!

Все шесть иранских охранников обеспокоено зашевелились. Они непроизвольно разделились на две группы из четырех и двух человек. В молчании они переводили взгляды с одного из сидящих за столом иранцев на другого. Один из них бесшумно снял автомат с предохранителя.

– Так вы говорили? – быстро произнес Ватанабэ и едва не добавил банзай от облегчения, увидев, что все иранцы повернулись к нему. – Вы хотите сформировать новый комитет?

– Да. – С усилием Музаде оторвал взгляд от аятоллы и продолжил: – Вы подготовите все бухгалтерские книги и отчеты и предоставите их в наше распоряжение, и вы будете нести ответственность за любые… все без исключения проблемы, в прошлом или будущем, и за все преступления против Ирана, в прошлом или будущем.

– Мы являлись партнерами по совместному предприятию с правительством Ирана с нача…

– С шахом, а не с иранским народом, – оборвал его Музаде.

Позади него среди охранников – молодых людей, кто-то был еще совсем подростком, у других только-только начала пробиваться борода – послышалось бормотание.

– Это верно, господин Музаде, – произнес Ватанабэ, не испугавшись. За последние несколько месяцев ему уже много раз доводилось участвовать в подобных перепалках. – Но мы японцы. «Иран-Тода» возводится японскими инженерами и техниками при максимальной помощи со стороны иранских стажеров и рабочих; строительство целиком оплачивается японскими деньгами.

– Это не имеет никако…

– Да, мы знаем, – произнес аятолла громко и доброжелательно, заглушая Музаде, – мы знаем это, и вы желанные гости в Иране. Мы знаем, что японцы – это не подлые американцы и не коварные англичане, и хотя вы не являетесь мусульманами – к несчастью для вас самих, ваши глаза еще не открыты Аллаху, – мы говорим вам «добро пожаловать». Но сейчас, сейчас, с Божьей помощью, мы вернули себе свою страну, и теперь мы должны сделать… создать новые договоренности для будущей работы. Наши люди останутся здесь, будут задавать вопросы. Пожалуйста, сотрудничайте с ними – вам нечего бояться. Помните, мы так же, как и вы, хотим, чтобы завод был построен и начал работать. Меня зовут Ишмаэль Ахвази, и я – аятолла в этом районе. – Он поднялся с кресла с внезапностью, которая заставила многих вздрогнуть. – Мы вернемся на четвертый день от сегодняшнего!

Музаде, вспыхнув, заговорил на фарси:

– Есть и другие приказы для этих чужезем…

Но аятолла уже покинул кабинет. Презрительно скривившись, Музаде встал и с гордым видом вышел, его люди последовали за ним.

Когда они остались совершенно одни, Касиги позволил себе достать платок и промокнуть вспотевший лоб. Молодой Такео стоял, окаменев от потрясения. Ватанабэ полез в карман за сигаретами, но пачка оказалась пустой. Он смял ее в кулаке. Такео вернулся к жизни, торопливо подошел к ящику стола, достал новую пачку, открыл ее и предложил ему сигарету.

– Спасибо, Такео. – Ватанабэ сел и закурил от поднесенной зажигалки. – Вы можете идти. – Он посмотрел на Касиги. – Итак, – произнес он, – теперь все начинается снова.

– Да, – ответил Касиги; мысли о новом комитете, приверженном успешному завершению строительства, и последствиях такого поворота событий целиком захватили его. – Эта лучшая новость, какую мы могли услышать. Это новость будет очень желанной в Японии. – По сути, думал он с возрастающим возбуждением, эта новость снимет проклятье с отчетов Ватанабэ и, может быть, нам – Хиро Тоде и мне – вместе каким-то образом удастся нейтрализовать Гёкотомо. А если, еще лучше, Хиро ушел бы в отставку вместо своего брата, это было бы идеально!

– Что? – переспросил он, увидев, что Ватанабэ смотрит на него.

– Я не имел в виду, что это строительство начнется снова, Касиги-сан, – резко произнес главный инженер. – Новый комитет будет ничем не лучше прежнего… на самом деле он будет хуже прежнего. Со старыми партнерами неизбежный пешкеш открывал нам двери, и ты всегда знал, каков расклад. Но с этими фанатиками, с этими недоучками? – Ватанабэ в раздражении провел пятерней по волосам. Все боги и духи, дайте мне силы не обругать этого дурака за его нескончаемую глупость, подумал он. Будь мудр, успокойся, он всего лишь обезьяна, не такого благородного происхождения, как ты, прямой потомок повелителей севера.

– Значит, аятолла солгал? – радость Касиги улетучилась.

– Нет. Этот бедный дурень верил в то, что говорил, но только ничего не произойдет. Полиция и САВАК, под каким бы новым названием они теперь не проходили, по-прежнему контролируют Абадан и его окрестности – местное население состоит в основном из арабов-суннитов, а не иранцев-шиитов. Я хотел сказать, что снова начинаются резня и убийства. – Ватанабэ объяснил ему суть спора, который вспыхнул между их гостями на фарси. – Теперь, когда каждая группировка устремится к власти, все будет гораздо хуже.

– Эти варвары не подчинятся Хомейни? Не станут разоружаться?

– Я говорю, что левые, вроде этого Музаде, продолжат свою войну, поддерживаемые и подстрекаемые Советами, которым отчаянно хочется прибрать к рукам Иран – и даже не из-за нефти, а из-за Ормузского пролива. Потому что перекрыв своим сапогом этот пролив, они наступят на горло всему Западному миру – и Японии. Что касается меня, Запад, Америка и весь остальной мир могут катиться ко всем чертям, но мы должны будем начать войну, если нашим кораблям запретят проходить через пролив.

– Согласен. Конечно же, я согласен. – Касиги испытывал не меньшее раздражение. – Мы все это знаем. Разумеется, это будет означать войну… пока мы зависим от нефти.

– Да, – Ватанабэ мрачно усмехнулся. – Десять лет, не более.

– Да. – Оба они знали об огромном проекте, запущенном на национальном уровне, по проведению исследований, открытых и засекреченных, для разработки альтернативных источников энергии, которые сделали бы Японию энергетически самодостаточной – их главный национальный проект. Источник энергии: солнце и море. – Десять лет, да, всего десять лет. – Касиги был уверен. – Если у нас будут десять лет мира и свободного доступа на рынок США, то у нас появится своя альтернатива нефти, и мир будет принадлежать нам. Но до тех пор, – добавил он, и гнев вернулся к нему, – следующие десять лет нам придется кланяться варварам и бандитам всех мастей!

– Ведь Хрущев говорил, что Советам ничего не нужно было делать с Ираном, потому что «Иран – это гнилое яблоко, которое само упадет к нам в руки». – Ватанабэ был в ярости. – Я готов поклясться, что эти поганцы сейчас трясут яблоню изо всех сил.

– Однажды мы их побили, – мрачно сказал Касиги, вспоминая японско-русскую войну на море 1904 года, в которой участвовал его дед. – Сможем побить и еще раз. Этот человек… Музаде? Может быть, он просто придерживается прогрессивных взглядов и настроен против мулл. Не все они фанатично преданы Хомейни.

– Согласен, Касиги-сан. Но некоторые так же фанатично преданы своему богу Ленину-Марксу и так же глупы. Однако я готов поспорить, что этот Музаде – один из так называемых интеллектуалов, какой-нибудь бывший студент французского университета, чье обучение было оплачено шахскими грантами, которого приняли, обучили и взлелеяли французские учителя левого толка. Я провел два года в Сорбонне, обучаясь в аспирантуре. Я знаю этих интеллектуалов, этих кретинов, а также некоторых из их учителей. Они и меня пытались обратить. Однажды ко…

Короткая автоматная очередь снаружи оборвала его на полуслове. На мгновение оба они застыли неподвижно, потом бросились к окну. Четырьмя этажами ниже аятолла и Музаде стояли на ступенях главного входа. Ниже них, на площадке перед зданием стоял человек, угрожая им автоматом. Он стоял один в полукруге других вооруженных людей, остальные бросились поближе к грузовикам, некоторые что-то кричали, все были настроены враждебно. Скраггер находился у края площадки, и они видели, как он осторожно переместился на более безопасную позицию. Аятолла воздел руки и обрушился на всех с гневной речью. Ватанабэ не было слышно, что он говорил. Японец осторожно приоткрыл окно и выглянул.

– Он говорит: «Во имя Аллаха, сложите оружие, это приказ имама, вы все слушали выступление по радио и его слова, повторяю еще раз, подчинитесь ему и сложите оружие!»

Раздались новые злобные выкрики, в ответ на них зазвучали другие, люди трясли кулаками, угрожая друг другу. В этой сумятице он увидел, как Скраггер скользнул в сторону и исчез за каким-то строением. Ватанабэ высунулся подальше, напряженно прислушиваясь. – Этот человек, который угрожает им оружием… я не вижу, есть у него зеленая повязка или нет… ага, повязки нет, значит, он должен быть из федаин или Туде…

Над площадкой теперь повисло глубокое молчание. Люди неуловимыми движениями стали пытаться занять более удобную позицию, держа оружие наготове, каждый с подозрением косился на соседа, нервы у всех были натянуты до предела. Иранец, угрожавший аятолле и Музаде на ступенях, поднял автомат и проревел, обращаясь к аятолле:

– Прикажите своим людям опустить оружие!

Музаде сделал шаг вперед, не желая столкновения, понимая, что численный перевес не на их стороне:

– Прекрати, Хасан! Ты должен пе…

– Не для того мы сражались и не для того умирали наши братья, чтобы отдать свое оружие и власть муллам!

– Власть принадлежит правительству! Правительству! – Музаде заговорил еще громче. – Сейчас все оставят оружие при себе, но потом принесут и сдадут его в моем кабинете, поскольку я представляю новое правительство, и на…

– Нет, не представляешь, – вскричал аятолла. – Во-первых, именем Аллаха, каждый, кто не является «стражем ислама», положит свое оружие на землю и уйдет с миром. Во-вторых, правительство подчиняется Революционному комитету под непосредственным руководством имама, и этот человек, Музаде, еще не утвержден, поэтому никакой власти у него нет!

– Я здесь правительство!

– Нет, не ты!

– Аллах-у акбаррр! – прокричал кто-то и нажал на курок; Хасан, юноша, стоявший в центре, получил очередь в спину и сделал пируэт в своем танце смерти. Тут же затрещали другие автоматы, люди бросились врассыпную, ища укрытия, или атаковали тех, кто стоял рядом. Бой был коротким и жестоким. Многие погибли, но людей Музаде были слишком мало. «Зеленые повязки» были безжалостны. Несколько человек схватили Музаде, и теперь он стоял на коленях в пыли, умоляя о пощаде.

Аятолла остался на ступенях. Автоматная очередь попала ему в грудь и в живот, и он лежал на руках у одного из своих людей; кровь быстро пятнала его одежду. Струйка крови сбежала из уголка рта на бороду.

– Бог велик… Бог велик… – бормотал он, потом издал протяжный стон, не в силах превозмочь боль.

– Учитель, – произнес человек, державший его на руках; по его щекам катились слезы, – скажи Аллаху, что мы пытались защитить тебя, скажи Пророку.

– Бог… ве… лик, – пробормотал аятолла.

– Что с этим Музаде? – спросил кто-то. – Что нам с ним делать?

– Исполните Божий труд. Убейте его… убейте его, как вы должны убить всех врагов ислама. Нет Бога, кроме Аллаха…

Приказ был выполнен мгновенно. И жестоко. Аятолла умер улыбаясь, с именем Бога на устах. Другие открыто плакали, завидуя вступившему в рай.