Текст книги "Шамал. В 2 томах. Т.1. Книга 1 и 2"

Хашеми еще раньше спросил капитана, Джона Хогга, не обяжет ли он его, если это вдруг будет необходимо.

– Извините, сэр, – ответил Хогг, – но мне эта идея совсем не нравится.

– Это займет всего несколько минут. Вы можете забрать ключ зажигания с собой, и прерыватели, – добавил Роберт Армстронг. – Я лично прослежу за тем, чтобы никто не заходил в кабину и ничего не трогал.

– Мне это все равно не нравится, сэр.

– Я знаю, – сказал Армстронг. – Но капитан Мак-Айвер предупредил вас, что вы должны делать то, о чем вас попросят. В разумных пределах. А это – в разумных пределах.

Хашеми читал высокомерие на лице Ахмеда, и ему захотелось кулаками разбить эту маску. Ладно, это будет позже, пообещал он себе.

– Пилоты будут ждать в машине.

– А неверный?

– Этот неверный говорит на фарси лучше тебя, вошь, и если у тебя хватит ума, вошь, ты будешь держаться с ним вежливо и называть его ваше превосходительство, потому что, могу заверить тебя и твоих туркменских предков-собак, у него длинная память и он может быть более жестоким, чем ты способен себе вообразить.

Губы Ахмеда раздвинулись в улыбке.

– А его превосходительство неверный, он тоже будет ждать на полосе?

– Он останется здесь. Пилоты будут ждать в машине. Если его высочество захочет взять с собой одного телохранителя, дабы убедиться, что никакие убийцы не притаились в засаде, он, разумеется, может это сделать. Если этот вариант его не устраивает, тогда, возможно, нам следует встретиться в полицейском управлении. А теперь убирайся отсюда вместе со своими дурными манерами.

Ахмед вежливо поблагодарил его, вернулся к машине и передал хану все, что было сказано, добавив:

– Мне кажется, этот кусок собачьего дерьма должен быть очень уверен в себе, чтобы быть таким грубым.

А в самолете Хашеми говорил в этот момент по-английски:

– Роберт, этот сын собаки должен быть очень уверен в себе, чтобы иметь таких заносчивых слуг.

– Ты бы действительно потащил хана всех Горгонов в полицейское управление?

– Я мог бы попробовать. – Хашеми закурил сигарету. – Не думаю, что у меня получилось бы. Его племянник Мазарди все еще начальник здешней полиции и все еще сохраняет б́ольшую часть своей власти – «зеленые повязки» и комитеты не управляют тут ситуацией. Пока.

– Из-за Абдоллы?

– Разумеется, из-за Абдоллы. В течение месяцев, по его приказу, тебризская полиция поддерживала Хомейни. Единственная разница между временами шаха и временем Хомейни состоит в том, что одни портреты заменили на другие, шахский герб убрали со всех мундиров, и сейчас Абдолла держит здесь все в кулаке крепче, чем прежде. – Через приоткрытую дверь в салон проникла струя ледяного воздуха. – Азербайджанцы – порода коварная и жестокая. Шахская династия Каджаров родом из Тебриза, как и шах Аббас, который построил Исфахан и попытался обеспечить свое долголетие, убив своего старшего сына и ослепив второго…

Хашеми Фазир наблюдал за машиной в иллюминатор, пытаясь волевым усилием заставить Абдоллу-хана принять его предложение. Сейчас он чувствовал себя лучше и был больше уверен в том, что доживет до священного дня на этой неделе, чем в воскресенье вечером, когда генерал Джанан ворвался в его управление с постановлением о роспуске внутренней разведки и забрал у него магнитофонные кассеты и Ракоци. Всю ту ночь он провел в мучительных раздумьях, потом, вчера на рассвете, выйдя из дома он обнаружил, что за ним следят какие-то люди, а позже утром его жену и детей на улице толкала какая-то толпа. Весь день до обеда у него ушел на то, чтобы оторваться от тех, кто висел у него на хвосте. К тому времени один из руководителей его секретной «группы четыре» уже ждал его на конспиративной квартире, и в тот же вечер, когда генерал Джанан вышел из своего бронированного лимузина, чтобы войти в свой дом, припаркованная рядом машина, набитая пластитом, разорвала его и его двух доверенных помощников на куски, полностью разрушила его дом, убив его жену, троих детей и семь слуг, находившихся внутри, и его престарелого, прикованного к постели отца. Свидетели слышали, как какие-то люди, убегая, выкрикивали левые моджахедские лозунги. После них нашли разбросанные листовки с грубо написанными словами: «Смерть САВАК, которое теперь САВАМА».

Сегодня рано утром, через полчаса после того, как Абрим Пахмуди тайком покинул постель своей очень тайной любовницы, ей нанесли визит какие-то жестокие люди. Снова люди слышали левые лозунги, и те же слова были написаны на стенах ее квартиры – ее кровью, блевотиной и калом вместо краски. В девять часов сегодня утром он отправился, договорившись об аудиенции, чтобы выразить свои соболезнования Абриму Пахмуди по поводу обеих трагедий: внутренняя разведка, разумеется, проинформировала его об обоих нападениях. В качестве пешкеша он принес с собой часть показаний Ракоци, якобы попавших к нему в руки из других источников, – как раз достаточную, чтобы представлять какую-то ценность.

– Я уверен, ваше превосходительство, если мне будет позволено возобновить свою работу, я смог бы собрать гораздо больше информации. И если бы моему управлению была оказана честь вашего доверия и ему было бы позволено функционировать как раньше – но подчиняться исключительно вам и никакому другому органу власти, – я смог бы предотвратить подобные гнусные деяния и, возможно, стереть этих собак-террористов с лица земли.

Пока Хашеми еще беседовал с Пахмуди, в кабинет с отчаянным лицом вбежал помощник и доложил, что террористы убили одного из самых значительных аятолл Тегерана – снова заминированный автомобиль, – и что Революционный комитет требует немедленного присутствия Пахмуди. Пахмуди тут же поднялся, но, прежде чем уйти, он отменил свое предыдущее распоряжение.

– Я согласен, ваше превосходительство полковник. На тридцать дней. У вас есть тридцать дней, чтобы доказать свою полезность.

– Благодарю вас, ваше превосходительство, ваше доверие переполняет меня счастьем, вы можете быть уверены в моей преданности. Прошу вас, могу я забрать Ракоци назад?

– Этот пес, генерал Джанан, позволил ему сбежать.

Потом Фазир поехал в аэропорт и присоединился к Роберту Армстронгу на борту 125-го и, когда они были в воздухе, принялся хохотать без остановки. Это был первый раз, когда в Иране использовали заминированные автомобили с дистанционным взрывателем. – Клянусь Аллахом, Роберт, – весело сказал он, – это идеально эффективная штука. Ты ждешь в ста метрах, пока не убеждаешься, что это он, потом просто нажимаешь на кнопку передатчика размером с пачку сигарет и… бум! Еще один враг навсегда устранен – и его отец! – Он вытер слезящиеся от смеха глаза; смех у него был заразительный. – Именно это и произвело впечатление на Пахмуди. Да, и без «группы четыре», это были бы я и моя семья.

«Группа четыре» выросла из поданного Армстронгом предложения, которое он принял и развил: небольшие подразделения из команд прошедших самый тщательный отбор мужчин и женщин, обученных самой современной тактике борьбы с терроризмом, очень высокооплачиваемых и всячески оберегаемых – ни одного иранца, каждый знает только членов своей команды, и все известны и преданы только Хашеми. Их анонимность означала, что при необходимости одних из них можно было использовать против других; индивидуально они были расходным материалом, легко заменяемым – на Ближнем и Среднем Востоке слишком много бедности, слишком много подло преданных движений, слишком много ненависти, слишком много бездомных, чтобы под рукой всегда не оказывалось море мужчин и женщины, отчаянно хотевших получить такую работу.

За эти годы его «группа четыре» окрепла и процветала, ее операции оставались тайной, большинство из них не были известны даже Армстронгу. Он посмотрел на англичанина и улыбнулся.

– Без них я был бы мертв.

– Я тоже, вероятно. Я чертовски перепугался, когда этот ублюдок Джанан сказал: «Даю вам день и ночь в счет былых заслуг». Эта сволочь никогда бы меня не выпустила живым.

– Верно.

В нескольких километрах под ними земля была покрыта глубоким снегом, и самолет уже летел высоко над горами, перелет до Тебриза занимал не больше получаса.

– Что насчет Ракоци? Ты веришь, когда Пахмуди говорит, что он сбежал?

– Конечно, нет, Роберт. Ракоци был товаром, пешкешем. Когда Пахмуди обнаружил, что кассеты пустые, а Ракоци в том состоянии, в каком он был, ценности не представляет – разве что в плане расплаты за прошлые услуги, – он никак не мог знать о его связи с твоим Петром Олеговичем Мзитрюком. Или мог?

– Маловероятно. Я бы сказал, невозможно.

– Он сейчас скорее всего в советском посольстве, если уже не мертв. Советы захотят узнать, что он нам рассказал… мог бы он им что-то сообщить?

– Сомневаюсь, он был уже на краю. – Армстронг покачал головой. – Сомневаюсь. Что ты будешь делать теперь, когда снова стал мистером Большим Боссом? Скормишь Пахмуди еще что-нибудь из информации русского за эти тридцать дней… если он еще будет жив через тридцать дней?

Хашеми натянуто улыбнулся и ничего не ответил. Я еще не твой мистер Большой Босс, я даже не в безопасности, пока Пахмуди не будет гореть в аду – вместе со многими другими. Возможно, мне еще придется воспользоваться твоим паспортом. Армстронг передал ему документ перед отлетом. Хашеми его очень тщательно проверил.

Потом он закрыл глаза и откинулся на спинку кресла, наслаждаясь роскошью и удобством частного реактивного самолета, который был уже над Казвином, всего в пятнадцати минутах лета от Тебриза. Но дремать не стал. Он потратил это время, раздумывая, что ему делать с САВАМА, Пахмуди и Абдоллой-ханом и что ему делать с Робертом Армстронгом, который слишком много знал.

Хашеми продолжал разглядывать «роллс» в иллюминатор салона, такой большой, безупречный, доступный в собственность столь немногим на этой земле. Клянусь Аллахом и Пророком, какое богатство, думал он, с ошеломленным благоговением взирая на это свидетельство положения и могущества хана. Какая сила у этого человека, если он так бесстрашно тычет своим автомобилем в лицо комитетам. И мне. Согнуть Абдоллу-хана будет нелегко.

Он понимал, что здесь, в самолете, их положение опасно уязвимо – они будут удобной мишенью, если Абдолла прикажет своим людям открыть по ним огонь. Но он отмел эту возможность, уверенный, что даже Абдолла-хан не осмелится на такое открытое убийство трех неверных и одного самолета, и его, Фазира. Однако на случай, если хан все-таки подготовил «несчастный случай», две команды «группы четыре» были уже в пути, двигаясь по дорогам, одна чтобы расправиться лично с Абдоллой, другая – с его семьей. Остановить их может только условный код, который он должен назвать им лично. Он улыбнулся. Однажды Роберт Армстронг рассказал ему, что в старые времена китайским наказанием для важного лица была «смерть – и смерть всех его поколений».

«Мне это нравится, Роберт, – сказал он тогда. – В этом чувствуется стиль».

Он увидел, как передняя дверца машины открылась. Ахмед вышел из нее, как-то странно держа свой автомат, потом шагнул к задней дверце и открыл ее для Абдоллы.

– Первый раунд за тобой, Хашеми, – произнес Армстронг и прошел вперед, как они договорились. – Хорошо, капитан. Мы управимся как можно быстрее.

Оба пилота с неохотой выбрались из тесной кабинки, надели свои парки и торопливо вышли на холод, спускаясь по ступеням. Они вежливо отдали хану честь. Он показал им рукой на заднюю дверцу «роллс-ройса» и начал подниматься по трапу. Ахмед следовал за ним.

– Салам, ваше высочество, мир вам, – тепло произнес Хашеми, приветствуя его у двери в салон – уступка, которую Абдолла тут же заметил.

– И вам, ваше превосходительство полковник. – Они пожали руки. Абдолла прошел мимо него в салон, не сводя глаз с Армстронга, и сел в ближайшее к выходу кресло.

– Салам, ваше высочество, – произнес Армстронг. – Мир вам.

– Это мой коллега, – сказал Хашеми, усаживаясь напротив хана. – Англичанин, Роберт Армстронг.

– Ах да, его превосходительство, которое говорит на фарси лучше моего Ахмеда и знаменито своей памятью – и жестокостью. – Позади него Ахмед задернул тяжелую занавеску на наружной двери и встал спиной к кабине пилотов на страже, держа автомат наготове, но так, чтобы это не выглядело невежливо. – А?

Армстронг улыбнулся.

– Это просто полковник так приятно выразился, ваше высочество.

– Я не согласен. Даже в Тебризе мы слышали про эксперта Специальной службы, двенадцать лет служившего шаху, гончего пса для его гончих псов, – пренебрежительно произнес Абдолла на фарси. Улыбка исчезла с лица Армстронга, и они с Хашеми оба напряглись при подобном вопиющем проявлении дурных манер. – Я прочел ваш послужной список. – Он обратил свои черные глаза на Хашеми, совершенно уверенный, что его план сработает: Ахмед убьет их по его сигналу, тайно заминирует самолет, прикажет пилотам вернуться в кабину, за чем последует поспешный взлет и смерть в огненном вихре – никак не связанная с ним, на все воля Аллаха, а он сам после такой замечательной беседы, во время которой он обещал «полную поддержку центрального правительства», будет переполнен скорбью.

– Итак, ваше превосходительство, – сказал он, мы снова встретились. Что я могу для вас сделать – я знаю, вы у нас, к сожалению, совсем ненадолго.

– Возможно, ваше высочество, дело в том, что я могу для вас сделать? Мо…

– Ближе к делу, полковник, – резко оборвал его хан, переходя на английский; он был совершенно уверен в себе. – Мы с вами знаем друг друга, мы можем обойтись без лести и комплиментов и сразу перейти к делу. Если бы у вас хватило любезности сесть ко мне в машину, одному, я чувствовал бы себя более уютно, мы могли бы побеседовать вольготно, не торопясь. А сейчас – к делу!

– Я хочу поговорить с вами о вашем контролирующем, генерал-полковнике Петре Олеговиче Мзитрюке, – произнес Хашеми так же грубо, но внезапно похолодев от страха, что угодил в ловушку и что Абдолла является тайным сторонником Пахмуди, – и о вашей долгой связи с КГБ через Мзитрюка, проходящего под кодовым именем Али Хой.

– Контролирующий? Какой еще контролирующий? Про кого вы говорите? – услышал Абдолла-хан собственный голос, в то время как рассудок вопил: ты не можешь этого знать, это невозможно, невозможно. И сквозь частокол ударов собственного сердца он видел, как рот полковника открылся и стал произносить другие вещи, от которых стало еще хуже, гораздо хуже, и самое худшее из всего, что он понял, в клочья разодрало его прекрасный план. Если полковник говорит о подобных секретах так открыто, в присутствии этого иностранца и Ахмеда, то эти секреты записаны где-то еще, в безопасном месте, откуда они в случае «трагического происшествия» попадут в Революционный комитет и к его врагам.

– Ваш контролирующий, – вколачивал в него Хашеми, почувствовав в нем перемену и развивая успех, – Петр Олегович, чья дача находится на берегу озера Цвенги в месте, которое называется Скрытая Долина к востоку от Тбилиси, кодовое имя Али Хой, ваше – Ив…

– Погодите, – хрипло произнес Абдолла. Его лицо было мертвенно-бледным. Этого не знал даже Ахмед, не должен был знать. – Я… я… дайте мне воды.

Армстронг поднялся было с кресла, но замер, увидев наведенный на него автомат Ахмеда.

– Пожалуйста, сядьте, ваше превосходительство. Я принесу воды. Пристегнитесь ремнями, оба.

– Нет никакой ну…

– Пристегивайтесь, – рявкнул Ахмед, махнув автоматом. Он был поражен изменениями, произошедшими с лицом и тактикой хана, и был вполне готов самостоятельно осуществить запасной план. – Пристегните ремни!

Они подчинились. Ахмед был рядом с фонтанчиком для питья, он наполнил пластиковый стакан и подал его хану. Хашеми и Армстронг обеспокоенно наблюдали за ним. Ни тот ни другой не ожидали от хана мгновенной капитуляции. Он словно съежился у них на глазах, был очень бледен и болезненно, с присвистом дышал.

Хан выпил воду и взглянул на Хашеми; маленькие глазки за стеклами очков были в красных прожилках. Он снял очки и рассеянно протер их, стараясь вернуть себе силы. Все, казалось, занимало больше времени, чем обычно.

– Подожди меня возле машины, Ахмед.

Тревожно глядя на него, Ахмед подчинился. Армстронг расстегнул ремень безопасности и снова задернул занавеску на входной двери. Несколько секунд хан чувствовал себя лучше; ледяной воздух, ворвавшийся в салон, остудил голову, прочистив мысли.

– Теперь, что вам нужно?

– Ваша кличка Иваныч. Вы являетесь шпионом и помощником КГБ с января сорок четвертого года. За это время вы…

– Все ложь. Что вы хотите?

– Я хочу встретиться с Петром Олеговичем. Я хочу серьезно его порасспросить кое о чем. Тайно.

Хан слышал его слова и задумался над его словами. Если этот сын собаки знает кодовое имя Петра и его собственное, знает про Скрытую Долину и январь сорок четвертого, когда он тайно ездил в Москву, чтобы поступить на службу в КГБ, он знает и другие вещи, более заслуживающие наказания. То, что хан водил обе стороны за нос на благо своему Азербайджану, не будет иметь никакого значения для наемных убийц, посланных как «справа», так и «слева».

– В обмен на что?

– Свободу действий в Азербайджане – пока вы делаете то, что принесет пользу Ирану, – и устойчивые рабочие отношения со мной. Я предоставлю вам информацию, с которой Туде, левые и курды окажутся у вас в руках. И предоставлю доказательства, что Советы действуют против вас. Например, вы объявлены как секция 16/а.

Хан посмотрел на него разинув рот. В его ушах начал подниматься оглушительный рев.

– Я вам не верю!

– К немедленному исполнению. Приказ подписан Петром Олеговичем Мзитрюком, – сказал Хашеми.

– До… доказательства, я… мне нужны доказательства, – выдавил из себя хан.

– Заманите его на эту сторону границы живым, и я предоставлю вам доказательства. По крайней мере, он предоставит.

– Вы… вы лжете.

– Разве вы не собирались сегодня или завтра отправиться в Тбилиси по его приглашению? Из этой поездки вы бы не вернулись. Легенда была бы такая, что вы, судя по всему, бежали из Ирана. Вас бы заклеймили как предателя, ваше имущество конфисковали, семью покрыли бесчестьем – и скормили муллам. – Теперь, когда Хашеми знал, что Абдолла-хан у него в руках, единственное, что его беспокоило, это состояние здоровья хана. Голова Абдоллы начала мелко подергиваться, обычно смуглое лицо стало бледным со странными покраснениями вокруг глаз и на висках, вена на лбу вздулась. – Вам лучше не ездить на север и удвоить охрану. Я мог бы обменять Петра Олеговича… даже лучше, я мог бы позволить вам спасти его и… ну, вариантов много, если он окажется у меня.

– Что… что вы хотите с ним сделать?

– Информация.

– Я… я получу к ней доступ?

Хашеми улыбнулся.

– Почему бы нет? Значит, мы договорились?

Рот хана беззвучно задвигался. Потом он произнес:

– Я попробую.

– Нет, – резко сказал полковник, сочтя, что пришло время добить поверженного врага одним ударом. – Нет. У вас четыре дня. Я вернусь в субботу. В полдень в субботу я буду в вашем дворце, чтобы забрать посылку. Или, если хотите, можете тайно доставить его по этому адресу. – Он положил лист бумаги на столик между ними. – Или третий вариант, если вы сообщите мне, где и когда он будет пересекать границу, я сам обо всем позабочусь. – Он расстегнул ремень безопасности и поднялся. – Четыре дня, Иваныч.

Ярость, бушевавшая внутри Абдоллы, едва не рвала ему барабанные перепонки. Он попробовал встать и не смог. Армстронг помог ему подняться, а Хашеми подошел к занавеске, но прежде чем открыть ее, достал пистолет из кобуры под мышкой. – Скажите Ахмеду, чтобы он не создавал нам проблем.

Хан, пошатываясь от слабости, встал в двери и выполнил то, что ему приказали. Ахмед был внизу у трапа с автоматом наперевес. Ветер поменял направление, дуя теперь в сторону дальнего от них конца взлетной полосы, и заметно усилился.

– Ты что, не слышал его высочество? – крикнул ему сверху полковник. – Все в порядке, но ему нужна помощь. – Его голос звучал успокаивающе. – Наверное, ему следует как можно быстрее показаться врачу.

Ахмед был сбит с толку и не знал, что предпринять. Вот стоит его господин, чувствуя себя явно хуже, чем раньше, но рядом стоят два человека, которые были причиной этого, которых следовало убить.

– Помоги мне сесть в машину, Ахмед, – сказал хан, выругавшись, и это решило дело.

Он тут же подчинился. Армстронг встал с другой стороны, и вместе они спустились по трапу. Пилоты быстро выбрались из автомобиля и торопливо поднялись на борт, пока Армстронг помогал больному сесть в машину. Абдолла с трудом опустился на заднее сиденье. Один, на открытом пространстве, Армстронг как никогда чувствовал себя голым и уязвимым. Хашеми в безопасности стоял в двери салона наверху трапа. Двигатели самолета ожили.

– Салам, ваше высочество, – попрощался Армстронг. – Надеюсь, вы в порядке.

– Вам лучше поскорее покинуть нашу страну, – ответил хан, потом бросил шоферу: – Возвращаемся во дворец.

Армстронг проводил взглядом стремительно удалявшуюся машину, потом повернулся. Он увидел странную улыбку на лице Хашеми, полускрытый пистолет в его руке и на мгновение подумал, что тот собирался в него выстрелить.

– Живей, Роберт!

Он взбежал по ступенькам на замерзающих ногах. Второй пилот уже нажал кнопку закрытия двери. Трап поднялся, дверь закрылась, и самолет начал выруливать на взлетную полосу. Окунувшись в тепло тесного салона, Армстронг снова ожил.

– Ну и холодно же там, – сказал он.

Хашеми не обратил на него внимания.

– Капитан, взлетайте как можно быстрее, – приказал он, стоя позади пилотов.

– Мне придется прокатиться до другого конца полосы, сэр. Я не рискну взлетать отсюда, когда такой ветер свистит нам в хвост.

Хашеми выругался, поскольку ему показалось, что до дальнего конца взлетной полосы не меньше миллиона миль. Снег сдувал с сугробов снежную пыль. Чтобы воспользоваться нужным выходом на полосу, им придется оказаться слишком близко от площадки перед зданием аэропорта. Им придется пересечь ее и использовать противоположный выход, чтобы добраться до места взлета. Вдалеке к терминалу спешил «роллс-ройс». Хашеми видел, как вооруженные люди собираются внизу, чтобы встретить машину.

– Выруливайте назад прямо по взлетной полосе и выполните короткий взлет.

– Без разрешения диспетчерской вышки это будет серьезным нарушением правил.

– Вы бы предпочли пулю в голову или тюрьму САВАК? Эти люди вон там – враги. Делайте, как я говорю.

Хогг видел автоматы. Он щелкнул переключателем передатчика.

– Эхо Танго Лима-Лима, прошу разрешения на обратное движение по полосе, – сказал он, не ожидая, впрочем, услышать ответа: после того как они покинули воздушное пространство Тегерана, эфир молчал всю дорогу сюда, и с местной вышкой у него контакта тоже не было. Он развернул самолет, пошедший юзом, назад на взлетную полосу, потом немного прибавил обороты, держась левой стороны и двигаясь параллельно их собственным следам, оставленным в снегу при посадке. – Диспетчерская, говорит Эхо Танго Лима-Лима, возвращаюсь по полосе. – Гордон Джоунз, второй пилот, проверял приборы, готовясь лечь на обратный курс в Тегеран. Ветер толкал их, сцепление колес с полосой было ненадежным. Он увидел, что «роллс» остановился у аэровокзала, и люди с оружием окружили его.

– Давайте быстрее… разворачивайтесь, полосы вам хватит, – торопил его Хашеми.

– Сразу же, как только будет можно, – вежливо ответил Хогг, думая про себя, чертов вы полудурок, полковник как-вас-там, я не меньше вашего хотел бы побыстрее оказаться в воздухе, да только для этого мне надо разбежаться. Он заметил враждебность людей в машине и то, как Мак-Айвер нервничал в Тегеране. Но диспетчерская вышка Тегерана дала им добро в одну секунду, поставив его первым на взлет, словно он вез самого Хомейни. Черт побери, чего нам только не приходится делать во имя Англии и пинты пива! Его руки и ноги ощущали снег и лед под колесами и скользкую поверхность взлетной полосы. Он чуть сбавил обороты.

– Смотри-ка! – воскликнул второй пилот. Вертолет с реактивными двигателями пересекал воздушное пространство впереди, идя на низкой высоте примерно за милю от них. – Вроде, 212-й, а?

– Да. Не похоже, чтобы он направлялся сюда, – заметил Хогг, вертя головой во все стороны. У аэровокзала еще одна машина присоединилась к людям возле «роллс-ройса»; впереди слева возникла вспышка света; 212-й уже скрылся за холмом; справа появилась птичья стая; все стрелки приборов были на зеленом поле, порядок; около «роллса» собралось еще больше людей и кто-то расположился на крыше здания; топливо в норме; снег не слишком глубокий, под ним – голый лед; следить за поземкой впереди; взять чуть правее; рация настроена на нужный канал; ветер все еще в хвост; севернее собираются тучи; самую малость сбросить обороты левого двигателя!

Самолет пьяно качнулся, Хогг скорректировал: машина вела себя слишком чувствительно на заледеневшей поверхности.

– Может быть, вам лучше вернуться на место, полковник, – сказал он.

– Поднимайтесь в воздух как можно быстрее. – Хашеми вернулся в салон. Армстронг вглядывался в здание аэровокзала. – Чем они там заняты, Роберт? Какие-то проблемы? – спросил он.

– Пока нет. Поздравляю, ты великолепно обработал Абдоллу.

– Если он сдержит обещание. – Теперь, когда все было позади, Хашеми чувствовал легкую тошноту. В этот раз смерть была слишком близко, подумал он. Он сел и застегнул ремень безопасности, потом расстегнул его снова, достал пистолет из кармана, поставил его на предохранитель и засунул в кобуру под мышкой. Его пальцы коснулись его британского паспорта во внутреннем кармане пиджака. Может быть, он мне и не понадобится, подумал он. Хорошо. Было бы очень неприятно, если бы мне пришлось воспользоваться им, покрыв себя позором. Он закурил.

– Как ты думаешь, он продержится до субботы? Мне показалось, что его сейчас удар хватит.

– Он уже много лет живет таким толстым и таким мерзким.

Армстронг уловил в его голосе подспудную жестокость. Хашеми Фазир был всегда опасен, всегда на грани, фанатичный патриотизм уживался в нем с презрением к большинству иранцев.

– Ты чудесно провел разговор с ним, – сказал он и снова повернулся к иллюминатору. «Роллс», вторая машина и люди вокруг них были довольно далеко, полускрытые снежными сугробами, но он видел у них много автоматов, и время от времени кто-то показывал рукой в их сторону. Ну, давай же, ради бога, думал он, поднимай машину в воздух.

– Полковник, – раздался голос Хогга в динамиках, – вы не могли бы подойти, пожалуйста.

Хашеми расстегнул ремень и прошел в кабину.

– Вон там, сэр, – сказал Хогг, показывая вперед и вправо, за край взлетно-посадочной полосы, на сосновую рощицу перед лесом. – Как по-вашему, что там может быть? – Крошечная точка света снова начала пульсировать. – Это сигнал SOS.

– Роберт, – крикнул Хашеми, – взгляни вперед и вправо.

Все четверо сосредоточились. Вспышки опять повторили сигнал SOS.

– Ошибки быть не может, сэр, – сказал Хогг. – Я мог бы подать им ответный сигнал. – Он показал на мощный сигнальный фонарь для аварийных ситуаций, который давал зеленый или красный световой сигнал, если отказывала бортовая рация.

Хашеми повернул голову и крикнул в салон:

– Что скажешь, Роберт?

– Это действительно сигнал SOS!

125-й быстро катил по полосе в сторону вспышек. Они подождали, потом увидели, как от деревьев отделились три крошечные фигурки, два мужчины и женщина в чадре. И они увидели у них оружие.

– Это ловушка, – тут же сказал Хашеми, – не приближайтесь, разворачивайтесь!

– Не могу, – ответил Хогг, – полосы нам не хватит для взлета. – Он еще больше приоткрыл дроссели. Самолет бежал вперед очень быстро, параллельно своим следам при посадке. Они увидели, что фигурки размахивают оружием.

– Давайте сматываться отсюда к всем чертям! – крикнул Армстронг из салона.

– Сразу же, как только получится, сэр. Полковник, вам, наверное, лучше вернуться на место, возможно, будет тряска, – сказал Хогг без всякой нервозности в голосе, потом выкинул из головы их обоих. – Гордон, присматривай повнимательнее за этими ублюдками впереди и за аэропортом.

– Сделаю. Раз плюнуть.

Капитан обернулся на мгновение, бросив взгляд на противоположный край полосы, решил, что на достаточное расстояние они еще не отъехали, но немного прикрыл дроссели и коснулся тормозов. Самолет начало заносить на льду, поэтому он отпустил их, удерживая машину как можно прямее; ветер менялся. Фигурки у сосен стали больше.

– Похожи на бедняков, горцы, я бы сказал. Два автоматических карабина. – Гордон Джоунз прищурился, глядя в сторону терминала. «Роллса» нет, а вот вторая машина движется по площадке в нашу сторону.

Газ теперь сброшен полностью. Но скорость все еще слишком высокая для разворота.

– Господи, мне кажется… Похоже, один из горцев выстрелил, – сказал Гордон; его голос стал громче.

– Поехали, – сказал Хогг в интерком, нажал на тормоза, почувствовал, как самолет заскользил, удержал его, потом начал разворот вправо поперек полосы; машина по инерции шла юзом, и ветер был по-прежнему против них.

В салоне Хашеми и Армстронг сидели, вцепившись в подлокотники, с угрюмыми лицами и смотрели в иллюминаторы. Они увидели, как одна из фигурок бросилась бежать к ним, размахивая своим карабином. Армстронг пробормотал:

– Мы тут как сидячие утки. – Он почувствовал, как самолет при повороте пошел юзом, потеряв сцепление с полосой, и выругался.

Хогг в кабине пилота что-то насвистывал без мелодии. Самолет пересек их посадочный след, все еще двигаясь юзом, дальний конец полосы обрамляли плотные тяжелые сугробы. Хогг пока не рисковал разгонять двигатели и ждал с пересохшим ртом, направляя всю свою волю на то, чтобы заставить самолет развернуться и встать носом к ветру. Но 125-й упрямо продолжал скользить на бесполезных колесах, пользоваться тормозами было опасно, двигатели тихонько ворчали, под снегом на полосе – лед.

Снежные сугробы неотвратимо приближались. Он видел торчащие ледяные глыбы, которые разорвут их тонкую обшивку на куски. Делать было нечего, только ждать. Тут порыв ветра ударил им в хвост, повернул его и теперь, хотя машина все еще скользила назад, самолет встал носом к ветру. Аккуратно Хогг запустил оба двигателя, почувствовал, как скольжение замедляется, и стал тут же прибавлять тяги, пока не добился движения вперед, потом еще, самолет побежал быстрее, стал более управляемым, потом полностью управляемым, и Хогг толкнул ручки газа вперед до упора. 125-й понесся вперед, его колеса оторвались от земли, Хогг нажал кнопку уборки шасси, и они взмыли в небо.

– Если хотите, можете курить, – лаконично объявил он по громкой связи, безмерно довольный собой.