Текст книги "Шамал. В 2 томах. Т.1. Книга 1 и 2"

– Что с ним такое?

– С медицинской точки зрения я не знаю. Психологически он опасен, очень опасен. Я бы сказал, маниакально-депрессивный психоз, выраженная паранойя, вероятно, напрямую вызванная тем, что он пережил в тюрьме. Он рассказал вам, что с ним сделали?

– Нет, не рассказывал.

– Если бы это зависело от меня, я бы рекомендовал держать его на успокоительных препаратах и даже близко не подпускать к огнестрельному оружию.

Здорово, беспомощно подумал Старк, как бы мне это, черт возьми, устроить? По крайней мере, Дженни и Мануэла на борту, и скоро они будут в Эль-Шаргазе, а это рай в сравне…

Тревожный окрик отвлек его. Позади 125-го, со стороны выхода из главной диспетчерской башни в их сторону направлялся мулла Хусейн с новым отрядом «зеленых повязок», и выглядели они очень враждебно.

Затаки тут же забыл про пассажиров, скинул свой автомат с плеча и, свободно держа его в одной руке, занял позицию между Хусейном и самолетом. Двое из его людей встали рядом с ним, остальные подтянулись поближе к самолету и заняли оборонительные позиции, прикрывая его.

– Черт бы их всех подрал, – пробормотал кто-то, – что это еще за новая напасть?

– Готовьтесь пригнуться, – буркнул Эйр.

– Капитан, – убито прошептал Робертс, – я должен попасть на этот самолет, должен, моя младшенькая дочка очень, очень больна, может, вы сможете что-нибудь сделать с этим гадом?

– Я постараюсь.

Затаки с ненавистью смотрел на Хусейна. Два дня назад он летал в Исфахан, куда его пригласили на консультацию с их тайным комитетом. Все одиннадцать членов были аятоллами и муллами, и там впервые ему открылось подлинное лицо революции, за победу которой он столько сражался и во имя которой перенес столько мук: «Еретики будут истребляться, пока о них не забудут. Работать будут только революционные суды. Воздаяние будет быстрым и окончательным, никаких апелляций…» Муллы были так уверены в себе, так убеждены в своем божественном праве управлять и вершить правосудие, ибо они одни толковали Коран и шариат. Затаки проявил осторожность, поглубже спрятав ужас этого открытия и держа свои мысли при себе, но теперь он знал, что его опять предали.

– Что вам нужно, мулла? – спросил он, последнее слово прозвучало как ругательство.

– Во-первых, я хочу, чтобы вы поняли, что здесь у вас власти нет. Что вы делаете в Абадане, это дело аятолл Абадана, но здесь у вас нет власти ни на этой базе, ни над этими людьми, ни над этим самолетом. – Хусейна окружала дюжина вооруженных молодых людей с суровыми лицами, все «зеленые повязки».

– Нет власти, да? – Презрительно скривившись, Затаки повернулся к нему спиной и прокричал по-английски: – Самолет взлетает немедленно! Всем пассажирам подняться на борт! – Он сердито махнул рукой пилоту, чтобы тот убирался, потом снова повернулся к Хусейну. – Итак? Что во-вторых? – произнес он, а за его спиной пассажиры бросились выполнять его приказ, и, поскольку все внимание «зеленых повязок» было приковано к Затаки и Хусейну, Старк приказал Робертсу садиться в самолет, потом знаком попросил Эйра помочь ему прикрыть исчезновение механика. Вместе они помогли Тайреру выбраться из джипа.

Затаки поигрывал автоматом, не сводя глаз с Хусейна.

– Ну? Что во-вторых? – снова повторил он.

Хусейн был в замешательстве, его люди тоже отчетливо видели наведенные на них стволы. Реактивные двигатели самолета ожили. Хусейн видел, как пассажиры торопливо садились в самолет, Старк и Эйр помогли какому-то человеку с забинтованными глазами подняться по ступеням, потом оба пилота вернулись к джипу, рев двигателей стал громче, и, как только последний человек исчез внутри, трап поднялся, и самолет покатил прочь.

– Итак, ага, что дальше?

– Дальше… дальше комитет Ковисса приказывает вам и вашим людям покинуть Ковисс.

С презрением Затаки прокричал своим людям, перекрывая рев двигателей, впечатав ноги в бетон, готовый драться, если будет нужно, и умереть, если будет нужно, перегретый воздух из турбин волной прошел по нему, когда самолет выруливал на взлетно-посадочную полосу:

– Вы слышите, комитет Ковисса приказывает нам убираться отсюда!

Его люди захохотали, и один из «зеленых повязок» Хусейна, безбородый подросток, стоявший у дальнего края группы, вскинул свой карабин и тут же умер, почти перерезанный пополам точным автоматным огнем людей Затаки, которые аккуратно ликвидировали его, не задев остальных. Наступившее молчание нарушал лишь отдаленный гул самолетных двигателей. На мгновение Хусейн был ошеломлен внезапностью случившегося и огромной лужей крови, растекшейся по бетону.

– На все воля Бога, – произнес Затаки. – Что вам нужно, мулла?

Именно в этот момент Затаки заметил насмерть перепуганного мальчугана, глядевшего на него во все глаза; ребенок прятался за халатом муллы, вцепившись в складки в поиске защиты. Он был так похож на его собственного сына, его старшего, что Затаки на миг перенесся в те счастливые дни до того пожара, когда все казалось правильным и когда впереди проглядывало какое-то будущее: замечательная «Белая революция» шаха, земельная реформа, обуздание мулл, всеобщее образование и прочие вещи – те славные дни, когда я был отцом, но теперь уже больше никогда не смогу им быть. Никогда. Электроды и щипцы навсегда уничтожили эту возможность.

Дикая боль резанула промежность и ринулась в голову при этом воспоминании, и ему захотелось закричать. Но он не закричал, просто задвинул эту пытку назад в подсознание, как всегда это делал, и сосредоточился на сиюминутной необходимости убивать. Он прочел неумолимость на лице муллы и приготовился. Убивать из автомата доставляло ему огромное удовольствие. Горячее стаккато, автомат оживает короткими разящими очередями, резкий запах кордита, текущая кровь врагов Аллаха и Ирана. Муллы – враги, и больше всех – Хомейни, который совершает святотатство, позволяя поклоняться своим фотографиям, позволяя своим сторонникам называть себя имамом, и ставит мулл между нами и Богом – вопреки всем учениям Пророка.

– Скорей, – проревел Затаки. – Я теряю терпение!

– Я… мне нужен вон тот человек, – сказал Хусейн, указав пальцем.

Затаки обернулся. Мулла показывал на Старка.

– Пилот? Почему он? Зачем? – озадаченно спросил он.

– Чтобы допросить. Я хочу допросить его.

– О чем?

– О побеге армейских офицеров из Исфахана.

– А что он может знать про них? Он был со мной в Бендер-Деламе за сотни миль отсюда, когда это произошло, помогая революции против врагов Аллаха! – злобно добавил Затаки. – Враги Аллаха повсюду, повсюду! Повсюду святотатство, повсюду идолопоклонство, не так ли?

– Да-да, врагов полно, и святотатство есть святотатство. Но он пилот вертолета, а вертолет, на котором они бежали, пилотировал неверный, он может что-то знать об этом. Я хочу допросить его.

– Этого не будет, пока я здесь.

– Почему? Почему нет? Почему вы…

– Никаких допросов, пока я здесь, клянусь Аллахом! Пока я здесь – нет! Позже, или завтра, или на следующий день, как будет угодно Аллаху, но сейчас – нет.

Затаки оценивающе посмотрел на Хусейна и прочел в его лице и глазах, что он уступил и перестал быть угрозой. Он внимательно посмотрел на «зеленых повязок», окружавших муллу, переводя взгляд с одного лица на другое, но уже не увидел в них опасности – быстрая и внезапная смерть одного, подумал он, без всякой вины, как обычно, ставит остальных под контроль.

– Вам сейчас лучше вернуться в мечеть, почти настало время молитвы. – Он повернулся к нему спиной и зашагал к джипу, зная, что его люди по-прежнему охраняют его, знаком подозвал к себе Старка и Эйра и уселся на переднее сиденье, держа автомат наготове, но уже не так открыто. Один за другим его люди отступили к своим машинам. Машины тронулись.

Хусейн стоял с посеревшим лицом. Его «зеленые повязки» ждали. Один из них закурил сигарету, все они остро ощущали присутствие тела, лежавшего у их ног. И крови, которая продолжала сочиться на бетон.

– Почему ты их отпустил, отец? – спросил маленький мальчик своим тонким голоском.

– Я не отпустил их, сын мой. Сейчас у нас есть более важные дела, потом мы вернемся.

Глава 31

База «Загрос-3». 12.05. Скот Гаваллан смотрел в черный глаз ствола взведенного британского автомата «Стен». Он только что посадил 212-й после первого рейса дня на вышку «Роза», куда он доставил очередной груз стальных труб и цемента. Едва он выключил двигатели, как из ангара выскочили вооруженные «зеленые повязки» и окружили вертолет.

Ненавидя страх, который овладел им, он оторвал взгляд от дула автомата и посмотрел в черные, наполненные злобой глаза поверх него.

– Что… что вам нужно? – произнес он на запинающемся фарси.

Человек с автоматом обрушил на него поток злых непонятных слов.

Скот снял с головы наушники.

– Я не говорю на вашем языке, ваше превосходительство, – прокричал он, перекрывая вой двигателей и проглотив ругательство, которое ему очень хотелось добавить.

На него выплеснулась новая порция сердитых слов, потом человек знаком показал ему, чтобы он выбирался из кабины. Тут Скот увидел Насири, директора базы из компании «Иран Ойл», с всклокоченными волосами и синяками на лице; два других «стража революции» тащили его от конторы к 212-му. Скот немного высунулся из окна кабины.

– Что, черт возьми, тут происходит?

– Они… они хотят, чтобы вы вышли из вертолета, капитан, – отозвался Насири. – Они… пожалуйста, скорее!

– Подождите, пока я заглушу двигатели! – Скот, нервничая, закончил процедуру. Ствол автомата не шелохнулся, и враждебность вокруг него не стала меньше. Лопасти винта теперь быстро замедляли свое вращение, и когда их скорость упала до положенной, он расстегнул ремень безопасности и выбрался наружу. Его тут же отпихнули в сторону. Возбужденные, галдящие люди распахнули дверь кабины шире, заглянули внутрь, другие открыли дверь пассажирского салона и забрались в вертолет. – Что, черт возьми, случилось с вами, ага? – спросил Скот у Насири, увидев вблизи, насколько жестоко тот был избит.

– Ко… новый комитет совершил ошибку, – ответил Насири, стараясь сохранять достоинство, – полагая, что я был… сторонником шаха, а не человеком революции и имама.

– Кто вообще эти люди? Они не из Яздека.

Но прежде чем Насири успел ответить, «зеленая повязка» с автоматом «Стен» локтями проложил себе дорогу через толпящихся соратников.

– В контору! ДАВАЙ! – рявкнул он на плохом английском, потом вытянул руку и схватил Скота за рукав его летной куртки, подталкивая его вперед.

Скот механически дернул рукой, пытаясь освободиться. Тут же в ребра ему уперся ствол винтовки.

– Ладно, ладно, черт подери, – пробормотал он и зашагал к конторе с хмурым лицом.

В конторе он увидел Ничак-хана, старосту деревни, и старого муллу, они стояли перед письменным столом спиной к стене с открытым окном. Лица у обоих были угрюмыми. Он поздоровался с ними, и они кивнули в ответ, чувствуя себя неуютно. Позади Скота много «зеленых повязок» ввалились в комнату следом за Насири.

– Что происходит? – спросил Скот.

– Эти люди… они заявляют, что они наш новый комитет, – с трудом ответил Ничак-хан. – Их прислали из Шарпура, чтобы они управляли нашей… нашей деревней и нашим… аэродромом.

Скот озадаченно посмотрел на него. То, что сказал староста, было лишено всякого смысла. Хотя Шарпур и являлся ближайшим к ним городом, и номинально этот район находился в его юрисдикции, обычай всегда оставлял за кашкайскими племенами в горах право на самоуправление – до тех пор пока они признавали верховную власть шаха и Тегерана, подчинялись законам страны и оставались невооруженными и мирными.

– Но вы же всегда управля…

– Молчать! – приказал командир «зеленых повязок», размахивая «Стеном», и Скот увидел, как лицо Ничак-хана вспыхнуло. Командир был бородатым мужчиной на середине четвертого десятка, бедно одетый, с темными глазами, в которых таилось что-то плохое. Он выволок Насири вперед, поставил перед всей группой и протараторил что-то еще на фарси.

– Я… я должен переводить вам, капитан, – нервно проговорил Насири. – Командир, Алисадр, говорит, что вы должны ответить на следующие вопросы. Я ответил на большинство из них, но он хочет… – Алисадр обругал его и начал допрос, читая вопросы по заранее подготовленному списку. Насири переводил.

– Вы здесь главный?

– Да, временно.

– Ваша национальность?

– Британец. Послушайте, какого че…

– Здесь есть американцы?

– Насколько мне известно, нет, – тут же ответил Скот, сохраняя невозмутимое выражение лица и надеясь, что Насири, который знал, что Родригес, механик, был американцем с фальшивым британским удостоверением личности, не задавали этого вопроса. Насири перевел без колебаний. Один из «зеленых повязок» записывал ответы.

– Сколько здесь пилотов?

– В данный момент только я один.

– Где остальные, как их имена и какой они национальности?

– Наш старший пилот, капитан Локарт, канадец, находится в Тегеране. Кажется, он выполняет чартерный рейс из Тегерана, мы ожидаем его со дня на день. Второму, его заместителю, капитану Сессону, он француз, пришлось сегодня вылететь в Тегеран, срочный чартерный рейс для «Иран Ойл».

Командир поднял на него глаза и тяжело прищурился.

– Что за срочность?

– Вышка «Роза» готова произвести каротаж в новой скважине. – Он подождал, пока Насири объяснит, что означало это слово «исследование» и то, что буровикам была срочно нужна помощь специалистов из компании «Шлумбергер», которая теперь базировалась в Тегеране. Сегодня утром Жан-Люк связался с местной авиадиспетчерской службой в Ширазе в слепой надежде получить разрешение на вылет в Тегеран. К его огромному изумлению и восторгу ширазский центр тут же это разрешение выдал. «Имам постановил, что добыча нефти возобновится, – сказали ему, – значит, она возобновится».

Жан-Люк был в воздухе уже через несколько минут. Скот Гаваллан усмехнулся про себя, доподлинно зная, почему Жан-Люк скрутил на ходу три «колеса», когда бежал к 206-му – теперь-то он сможет нанести Сайаде давно просроченный тайный визит. Скот видел ее один раз. «У нее есть сестра?» – спросил он тогда с затаенной надеждой.

Командир нетерпеливо выслушал Насири, потом снова оборвал его, и Насири вздрогнул.

– Он, Алисадр, он говорит, что в будущем разрешения на все полеты будет выдавать он или вот этот человек… – Насири показал на молодого иранца, который записывал ответы Скота. – В будущем каждый полет будет сопровождать один из его людей. В будущем – никаких взлетов без заранее полученного разрешения. Примерно через час вы доставите его и его людей на все буровые вышки в этом районе.

– Объясните ему, что это невозможно, потому что нам необходимо доставить новую партию труб и цемента на «Розу». Иначе, когда Жан-Люк вернется завтра со специалистом, они не успеют все подготовить вовремя.

Насири начал объяснять. Командир «зеленых повязок» грубо оборвал его и поднялся с места.

– Скажи этому неверному пилоту, чтобы он был готов примерно через час, а потом… нет, лучше скажи ему, что он пойдет с нами в деревню, где я смогу за ним присматривать. Ты тоже пойдешь. И скажи ему, чтобы он был очень послушным, ибо, хотя имам хочет, чтобы добыча нефти возобновилась быстро, все лица в Иране подчиняются закону ислама, иранцы они или нет. Чужеземцы нам здесь не нужны. – Он бросил взгляд на Ничак-хана. – А сейчас мы вернемся в нашу деревню, – сказал он и вышел. Ничак-хан покраснел. Он и мулла вышли следом.

– Капитан, – сказал Насири, – мы должны пойти с ним в деревню.

– Зачем?

– Ну, вы здесь единственный пилот и хорошо знаете местность, – с готовностью ответил Насири, гадая, в чем заключалась истинная причина. Он был очень напуган. Он не получил никакого предупреждения о грядущих изменениях; более того, люди в деревне даже не знали, стала ли проходимой дорога после последнего снегопада. Но сегодня утром в деревню приехал грузовик с двенадцатью «зелеными повязками». Руководитель комитета тут же предъявил лист бумаги, подписанный Революционным комитетом Шарпура, который ставил под его юрисдикцию Яздек и «все производственные площадки, оборудование и вертолеты „Иран Ойл“ в данном районе». Когда, по просьбе Ничак-хана, Насири сказал, что свяжется по радио с «Иран Ойл» и заявит протест, один из «зеленых повязок» начал его избивать. Командир остановил своего человека, но извиняться не стал, как и не выказал должного уважения Ничак-хану как каландару этого ответвления племени кашкайцев. Новая волна страха прокатилась по Насири, и он пожалел, что он сейчас не в Шарпуре со своей женой и семьей. Да проклянет Аллах все эти комитеты, всех фанатиков и всех чужеземцев, и Великого Американского Сатану, который стал корнем всех наших проблем. – Мы… нам лучше идти, – пробормотал он.

Они вышли. Остальные уже прошагали порядочное расстояние по тропе, которая вела в деревню. Проходя мимо ангара, Скот заметил, что шесть его механиков стояли все вместе под бдительным взглядом вооруженного охранника. Охранник курил, и Скот буквально передернулся всем телом. Все территория была увешана знаками на английском и фарси: НЕ КУРИТЬ – ОПАСНО ДЛЯ ЖИЗНИ! С одной стороны внутри ангара стоял их второй 212-й, находившийся на завершающей стадии плановой проверки после налета полутора тысяч часов, но без обоих 206-х, которые дополняли их парк вертолетов на сегодняшний день, ангар выглядел пустым и покинутым.

– Ага, – обратился Скот к Насири, мотнув головой в сторону их собственных охранников, – скажите им, что мне нужно распорядиться насчет вертолета, и прикажите этому сукину сыну не курить в ангаре.

Насири выполнил его просьбу.

– Они сказали: ладно, только поторапливайтесь.

Куривший охранник, лениво щелкнув пальцем, отшвырнул сигарету на бетон. Один из механиков торопливо затоптал ее. Насири предпочел бы остаться, но охранники жестами показали ему, чтобы он шел с ними. Он неохотно подчинился.

– Заполните баки на FBC и выполните наземную проверку, – осторожно распорядился Скот, не зная, понимает ли кто-нибудь из охранников по-английски. – Через час я должен везти наш комитет с государственным визитом по всем объектам. Похоже, у нас теперь новый комитет из Шарпура.

– О черт! – выругался кто-то.

– Как насчет труб и прочего для вышки «Роза»? – спросил Долбарь Джордон. Рядом с ним стоял Род Родригес. Скот видел, как он нервничает.

– С этим придется подождать. Просто заправь FBC, Долбарь, и все пусть займутся его проверкой. Род, – сказал он, чтобы приободрить старшего товарища, – теперь, когда все приходит в норму, ты скоро отправишься домой в отпуск, в Лондон, capito[46]46
  Понятно (искаж. исп.).


[Закрыть]?

– Конечно, спасибо, Скот.

Охранник рядом со Скотом махнул рукой, показывая, что пора идти.

– Бали, ага. Да, хорошо, ваше превосходительство, – сказал Скот, потом добавил, обращаясь к Родригесу: – Род, ты уж проведи для меня проверку потщательнее.

– Сделаем.

Скот зашагал прочь, охранник – за ним следом. Джордон встревоженно крикнул:

– Что происходит и куда ты направляешься?

– Иду прогуляться, – с сарказмом откликнулся Скот. – Откуда, черт возьми, мне знать? Я же летал все утро. – Он побрел по тропинке, чувствуя себя усталым, беспомощным и никуда не годным как руководитель, жалея, что на его месте не оказались Локарт или Жан-Люк. Проклятые комитетские ублюдки! Банда чертовых громил.

Насири быстро шагал в сотне шагов впереди, остальные уже скрылись за поворотом тропинки, петлявшей меж деревьев. Температура была чуть ниже нуля, снег похрустывал под ногами, и хотя Скоту было тепло в его летной экипировке, идти в летных ботинках было неудобно, и он задумчиво топал вперед, безуспешно пытаясь догнать Насири. Сугробы тянулись по обе стороны тропинки, и снег толстым слоем лежал на ветвях деревьев. Небо над головой было чистым. В полумиле впереди, в конце изгибающейся тропинки лежала деревня.

Яздек расположилась на небольшом плато, удобно защищенная от сильных ветров. Хижины и дома были сделаны из бревен, камня и глиняных кирпичей и теснились вокруг площади перед небольшой мечетью. В отличие от большинства деревень, Яздек процветала: зимой здесь было полно дров, чтобы не мерзнуть, в лесах вокруг водилось много дичи, деревня владела общинными стадами коз и овец, несколькими верблюдами и тремя десятками лошадей и племенных кобылиц, составлявших предмет их особой гордости. Жилище Ничак-хана представляло собой двухэтажный дом с черепичной крышей на четыре комнаты рядом с мечетью и было больше всех остальных домов в деревне.

Рядом стояла школа, самое современное здание в поселке. Том Локарт спроектировал простую постройку и в прошлом году уговорил Мак-Айвера профинансировать ее строительство. Все это время школой управлял молодой человек из шахского Учительского корпуса – деревня была почти поголовно неграмотной. Когда шах уехал, молодой человек исчез. Время от времени Том Локарт и другие люди с базы проводили здесь беседы – скорее вечера вопросов и ответов, – отчасти для поддержания добрых отношений, отчасти чтобы хоть чем-то заняться в свободное от полетов время. На эти беседы приходило много народа, и взрослых, и детей, поощряемые к этому Ничак-ханом и его женой.

Спускаясь по склону, Скот увидел, что остальные вошли в здание школы. Грузовик, на котором приехали «зеленые повязки», стоял у входа. Жители деревни собрались небольшими группками и молча смотрели. Мужчины, женщины, дети – ни у кого не было никакого оружия. Кашкайские женщины не носили чадры и не закрывали лица, они были одеты в многоцветные халаты.

Скот поднялся по ступенькам и вошел в школу. Последний раз, когда он был здесь, несколько недель назад, он рассказывал о Гонконге, который узнал, когда его отец еще работал там, а он приезжал к нему на каникулы из английской школы-интерната. Ему было трудно объяснить, как выглядел Гонконг с его переполненными людьми улицами, тайфунами, палочками для еды и иероглифической письменностью, всевозможной едой и его пиратским капитализмом, огромность всего Китая вообще. Я рад, что мы вернулись в Шотландию, подумал он. Рад, что Старик основал S-G, которой однажды стану управлять я.

– Вам нужно сесть, капитан, – сказал Насири. – Вон там. – Он показал на стул в глубине заполненной людьми комнаты с низким потолком.

Алисадр и четверо «зеленых повязок» сидели за столом, за которым обычно сидел учитель. Ничак-хан и мулла сидели перед ними. Остальные стояли вокруг.

– Что происходит?

– Это… это собрание.

Скот увидел переполнявший Насири страх, и подумал, что он станет делать, если «зеленые повязки» начнут избивать его. Мне следовало бы быть обладателем черного пояса или боксером, с тоской подумал он, пытаясь понять фарси, изливавшийся из командира «зеленых повязок».

– Что он говорит, ага? – шепотом спросил он у Насири.

– Я… он… он говорит… он рассказывает Ничак-хану, как деревня будет управляться в будущем. Прошу вас, я объясню вам позже. – Насири отодвинулся от него.

Через некоторое время монолог закончился. Все смотрели на Ничак-хана. Он медленно поднялся со своего стула. Лицо его было мрачным, а слова – немногочисленными. Даже Скот их понял.

– Яздек – кашкайская деревня. Яздек останется кашкайской деревней. – Он повернулся спиной к столу и двинулся к выходу; мулла последовал за ним.

Командир злобно отдал команду, и двое «зеленых повязкок» преградили ему путь. Ничак-хан презрительно отшвырнул их в сторону, тогда другие схватили его, напряжение в комнате подскочило до предела, и Скот увидел, как один из жителей деревни незаметно выскользнул за дверь. Удерживавшие Ничак-хана «зеленые повязки» развернули его лицом к Алисадру и тем четверым, что были за столом, – все они вскочили на ноги и гневно кричали что-то. Ни один человек не коснулся старика, который был муллой. Он поднял руку и начал говорить, но руководитель комитета крикнул ему, чтобы он замолчал, и по рядам деревенских жителей прокатился вздох. Ничак-хан не сопротивлялся тем, кто крепко держал его за руки, он просто посмотрел на Алисадра, и Скот ощутил ненависть этого взгляда как физический удар.

Командир обратился ко всем жителям с горячей речью, потом направил обвиняющий палец на Ничак-хана и еще раз приказал ему подчиниться, и снова Ничак-хан спокойно произнес:

– Яздек – кашкайская деревня. Яздек останется кашкайской деревней.

Алисадр сел. Сели и четверо остальных за столом. Снова Алисадр указал пальцем и произнес несколько слов. Жители приглушенно охнули. Четыре человека рядом с Алисардом кивнули в знак согласия. Алисадр произнес одно слово. Оно рассекло молчание, как взмах косы.

– Смерть!

Он поднялся и вышел из комнаты, жители деревни и «зеленые повязки», державшие Ничак-хана, последовали за ним; о Скоте все забыли. Британец пригнулся, стараясь остаться незамеченным. Вскоре он остался один.

Снаружи «зеленые повязки» подтащили Ничак-хана к стене мечети и оставили там стоять. На площади теперь не было ни одного жителя деревни. Остальные жители, выходя на площадь из здания школы, тут же торопливо исчезали. Кроме муллы. Медленно он подошел к Ничак-хану и встал рядом с ним лицом к «зеленым повязкам», которые щелкали затворами винтовок в двадцати шагах от них. По приказу Алисадра двое из них оттащили старого муллу в сторону. Ничак-хан молча ждал у стены с гордым видом, потом сплюнул в грязь.

Одинокий выстрел прогремел из ниоткуда. Алисадр был мертв еще до того, как его тело осело на землю. Тишина была внезапной и огромной, и «зеленые повязки» завертелись в панике, потом замерли, когда голос прокричал:

– Аллах-у акбарр, бросайте оружие!

Никто не шевельнулся, потом один человек из расстрельной команды развернулся и вскинул винтовку, целясь в Ничак-хана, но умер прежде, чем успел нажать на курок.

– Бог велик, бросайте оружие!

Один из «зеленых повязок» выпустил винтовку из рук, и она с клацаньем упала на землю. Другой последовал его примеру, третий бросился к грузовику, но умер, не пробежав и десяти шагов. Теперь все оружие попадало на землю. И те, кто стояли, стояли боясь пошевелиться.

Потом открылась дверь дома Ничак-хана, и на площадь вышла его жена с карабином наперевес, следом за ней – молодой человек, тоже с карабином. Женщину наполняла яростная гордость, она была на десять лет моложе своего мужа, позвякивание ее серег и цепочек и свистящий шелест темно-желтого с красным халата были единственными звуками на площади.

Прищуренные глаза Ничак-хана на его скуластом лице сузились еще больше, и глубокие морщины в уголках глаз собрались в пучок. Но он ничего не сказал ей, просто смотрел на оставшихся восьмерых «зеленых повязок». Безжалостно. Они не мигая смотрели на него, потом один из них потянулся за винтовкой, и она выстрелила ему в живот. Он закричал, корчась на снегу. Она оставила его выть там на несколько секунд. Второй выстрел – и крики смолкли.

Теперь их осталось семеро.

Ничак-хан молча улыбнулся. Теперь изо всех хижин и домов взрослые мужчины и женщины выходили на площадь. Все были вооружены. Он обратил свое внимание на семерых «стражей революции».

– Забирайтесь в грузовик, ложитесь в кузове и держите руки за спиной. – С угрюмыми лицами они подчинились. Он приказал четырем жителям караулить их, потом повернулся к молодому человеку, который вышел из его дома. – На аэродроме есть еще один, сын мой. Возьми с собой кого-нибудь и разберись с ним. Принеси его тело сюда, только прикройте лица шарфами, чтобы неверные не узнали вас.

– Как будет угодно Аллаху. – Молодой человек показал рукой на школу. Дверь была все еще открыта, но Скота нигде не было видно. – Тот неверный, – тихо сказал молодой человек. – Он не из нашей деревни. – Потом он быстро зашагал прочь.

Деревня ждала. Ничак-хан в задумчивости почесывал бороду. Потом его взгляд упал на Насири, съежившегося на корточках рядом со школьными ступенями.

В лице Насири не было ни кровинки.

– Я… я не… я ничего не видел, ничего, Ничак-хан, – прохрипел он, поднимаясь на ноги и обходя мертвые тела. – Я всегда… те два года, что я здесь, я всегда делал все, что мог, для деревни. Я… я ничего не видел, – произнес он громче, умоляющим голосом, потом ужас накрыл его с головой и он бросился бежать с площади. И умер. С десяток людей выстрелили в него.

– Верно, единственным свидетелем зла, принесенного этими людьми, должен быть Бог. – Ничак-хан вздохнул. Насири ему нравился. Но он не принадлежал к их народу. Жена подошла и встала рядом с ним, и он улыбнулся ей. Она достала сигарету, протянула ему и дала прикурить, потом убрала сигареты и спички обратно в карман. Он попыхивал с задумчивым видом. Какие-то собаки залаяли меж домов, и где-то заплакал ребенок, которого быстро успокоили.

– Небольшая лавина сойдет, обрушив дорогу в том месте, где ее снесло в прошлый раз, чтобы все остальные не могли сюда добраться, пока не сойдет снег, – сказал он после долгого молчания. – Мы положим тела в грузовик, обольем бензином их и машину и столкнем его с дороги в ущелье Объезженных Верблюдов. Похоже, комитет решил, что мы можем управлять сами собой, как всегда, и что нас, как всегда, следует оставить в покое, потом они уехали и забрали с собой труп Насири. Они застрелили Насири здесь, на площади, все мы видели это, когда он попытался избежать правосудия. К сожалению, на обратном пути с ними случилось несчастье. Дорога эта, как все вы знаете, очень опасная. Вероятно, они забрали с собой тело Насири как доказательство того, что они исполнили свой долг, и очистили наши горы от известного шахского пособника, и застрелили его, когда он попытался бежать. Он, безусловно, был шахским сторонником, когда у шаха была власть и до того, как шах бежал.

Жители деревни согласно кивали и ждали. Все хотели услышать ответ на последний вопрос: как быть с последним свидетелем? Как быть с неверным, который до сих пор находился в здании школы?

Ничак-хан поскреб бороду. Это всегда помогало ему принять трудное решение.

– Скоро придут новые «зеленые повязки», притянутые магнитом летающих машин, сделанных чужеземцами и пилотируемых чужеземцами на пользу чужеземцам из-за нефти, которую забирают из нашей земли на пользу врагам-тегеранцам, врагам-сборщикам налогов и другим чужеземцам. Если бы не было скважин, не было бы и чужеземцев, поэтому не было бы и «зеленых повязок». Земля богата нефтью и в других местах, в других местах ее легко добывать. В наших – трудно. Наши несколько скважин значения не имеют, и одиннадцать баз в округе труднодоступны и опасны для жизни и работы – разве не пришлось им всего несколько дней назад взорвать верхушку горы, чтобы спасти одну из них от лавины?

Все на площади согласились с ним. Он не спеша попыхивал сигаретой. Люди смотрели на него с уверенностью – он был их вождем, который мудро правил ими восемнадцать лет и в хорошие времена, и в плохие.