Текст книги "Руфь"

– Я хочу, чтобы этот джентльмен поднялся сюда. Погоди! Через минуту-другую я позвоню в колокольчик, и тогда ты проводишь его наверх.

Когда рассыльный закрыл за собой дверь, мистер Брэдшоу встал и подошел к буфету, где всегда держал бокал и бутылку вина (которое, впрочем, употреблял редко, будучи человеком воздержанным). На этот раз, однако, он хотел выпить, но бутылка неожиданно оказалась пустой. И хотя здесь у него было много других бутылок – стоило только позвонить в колокольчик или просто выйти в соседнюю комнату, – он все же не позволил себе сделать этого. Остановившись посреди комнаты, он задумался.

«Очень на то похоже, что впервые в жизни я свалял дурака. Из того, что я не нашел сертификатов в том ящике, который уже посмотрел, еще не следует, что их нет в других ящиках, которые у меня не было времени проверить. То-то Фаркуар так долго вчера задержался на работе! Но даже если их нет ни в одном из ящиков, это все равно еще ничего не доказывает…» Он с такой силой дернул за шнурок звонка, что тот все еще продолжал жалобно дребезжать, когда в его кабинет вошел мистер Смит, клерк страховой компании.

Управляющий страховой компании был немало уязвлен тоном письма мистера Брэдшоу и проинструктировал своего клерка, с одной стороны, попытаться с достоинством оправдать действия их компании (насколько это будет возможно), а с другой – не заходить в этом слишком далеко, поскольку фирма «Брэдшоу и К°» приобретала все больший вес в деловых кругах, и, если с их стороны будут приведены обоснованные причины недовольства, это следует принять, оставив все обиды в прошлом.

– Присаживайтесь, сэр! – сказал мистер Брэдшоу.

– Полагаю, сэр, вам уже известно, что я приехал по поручению мистера Деннисона, управляющего компании «Стар Эншуренс Компани», чтобы лично ответить на адресованное ему ваше письмо от 29-го числа сего месяца.

Мистер Брэдшоу кивнул:

– Вы проявили большую небрежность в этом деле.

– Мистер Деннисон считает, что вы измените свое мнение по этому поводу, когда увидите документ, подтверждающий передачу прав собственности, который я уполномочен вам показать, – ответил мистер Смит.

Мистер Брэдшоу твердой рукой взял протянутую ему бумагу. Он протер очки – не слишком торопясь, но и не медля – и снова нацепил их на нос. Возможно, он изучал этот документ несколько дольше, чем ожидалось, – по крайней мере, клерк уже начал сомневаться, не принялся ли тот читать все от начала и до конца, вместо того чтобы просто взглянуть на подпись, когда мистер Брэдшоу наконец заговорил:

– Да, может быть, все так и есть… Вы, разумеется, позволите мне показать этот документ мистеру Бенсону, чтобы… чтобы удостовериться, что это его подпись?

– Думаю, сэр, в этом не может быть никаких сомнений, – ответил клерк со спокойной улыбкой, потому что хорошо знал подпись мистера Бенсона.

– Ну, не знаю, сэр… не знаю… – Мистер Брэдшоу говорил сейчас с паузами, будто каждое слово давалось ему с большим трудом, – так бывает у людей после апоплексического удара в легкой форме. – Вы, сэр, слышали о такой вещи, как подлог… подлог? – Последнее слово он специально повторил очень четко, потому что опасался, что в первый раз оно у него прозвучало невнятно.

– О, сэр! Уверяю вас, что в данном случае нет никаких оснований подозревать что-то подобное. В нашей практике нам приходится часто сталкиваться с удивительной забывчивостью людей, далеких от бизнеса.

– И тем не менее я бы хотел показать это мистеру Бенсону – хотя бы для того, чтобы убедить его в забывчивости. И мне бы от всего сердца хотелось верить, что дело тут действительно в его небрежной рассеянности… Очень на это надеюсь, сэр, – сказал мистер Брэдшоу, а затем торопливо добавил: – Да, должно быть, так оно и было, но позвольте мне в этом удостовериться. Вы получите эту бумагу сегодня вечером или завтра прямо с утра.

Клерку совсем не понравилась перспектива отдавать куда-то документ, но и отказывать мистеру Брэдшоу тоже не хотелось. Если эта неприятная догадка насчет подлога имела под собой какие-то основания… В общем, он все-таки решил предоставить свою бумагу мистеру Брэдшоу. Шанс, что это не какая-то глупая оплошность, был один из тысячи, а вот риск обидеть своим отказом одного из влиятельных людей был весьма велик.

Пока он мучился в сомнениях, мистер Брэдшоу, который уже полностью взял себя в руки, заговорил теперь совершенно спокойным голосом, хотя и с натужной полуулыбкой на лице:

– Я вижу, вы боитесь, но уверяю вас – мне можно довериться. Если здесь действительно имело место какое-то мошенничество… если у меня появится хотя бы подозрение, что моя догадка, о которой я здесь говорил, окажется правильной… – Он так и не решился произнести вслух того простого, но страшного слова, от которого у него буквально кровь стыла в жилах. – Я всеми силами буду содействовать торжеству правосудия, даже если виновным в содеянном окажется мой собственный сын.

Закончил он тем же, с чего и начинал, – улыбкой. Но какой же вымученной была она! Казалось, что внезапно ставшие непослушными губы отказывались расслабиться, чтобы прикрыть зубы. Тем не менее он продолжал неустанно твердить про себя: «Не верю в это… Не верю. Этот старый дурак Бенсон просто все перепутал, я убежден в этом».

Однако, получив на руки документ и выпроводив клерка, он запер дверь, сел и, опустив голову на свой рабочий стол, громко застонал. Два предыдущих дня он допоздна задерживался в конторе; он сам начал искать сертификаты акций страховой компании, но когда все ящики, а также вообще все места, где могли храниться документы, были им перерыты, в голову ему пришла мысль, что они могут быть в личном бюро Ричарда. С решимостью, не выбирающей средств для достижения поставленной цели, он для начала попробовал открыть сложный замок, перепробовав для этого все имеющиеся у него ключи, а потом просто сломал его двумя сильными ударами кочерги – первого подходящего инструмента, попавшегося ему под руку. Сертификатов он там не нашел. Ричард всегда внимательно относился к уничтожению всяких опасных или компрометирующих его бумаг. Однако и в том, что в бюро имелось, суровый отец обнаружил достаточно, чтобы убедиться: его образцовый сын (и даже более того, его любимец и гордость!) был далеко не таким, каким казался ему раньше.

Мистер Брэдшоу проверил там все, от начала и до конца. Его не коробило, когда он читал. Упорно просматривая письмо за письмом, он задувал свечу только тогда, когда она уже догорала, не раньше; он не пренебрег ни одной бумагой и перечитал все до последнего слова. Бросив все письма кучей лежать на столе и оставив бюро со сломанным замком распахнутым, что красноречиво говорило само за себя, он запер дверь в кабинет, отведенный Ричарду как младшему партнеру фирмы, и унес ключ от него с собой.

Но даже после выявления многих тайных обстоятельств жизни Ричарда, которые потрясли и привели в смятение его отца, тем не менее существовала надежда – очень призрачная надежда, – что он все-таки не виноват в подлоге, что это в конечном счете и не подлог вовсе, а просто оплошность, недосмотр, результат какой-то умопомрачительной забывчивости. И эта надежда стала для мистера Брэдшоу той последней соломинкой, за которую он хватался.

В тот день поздно вечером мистер Бенсон сидел в своем кабинете. Все остальные в доме к этому времени уже пошли спать, но он ожидал возможного вызова к одному тяжело больному человеку, и по этой причине стук в переднюю дверь около полуночи не застал его врасплох. Однако он был по-настоящему удивлен характером этого стука – громкого, настойчивого, с большими паузами между ударами. Его кабинет находился в двух шагах от двери на улицу, и поэтому он быстро открыл ее. На пороге стоял мистер Брэдшоу; его крупную внушительную фигуру невозможно было спутать ни с кем даже в ночных сумерках.

– Прекрасно. Именно вас-то мне и нужно, – сказал он и без лишних слов прямиком направился в кабинет пастора. Мистер Бенсон молча последовал за ним и прикрыл за собой дверь. Мистер Брэдшоу остановился у письменного стола и полез в карман. Порывшись там, он достал документ, развернул его и, выдержав паузу, как будто отсчитывал про себя до пяти, протянул бумагу мистеру Бенсону.

– Прочтите это! – сказал он. Пока пастор читал, он напряженно молчал, но когда тот закончил, быстро добавил: – Это ваша подпись? – По сути это было утверждение, хотя и произнесенное с вопросительной интонацией.

– Нет, не моя, – решительно ответил мистер Бенсон. – Но почерк очень похож на мой. Я бы и сам, наверное, мог бы принять его за свой, если бы не был абсолютно уверен в обратном.

– Вспомните получше. Тут стоит дата – третье августа прошлого года, четырнадцать месяцев тому назад. Вы могли просто забыть об этом. – В голосе мистера Брэдшоу угадывались нотки мольбы, однако мистер Бенсон был настолько поражен сходством этого почерка со своим, что просто не заметил этого.

– Подпись поразительно похожа на мою. Но я не мог подписать эту бумагу, продав свои акции – фактически все, что у меня есть, – без того, чтобы даже не помнить об этом.

– В жизни порой случаются и более странные вещи. Ради всего святого, подумайте: может быть, вы все-таки подписывали это? Как видите, это документ о передаче прав собственности на акции той страховой компании. Что, не помните? Не вы писали это имя… все эти слова?

Он с тоской смотрел на мистера Бенсона, страстно желая услышать от того один-единственный ответ. Мистер Бенсон, казалось, только теперь наконец-то осознал всю странность происходящего и с беспокойством взглянул на мистера Брэдшоу, чье поведение и голос настолько отличались от обычных, что просто не могли не обратить на себя внимание. Но, как только мистер Брэдшоу поймал на себе этот испытующий взгляд, тон его мгновенно изменился.

– Только не подумайте, сэр, что я пытаюсь заставить вас вспомнить то, чего на самом деле не было. Если подпись не ваша, я знаю, кто это сделал. Но все же я еще раз спрашиваю вас: может быть, вы все-таки вспомните, что вы… скажем так… нуждаясь в деньгах… видит бог, я никогда не хотел, чтобы вы отказывались от моего взноса для вашей церкви!.. Может быть, вы тем не менее продали эти проклятые акции? Ох! Я по вашему лицу вижу, что вы этого не подписывали… Можете больше ничего не говорить – я все понял.

Он тяжело опустился на стоявший рядом стул. Плечи его поникли. Однако в следующий миг он уже встал и выпрямился перед мистером Бенсоном, который до сих пор терялся в догадках относительно причин такого смятения этого сильного, сурового мужчины.

– Так вы утверждаете, что не подписывали это? – Твердой, недрогнувшей рукой он ткнул пальцем в подпись на документе. – Вам я верю. Это сделал Ричард Брэдшоу.

– Но, сэр… мой старый добрый друг! – воскликнул мистер Бенсон. – Вы торопитесь с выводами, для которых, по моему глубокому убеждению, нет оснований. Как нет и причин предполагать такое, потому что…

– Такие причины есть, сэр. Не переживайте так – я абсолютно спокоен. – И действительно, его холодный взгляд и застывшее выражение лица делали его похожим на каменную статую. – И сейчас мы с вами обязаны покарать преступление. Для меня существует только один стандарт справедливости. Который действует как для меня самого и тех, кого я люблю (а я его на самом деле люблю, мистер Бенсон), так и для всех остальных в этом мире. Если бы мою подпись подделал посторонний человек, я бы не сомневался, что мой долг преследовать его в судебном порядке. Поэтому вы должны подать на Ричарда иск в суд.

– Я не стану этого делать, – не задумываясь ответил мистер Бенсон.

– Вероятно, вы считаете, что я восприму это болезненно. И вы ошибаетесь. Я навсегда для себя решил, что отрекусь от любого из своих детей, если кто-то из них совершит тяжкий грех. Я отрекаюсь от Ричарда. Отныне он чужой мне человек. И поэтому я отнесусь к его разоблачению… его наказанию, как к… – Он осекся, как будто ему не хватало воздуха. – Разумеется, вы понимаете, что я должен стыдиться такого родства, это и беспокоит меня больше всего. Хотя на самом деле это чувство – совершенно естественная реакция человека, который всегда гордился своим честным именем. Что же касается мальчика, которого я всю жизнь воспитывал, как и всех остальных своих детей, то у меня нет другого объяснения случившемуся, кроме как имеющаяся в нем какая-то врожденная порочность! Сэр, я смогу отсечь его, хотя он был моей правой рукой – и любимцем. Прошу вас, позвольте мне разобраться и не препятствуйте свершению правосудия. Он подделал вашу подпись… обманным путем лишил вас денег… всех ваших денег, если не ошибаюсь.

– Хочу уточнить: кто-то подделал мою подпись. И у меня нет твердой уверенности, что это был ваш сын. Пока не выяснятся все обстоятельства этого дела, я отказываюсь подавать в суд.

– Какие еще обстоятельства? – спросил мистер Брэдшоу властным тоном, в котором сквозило с трудом сдерживаемое раздражение.

– Я имел в виду силу искушения… прежние склонности того лица…

– Ричарда. Он и есть то самое лицо, – перебил его мистер Брэдшоу.

Но мистер Бенсон продолжал, как будто не заметив этого замечания:

– Я посчитал бы правильным обратиться в суд, если бы мошенничество против меня было лишь одним из многих таких правонарушений, намеренно совершенных против общества. Тогда я бы чувствовал, что этим защищаю других, более беспомощных, чем я…

– Это было все, что у вас есть, – заметил мистер Брэдшоу.

– Это были мои деньги, но далеко не все, что у меня есть, – возразил мистер Бенсон, после чего продолжал свою прерванную мысль: – Я бы чувствовал, что защищаю этих людей от злостного преступника. Я не буду подавать иск на Ричарда. И не потому, что он ваш сын, – не нужно воображать себе такого! Я бы отказался прибегать к таким крайним мерам против любого молодого человека, предварительно не узнав о нем подробностей, которые я знаю о Ричарде и которые укрепляют меня в моем решении не предпринимать того, что навсегда уничтожит его репутацию… и погубит все хорошее, что в нем есть.

– И что же хорошего в нем осталось? – сказал мистер Брэдшоу. – Он обманул меня… он оскорбил Бога.

– Но разве не все мы оскорбляли Его? – тихо вопросил мистер Бенсон.

– Только неосознанно. Я никогда не поступал дурно преднамеренно… Но Ричард… Ричард… – Вспомнив о разоблачающих его сына письмах, о подлоге, мистер Брэдшоу почувствовал, как сердце его захлестнуло тоской, и он на несколько минут умолк. Однако заметив, что мистер Бенсон собирается что-то сказать, он опередил его: – Дальнейшие разговоры бесполезны, сэр. Нам с вами не найти согласия по этим вопросам. Повторю еще раз: я хочу, чтобы вы официально подали в суд на этого молодого человека, который мне больше не сын.

– Мистер Брэдшоу, я не буду преследовать его в судебном порядке. Мое решение окончательное и бесповоротное. Завтра вы сами будете рады, что я не послушался вас. Сейчас мне нечего к этому добавить – так было бы только хуже.

Обычно, когда нам говорят, что наш сегодняшний взгляд на вещи является результатом нашего теперешнего настроения и что потом все может измениться, это вызывает только досаду и раздражение. Потому что этим предполагается, что наши эмоции ослепляют нас и что сторонний наблюдатель может предугадать наше поведение в будущем лучше, чем мы сами. Человеку поверхностному обидно слышать, что кто-то другой может лучше оценить глубины его натуры. Поэтому последнее замечание мистера Бенсона нисколько не смягчило мистера Брэдшоу. Приготовившись уходить, он нагнулся, чтобы взять свою шляпу; мистер Бенсон заметил, что движения его неуверенные, как будто на ощупь, и подал ему то, что он искал, однако не дождался ни слова благодарности. Мистер Брэдшоу медленно направился к выходу, но уже в дверях остановился и, обернувшись, сказал:

– Если бы таких людей, как я, было побольше, а таких, как вы, поменьше, на свете стало бы меньше зла, сэр. Такие сентиментальные люди, как вы, потворствуют пороку.

Хотя мистер Бенсон во время этого разговора оставался совершенно спокойным, на самом деле он был сильно потрясен разоблачением совершенного Ричардом подлога, причем не столько самим его фактом, сколько тем, знаком чего этот подлог мог быть. Зная этого молодого человека с самого детства, пастор видел и часто сетовал, что отсутствие у того нравственной стойкости делало его особенно уязвимым для всех пагубных последствий сурового и деспотичного отцовского воспитания. У Дика никогда, ни при каких обстоятельствах, не хватило бы смелости сделаться закоренелым злодеем; для этого у него, как говорится, была кишка тонка. Но зато без доброго влияния, без настойчивого правильного воздействия он легко мог превратиться в трусливого подлеца. Мистер Бенсон решил на следующий день прямо с утра отправиться к мистеру Фаркуару, чтобы посоветоваться с ним как со спокойным и рассудительным другом семьи Брэдшоу – а также деловым партнером главы семейства, который к тому же доводился всем заинтересованным в этом деле лицам зятем.

Глава XXXI. Несчастный случай с дуврским дилижансом

Мистер Бенсон лежал в своей постели без сна, боясь проспать и опоздать к мистеру Фаркуару, когда примерно в шесть утра – в октябре в Экклстоне в это время на улице еще темно – в дверь к нему постучала Салли. Она всегда вставала ни свет ни заря, а вчера к тому же пошла спать очень рано, задолго до визита к ним мистера Брэдшоу.

– Там внизу пришла какая-то женщина и срочно хочет вас видеть. Боюсь, если вы не поторопитесь, она поднимется к вам прямо сюда.

– Она от Кларков?

– Нет, хозяин, нет, – проговорила служанка в замочную скважину. – Она вся закутана с головы до ног, но думаю, что это миссис Брэдшоу.

Больше объяснений не требовалось. Когда он спустился, миссис Брэдшоу сидела в его глубоком кресле, раскачиваясь вперед-назад, и безутешно плакала. Мистер Бенсон подошел к ней, но она даже не сразу заметила это.

– Ох, сэр! – воскликнула она и, поднявшись, взяла его за руки. – Хоть вы не будьте так жестоки! У меня где-то есть кое-какие деньги – из тех, что оставил мне отец. Я точно не знаю, сколько там, сэр, но думаю, что больше двух тысяч фунтов. Я отдам вам их все! Если я не смогу сделать этого прямо сейчас, я оформлю на вас свое завещание, сэр. Только будьте милосердны к нашему бедному Дику, сэр, – не подавайте на него иск в суд!

– Дорогая моя миссис Брэдшоу, по этому поводу можете не волноваться: я и не собирался подавать на него в суд.

– Но мистер Брэдшоу утверждает, что вы обязаны это сделать.

– Успокойтесь, я не стану этого делать. Я прямо так и сказал мистеру Брэдшоу.

– Так он был у вас? Ах, какая жестокость! Все, с меня довольно. До сих пор я была ему хорошей женой, я точно это знаю. Но теперь я молчать не стану, я всем расскажу о том, какой он жестокий… какой он бессердечный даже по отношению к своей плоти и крови! Если он упечет Ричарда в тюрьму, я тоже сяду туда. Если мне придется выбирать между мужем и сыном, я выберу сына, и после этого у него не останется друзей, никого, кто бы поддерживал его!

– Мистер Брэдшоу еще передумает. Вот увидите, когда гнев его немного уляжется, он уже не будет столь суров и безжалостен к своему сыну.

– Плохо же вы знаете мистера Брэдшоу, если считаете, что он может измениться, – печально покачала головой она. – Уж сколько я просила его, сколько умоляла – поверьте, я делала это множество раз, когда не хотела, чтобы наших тогда еще маленьких детей наказывали поркой, – но ни разу это не привело ни к чему хорошему. В конце концов я смирилась. Увы, он не переменится.

– Возможно, он глух только к людским мольбам. Но ведь есть и более могущественные силы, миссис Брэдшоу.

По благоговейному тону его голоса было понятно, что он хотел этим сказать.

– Если вы имеете в виду, что Бог может смягчить его сердце, – смиренно произнесла она, – то я, понятное дело, не стану отрицать Господнего могущества. Я часто обращаюсь к Нему, – продолжала она, вновь заливаясь слезами, – потому что я очень несчастная женщина. Подумать только! Вчера вечером он обрушился на меня с упреками, что, если бы я не избаловала Дика, ничего этого никогда бы не случилось.

– Он наверняка плохо понимал, что говорил вчера вечером. Я прямо сейчас пойду к мистеру Фаркуару и посоветуюсь с ним. А вам, дорогая моя миссис Брэдшоу, будет лучше пойти домой. Положитесь на меня: мы сделаем все возможное.

Пастору стоило определенного труда уговорить ее не ходить с ним к мистеру Фаркуару. Он проводил женщину до дверей ее дома, по пути сумев убедить, что на данный момент сама она больше ничего сделать не может и что ей остается только дожидаться результатов их с Фаркуаром совещания.

Завтрак еще не подавали, и мистер Фаркуар был один, поэтому у мистера Бенсона была возможность рассказать ему всю историю в спокойной обстановке, пока вниз еще не спустилась Джемайма. Мистер Фаркуар был не столько удивлен происшедшим, сколько сильно расстроен. Общее мнение о характере Ричарда, которое он себе составил, располагало к тому, чтобы опасаться чего-то подобного со стороны молодого партнера еще до запроса относительно этих акций страховой компании. Но когда выяснилось, что подлог действительно имеет место, это стало для него потрясением, несмотря на то что этого, в принципе, можно было ожидать.

– Что мы можем сделать? – наконец спросил мистер Бенсон у хмуро молчавшего мистера Фаркуара.

– Я и сам сейчас задаюсь этим же вопросом. Думаю, мне следует встретиться с мистером Брэдшоу и попробовать подвигнуть его немного смягчить сбою безжалостную позицию. Это необходимо сделать в первую очередь. Не согласитесь ли вы пойти к нему со мной прямо сейчас? Очень важно преодолеть его непреклонное упорство, пока эта неприятная история еще не получила огласки.

– Я бы с радостью пошел с вами, но думаю, что мое присутствие будет скорее раздражать мистера Брэдшоу, потому что оно напомнит ему о том, что он говорил мне когда-то и чего, как он считает, должен придерживаться и впредь. Но я могу пройтись с вами до его дома и подождать вас, если вы не против, снаружи. Мне очень хочется знать, как он чувствует себя сегодня физически и психологически. Дело в том, мистер Фаркуар, что вчера ночью я бы не удивился, если бы его хватил удар и он просто упал замертво, – настолько велико было в нем внутреннее напряжение.

Как они и порешили, мистер Фаркуар зашел в дом Брэдшоу, а мистер Бенсон остался ждать его у дверей.

– Ох, мистер Фаркуар, что случилось? – воскликнули хором девочки, выбегая ему навстречу. – Мама сидит и плачет в нашей старой детской. Она не говорит, в чем дело, и не пускает нас к себе. А папа заперся у себя в кабинете и даже не откликается, когда мы его зовем, хотя мы знаем, что он точно не спит, потому что слышали, как он всю ночь расхаживал у себя.

– Проводите меня к нему, – попросил мистер Фаркуар.

– Это бесполезно: он вас все равно не впустит.

Несмотря на это, они все-таки пошли с ним наверх и были немало удивлены, когда отец, узнав, кто пришел, сразу открыл дверь и впустил зятя в комнату. Пробыв у мистера Брэдшоу с полчаса, мистер Фаркуар спустился в столовую, где девочки стояли у камина, не обращая внимания на завтрак, к которому даже не притронулись. Затем он быстро написал несколько строк и велел отнести записку маме, сказав, что это ее немного успокоит, а после добавил, что через часа два-три пришлет сюда Джемайму с ребенком, которая, вероятно, несколько дней поживет у них. У него мало времени, и пока что он больше им ничего не скажет – все объяснит Джемайма.

Расставшись с ними на этом, он вернулся к мистеру Бенсону.

– Пойдемте со мной к нам и вместе позавтракаем. Через пару часов я уезжаю в Лондон, но до отъезда мне необходимо поговорить с вами.

Уже дома он первым делом поднялся к Джемайме, чтобы попросить ее позавтракать сегодня у себя в комнате, и менее чем через пять минут вернулся к гостю.

– Теперь я могу вам все рассказать, – сказал он. – Ситуация для меня в определенной степени прояснилась. В данный момент наша задача состоит в том, чтобы не дать Дику встретиться с отцом, – в противном случае никаких надежд на спасение Ричарда не будет. Его отец тверд как кремень. Он запретил мне бывать в его доме.

– Запретил вам?!

– Да, и все из-за того, что я не считаю Дика безнадежно испорченным и пропащим, а еще из-за того, что я сказал ему, что вернусь с клерком из страховой компании в Лондон и доходчиво объясню Деннисону (он шотландец и человек, не лишенный здравого ума и сердца) реальное положение вещей. Кстати, клерку мы не должны обмолвиться ни словом, иначе он останется тут и начнет по своей инициативе делать все, чтобы не привезти своему начальству неудовлетворительный отзыв недовольного клиента. Деннисон поверит мне на слово, рассмотрит это дело со всех сторон и, узнав, что вы отказываетесь подавать на виновного в суд, быстро поймет, что компании его это никак не навредит. Однако, когда я привел эти вполне разумные, с моей точки зрения, доводы и высказался в том плане, что уже решил, как буду действовать в данной ситуации сам, этот старый упрямец заявил, уж не считаю ли я его марионеткой, которой можно помыкать в его собственном доме. Он заверил меня, что не испытывает к Дику никаких чувств, – при этом он весь трясся, как осиновый листок, – а потом… одним словом, он наговорил мне, по-видимому, того же, что вчера ночью слышали от него вы. Я не согласился с ним, начал спорить, и в итоге мне теперь отказано в посещении его дома. Более того, он сказал, что ноги его не будет в конторе фирмы, пока я буду оставаться его партнером.

– И что же вы намерены делать?

– Пошлю к нему Джемайму с ребенком. Ничто так действенно не приводит людей в чувство, как появившееся рядом маленькое беспомощное дитя. К тому же вы не знаете мою Джемайму, мистер Бенсон! Нет, вы не знаете ее по-настоящему, хотя знакомы с ней с самого ее рождения. Если она не успокоит мать, а наше дитя не завоюет сердце своего дедушки, можете делать со мной что хотите! Я все объясню Джемайме и, положившись на ее интуицию и мудрость, предоставлю ей возможность действовать с одной стороны, тогда как сам возьмусь за дело с другой.

– Ричард сейчас за границей, не так ли?

– Он возвращается в Англию завтра. Я должен где-то перехватить его, но это будет нетрудно. Сложности начнутся потом. Что мне делать с ним, когда я его отыщу? Что ему сказать? Понятно, что он должен выйти из числа партнеров. Его отцу я этого не говорил, но насчет этого я настроен очень решительно. Я не позволю бросать тень на честное имя и репутацию моей фирмы.

– А что с ним будет дальше? – с тревогой в голосе спросил мистер Бенсон.

– Пока не знаю. Но я не брошу его на произвол судьбы – ради Джемаймы, ради его сурового пожилого отца. Найду ему какое-то занятие, как можно более далекое от искушений и соблазнов. Сделаю для него все, что в моих силах. Сейчас он запуган собственным отцом до потери индивидуальности, потери уважения к себе, но если в нем все-таки есть что-то хорошее, то оно выплывет, когда он будет свободен, и тогда он исправится. Боюсь, что на этом наш разговор окончен, мистер Бенсон, – сказал он, взглянув на часы. – Мне пора. Нужно еще объяснить все моей супруге, а затем идти к клерку. Через день-другой я дам о себе знать.

Мистер Бенсон даже позавидовал гибкости ума его более молодого собеседника, а также его решимости действовать быстро. У него же самого при этом возникло желание сесть в своем тихом кабинете и поразмыслить над событиями и откровениями последних двадцати четырех часов. От планов мистера Фаркуара, хотя тот лишь вкратце обрисовал их, у него уже голова шла кругом; пастору требовались уединение и время поразмыслить, чтобы прийти к заключению относительно их мудрости и справедливости. Признаться, у него сложилось невысокое мнение о Ричарде, но все равно он был шокирован, узнав, что тот умышленно совершил преступление. В результате такого потрясения следующие несколько дней мистер Бенсон пребывал в подавленном настроении и никак не мог прийти в себя. В таких случаях его обычно утешала сочувствующая ему сестра, но сейчас он был лишен ее внимания, так как дал слово ничего ей не рассказывать. К счастью, она была так занята полемикой с Салли по каким-то хозяйственным вопросам, что не замечала апатии притихшего брата.

Мистер Бенсон чувствовал, что не имеет права явиться в дом, где ему было молчаливо отказано. Если бы он сейчас пришел к мистеру Брэдшоу без приглашения, его можно было бы заподозрить в том, что он хочет злоупотребить фактом посвященности в позорную тайну одного из членов этой семьи. И все же ему очень хотелось туда пойти: он подозревал, что мистер Фаркуар, должно быть, пишет Джемайме практически каждый день, и ему не терпелось узнать, как там у него дела. Но на четвертый день после отъезда ее мужа она сама пришла к мистеру Бенсону через полчаса после доставки почты и попросила его о беседе наедине.

По ней было заметно, что она очень взволнована и, вероятно, перед этим долго плакала.

– Ах, мистер Бенсон! – воскликнула она. – Не согласитесь ли вы пойти со мной, чтобы рассказать отцу печальное известие про Дика? Уолтер наконец-то написал мне, чтобы сообщить, что он его все-таки нашел, хотя поначалу это никак не удавалось. Однако позавчера, если не ошибаюсь, он случайно узнал об аварии, которая произошла с ехавшим из Дувра дилижансом: он опрокинулся – двое пассажиров погибли, а еще несколько были тяжело травмированы. Уолтер пишет, что мы должны быть благодарны Господу, что Дик не погиб. Он пишет, что сразу поехал на место происшествия и в небольшой гостинице, расположенной неподалеку от этого места, с огромным облегчением обнаружил Дика. Оказалось, что он, к счастью, не погиб, а был лишь серьезно ранен. Но для всех нас это ужасный удар. Мы еще никогда не были так напуганы; мама совсем занемогла, и ни один из нас не осмеливается рассказать об этом отцу. – До сих пор Джемайме удавалось сдерживать рыдания, но, когда она закончила, слезы взяли над ней верх.

– А как себя чувствует ваш отец? Я все эти дни хотел узнать, как он, – участливо поинтересовался мистер Бенсон.

– Извините, что не приходила и ничего вам не рассказывала, но на самом деле я была очень занята. Он, похоже, сказал маме что-то такое, чего она не может ему простить. Она явно избегает его. Если он приходит к столу, она в столовой не показывается. Она почти все время проводит в детской: вытащила из чулана старые игрушки Дика и оставшуюся здесь его одежду, без конца перебирает все это и плачет.

– Но, выходит, мистер Брэдшоу все-таки общается с вами. Я боялся, что между вами возникнет отчуждение – мистер Фаркуар предупреждал, что он намерен отстраниться от семьи.