Текст книги "Руфь"

– Зайдите ко мне, – сказал он, не отпуская ее, но и не сжимая руку сильнее, поскольку опасался, что такое приглашение оскорбит девушку и она снова убежит от него.

Они медленно вошли в маленькую гостиную позади лавки. Пышущая здоровьем хозяйка дома, которую звали миссис Хьюз, поспешно зажгла свечу, и теперь, оставшись лицом к лицу, они наконец смогли рассмотреть друг друга лучше. Горбатый джентльмен был очень бледен, но Руфь – еще бледнее, как будто на лице ее лежала печать смерти.

Глава IX. Демон хаоса отступает

Миссис Хьюз сразу засуетилась, сочувственно приговаривая то на очаровательно ломаном английском, то на валлийском, которым она хорошо владела и который, благодаря ее мелодичному голосу, звучал так же мягко, как, скажем, русский или итальянский. Мистер Бенсон – а именно так звали горбуна, – задумавшись, лежал на диване, пока сердобольная миссис Хьюз металась по дому, придумывая, как помочь ему снять боль. Он останавливался у нее вот уже три года подряд, так что она хорошо знала его и любила.

Руфь стояла у небольшого полукруглого окна и смотрела на улицу. По темно-синему небу, заслоняя собой луну, торопливо плыли большие облака самых причудливых форм, как будто призванные зовом могущественного духа бури. Но цель их была не здесь, место сбора находилось восточнее, за много лиг[11]11
  Лига – мера длины, приблизительно равная 3 милям или 4,8 километра.


[Закрыть] отсюда. Очень разные – то черные, то серебристо-белые с одного края, то пронзенные по центру лунным светом, словно лучом самой надежды, то снова в серебристых полосках, – они неслись над безмолвной землей, обгоняя друг друга. А вот подошли совершенно черные, которые двигались ниже и быстро скрылись за незыблемой стеной гор как раз в том направлении, куда совсем недавно стремилась и Руфь; в своей дикой гонке они очень скоро будут пролетать над местом, где спит он, человек, в котором заключается весь ее мир. А может быть, он и не спит, может быть, именно в этот момент он думает о ней. В голове у нее тоже бушевал шторм, который путал ее мысли, рвал их на части, превращая в бесформенные обрывки, похожие на причудливые пятна облаков перед ее глазами. Ах, если бы она могла улететь с ними за горизонт, то обязательно догнала бы его!

Мистер Бенсон, который внимательно следил за выражением ее лица, отчасти понимал, что творится у нее в душе. Видя этот тоскливый взгляд, устремленный в сулящую свободу даль, он подозревал, что ее сейчас вновь искушают сладкоголосые, как мифические сирены, воды омута, чей смертельный плеск до сих пор звучал в его ушах. Поэтому он подозвал ее, молясь, чтобы его слабому голосу хватило силы и убедительности.

– Моя дорогая юная леди, мне нужно многое вам сказать, а Господь отнял у меня силы именно в ту минуту, когда они мне всего нужнее, – хоть и грешно мне говорить такие вещи, упрекая Его. Но заклинаю вас Его именем: наберитесь терпения хотя бы до завтрашнего утра. – Он пристально смотрел на нее, но она молчала, и лицо ее оставалось отрешенным. Она не могла отказаться от своей надежды, откладывая свой шанс, свою свободу до утра.

– Да поможет мне Всевышний, она не слышит меня, – печально заключил он и, не отпуская ее руку, откинулся на подушку. Он был прав: его слова не нашли отклика в ее душе, потому что там сейчас царствовал демон хаоса, внушавший ей, что она отверженная. Она была одержима духом зла, который не дал ей проникнуться смыслом святых слов «именем Господа», тем самым бросив вызов Божьему милосердию.

«Подскажи же, Всевышний, что я должен сделать?»

Мистер Бенсон подумал об умиротворяющем влиянии веры, которая всегда давала силы и утешение ему самому, но потом отбросил эту мысль как бесполезную в данном случае. И тут он услышал тихий внутренний голос, после чего сказал:

– Именем вашей матери, жива ли она или умерла, заклинаю вас остаться здесь до тех пор, когда я буду в силах поговорить с вами.

Она опустилась на колени у его дивана и снова горько разрыдалась. Понимая, что на этот раз достучался до ее сердца, он оставил ее в покое, боясь все испортить. Через некоторое время он заговорил снова:

– Я знаю, что вы не уйдете… не можете уйти – ради нее. Я прав, вы не уйдете?

– Не уйду, – едва слышно ответила Руфь, чувствуя зияющую пустоту в своем сердце. Она упустила свой шанс и успокоилась, потому что надежд больше не было.

– А теперь сделайте то, о чем я вас попрошу, – мягко сказал горбун; сам того не замечая, он заговорил тоном человека, нашедшего тайное заклинание, которое дает власть над духами.

– Хорошо, – отозвалась она подавленным голосом.

Он кликнул миссис Хьюз, и та сразу пришла из находящейся рядом лавки.

– По-моему, у вас есть еще одна свободная спальня, где раньше жила ваша дочка. Надеюсь, вы не откажете мне. А я, со своей стороны, буду вам очень обязан, если вы позволите этой юной леди сегодня переночевать у вас. Проводите ее туда, пожалуйста, прямо сейчас. А вы, дорогая, идите с этой женщиной и помните: вы обещали мне никуда не уходить отсюда, пока я с вами не поговорю. – Его слабый голос был едва слышен, но Руфь повиновалась. Вставая с колен, она сквозь слезы взглянула на его лицо. Губы мужчины безмолвно шевелились в страстной молитве, и она знала, что он молится о ней.

В ту ночь мистер Бенсон не мог уснуть, хотя боль отступила. Словно в бреду, он прокручивал в уме различные варианты развития событий, и порой они принимали странные и даже фантастические формы. В своих грезах он встречался с Руфью в разных местах и при разных обстоятельствах, он обращался к ней всеми возможными способами, стараясь подвигнуть ее к терпению и добродетели. Ближе к утру он задремал, но даже во сне эти мысли не оставляли его: он говорил с ней, но голос его не слушался, отказываясь звучать, а Руфь вновь и вновь ускользала от него, убегая к темной пучине глубокого омута.

Но пути Господни неисповедимы.

Его тревожные видения наконец сменились крепким сном. Проснулся он от стука в дверь, который вначале показался ему продолжением того, что ему только что снилось.

На пороге стояла миссис Хьюз, которая вошла, как только он откликнулся.

– Ох, сэр, боюсь, что наша юная леди совсем занемогла. Прошу вас, пройдемте к ней.

– А что с ней? – встревоженно спросил он.

– Совсем затихла, лежит не пошевельнется, сэр. Мне кажется, она умирает. Да, сэр, именно так.

– Ступайте, я сейчас подойду, – ответил он, чувствуя, как у него оборвалось сердце.

Вскоре он уже вместе с миссис Хьюз стоял у постели Руфи. Она лежала неподвижно, как будто умерла: глаза закрыты, на бледном осунувшемся лице застыла маска страдания. Когда он заговорил с ней, она не ответила, хотя через некоторое время ему показалось, что девушка пытается что-то сказать. Но, похоже, в таком состоянии она была не способна даже пошевелиться, не то что говорить. Она была одета в верхнюю одежду, в которой была вчера днем, только капор сняла; и это несмотря на то, что заботливая миссис Хьюз предусмотрительно снабдила ее ночной сорочкой, которая лежала сверху на небольшом комоде, служившем здесь также туалетным столиком. Мистер Бенсон взял ее за запястье и с трудом нащупал слабый мерцающий пульс. Когда же он отпустил ее руку, та упала на постель тяжело и безвольно, как у покойницы.

– Вы давали ей что-нибудь поесть? – озабоченно спросил горбун у миссис Хьюз.

– Ну конечно! Я предлагала ей самое лучшее, что есть у меня в доме, но она только покачала своей очаровательной головкой и попросила меня принести ей чашку воды. Я принесла молока – хотя, думаю, она все-таки предпочла бы воду, – и она, чтобы не показаться грубой и неблагодарной, пригубила немного. – И с этими словами расплакалась уже миссис Хьюз.

– Как часто бывает здесь доктор?

– Ох, сэр, сейчас он бывает у нас почти каждый день, ведь наша гостиница переполнена.

– Я схожу за ним. Вы не могли бы попробовать раздеть ее и уложить в постель? А еще откройте окно, впустите свежего воздуха. Если ноги у нее окажутся холодными, обложите их бутылками с горячей водой.

Все это было подтверждением человеколюбия, свойственного природе обоих этих людей, потому что ни тому, ни другому даже в голову не пришло жаловаться, что у них на руках оказалось это бедное беспомощное создание. Напротив – миссис Хьюз назвала это знаком, «благословением Господним».

 
Не действует по принужденью милость;
Как теплый дождь, она спадает с неба
На землю и вдвойне благословенна:
Тем, кто дает и кто берет ее[12]12
  Строки из пьесы В. Шекспира «Венецианский купец». (Перевод Т. Щепкиной-Куперник.)


[Закрыть].
 

Глава X. Записка и ответ

В гостинице царила привычная суета и вовсю кипела жизнь. Мистеру Бенсону пришлось довольно долго дожидаться миссис Морган в ее маленькой гостиной, так что он даже начал терять терпение. Наконец она все-таки появилась и выслушала его историю. Пусть говорят, что добродетель в наши дни не пользуется должным уважением, если только она не сопровождается явными признаками богатства и высокого положения. Однако я склонна полагать, что со временем истинная добродетель в конечном счете всегда удостаивается награды и почтения со стороны тех, кто умеет ее ценить. И вознаграждается она не подобострастными поклонами и лицемерными словами, как это происходит со многими другими ценностями в нашем мире, а тем, что своим проявлением будит в других людях их самые лучшие и благородные качества – при условии, разумеется, что добродетель эта чистая, бесхитростная и неосознанная.

Мистер Бенсон не стал особенно рассыпаться в разных внешних проявлениях глубокого почтения к хозяйке, да и у миссис Морган не было на это времени. Однако, увидев, кто ее ожидает, она перестала привычно хмурить лоб и стала вести себя гораздо сдержаннее, чем обычно. И все потому, что мистера Бенсона в их деревне хорошо знали: он год за годом проводил свой летний отпуск в этих горах, всегда останавливался в доме, где находится свечная лавка, и ни гроша не тратил в гостинице.

Миссис Морган выслушала его терпеливо – насколько она вообще могла быть терпеливой.

– Мистер Джонс будет здесь сегодня во второй половине дня. Но, право, досадно, что вам приходится хлопотать за такую особу. Вчера у меня совсем не было времени, но я сразу догадалась, что с ней что-то неладно, да и Гвен доложила мне, что она у нас сегодня не ночевала. Та дама со своим сыном вчера уезжала в большой спешке, хотя, как по мне, молодой человек был не готов к такому дальнему путешествию. А потом и наш почтальон Уильям Уинн подтвердил мои догадки – дорога только до Исбити вконец измотала беднягу. Еще он сказал, что они даже решили передохнуть там денек-другой, прежде чем ехать до Пен-тре-Фёльса. Как бы там ни было, но сегодня утром за ними вслед должна выехать их служанка с багажом, и теперь я припоминаю, как Уильям Уинн говорил, что они собираются ее дожидаться. Напишите им письмо, мистер Бенсон, и расскажите о состоянии девушки.

Совет был толковый, однако и малоприятный. И дан он был человеком, привыкшим включать свой острый, хотя, возможно, и не слишком утонченный ум для принятия быстрых решений в самых непредвиденных ситуациях. А еще миссис Морган совсем не привыкла, чтобы ее авторитетное мнение подвергалось каким-то сомнениям, так что мистер Бенсон не успел еще сообразить, что ему делать, а она уже достала из бюро перья, бумагу и чернила и, сложив все это перед ним, явно собралась уходить.

– Оставьте письмо на этой полке, а я передам его их служанке, уж будьте уверены. А ответ вам доставит паренек, который будет везти ее в повозке. – Она удалилась, прежде чем он разобрался со своими разбегающимися мыслями, и только потом вдруг вспомнил, что не знает имени человека, которому собирается писать. Спокойная тихая работа в своем маленьком кабинете дома выработала в нем привычку принимать решения основательно и не торопясь, в то время как положение хозяйки гостиницы обязывало миссис Морган действовать решительно и быстро.

Ее совет, с одной стороны, был хорош, но, с другой, если следовать ему, возникали непростые вопросы. Да, состояние Руфи было тяжелым и о нем необходимо было сообщить ее друзьям; но были ли ее друзьями люди, которым он хочет писать? Он знал, что это богатая мамаша и ее элегантный красавец-сын. А также имел некоторое представление о сложившихся обстоятельствах, которые, кстати говоря, в какой-то мере могли бы оправдывать то, что они бросили Руфь. У него хватало ума понять весьма уязвимое положение знатной дамы, оказавшейся под одной крышей с девушкой, с которой жил ее сын, как это получилось с Руфью. И все же ему не хотелось адресовать письмо ей; с другой стороны, писать сыну тоже не годилось, потому что выглядело бы это как завуалированная просьба вернуться. В конце концов он все-таки взялся за перо.

«Мадам, я пишу вам, чтобы сообщить о несчастной молодой женщине – в этом месте он надолго задумался, – которая сопровождала вашего сына в его поездке сюда и которая после вашего вчерашнего отъезда осталась совсем одна. В данный момент она лежит у меня на квартире в очень тяжелом и опасном, как мне представляется, состоянии. Смею заметить, что вы поступили бы очень великодушно, если бы позволили вашей служанке вернуться и поухаживать за больной, пока та не оправится настолько, чтобы ее можно было отдать на попечение близким или пока те не приедут сюда, чтобы позаботиться о ней самим.

Засим остаюсь ваш покорный слуга,

Турстан Бенсон».

Письмо это, с его собственной точки зрения, было очень несовершенным, но это было лучшее, что он мог сделать сейчас. У пробегавшей мимо горничной он узнал имя той леди, после чего указал адресата и оставил письмо на полке. Затем он вернулся к себе и стал дожидаться приезда доктора и возвращения почтальона. Состояние Руфи оставалось неизменным: она была без чувств, лежала, не меняя позы, и едва дышала. Время от времени миссис Хьюз смачивала ей губы, и тогда те чуть заметно двигались, но это был единственный признак жизни, который он мог заметить. Появившийся наконец доктор лишь сокрушенно покачал головой и заявил, что здесь наблюдается «полный упадок сил, вызванный каким-то сильным нервным потрясением». Он прописал ей покой и какие-то загадочные лекарства, но потом добавил, что результат лечения сомнителен, очень сомнителен. После его ухода мистер Бенсон взял свой учебник валлийской грамматики и попытался разобраться с правилами чередования гласных, которые всегда озадачивали его; но толку от этого не было никакого, потому что все его мысли были заняты состоянием находившейся между жизнью и смертью юной девушки, еще совсем недавно такой жизнерадостной и веселой.

Повозка с кучером, в которой ехала хозяйская служанка с багажом, прибыла к месту около полудня. Когда письмо было вручено миссис Беллингем, оно вызвало у нее сильное раздражение. Самое неприятное в порочных связях такого рода – это то, что никак нельзя предугадать последствий, которые могут оказаться нескончаемыми. Постоянно возникают какие-то новые претензии, причем улаживать их берется кто попало. Это ж надо до такого додуматься – отослать обратно ее личную прислугу! Да Симпсон ни за что не поехала бы туда, даже если ее попросить. Так вслух рассуждала миссис Беллингем, читая письмо, а затем неожиданно повернулась к своей любимой служанке, которая внимательно слушала свою хозяйку, не пропуская ни единого слова.

– А что, Симпсон, поехала бы ты поухаживать за этим несчастным созданием, как предлагает этот… как его там… – миссис Беллингем взглянула на подпись в конце письма, – этот мистер Бенсон?

– Я? Да никогда в жизни, мадам! – с горячностью ответила служанка, гордо расправляя плечи. – Надеюсь, мэм, вы не потребуете от меня такого. Иначе как я после этого смогу помогать одеваться благородной даме?

– Ну, полно-полно, успокойся. Я все равно не смогла бы обходиться без тебя. И, кстати, перевяжи-ка завязки на моем платье: вчера вечером здешняя служанка запутала их в узлы и при этом ужасно помяла. Да, неловкая ситуация, даже очень неловкая, ничего не скажешь, – задумчиво продолжила она, возвращаясь к письму о состоянии Руфи.

– Если позволите, мэм, я хотела бы сообщить вам об одном моменте, который полностью меняет дело. Вчера вы, если не ошибаюсь, вложили в конверт письма, адресованного той девушке, казначейский билет?

Миссис Беллингем утвердительно кивнула, и служанка продолжила:

– Все дело в том, что у меня есть веские основания полагать, что ни тот горбатый человек, который писал вам свою записку (его зовут мистер Бенсон, мэм), ни миссис Морган не знали, что вы уже позаботились об этой молодой особе. Мы с горничной нашли на полу ее комнаты ваше письмо, скомканное вместе с купюрой, словно это ненужная бумажка. Думаю, после вашего отъезда она сразу выскочила на улицу как полоумная.

– Как ты правильно заметила, это полностью меняет дело. Потому что письмо, которое я держу в руках, – это своего рода деликатный намек на некую компенсацию. В принципе, это справедливо, но только ей ведь уже было заплачено. А что же стало с деньгами?

– Все по закону, мэм, что за вопрос? Разумеется, как только я увидела банкноту, я подняла ее и тотчас отнесла миссис Морган, чтобы та сохранила ее для той молодой особы.

– О, ты поступила правильно. Есть ли у нее друзья или близкие? Может быть ты что-нибудь слышала о них от миссис Мейсон? Вероятно, им следовало бы знать, где она сейчас находится.

– Да, миссис Мейсон действительно мне кое-что рассказала. Та девушка – сирота, у нее есть попечитель, который ей не родственник и который просто умыл руки, после того как она сбежала. При этом миссис Мейсон ужасно расстроилась, с ней чуть истерика не случилась из-за опасений, что она может потерять ваше расположение, если вы решите, будто она недостаточно присматривала за своей ученицей. Миссис Мейсон сказала, что никакой ее вины в этом нет, просто эта девица всегда старалась выделиться, кичилась своей красотой, приговаривала, какая она распрекрасная, и искала способы попасть туда, где ею могли бы восхищаться, в частности на главный бал графства. А потом миссис Мейсон выяснила, что та встречалась с мистером Беллингемом в доме у одной старухи, настоящей старой ведьмы, мэм, которая живет в самом нищем районе города, пользующимся дурной репутацией.

– Все! Довольно с меня! – резко оборвала миссис Беллингем ее болтовню, становившуюся просто бестактной. В своем горячем желании обелить подругу миссис Мейсон и одновременно очернить Руфь, та не сообразила, что тем самым бросает тень и на сына своей хозяйки. А его гордой и надменной матери будет неприятно думать о том, что ее отпрыск шатается по трущобам, где обитают самые низы общества.

– Если у нее нет близких и если эта особа действительно такова, как вы ее описываете – что, впрочем, полностью совпадает и с моими наблюдениями, – то лучшим местом для нее, как я уже говорила, будет исправительное заведение. Пятидесяти фунтов вполне достаточно, чтобы продержаться примерно с неделю, если она и в самом деле не в состоянии ехать и заплатить за поездку. А если после возвращения в Фордхэм она снова обратится ко мне, то я уж похлопочу, чтобы ее немедленно определили куда следует.

– Да ей просто повезло, что она имеет дело с леди, которая не отказывается принять в ней участие, несмотря на все, что произошло.

Миссис Беллингем послала за письменным прибором и на скорую руку написала несколько строчек, чтобы передать их с почтальоном, который уже был готов выезжать.

«Миссис Беллингем выражает почтение своему незнакомому корреспонденту, мистеру Бенсону, и считает необходимым уведомить его об одном обстоятельстве, видимо неизвестном ему, когда он писал письмо, которым я была удостоена. А именно о сумме в 50 английских фунтов, оставленной мною для молодой особы, упомянутой в письме мистера Бенсона. Сумма эта в данный момент находится у миссис Морган, равно как и записка от миссис Беллингем в адрес несчастной девушки, в которой предлагается посодействовать помещению ее в исправительное заведение Фордхэма, самое подходящее место для такого рода персон, поскольку из-за своего распутного поведения она потеряла единственного на всем белом свете друга, который оставался у нее. Сейчас миссис Беллингем повторяет свое предложение, и лучшими друзьями молодой женщины окажутся те, кто сумеет убедить ее последовать по этому пути исправления».

– Позаботься, чтобы мой сын ничего не узнал об этом письме, – заявила миссис Беллингем, отдавая конверт служанке. – Он сейчас очень чувствительный, так что это может сильно расстроить его.

Глава XI. Турстан и Фейт Бенсоны

Только что вы видели послание, которое было вручено мистеру Бенсону, когда на ясном летнем небе начали сгущаться сумерки. Прочитав его, он, пока не закрылась почта, поспешил написать еще кое-кому. Почтальон уже трубил в свой рог на всю деревню, возвещая, что пора сдавать свои письма. К счастью, в это долгое утро у мистера Бенсона было время все хорошо обдумать, и он, предвидя, каким может быть ответ миссис Беллингем, уже принял решение, что ему делать дальше. А написал он следующее:

«Дорогая Фейт!

Ты должна незамедлительно приехать сюда, поскольку я крайне нуждаюсь в твоей помощи и совете. Не пугайся – сам я совершенно здоров. У меня нет времени объяснять тебе все обстоятельства, но я уверен, что ты мне не откажешь. Хочется верить, что ты появишься тут самое позднее в субботу. Ты знаешь, каким образом я добирался сюда, – это самый удобный и дешевый способ. Дорогая моя Фейт, не подведи меня.

Твой любящий брат

Турстан Бенсон.

P. S. Боюсь, что денег, которые я оставлял, тебе может не хватить. Заложи моего Фаччолати[13]13
  Якопо Фаччолати – итальянский лексикограф, филолог и педагог.


[Закрыть] у Джонсона, он даст хорошую цену. Книга эта стоит на нижней полке в третьем ряду. Только приезжай поскорее».

Отослав письмо, мистер Бенсон сделал все, что только мог. Последующие два дня прошли для него словно бесконечный однообразный сон, заполненный долгими ожиданиями, размышлениями и хлопотами о больной; сон, не прерываемый какими-либо событиями, когда он даже плохо различал смену времени суток, потому что по ночам ярко светила луна, – стояло полнолуние. Ответ пришел в субботу утром.

«Дорогой Турстан!

Твой малопонятный призыв только теперь дошел до меня, и я повинуюсь ему, тем самым оправдывая твое доверие и то, что меня недаром зовут Фейт[14]14
  Фейт (англ. Faith) в переводе с английского означает «вера, доверие».


[Закрыть]. Думаю, это письмо ненамного обгонит меня. Я не могу не тревожиться о тебе, но в то же время сгораю от любопытства. Денег у меня достаточно, и это очень удачно, потому что Салли, которая охраняет твой кабинет, как Цербер, скорее заставит меня идти к тебе всю дорогу пешком, чем позволит взять хоть что-нибудь из твоих вещей.

Твоя любящая сестра

Фейт Бенсон».

Мысль, что скоро его сестра будет рядом с ним, принесла мистеру Бенсону большое облегчение. С детских лет он привык полагаться на ее меткие суждения и безупречный здравый смысл. Он чувствовал, что нужно поручить Руфь своей сестре, что нельзя злоупотреблять добротой миссис Хьюз, у которой и так хватало своих домашних дел помимо того, чтобы ухаживать за больной и сидеть с ней по ночам. Но все же он попросил свою хозяйку побыть с Руфью еще один раз, последний, а сам отправился встречать сестру.

Маршрут дилижанса пролегал у подножия крутого подъема, который вел к селению Лландхи. Мистер Бенсон привел с собой мальчика, чтобы тот помог ему поднести багаж сестры. Однако они пришли к основанию холма слишком рано, и мальчишка, коротая время, принялся бросать плоские камешки в реку, чтобы они прыгали по гладкой поверхности воды на мелководье, тогда как мистер Бенсон сел на большой камень в тени ольхи, росшей на мягкой зеленой лужайке у самого берега. Он был очень рад вновь оказаться на свежем воздухе, вдали от гнетущих сцен и мыслей, которые тяжким грузом давили на него последние три дня. Он находил неожиданную прелесть буквально во всем вокруг, начиная от голубоватых, залитых солнечным светом горных вершин вдалеке и заканчивая заросшей сочной зеленью уютной долины, дышащей спокойствием и умиротворением, где он сейчас устроился в тени. И даже граница из светлой гальки у воды по обоим берегам горного потока тоже была по-своему красива своей аккуратностью и чистотой. Он чувствовал себя более спокойно и не так напряженно, чем последние несколько дней. Но когда он обдумывал то, что сейчас расскажет сестре, объясняя свой срочный вызов, вся эта история начинала казаться какой-то странной и ему самому. Неожиданным образом он вдруг стал единственным другом и защитником несчастной больной девушки; причем он даже имени ее не знает, а знает только, что она была любовницей мужчины, который ее бросил, и что она, как он полагал и опасался, собиралась покончить с собой. В общем, речь шла о проступке, который вряд ли вызовет сострадание у его сестры, какой бы доброй и чуткой она ни была. Выходит, ему придется взывать к ней через ее любовь к нему, как к родному человеку, и это был далеко не лучший способ воздействия; он предпочел бы, чтобы ее отношение к девушке основывалось на каком-то другом, менее личном мотиве, чем просто выполнение просьбы брата.

Дилижанс, грохоча колесами по неровной каменистой дороге, медленно подъехал и остановился. Мисс Бенсон, занимавшая место снаружи, бодро соскочила на землю и горячо обняла брата. Она была гораздо выше его ростом и в молодости, должно быть, была необычайно хороша собой; блестящие черные волосы на лбу были разделены пробором, а в темных выразительных глазах и прямой линии носа до сих пор угадывались отголоски былой красоты. Неизвестно, была ли она старше брата, но в любом случае из-за его увечности заботилась о нем по-матерински.

– Турстан, какой ты бледный! Можешь сколько угодно повторять, что ты здоров. Я все равно не поверю. Что, донимают старые боли в спине?

– Нет… Ну, немного… не важно, забудь, моя дорогая Фейт. Присядь здесь, а я отошлю мальчика отнести твой багаж. – Желая похвалиться перед сестрой тем, как он освоил местный язык, свое распоряжение ребенку он отдал на безупречном валлийском – настолько безупречном грамматически и настолько же ужасном с точки зрения произношения, что мальчишка, озадаченно почесав затылок, коротко бросил в ответ:

– Dim Saesoneg[15]15
  Dim Saesoneg (валл.) – дословно: «Нет саксонского», в смысле: «Я не говорю по-английски».


[Закрыть].

Пришлось повторять это по-английски.

– Ладно, Турстан, вот я села, как ты просил. Только не томи меня и расскажи поскорее, зачем ты послал за мной.

Теперь ему предстояло самое трудное. Ах, как бы сейчас пригодилось ему красноречие и убедительность библейских серафимов! Однако серафимов поблизости не было, так что на их помощь рассчитывать не приходилось. И только струи воды мягко журчали неподалеку, располагая мисс Бенсон к тому, чтобы спокойно выслушать любой рассказ о причине ее вызова сюда, в эту прекрасную долину, если речь шла не о здоровье любимого брата.

– Фейт, история действительно очень странная, но так или иначе сейчас у меня на квартире лежит одна молодая девушка, и я хотел, чтобы ты за ней поухаживала.

Ему показалось, что по лицу сестры промелькнула какая-то тень. Когда же она ответила, голос ее слегка изменился:

– Надеюсь, тут нет какой-то романической подоплеки, Турстан. Ты же знаешь, я не люблю романов – никогда в это не верила.

– Не знаю, какой смысл ты вкладываешь в слово «романтика». История вполне жизненная и, боюсь, не так уж редко встречающаяся.

Он умолк и выдержал паузу. Главная трудность для него была еще впереди.

– Ну хорошо, говори уже, Турстан, не тяни. Сдается мне, что ты позволил кому-то себя провести. Все, выкладывай наконец и не испытывай мое терпение – сам знаешь, его запасы у меня не безграничны.

– Вот я и говорю. Один джентльмен привез эту девушку в местную гостиницу и потом бросил, после чего она серьезно заболела, а ухаживать за ней некому.

Мисс Бенсон были свойственны некоторые вполне мужские привычки, например манера тихо присвистнуть в случае сильного удивления или неудовольствия. Она считала даже полезным давать выход своим чувствам подобным образом. Мисс Бенсон и сейчас выразительно присвистнула, а ее брат подумал, что лучше бы она что-нибудь сказала.

– Ты послал за ее близкими?

– Их у нее нет.

Наступила пауза, за которой последовал новый присвист, но на этот раз уже помягче и не так однозначно.

– Насколько она больна?

– Лежит совсем тихонько, как при смерти. Не говорит, не шевелится, едва дышит.

– Думаю, ей было бы легче умереть сразу.

– Фейт!

Одного этого слова оказалось достаточно, чтобы расставить все по местам. В нем слышались искреннее удивление и горький упрек, а тон, которым оно было сказано, всегда действовал на нее безотказно. Мисс Бенсон привыкла к той власти, которую она имела над братом благодаря своему более решительному характеру, а если копнуть поглубже, то и благодаря своему физическому превосходству над ним. Однако порой она просто склоняла голову перед по-детски чистой душой брата, чувствуя, что в этом ей до него далеко. Она была слишком добра и честна, чтобы скрывать свои чувства или негодовать за это на брата. Немного помолчав, она сказала:

– Турстан, дорогой, пойдем же к ней.

Фейт заботливо помогла ему подняться и, нежно взяв под руку, повела вверх по длинному и пологому склону холма; однако на подходе к деревне они, не сговариваясь, поменялись местами, и теперь уже она опиралась на его руку (по крайней мере, для виду). Когда же они вплотную подошли к первым домам, он расправил плечи и постарался идти как можно более твердой походкой.

По пути они говорили очень мало. Он спросил у нее о некоторых своих прихожанах, поскольку был диссентерским[16]16
  Диссентеры (англ. dissenters – от лат. dissentio – не соглашаюсь) – в Англии одно из наименований протестантов, отклонявшихся от официально принятого вероисповедания.


[Закрыть] священником в провинциальном городке, и она ответила. Про Руфь никто не обронил ни слова, хотя оба думали только о ней.

К приезду гостьи миссис Хьюз приготовила чай. То, как его сестра, лениво прихлебывая из чашки, делала небольшие паузы, чтобы неспешно сообщить какие-то пустяковые новости, о которых забыла рассказать раньше, постепенно начало вызывать в душе у мистера Бенсона легкое раздражение.

– А мистер Брэдшоу запретил своим детям водиться с Диксонами, потому что однажды вечером они вместе с ними играли в «живые шарады».

– Неужели? Еще бутерброд с маслом, Фейт?

– От этого чистого уэльского воздуха у меня разыгрался аппетит. Миссис Брэдшоу выплачивает за бедняжку Мэгги ренту, чтобы ее не отправили в работный дом.

– Это правильно. Еще чашечку?

– Так я ведь уже две выпила. Впрочем, не откажусь и от еще одной.

Мистер Бенсон не сумел сдержать горестный вздох, когда наливал ей третью чашку чаю. Он не мог вспомнить, чтобы когда-либо видел свою сестру настолько проголодавшейся и мучимой жаждой, не догадываясь, что она таким образом пытается отсрочить начало неприятного разговора, который ожидал ее по окончании трапезы. Но все на свете когда-нибудь заканчивается, вот и чаепитие мисс Бенсон тоже подошло к концу.

– Ну что, пойдешь теперь взглянуть на нее?