Текст книги "На небеси и на земли… Чувства и думы мирянина"

Встречи со Христом
(Ко дню Сретения Господня)

…И он ждал. Ждал, разочаровавшись в житейском счастье, испытав на себе, или видев вокруг себя, слишком много горя, чтобы надеяться на земные радости.

Он видел, как цветущие семьи разрушаются смертью, как она, неумолимая, неутомимая, часто выхватывает из крепких объятий родителей единственное их детище. Он видел, как нередко глубокая вражда разъединяет людей, несколько месяцев до того смотревших друг на друга с обожанием; видел, как куска черствого хлеба не находит человек, незадолго до того изумлявший всех своею роскошью…

Он и видел, и испытал то, что испытал Премудрый и что исторгло у него вопль души: «Все – суета сует и томление духа!..»

Он жил среди народа избранного, народа, считавшего себя высшим всех других, и этот родной народ был порабощен под иго ничтожных, как ему казалось, пришельцев, грубых Неверов, погрязших в чувственности.

И когда он встречал когорту римских солдат и видел их знамя, – гордый римский орел, – всякий раз его сердце болезненно сжималось: рабство вместо свободы, подчинение вместо владычества!

Но более еще, чем это внешнее рабство своего народа, чувствовал он общее порабощение всего человечества страстям, глубокое отсутствие свободы, отсутствие цели, для чего жить, отсутствие светлой точки пред собой, различая которую можно было бы бодро идти вперед и вперед.

Вот что должен был чувствовать праведный старец Симеон.

Одна надежда утешала его, как утешала всех лучших людей того времени, – надежда на Искупителя Мессию, Который совершит великое дело: примирит Бога с человеком, вернет утраченное счастье, даст жизни новое содержание, укажет земле путь к небу.

И вот настал день, когда старцу Симеону было возвещено Духом Святым, что он не умрет, прежде чем не увидит Христа Господня.

Счастливая заря загорелась тогда над его унылым существованием, и он стал ожидать.

Настал новый счастливый день, и Симеон в храме иерусалимском держит на руках Мессию.

Величественная картина! В лице старца Симеона лучшее, что было в ветхом завете, встречало начало завета нового. А завет новый, в лице Христа, как бы благословлял и славил ту крепость веры, какою жил завет ветхий, жил, ожидая вдали Мессию, но «не принимая обетования». Симеон был первый человек, «принявший обетование».

И вот с того дня, как Симеон Богоприимец, приняв на руки Младенца Христа, воспел свою новозаветную песнь: «Ныне отпущаеши раба Твоего, Владыко», – прошло много веков, и христиане постоянно встречают на пути своем Христа – Христа, совершившего уже Свое искупительное дело, пожившего среди людей, обошедшего с проповедью Иудею, преданного, осужденного, замученного, распятого, умершего, в третий день воскресшего, на небеса вознесшегося и одесную Отца седящего.

Какую же радость испытываем мы при встрече со Христом? Какая восторженная песнь выливается из души нашей в приветствие Божественному Путнику?

Вот недавно вспоминалось событие Его пришествия в мир. Стояли ли мы в святой вечер Рождества Христова умиленною стражею у яслей Христовых в пещере вифлеемской?

Мы могли, мы должны были остаться долго-долго в этой пещере, приковать наши взоры, наши думы к Тому, Кто лежал перед нами беззащитным Младенцем, протягивавшим к нам Свои и младенческие, и дружеские, и даже отеческие, спасающие руки. И, если бы мы остались навсегда с Возлежавшим в яслях, какое бы мы нашли в этом счастье!..

Мы бы стали духовно расти с ростом Божественного Младенца, мы последовали бы за Ним в Египет вместе с Пречистой Его Матерью. Потом, вернувшись с Ними в Назарет, умиленно следили бы за развитием Его разума и добродетелей, вместе с Ним остались бы однажды в Иерусалиме и слушали бы с удивлением Его речи в храме к толковникам. Мы бы входили часто в бедный дом, где Он рано начал работать, помогая древоделу Иосифу и неустанно трудившейся Марии. Потом мы с трепетом сердца последовали бы за Ним, когда Он вышел добрым Сеятелем сеять семя, новое семя Божественного учения, и шли бы за Ним по горам и селениям Иудеи, видели бы чудеса Его, со страхом и трепетом наблюдали, как ненавидят его книжники и фарисеи, и с радостным волнением созерцали народную любовь к Нему, слушали радостные клики при входе Его в Иерусалим на праздник Пасхи.

Мы бы стояли у входа в ту горницу, где Он совершал Тайную Вечерю и где впервые приобщил первых уверовавших в Него людей Своей Божественной Плоти и Крови. Мы с ужасом бы видели, как потом в Гефсиманском саду приблизился предающий Его ученик со своим лобзанием. Мы видели бы Его изведенного Пилатом к народу, окровавленного жестоким бичеванием, с главой, склонившейся под жалящим тернием, со струями запекшейся крови на Божественном лице.

С душой, пронзенной, как у Пречистой Матери, мы стояли бы у креста, на котором пригвожден был Он, наша Любовь, наше Божество, и, оцепенев от ужаса, внимали бы Его воплям: «Жажду!» «Отче! векую Мя оставил еси?» «Отче! в руки Твои предаю дух Мой!..» Вместе с женами, служившими Ему от имений своих, мы смотрели бы на снятие со креста Божественного Тела и с благообразным Иосифом обвивали бы Его пеленами, умащая благовониями, и несли бы Его для положения в тихом саду во «гробе новом»…

С мироносицами мы приняли бы от ангела весть о чудном воскресении трехдневного Мертвеца Божественного. С Марией Магдалиной воскликнули бы Ему: «Учитель!» С Лукой и Клеопой вечеряли бы с Ним в Эммаусе; с прочими учениками видели бы явление Его и в храмине затворенной, и на озере Тивериадском.

И, наконец, с горы Елеонской следили бы за «восхождением к Отцу» снисходившего некогда на землю, во образе Младенца, Сына Божия.

Вот сколько «встреч» могли бы мы с Ним иметь! И повсюду Он нас ждал и звал к Себе, и везде смотрел на нас вопрошающим взором любви, ища нашего обращения и неоставления…

Но хоть раз в жизни встретились ли мы с Ним, а встречаясь, не отвернулись ли от Него?..

В ожидании
(Пред восстановлением церковного почитания памяти благоверной великой княгини Анны Кашинской)

Одним из трогательнейших, наиболее захватывающих событий евангельских являются те мгновения, которые Христос провел у смертного ложа юной дочери Наира.

Безмолвие и ужас смерти. Трепетные огни светильников озаряют красным светом восковое лицо, еще недавно улыбавшееся родным, еще недавно освещенное очами, внимательно и изумленно раскрывавшимися на чудеса Божьего мира. И эту жизнь, отлетевшую от юного, прекрасного, непорочного тела, готового теперь предаться страшному тлению, всесильный Бог держал в Своих руках. И не могла в присутствии Источника и Начальника жизни наглая, все пожирающая смерть одолеть торжество жизни. Раздалось властное: «Девица, тебе глаголю: возстани!» – и жизнь вернулась в похолодевший труп…

В христианской церкви, где непрерывною цепью умножаются и продолжаются Христовы чудеса, происходят порою дивные знамения, во всем подобные восстанию мертвых из гробов. Знамения эти – проявление святыми чудотворной своей силы, обнаружение ими своего непрекращающегося существования и благотворной деятельности.

Тот, кому выпало на долю счастье присутствовать при открытии мощей православного святого, никогда не забудет этого острого, охватывающего вас чувства и сознания, что праведник, ушедший от земли много-много лет тому назад, теперь опять возвращается на землю в ореоле незаходимой славы, во всеоружии духовной силы и слышной Богу молитвы своей.

Когда над морем народных голосов на высоко поднятых носилках плывет-качается гроб с мощами праведника, износимыми из недр земли, чтобы до второго пришествия Христово возлечь в храме, в сиянии негаснущих огней, в звуках редко смолкающих хвалебных гимнов, в шепоте молений, – тогда все существо ваше наполняется одним радостным ощущением: «Воскрес, воскрес!»

И разве не жизнь – эти стянувшиеся ко гробу из разных мест отечества люди? Разве не жизнь – это призывание в горе людьми, во всем отчаявшимися, но ждущими, что их услышат из этого молчащего, но делом отвечающего гроба? Разве не жизнь – это множество икон, водворенных в церквях и в заветных божницах? Не жизнь – это всюду громко повторяющееся и прославляемое их имя?.. И как блестяще, как точно и поразительно сбывается над ними слово Писания: «Праведники во веки живут».

Такой чудной новой жизни на земле после земной смерти приобщилась и благоверная великая княгиня Анна, одна из лучших русских женщин.

Удивительна судьба ее. То громадное страдание, которое выпало ей на долю, могло, казалось, не закончиться с ее смертию. Через три века по кончине ее, Господь ее прославил. Творя знамения, осыпая благодеяниями людей, с верой ее призывавших, она была причтена к лику святых. Но потом, вследствие прискорбного и беспримерного недоразумения, чествование ее было отменено, и даже наложены клятвы на тех, кто бы стал призывать ее как святую.

Страдание при жизни, гонение и уничижение по смерти, в веках, уже тогда, когда несомненными знамениями Бог перед людьми проявил Свое благоволение к ней, – вот тот тяжкий путь, которым благоверная княгиня Анна дошла до ненарушимой уже теперь славы.

Знав счастье согласной супружеской жизни с мужем, столь же прекрасным и могучим телом, сколь возвышенным и крепким душою, отпустить его, предчувствуя неминуемую его гибель, к врагам, во власть опутавшей его клеветы; долгое время быть без вестей о нем, молиться о нем, как о живом, когда он был давно истерзан и замучен; получить, наконец, горестную весть и долго добиваться единственного, что осталось от ее князя, – гроба с его телом; не оправившись от этой потери, лишиться одного сына и вслед за ним другого сына с внуком; в Боге найти утешение неутешному горю и крушению всех земных привязанностей; полюбить, привязаться, спешить на помощь всем страдающим, а самой во всем себя ограничить и подвигом во имя Христа еще более приблизиться к тому Христову страданию, которое Бог призвал ее разделить с Собой; отойти, наконец, в ликование вечности, на соединение с тем, кого так болезненно и жестоко вырвала из объятий ее жизнь, – но и в этом радостном соединении не забыть земли, давшей ей столько скорбей, и помогать другим в той юдоли скорбей, где она сама много страдала; стать покровительницей края, быть прославленной, уничиженной и, наконец, взойти вновь над родным краем чудной и яркой звездой, – такова была судьба благоверной княгини Анны.

И вот теперь, когда церковное прославление ее совершится, когда во имя ее воздвигнутся алтари и в церквах восстанут ее иконы, – спросим себя: лучше ли было бы для нее и для нас, если б миновали те ее несчастия, в которых, подобно Купине Неопалимой, горела, не сгорая, ее великая душа?..

В горниле бедствий, под ударами тяжко поражающей руки Божьей росла и развивалась она, ставшая из слабой женщины могучею духом подвижницей.

Славя ее, мы будем прославлять святость христианского страдания, будем прославлять тот путь несения креста, к которому Христос зовет Своих избранников, чтобы их бесконечно вознести.

Воскресение Христово, благоверная Полоцкая княжна Евфросиния и русские женщины

Христос воскресе!

Когда-то в пасхальную ночь один монах, человек глубокой веры, спустившийся в пещеры, где в нетлении святыни почивают древние подвижники Киево-Печерской обители, в умилении душевном воскликнул, кадя в пещерной трапезе:

– Святые отцы и братья, сегодня великий день, Христос воскресе!..

И тогда вдруг понесся от всех мощей голос, как гром:

– Воистину воскресе!

Так и в наши дни хочется воскликнуть исшедшей недавно из вековой тьмы пещер киевских на сияние Божьего солнца и торжественно совершающей путь свой к себе домой на родину, к своему народу, одной из величайших женщин русской истории:

– Благоверная княжна Полоцкая, преподобная Евфросиния, Христос воскресе!

– Многострадальный белорусский народ, Христос воскресе!

Три праздника в дивном сочетании развернулись теперь, веселяти радуют сердца православных. Пасха, как начало вечной, торжествующей жизни, сливается теперь с великим торжеством русской женщины и с великой радостью многострадального, тяжко испытанного белорусского народа.

Вспоминая дивное чудо воскресения Лазаря Четверодневного, церковь хорами своими в этот день поет: «Общее воскресение прежде Твоея страсти уверяя, из мертвых воздвигл еси Лазаря».

Но какое другое, высшее и лучшее, «общаго воскресения уверение» можно найти теперь в благодатном новозаветном мире, как не вот это нетление мощей святых, как не это возвращение скончавшейся свыше семи веков тому назад древней подвижницы на свою родину, в основанную ею обитель?..

И, переносясь мыслью к этому ныне совершающемуся торжественному шествию по заветным волнам Днепра раки мощей благоверной княжны, так и представляешь себе живой ропот этих радостных волн и в этом ропоте ту же великую весть: «Христос воскрес, Христос воскрес!..»

Родиться на вершинах мира, быть предназначенной судьбой к счастью, власти и почету, быть уже почти невестой удалого красавца-князя – а самой, вопреки всем обещаниям судьбы мечтать только об уничижении, подвиге и молитве; чувствовать в душе такую духовную жажду, так стремиться ко Христу, что это стремление пересилило все человеческие привязанности; с двенадцати лет облечься в покровы иночества, нести самое суровое послушание; спасаясь даже от тишины монастыря, войти в гробовое молчание затвора и там переписывать книги, распространять через то слово Божие, а деньги, вырученные продажею этого тяжелого труда, тайно через доверенных людей раздавать нуждающимся; всю жизнь стремиться мыслью к тем местам, где совершилось дело нашего спасения, и в последний год жизни исполнить заветное желание сердца; и среди дивных впечатлений Палестины, поклонясь святыням заветной земли, почить в Иерусалиме – Доме Божьем, чтобы потом в нетлении мощей своих перенестись в священный Киев, а оттуда через семь веков вернуться в родной город и родную обитель, – таково было предназначение княжны Евфросинии.

Сколько бесследно забыто женщин великого положения, блиставших в миру, в то время как в своем затворе спасалась и подвижничала полоцкая княжна! Где могилы, где имена тех женщин?.. Имена исчезли, могилы сравнялись давно с землей…

А вот она по волнам Днепра плывет-плывет в заветный свой край, и стремится к ней сердце народное, и славят ее в песнях церковных, сливающихся с победным напевом: «Христос воскресе из мертвых…»

Вновь ожила она, приобщившись во Христе, таинственном Женихе своем, Его торжествующего бессмертия. «Ты еже сееши не оживет, аще не умрет» (1 Кор. XV, 36). «Иже погубит душу свою ради Мене, сей сохранит ю» (Лк. XVII, 33).

И сколько раз история христианства доказала, что вот эта отдача земной жизни Христу, это вот как бы лишение себя земной жизни ради Евангелия, это вольное для земли умирание с отказом от всего, что на земле людям ценно, этот путь на земле не земной, это шествие души над миром без соприкосновения с ним, есть вернейшее, никогда человека не обманувшее средство для приобретения бессмертия…

Преподобная Евфросиния, как в гробе, жила в затворе. Она из тихого терема перешла прямо в гроб, умерев для мира, для семьи и для радостей. Она перенесла свою душу от чистых детских мечтаний прямо в небо, прямо к своему Жениху Небесному, не желая видеть и знать в своем существовании ничего, кроме этого своего Жениха, отказавшись, зачеркнув, как бы переступив сама через эту свою жизнь прямо в вечность. И от этого отрешения от всего земного явилось то бессмертие, которое так ярко, так поразительно сияет перед нами теперь.

Семя жизни своей бросила она в этот затвор, как в землю бросает семя сеятель, и это семя ожило и распустилось теперь таким пышным, прекрасным цветом.

То, что совершается теперь между Киевом и Полоцком, является еще торжеством и русской женщины.

Не счесть, чем обязано христианство женщине, чем обязано православие – русской женщине.

Живя преимущественно сердцем, женщина горячее и цельнее мужчины откликалась всегда на ту веру, которая есть прежде всего дело сердца. Бесстрашно исповедывали свою верность Христу те жены, служившие Ему, что сопровождали Его к месту казни, плача, когда разбежались в страхе все ученики, кроме любимого Иоанна. Когда высокомерно обращались с Христом даже те люди, которые Им интересовались, как Симон Фарисей, отказавший Христу в первичных правилах тогдашнего гостеприимства, – женщина загладила эту ошибку, помазав ноги Христа миром и отерев их волосами главы своей. Женщины же возлили миро на тело замученного Христа, и женщина первая получила весть о воскресении Его. К лютому кесарю первою явилась Магдалина с вестью о воскресшем Христе. И столь преданные Христу народы, как Греция, Иверия и Россия, получили веру из рук трех бессмертных женщин: равноапостольной царицы Елены, равноапостольной Нины и равноапостольной великой княгини Ольги.

И как заботливо поддерживали и развивали духовные преемницы этих равноапостольных женщин начатое ими дело!

Быть может, из женщин всего мира русская женщина является христианнейшей. И если литература народа в лучших своих произведениях отражает действительные настроения этого народа, является верной картиной духовной его жизни, то сколько мы найдем поразительной духовной высоты в русской женской душе.

Назовем хотя бы лишь Татьяну Ларину («Евгений Онегин» Пушкина) и Лизу Калитину («Дворянское гнездо» Тургенева).

Сколько в русской женской душе силы и чудотворного терпения, сколько в ней всепрощения, сколько умения в те минуты, когда земное страдание становится слишком невыносимым и сердце исходит мученическою кровью, – поднять глаза к небу, перенестись с миром и упованием в счастливую Божью область и после этих минут духовной сосредоточенности стать еще более сильной и могучей! Горе могло убивать русскую женщину, но одолеть и победить ее оно не могло.

Если мы будем вспоминать всех тех женщин, которым мы чем-нибудь обязаны, которые о нас заботились, нас воспитывали, поддерживали нас лаской и сочувствием во всю нашу жизнь, ободряли нас унывающих, готовы были для нас на всякое самопожертвование, и делали все это с драгоценной, святой простотой, как что-то совершенно естественное и понятное, – то мы поймем, что все мы как бы плаваем в море благородства, помощи и сочувствия русской женщины.

Вот мать, в страшно тяжелых обстоятельствах поднявшая на ноги целую семью. Дети разлетелись из гнезда и скудно и мало платят ей душой за все ее былые заботы. Она, ничего не требуя, совершив дело жизни своей, вся прижалась к церкви, молится, благодарная за всякое маленькое внимание. А когда требуют от нее новой жертвы, с улыбкой и радостью идет на эти жертвы, опять ничего не ожидая и не прося взамен.

Вот, в аду войны, в лазарете, до которого долетают неприятельские шрапнели, среди предсмертного хрипа умирающих и стонов людей, которым отпиливают ненужные разорванные члены, ангелом-утешителем ходит сестра милосердия, много ночей уже не спавшая, целыми неделями питающаяся кое-как, наскоро, точно во сне, и перешедшая уже за грань действительной жизни, как явление какого-то идеального, надземного мира.

Не перечесть всех тех образов и форм, которые принимает любовь, самопожертвование и жажда подвигов в русской женской душе.

И как мало признана, как мало понята и, будучи первой проповедницей христианства, поддержкой веры в русской земле, какое скромное в церковном мире занимает женщина место, и как по сравнению с громадным сонмом русских святых ничтожно количество прославленных церковью женщин!

Значит, тайною обвеял Господь сокровище души ее, отлагая прославление ее до жизни будущего века.

И тем большим торжеством и почитанием должны мы окружать тех немногих, которых Господь прославил еще на земле.

В лице полоцкой праведницы, весь земной век свой прожившей в мире святой мечты, идеала и красоты, так настойчиво, просто и бесшумно служившей всем бедствующим и нуждающимся, поклонимся мы искренно, глубоко и усердно нашей несравненной русской женщине.

Наконец, третий великий праздник этих дней – праздник несчастного, загнанного, замученного белорусского народа.

Некогда Белоруссия, главным городом которой исторически можно считать Полоцк, представляла собой совершенно русскую страну.

Православие ее современно православию Новгорода и Киева. Полоцкий собор Святой Софии некоторые считают даже древнее Софии Новгородской и Киевской. Когда в шестнадцатом веке польский король Стефан Баторий взял Полоцк, в нем было до тридцати церквей и тринадцати монастырей и ни одного католического храма, так что Стефану негде было отслужить благодарственное молебствие. В руках же Польши быстро пошло принудительное окатоличивание русского народа. Иезуиты сумели переманить в свою веру исконно православную русскую знать. Народ держался крепко за веру. Тогда была замышлена уния, как мост от православия к католичеству с признанием главенства римского папы.

Тяжела и скорбна история притеснения православных в Литве и Белоруссии. И как бы для того, чтобы поддержать доселе гонимую в крае православную веру, в ореоле святыни возвращается к своему народу святая полоцкая княжна. Сколько радости, сколько надежд и упований!

Христос воскресе, княжна Евфросиния!

Христос воскресе, народ белорусский!