Текст книги "На небеси и на земли… Чувства и думы мирянина"

Под благодатью

Праздником Рождества Богоматери церковь начинает священный круг своих новозаветных воспоминаний.

В народной жизни эта эпоха года – самое, может быть, приятное и беззаботное время. После летней страды, тяжелых изнурительных полевых работ наступает пора отдыха. Хлеб свезен с полей и обмолочен; птица, – где ею занимаются, – подросла, подкормилась и продана скупщикам; с огородов в подполья собраны овощи. Вообще при урожае человек чувствует себя обеспеченным: до нового урожая он будет сыт. Понятно, почему именно в это время в деревне играется так много свадеб.

Осень вообще подбадривает человека. Весна при всей своей радости знаменует собой начало сложных, напряженных работ. Осень же – счастливое время, когда плоды этих трудов пожинают…

…Как пленительны, ясны осенние дни, когда солнце уже не жжет и не сушит и здоровая прохлада ходит над землей чистой, светлой лазурью.

Многие люди чувствуют с осени какой-то приток сил: так, Пушкин в осенние месяцы становился чрезвычайно производительным.

И на эту именно счастливую пору приходится праздник Рождества Пресвятой Богородицы – начало христианского года.

Радостное, счастливое событие!

Много дум сходит на верующего человека, когда он в церкви вслушивается в пение тропаря этого дня: «Рождество Твое, Богородице Дево, радость возвести всей вселенней: из Тебе бо возсия Солнце правды – Христос, Бог наш: и, разрушив клятву, даде благословение, и, упразднив смерть, дарова нам живот вечный».

Разрушение клятвы и дарование новой жизни – вот два светлых и чудных дара, которые уже просвечивают при событии Рождества Богоматери, уже предопределены пришествием в мир Девы Марии.

На небе вселенной всходит чудная звезда, предтеча утренней зари, той зари, которую зажжет, восходя над человечеством, предвечное, святейшее Солнце…

Если бы мы глубже вдумывались в события евангельской истории, то Рождество Богоматери наполняло бы душу нашу токами неиссякающей радости: ведь этим днем все обещано, все уже почти дано…

Легко ли было жить прежнему человечеству под неснимаемой клятвой, переходившей от поколения на поколение? Легко ли было чувствовать, что никакие подвиги, никакое самоотвержение, никакая пучина дел добрых не восстановят той великой близости к Богу, какая связывала Его с первыми людьми? Какие-то духовные цепи должны были чувствовать на себе люди Ветхого Завета, какую-то преграду между собой и Богом – преграду, мешавшую им подойти к Богу вплотную и в этом приближении найти источник вечного блаженства… Как тяжело видеть святейшую, высочайшую область, помня, что для этой области был создан, и знать, что никогда в нее не проникнешь, знать, что она для тебя заключена…

Вникните в те чувства Адама, в каких стоял он после грехопадения у захлопнувшихся для него дверей рая.

Все потеряно. И только теперь, лишившись, понимал он в полной мере всю цену утраченного и то безумие, в котором он пошел против Божией воли… Хотелось того, что излилось впоследствии на людей Нового Завета: прощения… Хотелось, чтобы совершенное против Бога преступление было как бы не совершено, было забыто, стерто. Но пред этим желанием стояло непреклонное Божие правосудие и твердило: «Нет, нет, нет…»

Быть может, Адам чувствовал, что есть что-то ему неизвестное, желаемое им от Бога, еще высшее, чем правосудие. То была благодать, которая излилась в мир с пришествием Сына Божия. И величайшим орудием этой благодати была Чудная Дева.

Как в каком-нибудь недоступном для человека леднике, среди непорочных прозрачных льдов берут начало некоторые реки, которые потом живительным источником прорезают целые страны, так в скрытом навсегда для людей тайнике святейшей души, высочайшей жизни Девы Марии зачинался тот поток благодати, в котором мы живем, который обхватил собой бытие человечества, в котором мы спасаемся, оправдываемся, возрождаемся, как только того пожелаем.

«Благодать» – ведь это то необъяснимое, но несомненное в духовной жизни веяние, какое-то тонкое дуновение на землю примирившегося с землей неба, какое-то излияние на людей чего-то Божественного. И это Божественное разрешает, исцеляет, возрождает.

«Благодать…» Она дается даром, без труда с нашей стороны, без заслуг, посылается порывом безмерной любви Божественной, как легкий ветер, освежающий лицо разгоряченного, истомленного путника… «Туне приясте, туне дадите», – сказал Христос апостолам о благодати.

«Благодать…» Она дается нам, она посылается нам часто помимо нашего ожидания и нашей воли, подобно тому, как среди людей стараются порадовать любимого человека неожиданным подарком… Повеет – и яркое блистание солнца сменяет кромешную темноту, и святость царствует там, где только что владычествовал грех.

Кто был разбойник, распятый со Христом, и какова была его жизнь? Но повеяло благодатью от креста Христова – и из уст этого погибшего человека вырвались потрясающие слова веры: «Помяни мя, Господи, егда приидеши во царствии Твоем».

Легкомысленные юные щеголи и богачи среди сказочной роскоши древнего мира прожигают жизнь в упоениях… Но повеяла благодать – и венец мученический венчает голову, недавно еще умащенную благовониями, покрытую на пирах венками из роз.

Источником разврата для всей вселенной была дочь знойного Египта – Мария… Но повеяла благодать, и ангелы удивляются ее чистоте.

С высот почестей и земной славы, из дворцов всемирной столицы благодать уносила пышнейших вельмож вглубь затерявшихся в песках пустынь, давала женщинам, слабым девам, – каждой душе, которой касалась, – силу и мужество воинских полков.

Все светлейшие дела, совершенные людьми в Завете Новом и отличающие Новый Завет от Завета Ветхого: дела великодушия, самоотвержения, всепрощения, безмерная милостыня Иоанна Милостивого, заветные «узелцы злата» святителя Николая Мирликийского, исцеления великомученика Пантелеймона, волнующие хвалебные гимны Божеству Амвросия Медиоланского, то умиляющее, тиховейное, то громом гремящее слово Иоанна Златоустого, – все это, ниспадшее с неба на землю, чтоб укрепить, вдохновить, возвысить землю, все это было делом благодати.

Представьте себе картину.

Там, в недостижимой высоте, выше тверди, за «третьим небом», на вековечном престоле воем – Господь Вседержитель. В руках Его священный фиал. Из этого фиала нескончаемо, неистощимо льется на землю невидимый поток благодати. Невидимые священные волны, обгоняя одна другую, льются, текут, льются, – наводняют всю землю. И отовсюду волнами благодати окружено человечество.

Одно за другим приходят поколения, живут, страдают, утешаются благодатью, восходят от земли к Источнику благодати, а благодать все льется и льется.

О, почувствуйте всем сердцем ее силу, сравнив тяготу, оставленность ветхозаветного человека с богатствами надежд, с сокровищами чудной помощи, которые даны нам.

Чего нам теперь страшиться и трепетать – свободным, как сынам, уверенным в себе, как несомненным наследникам Великого Царства?

Грехи, недостатки, слабости?.. А благодать?.. Благодать, которая исцелит нас, как только мы найдем силы от души сказать Богу: «Долго ли еще будешь терпеть, чтобы такие искажения уродовали во мне отразившийся на мне Твой Божественный Образ?.. Исцели, сод ел ай сыном Света».

Дикая вражда терзает душу; в голове назревают ужасные планы мести… А благодать?.. Благодать умягчит сердце и даст ему молитву «за ненавидящих и обижающих нас».

Тоска, отчаяние. Темные предчувствия смущают душу… Кажется, что жизнь пошла прахом и в будущем нет ничего… А благодать?..

Она скажет, что ничего не утрачено, когда впереди вечность, вся вечность с ожидающим Богом – и не все ли равно, дойти ли до нее «полной» или опустошенной земной жизнью!..

Смерть, разлука… Хоронят незаметных людей. И, – хуже, чем похороны, – этих людей отводит, разделяет с вами жизнь… А благодать?..

Настанет день всеблагодатный, и все поймется, и все объяснится. Минует все, что разводило на земле родные души – и все родное сольется в одном единении под очами объединяющего Бога.

Благодать, благодать…

Она от нас не отступает, нас предваряет, нам сопутствует, нас ищет и преследует, когда мы от нее бежим.

И Рождество безвестной Девы, ставшей потом Царицей небес, было началом Божьих благодеяний людям, схождения благодати с неба на землю.

И когда запоют в церквах о Той, Чье рождество «разрушило клятву», еще, еще раз прославим Ее – Марию благодатную, – от всего сердца пошлем Ей в небо древнее и вечно юное приветствие архангела:

«Радуйся, благодатная!»

Успение Богоматери и смерть праведных

Как в ясный, великолепный день, склоняясь к закату, солнце как бы сугубит силу лучей своих, и целый пожар расплавленного золота кипит там, где небо соприкасается с землей и откуда царственное светило озаряет прощальной улыбкой покидаемый им мир, – так, приближаясь к концу земного бытия своего, возрастала в благодати Пресвятая Дева Мария.

Со всех сторон молодого христианского мира стремились верующие взглянуть на это живое чудо, и живо чувствуемая всеми ее святыня была молчаливой и могучей проповедью веры.

Предмет стремления христиан, Богоматерь Сама всей душой стремилась к Божественному Сыну. Душа жаждала соединиться навеки с Тем, Кто теперь восседал одесную Отца на вековечном престоле и Кого Она повивала пеленами в вифлеемской пещере, Кто сладко спал когда-то у ее материнской груди, Кого Она вырастила, на Кого работала, Кого провожала на Голгофу, Кого вновь пеленала, теперь уже погребальными пеленами. Его жаждала Она, тоскуя в разлуке, молясь о соединении.

Настало время. Хранитель и служитель Пречистой Девы от дней отрочества ее во храме Иерусалимском, архангел Гавриил, предстал перед ней с райской ветвью в руках, объявляя о скором переселении ее на небо… И Божественный Сын сошел во славе, с сонмами ангелов, чтоб принять и на Своих руках вознести в горние обители пречистую душу Девы Марии. И вслед за тем из погребальной пещеры было вознесено на небо воскрешенное до общего воскресения пречистое тело Богоматери.

«Соединение со Христом» – вот как людям, любящим Христа, представляется смерть, и вот почему они смотрят на нее, как на чудную и желанную гостью.

В киевском Князе-Владимирском соборе по поясу купола помещена удивительная по силе картина художника Васнецова «Преддверие рая» или «Блаженство святых о Господе». Целые лики душ праведных и отдельные святые несутся в отверстые врата рая. У всех в движениях и лицах стихийное стремление. Настал час, для которого они в земной своей жизни столько выстрадали, для которого скитались в пустынях и гибли, раздираемые львами. Даровано вечное блаженство – и они стремятся в двери рая. Вы чувствуете, смотря на них: «Да, это так. Велика должна быть их жажда увидеть Бога лицом к лицу, вкусить невообразимых райских благ». Это – то счастье, о котором так хорошо говорится в «Молитве честному кресту»: «Прославлю самым лица зрением Верованного, одержанием – Паянного и наслаждением – Любимого».

И тут же вы говорите себе: «Как должны были желать эти люди смерти, которую великий подвижник XIX века старец Парфений Киевский назвал возвращением от земного бедственного, многоплачевного, скучного, прискорбного и болезненного странничества в небесное любимое, блаженное, покойное, всевеселящее, немерцающее, бессмертное, нескончаемое, вечное и неизреченное отечество».

Воспоминание о смерти людей праведных полезно нам, мирским «празднолюбцам». Видя пред собой такие смерти, мы живее чувствуем далекое от нас небо и столь неизбежную, но редко нами вспоминаемую вечность.

Прекрасны были последние минуты жизни святителя Димитрия Ростовского. От непомерных трудов, от множества огорчений тихо догорал он, уроженец теплой Украины, в суровом по климату Ростове. До последнего дня из этой неутомимой руки, начертавшей столько вдохновенных, бессмертных слов на пользу русского народа, не выпадало писательское перо. В последний вечер своей жизни он велел позвать певчих и, греясь у печки, слушал пение им же сложенных стихов: «Иисусе мой прелюбезный, надежду мою в Боге полагаю, Ты мой Бог, Иисусе, Ты моя радосте». Отпустив их, святитель удержал переписчика своих сочинений Савву Яковлева и стал вспоминать свое прошлое, детство свое в приволье Украины, молодые порывы к Богу, молитвы юности и сказал мальчику: «И вы, дети, такожде молитеся». Прощаясь с этим певчим, святитель, благодаря его за помощь, поклонился ему почти до земли, так что тот расплакался. Отпустив на покой служителей, святитель Димитрий вошел в келью, где обыкновенно изливал уединенные свои молитвы. Тут на утро нашли его бездыханным на коленях, в молитвенном положении.

Знаменитый благостью своей праведный митрополит-схимник Филарет Киевский тихо приближался к смерти, простился с киевским духовенством, говорил для передачи государю последние приветствия и благословения.

Великому Филарету, митрополиту Московскому, день смерти предсказал давно умерший отец его, произнеся ему во сне слова: «Береги 19-е число…» С тех пор он ежемесячно совершал литургию всякое 19-е, и 19-го ноября 1867 года отслужил ее с особой бодростью и вдохновением, а через несколько часов внезапно и безболезненно скончался.

До конца знаменитый вития архиепископ херсонский Иннокентий не покидал своих трудов по епархии и литературных занятий и накануне кончины выезжал и правил корректуру своего сочинения «Последние дни земной жизни Спасителя». В Троицын день 26 мая 1857 года он рано утром встал и, поддерживаемый служителями, прошелся по комнате, прилег. Чувствуя смерть, велел приподнять себя и почил, стоя на коленях, на руках двух келейников.

Всего лишь несколько месяцев архиерействовал в Пензе тридцатишестилетний епископ Иннокентий, перенесший тяжкое гонение за свою православную ревность в эпоху господствующего тогда в высших слоях Петербурга протестантского направления. В ночь перед кончиной он сказал своему келейнику: «Какое дивное видение мне представилось! Казалось мне, что небеса отверзлись. Двое светлых юношей в белых одеждах, слетев с высоты, предстали предо мной и, с любовью смотря на меня, взяли меня и вознесли с собой на небо. Сердце мое исполнилось несказанной радости, и я пробудился». В самый день смерти он попросил особоровать себя. Когда дыхание уже стало прерываться, он сложил руки крестом на груди. Их развели, чтобы дышать было свободнее. Но он опять сложил их крестом. В самые последние минуты его кто-то стал читать псалмы. При словах: «Аз к Богу воззвах, и Господь услыша мя», – слезы полились из его глаз; а при словах: «Аз же, Господи, уповаю на Тя», – Иннокентий тихо предал Богу кроткую и многострадальную свою душу.

Необыкновенно величественны были обстоятельства кончины одного из величайших подвижников XIX века архиепископа Антония Воронежского.

Назначив соборование, он отослал на почту денежные письма для бедных и роздал обычную милостыню пришедшим нуждающимся. Своему викарию он сказал: «Не чувствую никакого страха: имею желание разрешиться и быть со Христом». Потом он наедине молился. Затем началось последование соборования, длившееся час. Он сидел в кресле, держа в руке зажженную свечу. В конце соборования он сам прочел молитву: «Простите мя, отцы и братия». Благословив присутствующих, он перешел кресел на кровать, разрешил всех, находившихся под запрещением, и затем отпустил всех бывших тут. Через четверть часа преосвященный громким стуком в дверь призвал всех обратно. Он в последний раз возложил руки на головы присутствующих. Духовник зачитал отходную. В холодеющие руки его вложили горящую свечу. Когда отходную дочитали, архиепископ Антоний тихо отошел к Богу.

В декабре 1839 года был найден бездыханным в своей келии 22 года проведший в затворе Иоанн, основатель женского Сезеновского монастыря. Тело его было наклонено пред аналоем с иконой Богоматери. Правая рука поддерживала голову, а левая лежала на ладони правой.

В таком же почти положении был найден почившим другой затворник Георгий Задонский. Он стоял на коленях, припав к земле, прижимая ко лбу сложенные знамением креста пальцы.

Великий чтитель Богоматери старец Парфений Киевский в самый день Благовещения, который он особенно любил, был найден бездыханным, сидевшим как бы в глубоком раздумьи у дверей своей келейной церкви.

Чудной красотой обвеян последний день жизни великого Саровского старца Серафима. За неделю до смерти он напомнил настоятелю, чтобы его по смерти положили в давно им заготовленный гроб, стоявший у него всегда в сенях, и завещал, чтобы на грудь ему в гробу положили присланный ему из Троице-Сергиевой лавры образ явления Богоматери преподобному Сергию.

В последний день жизни, 1-го января 1833 года, он пришел к обедне в церковь, построенную на том месте, где некогда Богоматерь в чудесном явлении принесла ему исцеление. Точно прощаясь с церковью, он обошел все иконы, ставя свечи и прикладываясь, чего раньше за ним не замечали. В конце обедни он приобщился. Перед выходом из церкви прощался со всей братией. Днем у старца было несколько посетителей, которым он делал намеки на свой конец. Дивеевской монахине он дал двести рублей на покупку хлеба для обители. Сосед старца по кельи заметил, что отец Серафим трижды выходил к лежавшему вблизи келии месту, которое он выбрал для своего погребения, и задумчивым взглядом долго-долго смотрел в землю. Вечером он восторженно пел победные пасхальные гимны…

Да, победа, одна из величайших побед, какие видал христианский мир, была одержана. Путем тягчайших подвигов, – непрестанной молитвы, жестокого поста, пустынничества, столпничества, затворничества – стерта в прах глава искусителя. Приобретено одно из величайших, когда-либо в людях действовавших дерзновений к Богу и неисчислимая, неистощимая сила благодати. Любовь в этом отзывчивом сердце разгорелась чудным огнем, гревшим всякого приходившего; взор видел будущее, как настоящее; прошедшее было пред ним обнажено. Временами в дивных созерцаниях дух отделялся от земли и, восхищаемый в райские обители, созерцал их красоты. Но потом дух опять возвращался на землю и тосковал в темнице тела, в земных цепях.

И вот звенья этой докучной цепи сейчас сокрушатся. Свободный дух понесется в родные края. Настала святая ночь – последняя ночь земных молитв старца Серафима.

Он наедине пред тем Богом, Который создал для Себя, отметил печатью избрания Своего и развивал эту чудную душу, Который Один знал все ее сокровища и Которого, наконец, и она, с детских лет полная Божественной жажды душа, должна была познать и постичь в совершенстве и полноте.

Что говорила Богу в эти последние часы эта душа: оглядывалась ли на прошлое, от детских чистых лет и первых речей родимой матери о Христе, благодарила ли за помощь в борьбе, в этих неимоверных, сплошных подвигах стольких годов, обнимала ли последним любовным приветом всех, кто когда-либо пришел к нему и почувствовал жившего в нем Бога, и тех, кому он помог, и тех, кого он пожалел, никогда не видав их, и всех, кто страдал, и всю громаду родного народа, за который молился этот всемирный молитвенник?..

Святая ночь углублялась. Все ближе подходил час встречи Господина с верным работником, потрудившимся от раннего часа… А там, в тишине и тайне земной ночи, с неба на землю стлался светлый путь, по которому ангелы должны были вознести к великому престолу освобожденную душу старца Серафима…

* * *

Так отходили к Богу праведники…

Успение Богоматери открыло собой этот ряд благодатных христианских смертей и говорит нам о том, что после Воскресения Христа смерть уже не страшилище и ужас, а величайшее приобретение, обогащающее душу всем, для чего она создана и вне чего она не может узнать совершенного счастья.

Со Христом распятые
(К Неделе крестопоклонной)

Счастье и страдание в христианстве переплетены таинственными, неразрывными узами.

Страдать на земле, чтобы быть в небе счастливым: таков был девиз многих людей, лучших людей христианства.

В земной жизни столько грязи, несправедливости, в ней так легко забыть Бога… И вот страдание как бы выпрямляет душу, ставит ее на истинный путь к Богу, очищает ее от земных пристрастий.

Но высший смысл и высшее значение страдания в том, что оно приближает нас ко Христу. Разделить участь самого дорогого в мире существа всегда считалось для глубоко преданных, лучших людей самым верховным счастьем. Христос страдал, Христос прошел на земле путь невыразимых мук, и всякий человек, кто принял Христа, кто искренне Ему поклонился, кто восторженно в этом поклонении захотел подражать Ему, – всякий такой человек непременно пожелает себе страдания, чтоб в этом страдании слиться воедино со страдающим Христом.

Вот разгадка того, почему искреннейшие, лучшие люди христианства, поставленные судьбой среди условий счастья, власти, богатства, всех мирских утех, раз искренне ко Христу привязывались и глубоко Его понимали – все бросали и стремились к вольным страданиям.

И, вероятно, эти люди в минуты жесточайшего страдания испытывали величайшее духовное счастье, сознание того, что вот и они распяты, страдая на том самом кресте, на котором страдал за них Богочеловек.

Если бы мы могли видеть и сравнить судьбу душ двух людей верующих, наделенных одинаковыми душевными способностями и качествами, но из которых один шел путем жизненных удач, а другой переживал глубокие страдания, – мы увидели бы, как глубоко разнятся они между собой после пройденного ими жизненного пути.

С одной стороны себялюбие, замкнутость в себе, нежелание и неспособность видеть в жизни что бы то ни было, кроме себя и своих интересов, немое и слепое равнодушие к страданиям других, неспособность перевоплотиться, войти в чужую душу, поставить себя на место стесненного, страдающего человека и понять, как этому человеку тяжко и трудно…

Возьмем теперь путь другого человека, в ту же пору, с теми же способностями, как тот счастливый, вступившего на тяжелый путь постоянного страдания. Как утончена, как облагорожена эта душа! Как сумел этот человек мало-помалу перенести туда, в небо, под незыблемую охрану вечности, все свои привязанности, все, что ему дорого! Как равнодушен он к земным приманкам и земным утехам, как глубоко проник он в горе людское и, забывая собственное горе, подает руку всякому колеблющемуся, готовый на свои уже изнуренные, достаточно усталые плечи взять всякого более слабого и нести на себе!..

Как близок такой душе и понятен Христос! Какие безглагольные, но понятные речи шепчет ей Божественный Страдалец, когда Он сходит в потаенные глубины этой души и там вечеряет и втайне беседует с ней!

Как легко эта душа выносит и всякое новое горе, решив раз навсегда, что горе есть непременный удел земли и что зато как сладок и блаженен, и ликующ будет нескончаемый отдых в царствии небесном!..

Вот два пути.

И, если бы благоразумным матерям или отцам, которые любят душу детей больше их жизни и думают об участи их в вечности больше, чем о земной их судьбе, предложили, чтоб дети их или ликовали всю жизнь, проведя ее всю, от начала до конца, в радостях и удовольствиях, в непрерывном ряде мирских утех, или страдали со Христом, – как вы думаете, что бы должна была выбрать для своего нежно-любимого ребенка материнская, зрячая, христианская любовь?..

Об этом особенно благовременно подумать в настоящие дни, когда церковь вынесла крест на средину храмов и видом его укрепляет христиан в их страданиях.