Текст книги "Constanta"

Глава семнадцатая

Рабочее место казалось эшафотом. Под безудержную болтовню коллег, подпирая обеими руками склонённую над столом голову, Степан тупо смотрел в чертёж. За праздники Бакин и Мотылева соскучились друг по другу. Барабанные перепонки трепетали от перенапряжения. Всё тело было резонатором их голосов.

Эх, как не хватало рядом Миши. Место друга пустовало. Он был далеко. От греха подальше, предотвращая неизбежный праздничный запой, его прятали в санатории под Старой Руссой. Уезжая в заповедник трезвости, с блеском в глазах старый пьяница убеждал Степана, что несмотря на все козни начальства вернётся здоровым и молодым. Зазноба-повариха ждала его там, в отличие от жены большая мастерица по омоложению.

Степан закрыл уши и, представляя в красках живую санаторную Мишину идиллию, забылся.

Очнулся от чьего-то взгляда в упор. Поднял голову. Перед столом стоял Леркин.

– Здрасьте, – кивнул Степан. Принял серьёзный вид. И, выходя из мира воображения, заверил:

– Я работаю.

Леркин кивнул в ответ. Изобразил сочувствие, вздохнул и с трагической гримасой на лице изрёк:

– Пойдём, Стёпа. Необходима твоя помощь.

Через несколько минут Степан был представлен начальнику Планово – Диспетчерского Бюро Кротову – розовощёкому подвижному крепышу лет пятидесяти.

– Экстренный случай, – объяснил тот. – Кажется, ты хороший парень. Я помню, как ты мне с сахаром помог. Теперь надо срочно отоварить несколько заказов для цеха. План горит.

– А как же моя работа? – спросил Степан, растерянно уставившись на Леркина.

Начальник промолчал.

– Это тоже работа, – ответил за него Кротов. – И важнее её сейчас ничего нет.

Степан пожал плечами.

– А я справлюсь?

– Справишься, – обнадёжил с улыбкой Кротов. – Здесь особого ума не требуется. Резвость и настойчивость, больше ничего.

Резвость и настойчивость… Разве это качества, достойные технолога? Степану вдруг захотелось найти ответ в глазах Леркина, но тот, пряча их, потупился.

Кротов выдал ватник, снабдил необходимыми документами и адресами, и сопроводил до ворот.

Выйдя наружу и окунувшись в свежесть морозного дня, Степан поёжился. Ощущение приговорённого не покидало его. Один эшафот был позади. Что ждало впереди?

Прогулка затянулась. Чтобы обойти все адреса, понадобилось два часа. Потратив уйму килокалорий, изрядно пропотев, с мотком стального троса на плече и тяжёлым грузом в обеих руках, он вернулся в цех.

Сдав груз кладовщице и восстановив непродолжительным отдыхом силы, он отправился в кабинет к начальнику – доложить о выполнении задания. Кротов сидел в мягком кресле, заложив руки за голову, блаженно жмурясь и слушая радио.

– А может вернёмся, поручик Голицын? Зачем нам, поручик, чужая земля? – подпевал он несущейся из динамика песне.

Степан шумно хлопнул дверью.

– Ты уже? – обрадовался Кротов. – Молодец! А я ведь тебя жду. Сейчас мы с тобой…

– Я думал, моим хлопотам конец, – перебил его недовольный Степан.

– Да какие же это хлопоты? – обезоруживающе улыбнулся Кротов. – Разрядка. Производственная гимнастика. Ты же молодой – самое время проявлять прыть.

– А где ваши работники? – возмутился Степан. – Где их прыть? Почему они бездельничают?

– Они все на своих местах. Каждый при своём деле и обязанностях – поверь.

– Почему же вы не справляетесь?

– Служба такая, – вздохнул Кротов. – Нас всегда не хватает.

– Ясно, – махнул рукой Степан. – А я как раз – лишний технолог. Больше вопросов нет.

Кротов промолчал. Поднимаясь, выразительно посмотрел на Степана – молодец, понятливый.

Их совместный напряжённый труд длился несколько часов. Это было воистину настоящее соревнование между собой – юности и зрелости. Они сделали многое, служба могла бы ими гордиться. Однако достижение вершины далось нелегко, физическое состояние обоих претерпело значительное изменение – и начальник, и подчинённый едва держались на ногах. Последний железный ящик с гайками опустился на пол кладовой. Кротов выпрямился, скрестил руки перед собой и, скомандовав отбой, сдавленным голосом поблагодарил Степана.

Обеденный перерыв был на исходе. Степан решил передохнуть и пообедать позже. Рывком распахнул дверь в Техбюро. Внутри ворковали Ладков и Мотылева. Хотя пару разделял стол, интимность общения не вызывала сомнений – голова Ладкова лежала на столе, сидящая напротив Наталья обеими руками гладила его волосы. Неожиданное появление молодого технолога застало их врасплох. Словно обжёгшись, Мотылева отдёрнула руки. Ладков, подняв голову, откинулся на спинку стула.

Избегая смотреть в их сторону, Степан проследовал на место Миши – подальше от провокаций и конфликта. Усевшись, притворился безжизненным предметом. Для пущей убедительности прикрыл веки.

Гудели натруженные мышцы. Перед глазами мелькал забавный Кротов, коренастый, круглолицый, со слегка шальным удивлённым взглядом. Интересно, как он восстанавливается после их совместной разрядки? Снова слушает радио?

Шум побудил открыть глаза. Хлопнув дверью, ушёл Ладков. Степан посмотрел на часы. Обеденный перерыв кончился. Время подойти Леркину с Бакиным. Всё равно уже не отдохнёшь. Надо идти обедать.

В отличие от Ладкова он не стал хлопать дверью. Возможно вспомнил, что Мотылева вопреки всему – единственная из них всех – была женщиной.

В столовой он подсел к уписывающему обед за обе щёки Мяатэ. В последнее время, загруженные личной работой, они почти не виделись. Пришёл момент наверстать упущенное. Общение без галстуков – под первое, второе и десерт.

Общаясь, Мяатэ лучился радостью. Степан отвечал взаимностью. Казалось, этому чувству нет предела. Вдруг, прямо посреди разговора радость оборвалась.

Степан уловил на себе пристальный взгляд старшего мастера.

– Почему ты не ходишь на наши цеховые собрания? – строго спросил Мяатэ.

– Первый раз про них слышу, – удивился Степан.

– Особого приглашения дожидаешься? Изволь. Понедельник и среда. Дважды в неделю – в семнадцать ноль-ноль, через час после работы. Между прочим, на них животрепещущие проблемы поднимаются.

– Например?

– Например, как спасти завод от гибели.

– Завод?

– Да, ты не ослышался – завод. А его судьба – наша судьба.

– И как успехи, каков план спасения?

– Смеёшься?

– Андрис, – вздохнул Степан, – в отношении меня агитация бесполезна. У меня своё спасение. Сейчас – это обед, вечером – ужин и так далее.

– Аполитичный ты товарищ, как я погляжу.

– Какой есть. Я всем доволен.

– Это до поры. Коммунисты уходят, бегут с корабля, власть их кончается. Бакин, наш вечный парторг, кремень-мужик, уже билет сдал, от всех полномочий отказался. Сдулся. Чувствуешь, какой характерный знак?

– Ну, и что? Завод-то в любом случае останется.

– Завод без хозяина – не завод. А настоящий хозяин – это народ. Все полномочия, активы и собственность должны полностью и безоговорочно перейти к тем, кто производит материальные блага – трудящимся.

– Опять? Они уже переходили в семнадцатом…

– Трудящимся, – перебил Мяатэ. – Слышал про ОФТ?

– Объединённый Фронт Трудящихся? Слышал что-то.

– Я в нём состою. И ещё много народа с «Арсенала». Весной будет митинг общегородской. Меня рекомендуют в руководство фронта от завода.

– Поздравляю. Только объясни, с кем будешь бороться, что за демоны твои враги?

– В глобальном масштабе – клика Горбачёва – Ельцина. Здесь, на заводе – администрация. У них общая сладкая цель: всё распродать, уехать за рубеж и жить на проценты. А для народа припасена массовая безработица. Конверсия, одним словом.

– Наговариваешь ты что-то. Сказки.

– Сказки? Открой глаза – ты живёшь во время перемен.

– Правда? Пришла пора браться за булыжники?

– До этого пока не дошло. Но близко. Я на последнем собрании с начальником схватился. Очень интересная у него позиция – лишних людей искать. Думаю, это первая ласточка, спит он и видит, как от нас всех одним махом избавиться.

– Зачем ему это? Коллектив – его опора. Иначе – какой он начальник?

– Буржуи его искушают. Хотя холодная война и кончилась, для них такой завод, как наш, большая угроза. Спокойного сна не будет, пока есть на свете «Арсенал» и его кадры.

– Предатель, значит, наш начальник?

– Он заложник своего места. И выбор его конечный будет один – за себя и администрацию, против народа.

Степан слушал бородача и вспоминал начальника. Липченков Василий Павлович. В просторечии – Палыч. Седой пожилой очкастый мужчина. Несколько случайных встреч с ним производили благоприятное впечатление. По общему мнению Палыч был человеком, достойным своего места, отцом всех подчинённых, личностью с ярко выраженными сверхъестественными способностями. Сидя в кабинете, он одновременно находился в гуще событий. Вся жизнь цеха была перед ним как на ладони. Начальник контролировал всё. Кое-кто объяснял этот феномен простым стукачеством, но таких было раз, два и обчёлся. Большинство подобным слухам предпочитало веру в чудо.

Как бы там ни было, образ Палыча не вызывал у Степана никаких отрицательных эмоций. Ошибкой было бы доверять словам Мяатэ. Крен революционера был очевиден. Другое дело – Ладков. Вот кто заслуживал всеобщего порицания. И, желая прояснить ситуацию, Степан поспешил закинуть удочку.

– Андрис, а Ладков, он белый или красный?

Услышав вопрос, Мяатэ поперхнулся. Кашлянул раз, другой, глянув на часы, принял озабоченный вид.

– Разговорился я с тобой. – Он утёр салфеткой губы. – В цех пора.

– Ты не ответил, – удержал его Степан.

Бородач оглянулся, поводил настороженным взглядом вокруг, словно в поисках притаившейся незримой опасности, потом нагнулся и вполголоса сказал:

– Зверь. Чёрно-белый. Берегись его.

– Говорят, он больной – язвенник?

– Когда попадёшь в руки к нему – озверевшему, не забудь спросить. Может быть, это тебя спасёт.

Последние слова дались Мяатэ с трудом. Он нервно повёл головой, потёр рукой шею, словно пытаясь успокоить старую разбуженную рану. Степан догадался – отметина Ладкова. Мяатэ бывал в его руках.

По пути из столовой их ждала неожиданная встреча. Сам антигерой. Он шёл бесстрастной походкой властелина, смотря ледяным взглядом поверх голов людей. Дороги разминуться не хватило. Пришлось сойти прямо в грязь. Униженные и оскорблённые, пропустив его, они оглянулись.

– Мне кажется, он нас просто не заметил. – высказал предположение Степан, возбуждённо дыша.

– Похоже на то, – едва слышно отозвался Мяатэ.

Неделя прошла в относительном затишье. Утро понедельника принесло неожиданную перемену. Степан вдруг понадобился самому начальнику цеха.

Персональный вызов.

Дожидаясь встречи в приёмной, Степан лихорадочно ворошил прошлое. Грешки были, но маленькие. Ничего особенного не припоминалось. Что же узрело всевидящее око?

Палыч предложил сесть напротив. Снял очки, устало потёр глаза, водрузил стёкла обратно и, смотря перед собой, заговорил хриплым баритоном:

– Кротов тебя хвалит. Приглянулся ты ему. Не хочешь поменять начальника?

Степан заморгал глазами.

– Леркина на Кротова?

– Да.

– А как же моя профессия? Я ведь технолог.

Возникла многозначительная пауза. И вдруг Степан понял: всё решено, он продан Кротову. С потрохами – молодой и красивый. Вот и весь смысл разговора.

– Молодость – пора поиска, – вновь зазвучал баритон. – Надо пробовать себя во всех ипостасях, искать своё призвание, биться с трудностями, преодолевать их. Может, в результате ты моё место займёшь. Кха, – кашлянул начальник и, склонившись, полез в ящик стола.

Степан начал соображать. Путь обратно в Техбюро был заказан. Без Леркина и коллектива не обошлось – они отказались от него. Сейчас его судьба решалась в этом кабинете. И он либо остаётся в цеху – в ПДБ, с Кротовым, либо уходит на улицу. Другого выбора нет.

Липченков уловил конец размышлений. Перестав рыться в ящике, поднял голову и, ободряюще улыбаясь, уставился на него.

– Я готов работать с Кротовым, – сказал Степан. – Если так надо.

– Надо, – заверил Палыч. – Снабжение сейчас – основа нашего выживания. Твоя энергия будет там к месту.

– Когда приступать?

– Немедленно.

Степан кивнул и поднялся.

– Со своими бывшими сослуживцами расстанься по-дружески, – напутствовал Липченков. – Не надо ссориться. Будь выше – ведь ты же остаёшься в цеху.

Степан промолчал. Всё ясно. Он был прав. Небожители прервали его карьеру. Нет места ему среди них.

Выйдя из кабинета в приёмную, он неожиданно столкнулся с Цыпко. Начальника преисподней было не узнать – он был само воплощение праздника. Степан слегка опешил.

– Здорово! – оглушая громким голосом, хлопнул его по плечу Цыпко. – Как жизнь молодая?

Степан, пригнув голову в плечи, испуганно приложил палец к губам.

– Тсс. Он там.

– Кто, начальник? Естественно, а где же ему ещё быть? Он ведь главный. Тук-тук, Палыч… Ха-ха, сегодня у нас с ним последнее рандеву.

– Что случилось? – тихо спросил Степан.

– Увольняюсь. Сдаю дела и подаюсь на вольные хлеба.

Воля. Какая чудная альтернатива заводу. Никаких отчётов, обязанностей и начальников над душой. Слова Цыпко поразили Степана в самое сердце. Он едва не зажмурился от неожиданно объявшей его волны чувств.

– Эй, – вывел его Цыпко из ступора. – Что с тобой?

– Беда у меня, – сказал Степан, приходя в себя. – Пинка дали из технологов.

– Этого и следовало ожидать. Ты – юн, образован, умён. Готовый кандидат на смену Бакину и Мотылевой. Сработало их чувство самосохранения.

Цыпко внимательно посмотрел на него.

– Давай-ка, выйдем, – предложил он.

Они вышли в коридор. Вид Цыпко был серьёзен.

– Хочешь быть моей заменой? – вдруг без подготовки огорошил он.

– Я? – растерялся Степан.

– Да. Я могу похлопотать. Замолвлю за тебя словечко перед Палычем. У меня глаз намётан. Ты справишься. И потом мне лучше своё место доверить тебе, чем какому-нибудь чужаку.

Слова Цыпко вновь взволновали Степана. На сей куда серьёзней – уже до приступа дурноты. С трудом стараясь устоять на ногах, сквозь туман он продолжил слушать искусителя.

– Мужики тебя знают, – говорил Цыпко. – Примут. Поначалу трудно будет, но ничего, дело времени – приспособишься.

– Да я даже не знаю, как общаться, управлять…, – попытался было вставить слово Степан.

– Командным голосом! – загремел Цыпко. – Я тебя ему обучу.

Степан недоверчиво хмыкнул.

– А ещё секрет открою – главный, – понизил голос Цыпко.

Степан навострил уши.

– Умей держать слово. При любых обстоятельствах. Всегда. Тогда люди с тобой будут плечом к плечу – одним целым. Куда ты, туда и они. Я так себя вёл. Сейчас ухожу и плачу за это – рвётся всё по-живому.

– Может, передумаешь, останешься?

– Нет, – замотал головой Цыпко. – Всё решено. Назад пути нет. – Он помолчал. – Насчёт тебя Палыч меня послушает, но решение окончательное в любом случае за ним. Я слышал, у него на примете несколько кандидатур. Будет выбирать.

– Меня не выберет, – уверенно сказал Степан.

– Почему? Потому, что ты здесь без году неделя – зелёный? Это ничего, созревай на ходу. Докажи, что время в твоём случае не имеет никакого значения, ты достоин.

– Не стоит, – махнул обречённо рукой Степан. – Меня к Кротову пристроили. Нашли моё место – согласно потолку всех достоинств. Выше головы не прыгнешь. Буду работать снабженцем. Так будет лучше всем. Спасибо тебе, Валера. Удачи на воле.

Безжалостен всегда приговор самому себе – сдающемуся без боя.

Они пожали друг другу руки.

– Как знаешь, – сказал Цыпко, отступая и отводя глаза.

В Техбюро было пусто. Расстраиваться не стоило. Такое прощание вполне устраивало его. Пожелав отсутствующим того же, что они желали ему, он собрал вещи и отправился по адресу новых служебных обязанностей.

Кабинет Кротова, в отличие от большинства других, был довольно малых размеров. От двери до окна одним рядом в нём умещались три рабочих места. Войдя, за дальним из них – у окна – Степан увидел хозяина. Ладкова. Тот был верен себе, изображая полное пренебрежение к параллельной реальности. Стакан чая стоял перед ним, в руках было что-то съестное, челюсти ходили ходуном.

Степан сел на стул у двери, сложил вещи на стол и уставился в стену напротив. Путёвка в новую жизнь выглядела не слишком привлекательно.

Кротов объявился спустя полчаса. При любых других обстоятельствах то был бы вполне безобидный отрезок времени, но тридцать минут безмолвия и неподвижности в компании со зверем показались сродни вечности.

Прямо с порога начальник ПДБ уставился на Ладкова. Короткий обмен взглядами. Недовольство вернулось бумерангом. Кротов вздрогнул, обмяк, отвернулся и увидел Степана.

– А! – оживился он.

– Я с вещами, – сдержанно произнёс Степан.

– Ага. – Кротов отвлёкся и, охваченный суетой, принялся обустраивать подопечного. В распоряжение Степана отходили стол, стул, вешалка в шкафу, различные канцелярские принадлежности.

Хлопоты прервал Ладков. Оба оказались на пути его выхода. Пропуская идущее напролом тело, Степан поспешил прижаться к столу, Кротов распластался по стене.

Дверь захлопнулась.

– Повадился тут, – позволил высказаться себе вслух Кротов, возмущённо смотря на Степана. – Ты не знаешь, что он тут забыл?

– Нет.

– И я не знаю. Но такое поведение – это просто верх наглости и неприличия.

Миссия снабженца коренным образом преобразила сидячий образ жизни Степана. Горизонты расширялись. Территория завода, меченая тропинкой между проходной и цехом, превратилась в одно большое беговое поле. Вскоре пришло время познакомиться и с Кимовской стороной «Арсенала». Выполняя заказ начальства по срочному химическому покрытию важных деталей, Степан вышел за проходную, добрался до набережной и оказался на противоположной территории завода.

Служебное задание заняло около получаса. Тронутые ржавчиной детали расстались со своим изъяном и обрели благородную серебристую окраску. Желая подобного изменения и себе, он отправился на поиски Кима.

Рабочее место друга пустовало. Срок действия временного пропуска истекал. Потратив время на бесплодное ожидание, Степан смирился с неудачей и двинулся назад. За десяток шагов до проходной его настиг шум топота. Он оглянулся. Ким спешил на перехват. Распахнулись объятия. Сдетонировал общий внутренний заряд, взрыв чувств сотряс друзей, они обнялись и, теряя ощущение реальности, устремились куда глаза глядят.

На пути попался маленький уютный полуподвальчик. Внутри находился бильярдный стол. Посреди стола царило вопиющее неравенство шаров – одиночка кичился превосходством перед треугольником. Не в силах удержаться, Степан схватил кий и вступил в спор. Шары расскатились, пара перепрыгнула через борт, один упал в лузу. Ударом кия, едва не вспоров сукно, к нему присоединился Ким. И посреди бильярдного стола воцарился хаос – оба игрока начали атаковать шары одновременно с двух сторон.

Они остановились, когда на столе не осталось ни одного шара. Игра понравилась. Заспорили относительно победы. Каждый, естественно, мнил победителем себя. Конец спору решили положить новой партией. Пыхтя, начали собирать шары.

Череда партий, одна за другой, оказалась бессильна выявить победителя. Преследуемые азартными киями шары летали по столу, взлетали, падали, укрывались в лузах. Рукотворному броуновскому движению было не до счёта.

– Чей это бильярд? – спросил Степан, разбивая треугольник в очередной раз.

– Начальства, – ответил Ким. – Оно здесь вечерами собирается.

– Развлекается, значит. Шикарно. А мы когда до этого доживём?

– Когда начальство сменится или вымрет. Что, кстати, одно и то же. У нас здесь процесс в разгаре – по одному траурному портрету в неделю вешают. А у вас как?

Степан задумался, вспоминая. Проходная обычно была заклеена множеством листовок – наглядной агитацией ОФТ, объявлениями о продуктовых наборах, скупке-продаже всевозможных товаров. Некрологи были большой редкостью.

Он прицелился, нанёс удар. Довольный результатом, посмотрел на Кима.

– На моей территории начальство живучее. Атмосфера другая. Там больше простора, жить хочется.

В дверь постучали. Пустое беспокойство. Страховка в виде надёжного засова защищала игроков. Тук-тук-тук – силился остановить игру посторонний звук. Тщётно. Однако то была всего лишь прелюдия беспокойства. Вскоре дверь начала сотрясаться от ударов – в неё стали открыто ломиться. Пришёл момент уже прислушаться, насторожиться и удержать кий в руках.

– Кто это? – спросил Степан.

– Не знаю, – пожал плечами Ким.

– Они что, бездельники, не знают, что сейчас рабочее время, бильярдная закрыта?

Внезапно приступ прекратился. Игра тотчас возобновилась. Шары продолжили летать по столу и вне его.

– И почему это людям не работается? – спросил Ким, обходя стол с кием наперевес в поисках удобной позиции.

Вопрос повис в воздухе. Окно на улицу, расположенное на уровне земли, ожило человеческим лицом. Перекошенным звериной яростью, с разинутым зубастым ртом, горбатым большим носом… Сомнений в полномочиях не было. Так – падким на живых людей – здесь могла выглядеть только большая шишка.

– Это он – взломщик! – воскликнул Степан.

Остолбеневший Ким кивнул.

– Бешеный, – прошептал Степан.

– Он по наши души, – отозвался Ким.

Сквозь стекло донеслись угрозы. Одна страшнее другой. Ещё бы – шишке пришлось преклонить колени, чтобы увидеть их.

План спасения родился сам собой.

– Дверь открыта, – закричали они в один голос.

Лицо исчезло.

Горбоносый бросился к входу в полуподвал, они – через придвинутый к стене и осёдланный бильярдный стол – к выходу. Первым на улицу ящерицей выскользнул Ким, Степан – за ним.

Бег наперегонки с самими собой. Пятьдесят метров, сто… Бильярдная скрылась из виду.

Остановившись в укромном месте, они отдышались, пришли в себя, переглянулись и расхохотались.

– Как думаешь, он обиделся на нас? – спросил Степан после веселья.

– Он хотел попасть внутрь, – пожал плечами Ким. – Мы ему уступили.

– Приём не очень достойный. Он привык пользоваться дверью.

– Ничего. Пусть смерит гордыню. Это подвал. Там окно не отличить от двери.

– А вдруг он обозлится, возьмёт и объявит облаву?

– Пусть докажет, что мы там были.

– Да, – поддакнул Степан. – Пусть докажет.

Ким посмотрел на Степана.

– Пропуск кончился? – спросил он.

– Да, – вздохнул Степан.

– Это ничего. Что-нибудь придумаем.

– Что? Сам знаешь, какие церберы на проходной. Это не шутки – пропускной режим.

Внезапно Степан похолодел, проблема пропуска мгновенно утратила своё значение – он вспомнил о своём грузе. С надеждой оглядел себя. Руки, карманы… Пусто.

– Ким, – сказал он дрожащим голосом, подняв глаза на друга. – Мои детали…

– Что?

– Они в бильярдной.

– Ты уверен?

– Да.

– Улики, – побелел лицом Ким.

Снаружи бильярдная выглядела безжизненной. С большой предосторожностью остановившись поблизости и выбрав позицию для наблюдения, они уставились на открытое окно.

Время шло. Внутри и вокруг было тихо. Ни души. Степан двинулся на сближение. Прошёл мимо окна один раз, другой. На третий остановился напротив и, решившись, нырнул в зияющую пасть ногами вперёд.

– Тебе помочь? – спросил Ким снаружи.

– Не надо, – отозвался Степан.

Внутри всё было на виду. Стол, пара стульев, этажерка. И никаких следов деталей. А ведь он точно оставил их тут – то ли на стуле, то ли на этажерке, то ли…

Внезапно ему стало невмоготу. Окинув бильярдную прощальным взглядом, он собрался наружу. Ноги Кима маячили перед окном. Одна из них странно подёргивалась, словно поражённая внезапным недугом. Удивлённый Степан высунул голову, поднял глаза и встретился взглядом с горбоносым. Детали были у него в руках.

– Вылезай, – почти ласково произнёс он. – Ты, кажется, их ищешь?

Они вытянулись перед ним навытяжку. Вблизи обманутый начальник походил на инквизитора: кустистые брови, запавшие немигающие глаза, глубокие морщины…

– Знаете, кто я?

– Нет.

– Главный технолог Шумановский. Желаю знать, почему гоняем шары в рабочее время?

У них пересохло во рту.

– Мы виноваты, – чужим голосом сказал Ким.

– Виноваты? – вскипел горбоносый. – А знаете, что я с вами сделаю? – И, не дожидаясь ответа, устремился в ближний психический бой.

Слова, брызги слюны, махающие руки… Мелькающие в воздухе перед лицом детали попались на глаза Киму.

– Они радиоактивные, – вдруг выдавил он. – Фонят.

Атака прервалась.

– Чего?

– Нам велено сдать их в лабораторию на анализ, – продолжил Ким.

– А бильярдная при чём? – скорчил недоверчивую гримасу Шумановский. – Ошиблись адресом?

– Это наша слабость, – признался со вздохом Ким. – Боялись, потом будет не до игры.

Внезапно Шумановскому показалось, что он услышал правду. На свете и не такое бывает.

– Дураки, – сказал он, суя детали в руки Киму. – Мозги порченые. Знаете, сколько стоит моё время? Я ещё сыграю с вами в прятки – на вашу зарплату.

Провожая взглядом торопящегося по своим делам грозного начальника, Степан перевёл дух. Спонтанный радиоактивный бред. Лучшей защиты против инквизиции не придумаешь.

– Терять было нечего, – сказал Ким, хитро прищуривая глаза. – Я вспомнил Боронка. Взмолился, помоги, друг. И в самый ответственный момент, как видишь, он откликнулся – заговорил за меня.

Степан принял слова на веру. С кем поведёшься… Он схватил Кима за плечи и встряхнул.

– Боронок! С нас причитается. А теперь, если ты ещё здесь, заклинаю, выведи меня отсюда.

– Да! – подхватил Ким, отдавая детали.

Боронок не подвёл и на этот раз. Ведомые его невидимой рукой, они вдруг очутились перед проходной грузового автотранспорта. Ворота были открыты настежь, грузная вахтёрша провожала самосвал.

– Ким! – крикнул Степан. – Сейчас или никогда.

– Давай! – откликнулся Ким.

Вахтёрша учуяла движение за спиной. Развернулась и, подняв руки в стороны, загородила путь. Ким бросился ей навстречу, Степан скользнул мимо – в створ ворот.

Бегство удалось. Один ушёл наружу, другой вернулся назад. Вахтёрша ничего не могла поделать – попались две настоящие юлы.

Уставившись улепётывающей добыче вслед, она выругалась, подняла сжатые кулаки и, потрясая ими, закричала:

– Я вас запомнила…

Противостояние обострялось. Обслуживание участка Ладкова, занимая львиную часть рабочего времени, превращалось в тяжкую ношу. Старая обида не давала покоя Ладкову, масла в огонь подливала бывшая коллега Мотылева, оба, казалось, только и жили неистовым желанием измучить его, сломать и превратить в раба.

Степан сопротивлялся. Как мог пытался отстоять своё человеческое достоинство и самое главное – старался не дать повода зверю проявить агрессию. Однако борьба давала знать о себе – терпение и силы таяли с каждым днём.

Этим утром Ладков выглядел мрачнее и угрюмее обычного. Отдыхая в Кротовском кабинете, он сидел на стуле, упершись затылком в стену и смотря неподвижным взглядом в потолок. В трюме у него имелась своя каморка, прозванная за свою стеклянную прозрачность «аквариумом». Она была хороша для работы и контроля за участком, но рассчитывать в ней на покой не приходилось. Покой Ладков находил в скрытом от множества глаз каменном убежище. Здесь же он чаёвничал, обедал, принимал снадобье от своей язвы. За гостепримство платил Кротову общением, затевая разговоры о насущных проблемах жизни внутри цеха и за его пределами.

Степану в таких случаях приходилось довольствоваться ролью немого слушателя. Впрочем, слушателем он был редким – Ладков не терпел присутствия посторонних в периоды своих откровений. Даже, если те были заняты работой. Как, например, сейчас – заполнением накладных.

– Мне нужны шайбы Гровера, – бросил фразу в пространство Ладков. Положение его при этом осталось неизменным.

Кротов оторвался от изучаемого чертежа, посмотрел на него, словно удостоверяясь, не ослышался ли.

– А что, разве кончились? – спросил он.

– Кончаются.

Кротов угодливо засуетился.

– Это в наших силах исправить. Напиши диаметр, количество. Степан сейчас сбегает.

Услышав обращение к себе, Степан заскрипел зубами. Прыгать с одной работы на другую – Ладков знал, как испортить настроение.

– Может, попозже, – попытался выразить протест он.

– Шайбы нужны в течение часа, – отрезал Ладков.

Степан поднялся и молча пошёл к шкафу с верхней одеждой.

Перед уходом Кротов передал ему бумажку с данными шайб, попросил попутно разузнать на складе про вакуумную резину. Степан кивнул. День начинался как обычно.

Получив на одном складе две полные рукавицы шайб, Степан отправился на другой – за резиной. Той в наличии не оказалось, но обещали подвезти. Получив по телефону от Кротова команду дожидаться, Степан остался на складе.

Ожидание продлилось несколько часов – до обеда. С рулоном резины на плечах он отправился в цех.

Цех вымер. Обеденный перерыв. В тишине стучали костяшки домино. Избавившись от резины, Степан решил забросить шайбы в каморку Ладкова. Ещё издали сквозь стекло увидел его самого, сидящего в неподвижной задумчивой позе.

Встречая посыльного, Ладков оживился.

– Почему так поздно? – спросил он.

– Так получилось, – ответил Степан и положил рукавицы на стол перед ним.

Повернулся, чтобы уйти, но Ладков остановил его.

– Почему шайбы без покрытия?

– Что было, то и взял. Ты не заказывал с покрытием.

– Вернёшь. Пусть поменяют.

Неимоверная усталость вдруг навалилась на Степана. Отмахнувшись, он двинулся прочь из каморки.

– Забери их! – крикнул Ладков. – Такие шайбы мне не нужны.

Степан обернулся.

– Командуй своим контингентом. Меня не трожь. Я подчиняюсь Кротову. Ясно?

И довольный отпором вышел из каморки.

Слова оказались роковыми. В проходе Степана настиг шум. Он оглянулся. Свершилось, джинн вылетел из сосуда – Ладков нёсся на него.

Хищник и добыча.

До удушения было далеко. Железной хваткой Ладков мотал из стороны в сторону, грозя живым вытрясти из тела.

Инстинкт велел держаться на ногах, стоя до конца. Повинуясь, Степан держался, как мог – пританцовывая. Хватая руками всё вокруг, искал опору. Той не было.

Угасая, отключилось сознание. Разум, воля, свет… Последней хаос встретила мышечная память. И, принимая эстафету, сработали рефлексы. Смыкая мёртвыми захватами кулаки, пришла в движение механика борца. Танец превратился в схватку.

Ярости Ладкова не было границ. Обуреваемый жаждой расправы он был неукротим. Лавина выходила из-под контроля.

Давление росло. Критическая масса увеличивалась. Противостояние достигало своего пика. И, наконец, движением двух сил навстречу родилась третья – великого крутящего момента. Степан остался на месте, в центре – её опорой, Ладков кругом полетел на пол.

Самбо. Вывод из равновесия. Стандартное лишение всех опор.

– Среди множества приёмов нет равных коронному, – говорил старый добрый тренер. – Сроднитесь с ним единым целым и побеждайте всех.

Достичь единого родства со своим «коронным» Степану стоило немалых трудов. Тысячами повторений, сотнями тренировок, спаррингов и схваток они притирались и сливались между собой. Наконец, «коронный», заменив в одночасье множество приёмов, стал единственным – самим собой.