Текст книги "Constanta"

Следующие дни Боронка было не узнать. Тих и печален, неотступной тенью следовал он за Гордеем.

– Я слышал фарт от тебя улизнул? – спросил Гордей, воспользовавшись подвернувшимся моментом.

– Слухи, – ответил Боронок, отводя глаза в сторону.

– Это хорошо, что улизнул, – сказал Гордей. – Простые урки живут дольше фартовых. И умирают без мучений.

Боронок вздрогнул и вопрошающе уставился на главаря. Зловещее предупреждение было ему ответом.

Счастье было в руках. Однако пользоваться им приходилось украдкой, тайком. Местом для встреч служила съёмная квартира. Здесь в условиях относительной безопасности они нашли и обрели свой рай.

…Работал телевизор. Они лежали перед ним на диване. На полу стояла вазочка, полная гроздьев крупного сочного винограда. Время от времени Боронок опускал руку вниз, нащупывал ягоду и, отрывая, нёс её в рот.

– Промахнись, – говорила Катерина, желая получить свою долю – и получала её.

Несколько раз он не услышал её. Она повернула голову, внимательно посмотрела на него. Лёжа рядом, глядя в экран телевизора, он был где-то далеко.

– Не мучь меня, – сказала она. – Почему ты такой?

– Какой?

– Пропавший.

Он ответил не сразу, подбирая слова тому, что мучило его.

– Нам надо бежать. – Взгляд его был прикован к телевизору. – И как можно дальше. Лучше всего – на Камчатку.

– Ты боишься?

– Здесь нам не будет жизни. – Он повернул голову к ней. – Рано или поздно про нас узнают.

– Спохватился! Эх, ты герой. О чём ты думал раньше? Ничего, месяц прошёл – выжили. Будем осторожны, повезёт и дальше.

Он вернулся в исходное положение. Ухватил внизу ягоду, понёс ко рту и… промахнулся.

Наслаждаясь сочным промахом, Катерина скользнула взглядом по нему, остановилась на волосах. Коснулась ближней ниспадающей на ухо пряди.

– Какие волосы у тебя чудные, – заметила она. – Настоящие буревестники – и видом, и духом.

Внезапно она поднялась, развернулась и села на него сверху, заслонив собой экран телевизора. Коснулась левого плеча, затем правого. Словно сама собой соскользнула вниз сорочка. Боронок замер. Ответственность за них обоих была велика. Но любовь, казалось, была сильнее. Соединяя воедино мужество и нежность, она рассеивала все страхи, убеждая: спасу и сохраню.

Он улыбнулся ей. Слова иссякли. Ураган рождался внутри…

Глава тридцать вторая

Шура клял Степана на чём свет стоит. Расходы росли. Затея со строительством обходилась недёшево. Однако, как бы там ни было, приходилось признать – деньги уходили отнюдь не в песок. Рос их каменный эквивалент. И это был тот крючок, от которого Шура при всём своём желании не мог освободиться. Искушение утвердиться местным феодалом – первым среди всех, побеждало. И потому раз в несколько дней, после подробного отчёта Степана, скрепя сердце, Шура лез в тайник, считал доллары, мерил линейкой рубли и с горьким придыханием кидал их на алтарь стройки. Работай, Грека, рви жилы, твори.

Памятуя о рейдах залётной нечисти, Степан старался возвращаться на стройку без денег. Все расчёты осуществлялись за пределами участка. Бережёных Бог бережёт. В известность о витающей вокруг угрозе был поставлен и сам Шура. Стоило ему узнать про любителей лёгкой наживы, топчущих родную землю, как реакция последовала незамедлительно. Подъехавший на джипе-вездеходе некто большой, представившись крылатым именем Лёвы Морозовского, объявил всю стройку – от кирпича до волоса на головах строителей, зоной своих жизненных интересов. Население стройки взбодрилось. Лёва Морозовский выглядел достойно. Праздник материи, неисчерпаемый запас килокалорий, живая крепость, за стеной которой можно было выдержать и пережить любую осаду.

В этот раз после визита к Шуре Степан решил изменить своей обычной предосторожности и велел водителю Саше гнать «уазик» на участок. Не терпелось узнать, пришли ли заказанные накануне комплектующие для каминов.

Резво колеся по грунтовому подобию дороги, подпрыгивая на ухабах, «уазик» подъехал к участку. Место стоянки автотранспорта было занято двумя чужими джипами. Хозяева их, в спортивных костюмах и кедах, деловито по-хозяйски расхаживали по территории. Бригада пряталась в доме. Ни Лёвы Морозовского, ни каких бы то ни было его следов поблизости не было и в помине.

Сожалея о своём недальновидном поступке, Степан поспешил сунуть деньги под сиденье. Тоном, не терпящим возражений, приказал Саше:

– Мотай отсюда.

Толкнул дверь, вылез наружу. Не чувствуя под собой опоры, словно проваливаясь в пустоту, побрёл навстречу нежданным гостям. Те заметили его. Сбились в стаю.

– Хорошо дела идут, начальник, – услышал он, сходясь.

– Так, помаленьку.

– Подсоби-ка нам.

– Чем?

– Деньжатами.

– Вы не по адресу. Здесь стройка, не банк.

– Ты же не бесплатно трудишься. Хоромы дорогие. С тебя причитается. Помоги ближним.

– У меня ничего нет. Все деньги вкладываются в этот дом. Хотите, разбирайте его на кирпичи.

Разговор прервался толчком. Затем последовал удар в лицо, неожиданный и сильный. Не удержавшись на ногах, Степан упал на землю. Серое небо сомкнулось над ним. Боли не было. Он поспешил подняться. Навстречу новому удару. На сей раз стало очень солоно во рту. Ещё один удар – в корпус. Он осел на колени. Тяжело вздохнул. Раскачиваясь, поднялся. Краем зрения увидел вымерший дом, испуганное лицо Бадяниса из-за угла. Замотал головой – не высовывайся. Оглядел врагов, остановился взглядом на ближнем.

– Бабок нет, – процедил сквозь зубы. – Разбирайте дом.

Новый удар. Он устоял, поражённый стойкостью и чужеродностью собственного тела. Никаких реакций. Удивительно, но это придало дополнительных сил. От него требовали денег, он вновь послал их по прежнему адресу – за кирпичами, громко, почти крича. Его сшибли с ног, стали пинать со всех сторон. Отпинавшись вволю, отступили. Он кое-как поднялся. Бросил затуманенный взгляд на дом. Бадянис стоял уже возле угла, не прячась, отчаянно жестикулируя и переминаясь, словно верный пёс на цепи. Он махнул ему: сгинь. И, обращаясь к истязателям, вновь, что было сил, повторил свою крылатую фразу.

Очередной удар потряс его. Упав, он сделал попытку подняться и не смог. Всё кружилось перед глазами, мельтеша и уплывая.

Числом, втрое превосходящим гостей, бригада следила за творящимся бесчинством из дома. Все искренне сочувствовали вожаку, но никому не хотелось оказаться на его месте. Пока Степан держался на ногах, ему от души желали стойкости.

– Бадянис, что он говорит им?

– Не разобрать. Кажется, чтобы ломали дом.

– Что делать будем?

– Он велит сидеть тихо, не вмешиваться. Это его разговор.

– Да отдайте вы им эти проклятые деньги, Степан Лексеич! – взмолился Крутов, припав к щели в кладке. – Забьют ведь.

– Экие звери, – вздыхали, наблюдая, благообразные седые мастера-печники.

– Он велит нам не вмешиваться, – приговаривал Бадянис, оправдываясь.

После последнего удара, стоившего Степану лишения чувств, бригада очнулась.

– Человека убили, гады! – изо всех сил закричал Бадянис.

– Айда за телом, мужики! – загремел Крутов. – Хватит сидеть сиднем. Отобъём нашего Греку!

– Отобъём! – подхватили голоса.

Отражённое стенами эхо сотрясло дом.

Спортсмены насторожились.

Настроение осаждённых взыграло. Дом ожил. Изо всех щелей наружу полезли угрюмые фигуры.

Терять людям было нечего. Стая дрогнула. Подхватив лежащего Степана, она бросилась наутёк.

От него избавились, вытолкнув из машины на полном ходу. Кубарем он полетел вниз. Жухлая полегшая трава. Гиблое место. Отлежавшись, он начал подниматься. И тут боль догнала его, проснулись все заторможенные шоком реакции. Стоная, он принялся карабкаться вверх. Умереть, но только не здесь – было последнее желание истерзанной плоти.

Кое-как с большим трудом он выбрался на асфальт. Сел, свесив голову вниз. Вот и всё, давай, начинай отсчёт, костлявая. Внезапно пронзительный автомобильный гудок оглушил его. Он поднял голову. Родной «уазик» мчался навстречу. Жизнь возвращалась – в лице верного водителя, вчерашнего дембеля Саши Новгородцева.

Усаженный в машину, он пришёл в себя.

– Как ты меня нашёл?

Саша улыбнулся.

– Я, Степан Алексеич, уехал – как вы велели. Только недалеко. В пределах близкой видимости.

– Отлично. Поехали на участок. Надо успокоить наших.

– Ага.

– Только за дорогой следи.

– Не беспокойтесь. Я в армии столько дорог исколесил, в таких переделках побывал… – Саша обеспокоенно взглянул на Степана. – А может, вас сперва в больницу отвезти?

– Что, плохо выгляжу?

– Плоховато. Но бывает и хуже.

– Вот именно. Не надо больницы. Говорю, двигаюсь, дышу – значит, живу. Давай на свежий воздух.

Обретя потерянного вожака, бригада вышла из себя. Сунься враг в данный момент – и ему бы сильно не поздоровилось. Успокаивая страсти, Степан взял слово.

– Надо убрать агитацию с дорог. Пусть больше не мозолит глаза никому. Наши услуги проданы.

– Сделаем, – пообещали все хором.

– А в остальном мы молодцы, выстояли и справились своими силами – отбились.

До конца рабочего дня он находился в бытовке. Его не тревожили, памятуя о том, как крепко ему досталось. Из забытья его вывела внезапно наступившая тишина. Он вышел наружу. Бригада собиралась домой.

– Бадянис, – позвал он литовца.

Глядя в преданные, готовые исполнить любой приказ глаза, тихо заговорил:

– Мне нельзя в таком виде домой. Вот телефон, позвони родителям, скажи, что я уехал в командировку. Срочное дело. Неделя-две.

– А поверят?

– Скажешь, Генрих Персович со мной. Тогда никаких вопросов не будет – поверят.

– Хорошо. Вы сами здесь останетесь? – литовец кивнул на бытовку.

– Да.

– Запритесь на ночь.

– Не беспокойся за меня. Всё худшее позади.

Среди ночи Степан проснулся. Мутило, кружилась голова, вспыхивали искры перед глазами, оттачивала по живому своё жало боль. С трудом превозмогая себя, он поднялся с топчана и, едва переставляя ноги, вышел в ночь. Кромешный сумрак, тишь и свежая прохлада встретили его. Высоко в небе сияли звёзды. Впереди серым призраком маячил дом. Глядя на него, Степан испытал невольный трепет. Рукотворная гора поднималась над землёй.

Оживая на глазах, обретал дух камень.

Неиссякаемый источник силы, одолевая страх, боль и немощь, открывался перед ним.

Лёва Морозовский объявился спустя несколько дней. В прекрасном расположении духа, как всегда сытый и безмятежный, он вылез из вездехода и отправился навстречу своим подопечным. Лёгкое разочарование ждало его. Как назло, все в это время были заняты. Внизу дома монтировались камины, наверху полным ходом завершалась кладка стен. Озадаченно почёсывая затылок, Лёва огляделся. Одинокая фигура Степана привлекла его внимание. Обрадовавшись, он устремился к нему.

Слова приветствия застряли в горле Лёвы, когда он увидел Степана вблизи.

– Что с тобой? – спросил он, меняясь в лице.

Степан пожал плечами.

– Битый я.

– Кто посмел? – возмутился Лёва.

– Дикари.

– Где они?

– Уехали.

– Опиши их.

– Подъехали на джипах, кеды на босу ногу, спортивные костюмы, наглые – выше головы.

– Ха, точно дикари. У них, кроме тачек, за душой больше ничего нет. Нищета на колёсах. Жрать хотят, вот и кидаются на людей. В следующий раз…

– Они тебя искали, – прервал словесный поток защитника Степан.

– Меня? – изумился Лёва.

– Да. Жалели, что не застали. Похоже, что ты им чем-то насолил или близкий родственник. А я, так – под горячую руку попался.

Лёва задумался.

– А, ну-ка, опиши их ещё раз поподробней, – потребовал он.

– Четверо. Стрижены под ноль. Спортсмены.

– Не, ну, тут тема беспокойная какая-то, – вступил Лёва в разговор сам с собой. – Дикари, спортсмены… Отмороженные, что ли?

– Будешь искать их? – спросил Степан.

– Зачем? – округлил глаза Лёва.

Степан не мог не улыбнуться. И охнул от боли – воспротивилась разбитая верхняя губа. Укрощая улыбку, он зажал рот рукой.

Гримаса была ещё та.

Недоумённо уставившись на него, Лёва шумно задышал и выпалил:

– Видал я их всех в гробу в белых тапках. Пусть только покажутся.

В ответ Степан понимающе кивнул головой.

Лёва привёз с собой важную новость. Банкротство государственного СМУ. Остались бесхозными автокран, два грузовика «Урал», бетономешалка… Настоящее «эльдорадо».

– Бывший директор ищет покупателей, готов отдать всё по цене лома – ему срочно приспичило линять за бугор, – сообщил он.

– Цена лома – это сколько?

– Договоритесь, – обнадёжил Лёва. – А мне оплатишь пару вечеров с кралей в ресторане. Только учти – я пью много.

– Надо посмотреть на товар.

– Я готов тебе устроить смотрины. Поехали хоть сейчас.

Степан загорелся.

– Давай. Только возьмём с собой технарей, чтобы всё надёжно было – без обмана.

Прихватив одним технарём Бадяниса, за другим – Иннокентичем, они отправились на вторую стройку.

Вездеход Лёвы домчал до места действия в мгновение ока. Езда с удобствами разморила. Пришлось потратить несколько минут, чтобы придти в себя, расстаться с машиной и вылезти наружу.

Стройка жила. Котлован, горы песка вокруг, копошащиеся рабочие. Возле груды арматуры увлечённо разговаривала между собой одержимая нулевым циклом троица: прораб, архитектор и бородач Мяатэ.

Степан, приблизившись, окликнул их.

При виде его лица всех троих окаменели.

– Что случилось? – испуганно в один голос спросили они.

– Партизаны, – ответил Степан, предусмотрительно придерживая пальцами верхнюю губу.

Генрих Персович недовольно покачал головой.

– Нельзя было оставлять вас одного, Степан. Это всё-таки наше общее дело.

– Стёпа, надо обязательно обратиться в милицию, – убеждённо заявил Мяатэ. – Такие вещи прощать нельзя.

Степан отмахнулся.

– Не надо милиции. Это дань за место под солнцем. Уплачено.

Он повернул голову к безмолвному прорабу.

– Иннокентич, нашлась беспризорная техника. Поехали, глянем. – Глядя на грязную спецовку и облепленные землёй сапоги прораба, продолжил: – Только переоденься. У нас машина стерильная, как санитарный бокс.

Иннокентич без слов устремился исполнять команду начальника.

– А кто это, Стёпа? – спросил Мяатэ, указывая на сидящего в машинеЛёву.

Глаза того были блаженно закрыты. Он слушал музыку.

– Наш центровой, – ответил Степан. – Он следующая мишень для партизан. Видишь, зажмурился, глух и нем – готовится.

Мяатэ перевёл взгляд на Степана.

– Твой оптимизм, Стёпа, поражает. Глядя на тебя, нам ничего другого не остаётся, как присоединиться и тоже быть оптимистами. Вы согласны, Генрих Персович?

Архитектор, тяжело вздохнув, промолчал.

– У нас нет другого выхода, – сказал Степан. – Даёшь свет! Светить всегда, светить везде – до дней последних солнца.

Выслушав сию жизнерадостную тираду, бородач хлопнул себя по нагрудному карману, вытащил солнцезащитные очки и протянул их Степану.

– Только позволь одну ремарку, – произнёс он. – Береги себя – свети не так ярко.

Степан, спохватившись, тронул припухлость под глазом.

– Фонарь? – спросил он.

– И ещё какой! – ответил, улыбаясь, Мяатэ.

Смотрины состоялись. Почти вся техника, подвергшись тщательному осмотру экспертов, была признана годной. И Бадянис, и Иннокентич, сойдясь в общем мнении, дали добро на покупку. Поторговавшись до приемлемой цены, Степан предложил продавцу подождать недельку. За это время он надеялся поправиться лицом и получить доступ к хранящимся дома заветному дипломату с деньгами «Пасеки». Довольный Лёва предложил подвезти. Степан согласился.

Сидя в машине, он разговорился с Иннокентичем. Купленная техника прибавляла хлопот. Необходимо было обзаводиться базой для её хранения и обслуживания. Иннокентич с жаром доказывал, что лучшего места для такой базы, чем территория растворного узла в Морозовке, не найти. Пустые ангары, подсобные помещения и оборудование, централизованные свет и вода – всё в их распоряжении. Степан обещал подумать. Он понимал, куда клонит прораб. Растворы всех марок, бетон. И пригретый свояк впридачу. Радужные грёзы бывшего военного строителя.

Степан смотрел в окно машины. Уносилась прочь земля. Бежали наперегонки думы и события. Артель преображалась, рождалось нечто новое, воплощалась в жизнь мечта: начиналась история строительной компании «Константа».

Белоснежная яхта, оставляя пенный след за кормой, скользила по водной глади. Северное море, согретое теплом короткого лета, расстилалось впереди безбрежной далью до самого горизонта. На верхней палубе царило оживление. Компания из взрослого мужчины и трёх девушек, смеясь и громко разговаривая, от души наслаждалась окружающим необъятным простором. Подобной гармонии удалось достичь не сразу, рождалась она в муках. Первые дни девушки находились во власти морской болезни, отлёживаясь большую часть плавания в каютах. Постепенно молодые организмы приспосабливались, шла полным ходом борьба с собой. Сейчас, спустя две недели после начала путешествия, девушки чувствовали себя вполне удовлетворительно, способными бросить вызов даже самой сильной волне.

Яхтой управлял пожилой седой норвежец по имени Кнут. Суровый облик и манеры выдавали в нём опытного, пережившего немало испытаний моряка. Судно, оснащённое двумя мощными дизельными моторами, полностью подчинялось ему. Он не обращал никакого внимания на пассажиров. Его слух был обращён внутрь, взгляд устремлён далеко вдаль. Частица морской стихии, плывущая в полном слиянии с ней.

Конечной целью был порт Нарвик. Там планировалась остановка на одну-две недели, осмотр местных достопримечательностей, развлечения и отдых. Затем по плану было возвращение назад – во Флеккефьорд, где их ждали маленький Ханс и Хелен.

Скучно не было. Олег и Кнут старались вовсю, чтобы плавание не превратилось в простое монотонное перемещение по воде. Усилия оправдывались. По пути они посещали многочисленные безумной красоты каменистые бухты, любовались фьордами, исследовали острова, дрейфовали вдоль населенного побережья, наблюдая за жизнью, далёкой и уменьшенной, словно игрушечной – такой, что её без труда можно было уместить в одной ладони.

Несколько раз, не удержавшись, они оставляли яхту. Уплывая на резиновой надувной лодке, доплывали до мелководья, высаживались, резвились на нём и обессиленные возвращались обратно. Ясными днями при сопутствующем настроении удили рыбу с кормы. Азарт и веселье, никакого беспокойства, шторма бушевали где-то далеко, топлива и провизии было запасено вдоволь, буйный свежий ветер, пьяня, заряжал, казалось бы, вечной энергией.

Приезд Илоны в одиночку без Степана озадачил Олега. В его представлении отца они были уже неразлучной парой. Удивила и новость о новом поприще прирождённого заводчанина. Хотя здесь как раз удивляться было нечему. Современная Россия, стоящая у края бездны, была охвачена страстью преображения.

– Строитель – настоящая мужская профессия, – в итоге выразил своё мнение Олег. – Молодец, Степан! На хлеб с маслом всегда заработает.

Вика поначалу робела, стеснялась, держась от всех особняком. Но постепенно, поддаваясь влиянию общительного и весёлого отца Илоны, раскрепощалась и становилась собою. Во время общих забав и разговоров она сблизилась с приёмной дочерью Олега – Анной. Та плохо понимала по-русски и Вика, встретив активное желание подучиться второму языку, с радостью предложила свои услуги. Незаметно для самих себя они нашли общий язык и подружились.

На палубе было довольно ветрено. Краем глаза заметив, как невольная дрожь пробирает Вику, Олег предложил:

– Кому холодно – пусть скажет.

Вика оглянулась. А кому здесь холодно? Оглядела Анну, Илону – обеим тепло. Скользнула взглядом по своим джинсам и штормовке, подняла глаза на Олега.

– Вот ты и выдала себя! – улыбнулся он ей.

– Неправда, – запротестовала она.

– Конечно, неправда, – сказал Олег. – Оставим правду для суши. Здесь ей не место.

Он окликнул Кнута. Тот отозвался. Зазвучала норвежская речь. Внезапно яхта начала замедлять ход, стали глохнуть моторы, движение остановилось.

– Мы с Кнутом решили сделать остановку, – обратился Олег к девушкам. – Бросим якорь, выпьем по коктейлю, согреемся. Кто за?

Три поднятые вверх руки были ответом.

Вика кинула взгляд на воду. Яркие блики солнца играли на ней. Улыбка тронула её губы – у них будет хорошая компания.

Вечером, лёжа на шезлонгах, они любовались открытым и чистым небом. Причуда северного лета – время захода солнца, но оно светило как прежде, стоя в зените. Яхта слегка раскачивалась на волнах. Снизу доносился приглушённый лязгающий шум – нелюдимый Кнут общался с моторами. Наговорившись за день, утомлённые Вика и Анна молчали. Олег и Илона, напротив, были чрезвычайно оживлены. Украдкой наблюдая за их общением, Вика замечала, что отец, пожалуй, заменял своей дочери всех мужчин. Пока Олег был рядом, измена Степану определённо не грозила. Оставалось надеяться, что так оно будет продолжаться и дальше – в Нарвике, Флеккефьорде, вплоть до отъезда на родину.

Телефон надрывался длинными трелями. Степан проснулся, спрыгнул с постели. Надо же, первая ночь дома после «командировки» и никакого покоя.

В трубке раздавались звуки: динь-дон, слышалось протяжное эхо. Внезапно откуда-то издалека донёсся голос Илоны:

– Алло, Стёпа, алло!

– Слышу! – почти крикнул Степан, вцепившись в трубку.

Помехи исчезли, связь установилась, Илонин голос зазвучал гораздо ближе и увереннее.

– Стёпа, ты спишь?

– Да.

– А нам не до сна. Мы проплыли вдоль всей Норвегии на яхте. Папа, Аня, Вика и я. Доплыли до суши. Тебе привет от всех.

– Спасибо. А вы сейчас где?

– В Нарвике.

– Где это?

– Порт такой, близ Лафотенских островов, сразу за Вест-Фьордом. – Послышался смех.

– Не знаю такого.

– Не переживай. Все расписались на набережной. Я оставила место рядом для тебя. Когда-нибудь и ты доплывёшь сюда.

– Спасибо.

– Ладно. Мне пора. Чем будешь заниматься? Скажи мне что-нибудь хорошее на прощание.

– Я сейчас пойду и усну. И постараюсь не просыпаться. Тогда ты быстрее вернёшься ко мне.

– Думаю, мне придётся это сделать. Местные ребята хороши, но совершенно не знают нашего языка. Не поймёшь, что у них на уме.

– Ты щеголяешь перед ними в моём платье?

– Стёпа, твоё платье ждёт своего звёздного часа. Я приеду и разбужу тебя в нём.

– Тогда я засыпаю.

– Пока.

Степан положил трубку. Пошёл на кухню. Пересохло во рту, хотелось пить. И совершенно было не до сна. Он сделал несколько глотков воды из чайника. В дверях появилась мать. Вид её был встревожен.

– Опять командировка? – спросила она.

Степан поставил чайник на стол, улыбнулся.

– Нет, мам, не беспокойся. Это был междугородний звонок. Илона передала привет от Вики.

– Как они там? – обрадовалась мать.

– Нормально, отдыхают.

Чтобы лишний раз не тревожить мать, он решил умолчать о круизе.

– Всё, иду спать. Завтра рано вставать. Подробности потом.

И, оставив мать, он отправился в постель. Бодрствовать до утра. Прерванный разговор с любимой ждал продолжения.