Текст книги "Constanta"

Машина увязла в снегу. Мотор заглох. С радостной миной на лице он вылез наружу, выволок ближнего молодца, помог ему усесться за руль.

– Чо с машиной сделал? – спросил тот, растерянно тряся головой.

– А мне не жалко, – оскалился Боронок. – Авария, мать её. Снимай обувь.

– Чо?

– Обувь, говорю, снимай. Я ухожу.

– А я?

– А ты – герой. Тебя отсюда вынесут.

Из двух пар обуви одна пришлась Боронку впору. Обувшись, он швырнул лишние сапоги в метель.

– Ну, что, пацаны? – обратился он к разутым рулевому и товарищу. – Полная сатисфакция. Мы в расчёте.

– Ты кто такой? – спросили они, сотрясаясь от страха.

– Царь бомжей. Фигаро босый. Пишите письма.

Время неумолимо шло вперёд. Несколько раз, отчаиваясь, Вика была близка к панике. Хватала телефон, набирала номер брата и на последней цифре, останавливаясь, брала себя в руки. Час ещё не кончился. Надо терпеть. Нельзя подводить Боронка.

Муки ожидания прервались внезапно. Хозяин машины, материализовавшись из воздуха, открыл дверь, улыбнулся ей и уселся на своё место. Близкий, родной, с шальным блеском в глазах Боронок.

– Ты догнал их? – с опаской спросила она.

– Нет, – ответил он, смотря ей прямо в глаза.

Вика оживилась.

– И хорошо! – радостно воскликнула она. – Это самый лучший выход из всех. Ведь неизвестно, чем всё могло бы кончиться. Их поведение говорило само за себя. Я хочу тебе сказать – мы имели дело с самыми настоящими бандитами.

– Да? А я и не подумал. Шок. Удар был сильный.

– Вот именно.

Она скользнула по нему взглядом. Нежданное открытие ждало её. Ушедший босяком, он вернулся при полном гардеробе.

– А… обувь откуда?

– Свет не без добрых людей. Жаль, сэконд-хэнд. Но я не привередлив. Спасибо им.

– Повезло тебе.

– Ещё как! А ты как пережила это время, не страшно было здесь одной?

– Ничуть. Меня машина охраняла.

– Рад слышать, – сказал он, включая зажигание.

– Она как живая. Имя есть у неё?

Он посмотрел на неё.

– Да. Это имя легенды – «Мерседес».

– «Мерcедес», – повторила Вика.

– Созвучие наших побед на дорогах, – сказал он, начиная движение.

Подъезд к съехавшей с дороги машины был оцеплен. «Скорая помощь», милицейские машины с мигалками, горстка отчаянно жестикулирующих руками людей. Суета царила вокруг «БМВ».

Счастливый конец, подумал Боронок, проезжая мимо. Ребята должны быть довольны – рассчитавшись, он не бросил их в беде.

– Ой, что это? – уткнулась в окно, увлечённая зрелищем Вика.

– Авария, – отозвался Боронок. – Сегодня что-то они частят. Одна за другой.

– Метель. Будь осторожен.

– Я постараюсь, – ответил он, сосредотачивая всё внимание перед собой.

Успокаиваясь, Вика отвернулась от окна. Она доверяла Боронку. Они ехали домой.

Всё обошлось. Санаторный отдых кончился. Мать встретила дочь. Через день домой заглянули Степан и Илона. Укорив Вику внезапным отъездом, поделились сногшибательной новостью.

– Боронок-то каков! Весь санаторий на ушах. Вернулся из обычной поездки, словно с войны. Живого места нет.

– Что случилось? – спросила Вика, старательно пряча свои чувства.

– Молчит. Переделка, видимо, была ещё та. Наверно, и словом нельзя обмолвиться – строжайшая военная тайна.

– И как он сейчас?

– Лежит под дренажом, – ответила Илона. – Борется вовсю. Хочет жить.

– Послезавтра собираемся навестить его, – сказал Степан. – Поедешь с нами?

– А я при чём? – удивилась Вика. – Ведь он ваш друг.

Возникла пауза.

– А я думал…, – начал было Степан.

– Некогда мне, – оборвала его Вика. – Работы много в школе.

Степан испытующе посмотрел на неё. Всего несколько дней назад их объединяла общая весёлая компания. И на тебе. Кажется, он плохо знал свою сестру.

– Привет школе, – сухо пожелал он.

Вика промолчала.

Школа. Учительница младших классов Виктория Грекова. Жемчужина педагогического коллектива. Обаяние, ум, компетентность. Вся на виду. И никому невдомёк, что за страсть таится внутри скромной девушки. Минувшее приключение, озаряя текущие будни, продолжалось. Ярким и живым воспоминанием уносилась прочь дорога. В машине двое – она и он…

Глава сорок вторая

Праздничный день девятого мая был праздником вдвойне. Общестроительные работы завершены. Авральная стихия позади. Накануне Степан рассчитался с наёмной рабочей силой. Её потенциал был исчерпан полностью. Сдача коттеджей под ключ планировалась на середину осени и он рассчитывал обойтись уже силами одной «Константы».

Несмотря на выходной всё руководство фирмы находилось на стройке. Заканчивался обход коттеджей. У последнего Степан задержался.

– Слышите что-нибудь? – спросил он, прикладывая ладонь к уху.

Все обратились в слух.

– Ветер внутри гуляет, – отозвался Ким.

– Это дух домового, – подал голос Иннокентич. – Обживается.

– Здесь он громко обживается, – заметил Генрих Персович. – Шалит.

– Зовёт в компанию, – откликнулся Мяатэ.

– Значит, так тому и быть, – подытожил Степан. – Отзовусь. Это и будет моё семейное гнёздышко.

– Такой вопрос нельзя решать самолично, – сказал с улыбкой Генрих Персович. – Необходимо посоветоваться с хозяйкой.

– Точно, – поддержал его Мяатэ. – Кстати, а где Илона? – спросил он, обращаясь к Степану. – Давно мы её не видели.

– Отдыхает, – бросил Степан. И, меняя тему, с серьёзным видом сделал шаг в сторону от коттеджа. – Пошли смотреть коммуникации.

Он кривил душой. Последний месяц их отношения с Илоной находились в серьёзном разладе. Началось всё в международный женский день. Получив в подарок свои любимые сиреневые герберы, девушка расплакалась. Буквально через день последовало обвинение, показавшееся Степану нелепее абсурда. Оказывается, он отдаляется от неё. Далее претензии последовали одна за другой, потоком. Наконец, обвинив его чуть ли не в измене, она собрала вещи и уехала к матери. Несколько телефонных звонков вдогонку, пара пустых никчёмных встреч. И жизнь порознь целый месяц.

Задним умом Степан признавал свою долю вины. Первопричина была ясна. Однако поделать ничего не мог. Стройка как никогда требовала полной самоотдачи. Любовь приносилась в жертву.

Он уходил последним. В воротах, прощаясь с омоновцем Серёгой, остановился.

– Как служба?

– Служим, – пожал плечами Серёга.

– Жалобы есть?

Солдат промолчал.

– Забудь про устав, – подбодрил его Степан. – Отвечай как на духу.

– Тихо здесь.

– Хорошо. Так и должно быть.

– Может быть. Только непривычно это. Так мы воевать разучимся.

Степан задумался.

– Мы уезжаем, – спустя минуту сказал он. – Проводите нас. Сегодня всё-таки девятое мая.

Серёга оживился.

– Пару-тройку залпов в воздух?

Степан кивнул.

– Да. Чтобы враги боялись.

Эхо салюта догнало «Фольксваген» на шоссе. Искоса глянув на сидящего рядом Генриха Персовича, Степан улыбнулся. Омоновцы не жалели патронов. Лесная кукушка, вторя им, куковала вслед. Глас жизни был неукротим. Не стоило даже и открывать счёт – всё только начиналось.

Тревожные телефонные трели подняли его утром с постели. Он приложил трубку к уху. Она закричала взволнованным голосом Бадяниса:

– Степан Лексеич, приезжайте срочно в офис. Здесь повестку принесли…

Спустя час с небольшим Степан держал страшный документ в руках. Оживший Черенков вызывал в суд, оспаривая право собственности на общую землю. Уткнувшись в послание, Степан отчаянно пытался унять пляску букв перед глазами. То был конец праздника и спокойной жизни. Начинался новый раунд борьбы.

Одному было не справиться. Требовалась квалифицированная юридическая помощь. Он нашёл её в лице седого профессионала из адвокатской конторы на Невском. Пара часов доверительного общения, оплата совместного обеда в ресторане и солидный аванс сделали личную проблему общей.

Расставшись с адвокатом, Степан отменил все дела и поехал домой. Проезжая мимо заполонившей все улицы красочной агитации, пришёл в себя. Горячая предвыборная пора. Голосуй, или проиграешь. Кажется, он невольный участник этой кампании. Новая современная Россия посылала вызов всем: от президента до строителя. Живи, работай и доказывай день изо дня, каждое мгновение, что ты – первый.

Суд принял решение о проведении экспертизы представленных конфликтующими сторонами документов. Впереди замаячил месяц неопределённости. Какая-никакая – передышка.

Через несколько дней после оглашённого судом решения на стройке объявился Черенков. Опознав его и воспрепятствовав входу на территорию, охрана отправила гонца к Степану. Узнав о том, что нежданный гость домогается встречи, Степан поспешил навстречу.

Они встретились за воротами. Черенков был пьян. Стоя возле «Дефендера» и качаясь, он сотрясал воздух отчаянной бранью. Сзади страхующей опорой возвышался большой лысый человек. Бычья сила охранника вкупе с висящими по его бокам двумя пистолетами в кобурах подогревали и раззадоривали нарушителя покоя пуще выпитого вина. Увидев Степана, а за ним старшину омоновцев с автоматом и бородача Мяатэ, Черенков перестал браниться.

– Зови остальных, – осклабившись, замахал руками он. – Всех, кто есть. Знакомиться будем. Я ваш новый хозяин. Главный. А вы все сошки. И земля, и дома, и все вы с потрохами – всё моё личное имущество. Кончились игры в кошки-мышки. Давай занимай очередь в светлое будущее.

Выслушав речь гостя, Степан молча развернулся в обратный путь.

– Куда ты? – окликнул его тот.

– Ошибся ты адресом, Черенков, – подал голос Степан. – Здесь все живые. При своём хозяине и деле. Мёртвые души в другой стороне.

Выругавшись, Черенков выставил вперёд палец с золотым перстнем и угрожающе замахал им.

– Я разорю тебя, Грека! Месяц, полгода, год – будешь голодранцем. Растопчу.

Неиствуя, он рванулся было вперёд. Однако охранник был начеку. Устремившись вслед, он сцапал его своими ручищами, остановил и, подавляя сопротивление, потащил в машину. Усадив внутрь, дал команду водителю.

«Дефендер» тронулся в путь.

Все уставились ему вслед.

– Чистой воды провокация, – произнёс Мяатэ. – Расчёт был на наши неадекватные действия.

– Мы так и подумали, – сказал Степан.

Повернувшись, он обратился к старшине:

– Разве законно на глазах у всех среди бела дня разгуливать с пистолетами?

– У таких всё схвачено, – ответил старшина. – Можете не сомневаться – имеется куча разрешений от всех инстанций, снизу доверху. Кстати, пистолеты у товарища серьёзные. Система Стечкина. Двадцать смертей в каждой обойме.

Степан вздохнул.

– Ладно, – сказал он устало. – Уехали и чёрт с ними. Отбой. Закрывайте ворота.

Утро следующего дня. Время свободное от любых визитов. Степан и Бадянис, разговаривая, стояли перед открытыми воротами. Желанная гостья возникла внезапно в проёме. Привлекая внимание, кивнула обоим, прошествовала мимо и скрылась в штабе.

Оставив Бадяниса, Степан отправился следом.

Она успела подготовиться к встрече. Войдя в дом, он застал её поливающей цветы в горшках – за чисто женским занятием.

С первых же минут общения стало ясно – хорошего ждать нечего. Нервы Илоны были обнажены до предела. Такой её Степан видел впервые. Она была непохожа на себя. Казалось, перед ним открывался совершенно новый незнакомый человек, весьма далёкий от их общего прошлого.

Уязвлённая его застывшим удивлённым взглядом, Илона прервала общение и демонстративно повернулась спиной.

Степан отчаялся.

– Слушай, – сказал он, – мне сейчас не до выяснения отношений. Очень горячее время.

– Не надо ничего выяснять, – заявила она, повернувшись. – С тобой всё ясно. Тебе нужна победа любой ценой. Дед, братья, я – потери не в счёт. Главное – посёлок. Вершина.

– Чепуха, – попытался возразить он. – О чём ты говоришь?

– Ты выдумал химеру и гонишься за ней, теряя всё человеческое, – продолжала она. – От прежнего Степана остались ножки, да рожки. Ты уже далеко не тот, каким я знала тебя прежде.

– Мне надо бросить всё по-твоему? – вскипел Степан. – Отказаться от своих планов, пасть в ноги какому-нибудь Черенкову, повесить себе на шею ярмо?

– Не знаю. Скажу одно. Такой, как сейчас, ты мне не нравишься. Я не хочу любить тебя такого. Тебя нет рядом со мной. Пустота. Ты где-то далеко, витаешь, воюешь. А я не хочу ждать. Счастье – это сейчас. Каждый день, час, мгновение.

– Вот оно как, – потемнел лицом Степан. – Спасибо за правду. И за то, что была рядом, делила поровну тяготы и лишения буден. Надорвалась, любимая? Тяжела дорога? Возвращайся. Дальше путь в наше будущее я осилю один.

Илона развернулась и устремилась к выходу, стремглав, без оглядки, не произнеся ни звука. Хлопнула дверью. Это было всё, что она хотела ответить ему.

В порыве негодования Степан бросился к окну. Наткнулся на цветы в горшках. И остановился, обезоруженный. Беззащитна и нежна раскрывала красота лепестки перед ним. Одержимая свободой убегала. Связь рвалась.

У самых ворот краешек платья встрепенулся, заколыхался на ветру, словно протестуя, но она спешно одёрнула его и, продолжая движение, выбежала наружу.

До конца рабочего дня Степан не находил себе места. Жизнь, работа, планы – всё теперь одному. Был ли выбор? Вопрос на засыпку.

У самого «Фольксвагена» он столкнулся с Генрихом Персовичем. Тот спешил на автобус. Тоже домой.

– Я подвезу вас, Генрих Персович, – тоном, не терпящим возражений, сказал Степан. – Садитесь.

Седовласый умудрённый жизненным опытом попутчик занял место рядом. Этот человек знал всё. Ему и карты в руки.

– Генрих Персович, счастье – это химера?

– Кто вам сказал?

– Неважно. Есть такое мнение. Я хочу разобраться. Дом, семья, работа – это понятно. Базовые элементы. А настоящее счастье, смысл, ради которого мы живём, это что?

– Загадка бытия. Тайна Вселенной.

– Тайна?

– Да. Чтобы её разгадать, надо прожить жизнь. Пройти сквозь сито испытаний. Расти, учиться, совершенствоваться. Оно манит, это прекрасное далёко. Идя за ним, мы обретаем его в пути. Здесь и сейчас.

– Мы ведомы?

– В юности об этом не задумываешься. Прозреваешь позже.

– Когда приходит конец?

– Нет. Время уступить дорогу.

Камень упал с души Степана. Он не один. И есть цель, яркая и настоящая, к которой следует и должно стремиться.

– Генрих Персович, хотя вы и прозрели, продолжайте путь. Рано списывать себя со счетов. Мы только сработались.

Архитектор улыбнулся.

– Я с вами. Насколько хватит сил и меня самого.

Степан кивнул.

– Поехали.

Экспертиза признала документы подлинными. Руководствуясь этим, суд списал всю вину на почившего Крикунова и предложил истцу и ответчику предъявлять претензии к администрации Курортного района. Иск Черенкова остался неудовлетворённым.

Через несколько дней жалоба истца поступила в вышестоящий суд. Тот отменил решение низшей инстанции и назначил новое разбирательство. На сей раз вердикт был однозначен – в пользу Черенкова. Его право собственности на землю признавалось приоритетным.

Защитник Степана обжаловал приговор.

Дело ушло на очередное рассмотрение.

Тем временем данный спор вдруг привлёк внимание банка-кредитора. Желая погреть руки, банкиры потребовали объяснений. Степан был вынужден объясниться. Цена первоначального кредита возросла втрое.

К сожалению, в довершение всего не обошлось и без предательства со стороны милицейской крыши. Неожиданным ударом в спину, заморозив все личные контакты и отказав в покровительстве, она сняла охрану.

Сомнений не было. Схватка шла не на жизнь, а насмерть. Работали все тайные и явные связи подпольного синдиката Черенкова.

Посёлок был на кону. Стремление победить любой ценой с одной стороны, не меньшая сила сопротивления – с другой. Пока исход схватки был неопределён, оба соперника, сойдясь в пределах одной спорной территории, прилюдно старались держать нейтралитет и не замечать друг друга.

Илона была в полном неведении относительно проблем Степана. Никаких догадок и дум. Разрыв есть разрыв. Тяжким переживанием её донимало лишь одно – живые цветы. Оставшиеся без вины виноватыми сироты.

Ясным погожим днём, скучая по своим любимцам и желая забрать их домой, она отправилась на стройку.

Распахнутые настежь ворота, отсутствие знакомых ребят-омоновцев – стройка выглядела чужой. Однако всё оказалось не так уж плохо. Вопреки самым худшим опасениям цветы были живы. Одна в пустом штабе, радуясь встрече и общаясь, Илона склонилась над ними и забылась.

Спустя четверть часа в окружении четырёх деловых партнеров ворота стройки минул Черенков. В обнимку с бутылками шампанского компания шла навстречу своему празднику – след в след проторенным девушкой путём.

Степан ехал на стройку. Переговоры с адвокатом выдались на редкость тяжёлыми. Впереди затяжная судебная тяжба. Следовало запасаться терпением и готовиться к самому худшему.

Он остановился возле двух «Дефендеров». Вышел из машины. Скользнул взглядом по лакированному блеску джипов и, поминая недобрым словом наглую вражью назойливость, побрёл к распахнутым воротам.

Шампанское лилось рекой, звучали тосты, здравицы… Илона старалась не обращать внимания на торжество. Стоя лицом к окну, она была целиком поглощена своим делом. Очередное растение, освобождённое вместе с комом из горшка, требовало бережной и осторожной укладки в походное убежище.

Степан появился внезапно. Изгой. Бредущий одной и той же бесконечной дорогой в свой посёлок. Их взгляды встретились. Опознали друг друга. Слились. Какая-то минута памяти о прошлом счастье. А потом открылись настоящим те, что были за спиной. Увидев их, он вдруг запнулся, вспыхнул и, сходя с первоначального пути, со всех ног, в ярости, бросился навстречу – её защитником.

Она ужаснулась. Беда. Мальчишка жаждал схватки. Здесь и сейчас – один против всех.

Сборище за спиной оживилось. Глаза её заметались. Времени на раздумье не было. Переведя дух, она ухватила заколку на затылке, освободила волосы и развернулась. Раскрывшим лепестки ослепительным цветком. Навстречу утренней заре. То бишь, кавалерам.

Он был почти у самой двери, когда её спина закрыла собой окно. Взрыв веселья, громовые раскаты голосов. Сражённый, он остановился и попятился. Явление Черенкова перед глазами. Чужая пятерня на родном плече…

Мужское внимание было под контролем. Черенков – упоённый близостью нектара похотливый шмель – радостно и вдохновенно жужжал рядом с юной девой. Казалось, их объединяла одна общая цель… Но время, исчерпав лимит притворства, расставило всё по местам.

– Я беременна, – обжигая крылья, призналась она ему.

Складывая лепестки и отворачиваясь, устремила взгляд в окно. Двор был пуст. Конец игре. По щекам её покатились слёзы.

«Фольксваген» не подвёл. Несмотря на бешеную скорость, прочным сцеплением колёс с асфальтом он остался в пределах дороги. Пар улетучивался. Снижая скорость и остывая, Степан глянул в сторону обочины. Указатели санатория бросились в глаза. Недолго думая он воспользовался моментом и свернул с прямого пути.

К счастью, искать долго Боронка не пришлось. Они встретились у голубых елей. Согнувшись, тот тащил на себе большую чугунную батарею. За ним шли двое рабочих, несущие две длинные трубы на плечах.

Увидев Степана, Боронок остановился, распрямился и сбросил свою тяжкую ношу наземь.

– Перекур, – радуясь, последовали его примеру рабочие.

Он глянул на них строгим взглядом.

– Э… тайм-аут, – поправились они.

Боронок удовлетворённо кивнул головой и направился к Степану.

– Не жалеешь ты себя, – сказал Степан, жмя ему руку. – Весь в работе.

– Такова наша доля, – ответил тот. – Лес наступает – надо отбиваться. Ты каким ветром?

– Вот, заехал попрощаться. Уезжаю в отпуск.

– Один?

– Нет. Вместе с Иннокентичем. Поедем на его родину. Пора сменить обстановку. Обрыдло всё.

– Отдых – хорошее дело.

– Да.

– Какой-то вид у тебя взъерошенный, – заметил Боронок. – Всё в порядке? Не бежишь ли ты часом?

– От кого?

– Не знаю. Тебе виднее.

Степан вздохнул.

– Черенков, гад, покоя не даёт.

– А как же твоя милицейская крыша? – спросил Боронок.

– Никак. У неё светобоязнь. Заняла места в партере. Болеет.

– Ясно. Тебе одному с Черенковым не справиться. Силён, златоперстый.

– Понимаю.

– Тогда отступись.

– Не могу.

– Подумай. Маловато Солнечное. Двоим здесь не разойтись. Пройдёт время, страсти улягутся, начнёшь всё сначала. Какие наши годы…

– Солнечное – это особый проект, Тит, – перебил друга Степан. – Я вложился в него не только деньгами. Здесь все мечты. Будущее. Оно сильнее меня.

Боронок смотрел ему в глаза и сознавал: любые слова будут лишними. Уговоры бесполезны. Глух человек – одержим плодами собственного воображения.

– Хорошо, что ты приехал, – сказал он. – У нас есть то, что не отнять вовек никому. Бесплатное приложение к жизни – море чистого воздуха. Пойдём, утонем в нём.

Спустя час, обойдя санаторий по периметру и, убедившись в бездонности моря, они вернулись к «Фольксвагену».

Боронок развеселился.

– Представляешь, на днях кольнуло меня под лопатку. Просветили рентгеном, а там – пуля.

– Пуля?

– Да. Пятая по счёту. Как первые четыре схлопотал – помню. А эту, хоть убей, нет. Может, они того – размножаются?

Степан не поддержал веселья.

– Пуля не размножается – убивает.

– А я живой, – состроив уморительную гримасу, развёл руками Боронок.

– Радуйся. Значит, твою пулю ещё не отлили.

– А может, и нет такой пули. Я – пуленепробиваемый.

– Свистнет последний раз – узнаешь.

– Э, нет, Стёпа! В такой момент я постараюсь быть на стрёме. Стреляный.

– Лучше вовсе не допускать таких моментов. Ведь ты человек, а не мишень.

Открыв дверь машины, Степан обеспокоенно посмотрел на друга.

– Кстати, в продолжение данной темы. С этого часа я прошу тебя воздержаться от посещения посёлка. А ещё лучше – вообще забыть дорогу туда.

Боронок посерьёзнел.

– Так всё плохо?

– Хуже не бывает.

– Даёшь карт-бланш златоперстому?

– Даю. Надеюсь, он ему дорого обойдётся. Есть план на сей счёт.

Прощаясь, друзья расстались.

Медленным шагом Боронок подошёл к оставленной батарее. Она лежала на месте. Рядом, сидя, отдыхали рабочие. Он уставился на них. Они – на него. Время тайм-аута вышло. Перекур только начинался.

Правда обнажила самое себя. Пришло время чистосердечного признания. Вечером без утайки Илона рассказала матери всё.

– Ты должна была не ругаться, а открыться ему, – заявила мать, ошеломлённая и растроганная исповедью. – Как только узнала, что беременна. Ведь он твой близкий человек, самый что ни на есть сопричастный и родной.

– Ему это не надо, – попыталась оправдаться Илона. – Он строитель, фанатик, одержимый своим делом и лишённый всех других чувств.

– Ты разлюбила его? – спросила мать.

– Да, – ответила Илона, не задумываясь.

Мать пристально посмотрела на дочь.

– А мне кажется, здесь таится совсем иная причина. Тебя страшат перемены – ты просто боишься быть матерью.

– Ничего удивительного, – тихо сказала Илона. – Это большая ответственность.

– Да. И никуда не денешься. Таково наше женское предназначение. Надо следовать ему, как делает это твой мужчина. По-моему он подаёт достойный пример.

– Ты защищаешь его? Может, он дороже тебе, чем я?

– Взрослей, дочка. Детство кончилось.

– Кончилось? Тогда где он, мой мужчина? Почему его нет рядом со мной?

Мать позволила себе улыбнуться.

– Ты противоречишь сама себе. Если любишь и хочешь любви, не ссорься – иди навстречу.

Раздумья одолели Илону после откровенного разговора с матерью. Прошла неделя. Правота материнских доводов крепла. Приняв её, она собралась с силами и поехала на стройку – говорить со Степаном.

Стройка встретила тишиной. Недоумевая, она прошлась вдоль коттеджей. Остановилась. Зияющие проёмы окон и дверей. Пустая брошенная территория.

Внимание привлекла иномарка, стоящая близ штаба. Живая душа должна была быть внутри.

И действительно. На втором этаже, обложенный бумагами, сидел человек. Ким.

– Привет! – обрадовалась Илона.

Увидев её, он удивился.

– Почему ты здесь?

– А где мне ещё быть?

– Со Степаном.

– Ну, пока я одна.

– А…

– Давненько я здесь не была. Расскажи, что происходит?

Ким пожал плечами.

– Мы ушли. Оставили поле боя местному Карабасу.

– Вот как? Неужели теперь всё это его?

– Земля. Но не строения. Каждый камушек здесь был, есть и будет наш. Застрахован Первой Страховой Компанией.

Ким улыбнулся.

– Стёпка – голова.

– И что теперь будет?

– Война нервов. Затяжная – до победного конца. Мы вернулись на нашу базу под Всеволожском. Будем жить, работать и ковать будущую победу там.

Он посмотрел на неё.

– Степан без тебя отдыхает?

– Отдыхает? – переспросила она.

– Да. Он же сейчас далеко отсюда – в Уральске.

– Где?

– В Уральске. Город такой на реке Урал. Известное место. Там Чапаев утонул. Ты разве не в курсе?

– Я не в курсе, – растерянно произнесла Илона.

– Так вы что – поссорились?

Она не знала, что ответить. Ошеломлённая ушатом ледяной воды. Брошенная и забытая, как эта стройка.

– Тебя подвезти? – спросил Ким, сочувствуя.

Машинально кивнув головой, она направилась к выходу.

Он догнал её у самого железнодорожного переезда. Почти насильно усадил в машину. Всю дорогу до дома пытался разговорить. Тщётно. Она молчала, бесстрастная и холодная, как лёд. Нашла коса на камень. Схлестнулись два начала – женщины и матери. И схватка между ними, ослепляя, затмевала всё.