Текст книги "Constanta"

Глава тридцать третья

Идея выбраться на выходные в Выборг принадлежала Кате. Питер всё больше казался ей тесной клеткой, хотелось на волю, открыться миру, поделиться с ним поющей внутри любовью.

Боронок не возражал. Поездка была ему по душе. Однако хотелось уехать значительно дальше Выборга – его привлекал край света, место, куда не ступала нога человека, откуда не было бы возврата, где можно было бы затеряться раз и навсегда.

Последняя пятница августа радовала ясным небом и летним теплом. Улетал из-под колёс машины асфальт. Питер оставался далеко позади, указатели вдоль дороги отсчитывали последние километры до Выборга.

– Хорошо водишь, – похвалила Катерина Боронка. – Я так и не смогла научиться. Ходила на курсы, нанимала личного инструктора – всё без толку.

– Меня учила жизнь, – отозвался Боронок. – Здесь не бывает компромиссов. Либо ты водишь, либо – нет. Учишься быстро.

– Везёт же тебе.

– Да, – улыбнулся Боронок. – Я – везучий. Жизнь продолжается. Рулю.

Лицо Катерины вдруг изменилось. Она притихла.

Внезапная перемена женского настроения осталась для Боронка незамеченной. Он глянул в боковое окно.

– О, подъезжаем.

– Тит, – окликнула его Катерина спустя минуту.

– Да?

– Страшно подумать. Первый раз мы уехали так далеко. У тебя нет дурного предчувствия?

– Это насчёт мужа? Не-ет. Все потери ему компенсированы. Он жив-здоров, занимает почётное третье место, мы с ним братья – по тебе.

Она не обратила внимания на его иронию.

– Я хорошо знаю, на что он способен. У него лютый характер. За малейшую провинность по его приказу людей закапывали в землю живьём.

– Да минует нас сия чаша, – сказал Боронок. – Все мы не без греха. – И, радостно улыбаясь, подвёл итог разговору. – Оставим наши семейные проблемы позади. Добро пожаловать в иной мир. Вот он, далёкий и близкий Выборг!

Первым делом, истово желая выразить всю глубину своих чувств, он повёл её в сказку – на дно волшебного океана, усыпанное сокровищами.

Ассортимент ювелирной лавки был велик. От выставленных на продажу украшений рябило в глазах. Внимание рассеивалось. Но трудно затеряться подлиннику среди копий. Блеснул свет. Тень отступила. Они нашли друг друга – алмаз и женщина. Окольцованная им, она замерла, не в силах вымолвить ни слова. Немедля, осыпав хранителя сокровищ – старика-ювелира, денежным дождём, Боронок подхватил свою одаренную женщину и устремился наружу. Он был готов купить и бросить к её ногам город, отдать за это всё: деньги, личные и общие блага, себя… Однако цена была слишком велика. И, сознавая пределы своих возможностей, он решился на беспримерный рыцарский подвиг – взять в одиночку штурмом каменную крепость города.

Громада древних бастионов, сторожащая город от многочисленных врагов и пережившая за свою жизнь немало испытаний, спала. Явившийся под стены новый враг из пары рук, ног, пистолета и зажигалки, не ведал, что такое настоящая осада. И крепость, встречая его, предпочла не просыпаться.

Трижды, остановившись посреди окаменевшего сопротивления, он объявлял о себе. Тщетно – крепость спала. Лишь слабый отголосок человеческой речи доносился сквозь толщу стен. Схватив Катерину за руку, Боронок бросился навстречу.

Искомый каземат отыскался быстро. Войдя, он встретился с десятком пирующих хорошо одетых мужчин. Потребовав тишины, Боронок принял соответствующую моменту воинствующую позу и торжественным громким голосом представил свою спутницу – госпожу Победу. Представление сработало. В тот же момент перед ними открылась одна из самых мирных и дружелюбных наций в мире – финны. Чужие оказались среди своих. Пир длился сутки. Сошлись две свободы – финская и русская, одна радовалась жизни, другая – любви, и в этом общем празднике души не было места ни языковым, ни культурным, ни иным различиям.

И всё бы ничего, мирный исход, казалось, был гарантирован. Но в ночь на воскресенье крепость проснулась, восстала и ниспослала буйным гостям призрака.

Баш на баш. Устроив страшный переполох и вдоволь потешившись, призрак выбрал себе скакуна – здоровяка по прозвищу Карузо, оседлал его и, припустив рысью, был таков.

Погоню возглавил полураздетый Боронок. Они встретились вновь лицом к лицу на глубине – в одном из глухих подземелий. И здесь призрак, избавившись от загнанного Карузо, вселился в одного из них.

Как отличить простого смертного от беса? Вернувшись в каземат и построив участников погони в ряд, Боронок извлёк пистолет, взвёл курок и дал каждому один-единственный шанс. В мгновенье ока все собутыльники рассеялись.

Торжествующий утробный смех чужого существа сотряс пространство.

Экзекутор замер на месте.

Неуловимый призрак прятался внутри него самого.

Чувства вернулись в полдень. Лёжа на полу, открыв глаза, он увидел начало нового дня, свет, льющийся из бойниц, а в нём – свою божественную Катерину. Прекрасным видением наяву, связуя воедино прошлое и настоящее, она звала его придти в себя и опомниться.

Внимая призыву, он вырвался из пут забытья. Как никогда была велика жажда вновь стать собой, обнять её, как прежде потерять голову… Однако не бывает счастья без изъяна – барьером на пути стала частица иной памяти.

– Возьми, вояка, – сказала она ему с укором, протягивая «ТТ». – Этой штукой ты распугал всех людей. Ещё немного и дело бы дошло до стрельбы.

Останавливаясь и охладевая, Боронок взял пистолет.

– А правда, где наши друзья? – спросил он, озираясь.

– Ищи-свищи ветра в поле, – сказала Катерина. – Эх, – покачала она головой, – безумна белая горячка. Пошли отсюда.

Переступая через следы пира – разбросанные в беспорядке на полу бутылки и остатки закуски – они выбрались из каземата, прошли по коридорам, спустились вниз и вышли к воротам.

Величественная панорама города открылась перед ними. И на переднем плане изображением, проявляющимся на свету, проступили две фигуры – спешащие навстречу милиционеры.

– Добро пожаловать в наше время! – процедил сквозь зубы Боронок. – Все декорации и действующие лица на месте. Прячься, Катя.

– И не подумаю! У нас с тобой один грех на двоих.

Он глянул на неё. Любимая. Единственное бесценное сокровище рыцаря. И в радости, и в горе вместе, пока смерть не разлучит их…

Пути сторон пересеклись.

– Граждане, предъявите ваши документы, – потребовали милиционеры.

– Наши документы досмотру не подлежат, – заявил Боронок, поднимая голову.

– Почему?

– У нас двойное гражданство.

Внимание милиционеров раздвоилось. Один – постарше, уставился на Боронка, другой – помладше – на Катерину.

– Питерская аристократия пожаловала, – сказал первый, приглядываясь.

– Точно, – подтвердил Боронок.

– В таком случае следуйте за нами.

– Зачем это?

– Вы проникли на территорию охраняемого памятника, осквернили его и наша обязанность как участковых…

– У тебя свидетелей нет, – перебил милиционера Боронок. – И памятник твой не такой уж безобидный – живой он, пребывает в стадии действующего могильного кургана. Желаешь убедиться?

Милиционер задумался.

– Чтобы ты не решил, – сказал Боронок, вмешиваясь в ход его размышлений, – я по-любому сегодня вечером отсюда уеду. Живой и невредимый.

Внезапно сработала сигнальная система. Милиционер уловил жар, исходящий от товарища. Обезоруженный плодами безмолвного общения с женской половиной пары, тот выражал решимость подняться над собой, проявить снисхождение и разойтись миром. Подобному поведению должна была быть своя веская причина.

– Свободны, – сказал служивый, касаясь козырька и уступая дорогу.

– Повезло ребятам, – молвил Боронок, минуя опасную черту. – Встреться мы в крепости, конец был бы иной.

Катерина промолчала. Беда обошла стороной. Они уходили. Она не постояла за ценой – пир был оплачен. Слеза скатилась по щеке и пала наземь.

Алмаз доказательством её любви вернулся на дно океана.

Город. Идя маршрутом местных достопримечательностей, Боронок остановился перед самой яркой из них – витриной шикарного ресторана. Внутри было людно, не протолкнуться, но им повезло – свободные места отыскались за столиками обретших здесь покой знакомых финнов.

В отличие от средневекового полумрака крепости яркий исккусственный электрический свет открыл глаза. И всё внимание немедленно устремилось на Катерину. Несмотря на сутки, проведённые вне дома, без ванн, косметики и прочей мишуры, лишённая возможности простого ухода за своей внешностью, она, тем не менее, оставалась собой. Красавицей. Сорвавшись с места и распеваясь на ходу, Карузо побежал на сцену – к микрофону. Ария любви из итальянской оперы пришлась ко времени и месту. Излитые наружу чувства торжествовали. Вся публика ресторана, поднявшись с мест и забыв про еду, объятая единым восторгом рукоплескала.

Веселье продолжалось до вечера, пока за финнами не приехал автобус. Боронок и Катерина проводили своих друзей. Вскоре пришла пора покинуть ресторан и им двоим.

Возвращение домой. Скорость движения была предельной. Периодически из окна машины наружу летела гвоздика или роза, оставляя след на дороге – рисунком открытой нараспашку души.

Питер встретил шумом и множеством огней. Уверенно ориентируясь в городе, Боронок достиг начала Московского проспекта и остановился.

Она вышла. Уставившись в окно, он провожал её голодным мужским взглядом.

Женщина, наполняющая смыслом жизнь. Отрада, которой не было и не будет равных – ни до, ни после. Следующие выходные они снова проведут вместе. Праздник будет продолжаться при любых обстоятельствах. Иного выбора нет.

Ковёр плотных облаков укрывал землю. Пробиваясь сквозь них, самолёт покидал ослепительно яркое солнечное небо. Второй раз в жизни Вика переживала подобный восторг. Частицей волшебного небесного света она возвращалась на землю.

Норвежские каникулы позади. Приютившая их с Илоной семья, ставшая близкой и дорогой чужая страна. Лето впечатлений, которых хватит на всю оставшуюся жизнь.

– Девочки! – раздался строгий голос проходящей мимо стюардессы. – Идём на посадку. Проверьте ремни безопасности.

– Всё в порядке, – подняла застёгнутую пряжку своего ремня Илона.

– Аналогично, – поспешила вцепиться руками в свою пряжку Вика.

– Мы с самолётом, – изображая мученицу, вздохнула Илона. – Куда он, туда и мы.

Улыбнувшись и кивнув им, стюардесса пошла дальше.

Выпущенные шасси мягко коснулись бетонной полосы. Самолёт резво понёсся по ней, завершая свой полёт.

После прохождения всех формальностей с тяжёлыми сумками в руках девушки направились к выходу из аэропорта. Выйдя наружу, столкнулись с поджидающим их Степаном.

– Не верю своим глазам, – сказала Илона. – Неужели он сдержал своё обещание?

– Какие могут быть сомнения! – радостно воскликнула Вика.

– Привет, – отозвался Степан.

Обменявшись поцелуями, он разгрузил девушек и, отягощённый с двух сторон, повёл их за собой.

Пройдя несколько десятков шагов, они подошли к «уазику». Саша активно, с жаром протирал лобовое стекло.

– Какой допотопный драндулет, – заметила Илона, скользнув взглядом по машине. – Наверняка, ровесник Ленина. Интересно, и на чём только его душа держится?

Саша оглянулся. Помял тряпку руками. И, не найдя, что сказать, с ещё большим жаром ушёл в свою работу.

– Не привередничай, – поспешил заступиться за транспортное средство Степан. – Это символ нашей эпохи. Машина настоящих советских офицеров. Садись, других колёс в наличии нет.

Дорогой Степан поделился с сестрой новостью – Рома был у них в гостях.

– Как же его отпустили? – спросила она, блестя глазами.

– Не знаю. Мама общалась с ним. Открыла дверь, он стоит, спрашивает тебя. Ты не переживай – он письмо оставил. Оно тебя дома – нераспечатанное, дожидается.

– Наверно, он отпуск заслужил. Жалко, что мы не встретились. – Вика прильнула к брату, заискивая, заглянула в глаза. – Стёпа, съездим к нему?

– Будет окно на стройке – съездим, – пообещал он.

«Уазик» подъехал к дому на Благодатной. Велев Саше подождать, Степан пошёл провожать Илону до квартиры.

– Торопишься? – спросила она, открывая ключом дверь.

– Да. Вечером заеду.

– Давай. Спасибо, что встретил. – Обернувшись, она смерила его пристальным оценивающим взглядом. – Что-то изменилось в тебе. Какой-то ты стал новый, необычный.

Степан улыбнулся.

– Это естественно, – сказал он. – Целое лето прошло. В разлуке я был целомудрен.

– Ах, да, – спохватилась она. – Я и забыла. Вот в чём дело.

– Можем обсудить это за дверью, – предложил Степан. – У нас есть немного времени.

– До вечера, – заявила Илона, отпихивая его.

Он вздохнул, пожал плечами, развернулся и отправился вниз по лестнице. Она дождалась, пока он минует несколько пролётов, затем подбежала к лестнице и крикнула вслед:

– Эй, двойник! Имя своё настоящее не забудь, а то не пущу вечером.

Встреча Вики и матери была волнующей. Настолько, что, кроме друг друга, они потеряли способность различать ещё что-либо вокруг. Степан прошёл на кухню, выпил стакан воды из-под крана. Вернулся в коридор. Убедившись в своей невидимости, оставил мать и дочь наедине.

До заветного письма Вика добралась спустя час – разговорам с мамой не было конца. Уединившись в комнате, дрожа от нетерпения, она вскрыла конверт. Развернула листок, быстро пробежалась по строчкам. Не веря себе, прочла ещё раз, медленно по буквам, затем ещё… И сникла, словно цветок, загубленный на корню. Несколько минут она сидела неподвижно, уставившись в одну точку. Потом поднялась, сунула письмо в карман джинсов и чужими непослушными ногами пошла на кухню.

Мать хлопотала возле плиты.

– Мам, это письмо сам Рома передал? – спросила Вика.

– Сам. Сказал, что у него увольнительная. Бравый вояка.

– Да, – рассеянно кивнула Вика.

Мать взглянула на дочь.

– Что с тобой? – насторожилась она. – Письмо нехорошее?

– Нет, – поспешила ответить Вика. – Просто жалко, что не увиделись.

– Ну, да, – недоверчиво протянула мать.

Плита заворчала, она бросилась к ней, засуетилась, успокаивая.

– Мам, чего-то голова разболелась, – сказала Вика ей вслед. – Пойду, прогуляюсь.

– А может, лучше приляжешь? От любой боли это самое эффективное средство.

– Нет, – мотнула головой Вика. – Пойду – подышу свежим воздухом. По пути зайду к подругам, навещу, давно не виделись.

– Как знаешь, – сказала мать. – Только не задерживайся – обед скоро будет готов.

Около получаса Вика бесцельно бродила по улице. Затем вспомнила про подруг. Оли дома не было. Удача улыбнулась в образе Марины. Она сияла счастьем. И сходу, без пяти минут жена, принялась делиться им. Радуясь за подругу, Вика позабыла про свою беду. Но ненадолго. Марина разглядела тучу, остановилась, приняла озабоченный вид и потребовала объяснений. Тяжело вздыхая, Вика протянула ей письмо.

– Вика! – начала читать вслух Марина. – Ты знаешь мой характер. Врать и обманывать не люблю. Я познакомился с местной девушкой. Она такая же красивая, как и ты. Мы полюбили друг друга. После моей службы собираемся вернуться в Питер вместе. Прости, мне было хорошо с тобой. Рома.

Закончив чтение, Марина вознегодовала:

– Вот, подлец!

Вика словно ждала сигнала. Слёзы ручьями полились из глаз. Глотая их и всхлипывая, она опустила голову.

– Узнай я, что ему плохо, бросила бы всё, помчалась бы к нему – никто бы меня не остановил. Осталась бы рядом, жила, спасала, ухаживала. А сейчас я не знаю, что делать. Верить – не верить. Может быть, ему и вправду плохо и всё это лишь выдумка?

Она с надеждой устремила взгляд на подругу.

– Ему не плохо, – покачала головой Марина. – Этим письмом, – она потрясла им, – он отрекается от тебя.

– Отдай, – попросила Вика.

Взяв листок, аккуратно разгладила его, сложила и спрятала в карман.

– Вика, – сказала Марина, наблюдая за ней, – это природа. Выбор всегда остаётся за ними. Надо забыть про него, раз он, предатель, предпочёл тебе другую. Бери пример с меня – мой Саша далеко не первый.

– Мне надо встретиться с ним.

– Зачем? Лишний раз сделать себе больно? У тебя на руках письмо. Человек всё обдумал, принял решение и подписался.

Вика промолчала, утирая рукавом слёзы.

– Давай лучше готовиться к моей свадьбе, подруга, – предложила Марина. – Посвящаю тебя в свою близняшку. Помоги пережить мне всю эту лихорадку. Потренируйся на моём примере, помечтай, как будешь счастлива сама.

Слушая Марину, Вика постепенно успокаивалась. Рома сошёл с дистанции. Ну и пусть, жизнь не кончается – марафон будет продолжаться без него. Долой все личные переживания и дела. Надо забыться. Она будет встречать своё двадцатилетие вместе с подругой.

Катин звонок был неожиданным. Девять утра. Среда. Время неприкосновенной личной жизни Торгаша.

– Тит, – её голос в трубке был холодным, бесстрастным и чужим, – мне нужно поговорить с тобой. Приезжай.

– Что случилось?

– Всё при встрече. Жду тебя.

Боронок положил трубку. Внутренний голос, перекликаясь с Катиным, предупреждал об опасности. Но он не мог не откликнуться – любимая звала его.

Подъехав к дому, он остановился, заглушил мотор и осмотрелся. Территория мирной гражданской жизни. Молодая мама, прогуливающая ребёнка в коляске, бодро шагающий в магазин старичок с бидоном, дворняжка, метящая из-под ноги свой маленький уголок рая. Никаких примет притаившейся беды. Всё, как всегда, полно земной радости и покоя.

Внутренний голос не обманул. Дверь открыл сам крутолобый. Муж, докопавшийся до истины.

Покатиться кубарем вниз по лестнице и бежать, сверкая пятками, без оглядки – таковой должна была быть естественная реакция любовника. Но тайна открылась, субординация нарушилась, места перемешались. И, оспаривая свои права, Боронок сделал шаг вперёд.

Торгаш попятился, отступая. Боронок, не мигая, синхронно двинулся за ним. Коридор кончился.

– Лихой ты мужик, – сказал Торгаш, останавливаясь и качая головой. – Оказывается, твоя супермодель – это моя Катя.

С этими словами, как по сигналу, за его спиной выросли два бугая. Защитники оскорблённой чести и достоинства. Предвосхищая развязку, Боронок встрепенулся и принял личину оборотня. Торгаш исчез. Один из бугаёв, мобилизуя себя криком, ринулся в атаку. Боковой крюк рассёк воздух. Боронок увернулся, отпрянул и, отвечая, мощным встречным едва не снёс бугаю голову. Бесчувственным мешком швырнул навстречу товарищу. Пнул вдогонку. Распахнул обоими дверь в комнату. Выхватывая на ходу «ТТ», устремился следом. Готовый разрядить обойму, навёл ствол на ползунов и… замер. В углу напротив сидела, затаясь, растерзанная Катерина. Оборотень рвал и метал, беснуясь, звал к победе. Но связь с человеком была потеряна. Уходили драгоценные мгновения. И когда ярость вновь овладела Боронком, превращая в зверя, время вышло – тяжёлый сокрушительный удар сзади настиг его обухом по голове.

Он пал лицом на ковёр.

Тьма разверзлась перед ним.

Отчаяние Катерины безмолвным криком понеслось вдогонку…

Вместо лица – опухшая маска. Ныло избитое тело. Нестерпимо хотелось пить. Боронок приходил в себя.

Вокруг был лес. Он сидел перед огромной сосной, в обнимку со стволом, живой, но неподвижный, лишённый всех степеней свободы железными оковами наручников.

Рядом послышался шум движения, кто-то остановился и присел. Боронок повернул голову. Торгаш.

– Силён, волчара! Один стоишь целой стаи. Хорошо, что есть лес, а в нём растут такие деревья. – Он с усмешкой похлопал по стволу. – Иначе, как тебя ещё остановить.

Сзади донёсся голос. Торгаш, откликаясь, поднялся. Боронок оглянулся. Горел костёр. Возле него стоял знакомый бугай-охранник. Держа в руках два шампура, он звал отведать свежее жаркое. Боронок повертел головой в поисках второго бугая. Пусто. Через силу он улыбнулся – невелика потеря, а приятно.

Жаркое удалось. Торгаш удостоил бугая похвалы. Жуя, он вновь подошёл к дереву, присел. Боронок хмуро уставился на него.

– Очухался? – спросил Торгаш.

Боронок облизал запёкшиеся кровью губы.

– Чего надо?

Крутолобый усмехнулся.

– Ты всё знаешь. Проблема наша с тобой – Катькина измена.

Нервная судорога пробежала по его лицу. Справляясь с собой, он закрылся ладонью, утёрся и поднял глаза в небо.

– За всё на свете надо платить. Дорого тебе обойдутся мои рога. Через часок к тебе процентщик наведается – взыскать по полной. Жди.

Крутолобый поднялся.

– Всё сказал? – глухим голосом спросил Боронок.

– Всё, – ответил Торгаш.

– А как насчёт моей платы?

– Какой твоей платы?

– Справедливой. Ты, кажется, за неё ратуешь, святой?

– О чём речь? – осведомился Торгаш, мрачнея. – Уж не о том ли рюкзаке грёбаном, за которым я, сломя голову, в ночь помчался? Так здесь всё по-честному. Я – проветрился, ты – согрелся. В чём претензия?

– Отпусти нас. Вечным должником буду. Подумай, один раз ты её уже продал.

Обманутый муж опешил. Крик души влюблённого попал прямо в сердце. Ответить было нечем. И, теряя голову, изо всех сил он пнул крамольника ногой. Один раз, другой… На тебе, на…

Торгаш трудился как заведённый, сыпя ударами и ног, и рук, пока не выдохся.

– Любовь зла, – выдавил он, согнувшись пополам и восстанавливая дыхание. – Это тебе от меня лично. Остальное, как обещал – процентами.

Боронок провожал его, следя косым взглядом через плечо. Уходя, Торгаш задержался у костра.

– Гордею ничего не скажем, – бросил он. – Ты пропал без вести. Был – и нет. Надеюсь, он это переживёт.

То были его последние слова. Кликнув за собой бугая, он ушёл. Боронок остался один.

Горел костёр. Истекало соком брошенное мясо. Вокруг была свобода. Простор, одним видом избавляющий от оков. Казалось, встань, стряхни их и иди. Дорога открыта.

Боронок поднялся. Дёрнул захват, раз, другой, затем всунул колено между собой и стволом, упёрся в кору и начал тянуть захват на себя. Запястья в стальных браслетах затрещали. Он остановился и, отступая, сел обратно наземь. Мираж свободы растаял. Следовало успокоиться, принять всё как есть и ждать. Посланца Торгаша. Надежды на спасение. Чуда.

Посланец появился внезапно. Длинный, худой, вылезший из глубокой норы хищный грызун. Необычной танцующей походкой приблизился, остановился и уставился, молча и пристально, словно оценивая.

– Привет, – нарушил тишину Боронок.

Улыбнувшись, посланец гукнул.

– Немой что-ли?

Тот кивнул.

– Тяжёлый случай, – сказал Боронок, сочувствуя. – Хорошо, что мы встретились. Давай, размыкай браслеты. Я тебя вылечу. Заговоришь сразу на всех языках – гарантия экстрасенса.

Казалось, слова Боронка заинтересовали немого. Он обошёл его и остановился за спиной. Боронок притих. На всякий случай поднялся. И тут руки немого, как по команде, пустились в пляс по нему. Рассвирепев от подобной фамильярности, Боронок лягнулся. Немой ответил ударом по затылку – чувствительным до одури. Пресекая дальнейшее сопротивление, хлопнул по ушам.

Упали наземь спущенные штаны. Открылись свету обнажённые ягодицы. Ощутив ими жар немоты, Боронок встрепенулся, сорвался с места и, пританцовывая, припустил в холодный отрыв – бегом по замкнутому кругу. Немой позволил ему порезвиться. Затем, схватив за волосы, остановил, ткнул лицом в ствол, прижался и начал стращать жутким нечленораздельным подобием шёпота. Отшептавшись, чиркнул большим пальцем по шее.

Боронок всё понял. Вместо спасения – мучения и смерть. Никаких надежд. Такие пресловутые Торгашеские проценты.

Немой оставил его. Подошёл к костру, расстегнув штаны, начал справлять нужду. Символическое укрощение огня. Стоя и смотря на неравный бой, Боронок чувствовал, как угасает вместе с языками пламени. Его участь была предрешена. Сегодня ему предстояло пасть жертвой маньяка, существа без проблеска ума и речи, последнего из рода человеческого. Внезапно представив себя в образе добычи подобной твари, Боронок взъярился. Дикий зверь восстал в нём, рванулся наружу и, рыча, отступил – железо, впившееся в плоть, оказалось сильнее. В отчаянии Боронок обхватил ствол, прижался к нему, поднял голову в небо и закричал, стремясь криком, словно птицей, подняться над собственным бессилием.

Дерево, содрогаясь, подхватило крик всей мощью разбуженного векового проводника…

Барьер был преодолён. Энергия небесного сверхзвука неистовым огнём пронзила Боронка. Он отпрянул от ствола. И цепь лопнула в одно мгновенье, как игрушечная.

Насильник замер.

Чужой предстал перед ним.

Минуту оба приходили в себя.

– Беги, – сказал Боронок, утираясь.

Дистанция изобиловала деревьями. Но не они – палёная живая плоть, клеймённая отчаянным прыжком через угли, остановила процентщика. Измотанный, не в силах продолжать движение дальше, он повалился наземь и замер в позе зародыша.

Бездна боли, страха и отчаяния открылась присевшему рядом Боронку. Проявлять жестокость и утруждать себя дополнительной работой не стоило – расплата была достойной.

Он огляделся. Чуть поодаль находилась дорога с большим пригорком. Под ним стояла машина. Очевидно, к ней и стремился немой.

В раздумье Боронок прищурился. Душа жаждала развязки. И эта глухомань была идеальным местом для неё.

Темнело. Он развёл новый костёр. Подкрепился остатками мяса. Связанный немой, не подавая признаков жизни, животом вниз лежал рядом. Обгоревшие ягодицы его были прикрыты тряпьём, найденным в багажнике машины. Тряпьё набухало мокротой, что говорило о серьёзности ран. Но Боронку не было до того никакого дела. Его тревожили собственные запястья. Железные браслеты буквально впивались в распухающую плоть. Пытка всё-таки удалась Торгашу. Стараясь терпеть, Боронок утешал себя надеждой на скорую встречу с обидчиком.

…Ранний утренний час. Солнце поднималось над горизонтом. На пригорке просёлочной дороги стояла одинокая брошеная машина. Вокруг – ни души. Издалека видна машина. Зовёт и манит маяком. Медленно, чуть слышно урча мотором, подъехала к подножию пригорка и остановилась ещё одна машина. Бугай вылез наружу. Крадучись и озираясь, устремился на пригорок.

Маяк подвергся тщательному досмотру.

– Пусто, – крикнул бугай, перевернув всё верх дном.

Стоящий близ подъехавшей машины Торгаш кивнул в ответ и указал рукой бугаю на лес – искать живых и мёртвых там.

Бугай исчез.

Утренний холодок брал за живое. Поёживаясь, Торгаш присел пару раз, покрутил головой, затем принял стойку и, бойко боксируя обеими руками, вступил в бой с тенью.

Внезапно холодно стало и машине на пригорке. Нежданно-негаданно у неё завёлся мотор. Боронок сидел за рулём – прямиком из густой травы близ дороги.

Торгаш обернулся на шум. Замотал головой, отгоняя наваждение. Тщётно. Сменяя боксёрскую тень, то понеслось на него тараном на колёсах.

Крутолобый заметался, закричал, призывая бугая на помощь, и в истерике, бессильный предпринять что-либо, пустился наутёк.

Боронок не дал ему разбежаться. Выжимая до упора педаль газа, настиг на старте и сбил наземь. Продолжая движение, проехался вокруг места действия, замкнул границы и, выйдя из машины, пошёл к лежащему. Подобрал с земли оброненный пистолет – свой родной «ТТ». Улыбнулся при виде ошеломленного лица Торгаша.

– Убивать меня надо было, – сказал он. – От битья я только крепчаю.

И, подняв руку, уставил ствол прямо в выпуклую крутизну лба Торгаша.

– Заряжен?

– М-м-м…

– Бах, – дёрнулся ствол.

Голова Торгаша разрешилась бременем ответа, ударная волна пробежалась по телу, жизнь отчаянной судорогой устремилась вслед за ней. Обшарив тело и найдя ключ, Боронок снял опостылевшие наручники. Бросил их на грудь поверженному врагу. Постоял, спрятал пистолет за пазуху и пошёл в лес.

Никогда ему ещё не было так легко. Как будто смертного греха и не бывало. Всё произошло в ином потустороннем мире, где люди, подобные Торгашу, не были людьми, а в нём самом синхронно отмерло всё человеческое. Жизнь похожая на игру, игра похожая на жизнь.

Размышляя над этой чудной метаморфозой, он углубился в лес, миновал чащу и вышел на открытую поляну. Место встречи и пересечения всех миров.

Удар пули опередил звук выстрела. Ошеломляя и разрывая грудь, вернул в реальность. Спасаясь, он бросился в бега. Мелькали мимо трава, кусты, деревья. Внезапно земля, ускользнув из-под ног, прыгнула навстречу. Уворачиваясь от столкновения, он развернулся в воздухе и упал на спину – лицом в небо. Распластанный пришёл в себя. И, подавляя все инстинкты, остался лежать. Приманкой для контрольного выстрела.

Тот не замедлил себя ждать. Прошуршал осторожными шагами по траве, подкрался, навис тенью… и высек искру встречного огня. Два выстрела слились в один. Грузно, с шумом, словно подрубленное дерево, рухнуло рядом человеческое тело. В ногах меж стоп Боронок увидел голову. Большую Ахиллесову пяту. Иного выбора, как воспользоваться моментом и разрядить в неё всю обойму, не было.

Свод неба, тускнея, исчез. Пистолет выпал из руки. Глаза закрылись.

Сознание вернулось под вечер. Всё плыло и кружилось. Вращалась бешеной каруселью жизнь.

Хрипя, Боронок перевернулся, встал на четвереньки, обрёл опору и принялся раскачиваться – начальными движениями подъёма. Отчаянным усилием, преодолевая силу земного притяжения, поднялся. Устоял. Шагнул раз, другой и, балансируя руками, шатаясь, запинаясь и ныряя, пошёл.

Груз был тяжёл. Конечно, без этой бунтующей свинцовой плоти было бы куда легче, избавься он от неё и перед ним открылась бы космическая невесомость пути. Но он гнал подобное искушение прочь. Умирать не хотелось. Земной маршрут был привычней. И Катерина ждала его живым.

Тьма лишала всех возможностей ориентации. Он шёл наугад. Пробираясь сквозь деревья, услышал тихое журчание воды впереди. Деревья расступились, земля поплыла под ногами и, теряя опору, он покатился вниз. Докатился до ручья. Немедля, опустившись, распластался в нём.

Вода признала его своим. Источник силы и всех жизней подхватил, разогнал и понёс кровь в венах. Торжеством духа над плотью восстал он из волшебного потока. Заряженный энергией сквозного течения продолжил путь.

Спустя час или около того, миновав перелесок, пройдя заброшенное поле, он добрался до обжитого места. Редкий ветхий забор преграждал путь. Он проломил его и направился к деревянной постройке с кирпичной трубой. Обошёл её. Тихо. Где-то поблизости лаяли собаки. Он решил заночевать здесь. Выбил стекло в окне, залез внутрь. Разглядел подобие кровати, подошёл и упал на неё.

Шум разбудил его. Яркий свет слепил глаза. Зловещей тенью на пороге стоял крепкий мужик в кепке – хозяин.

– Давай знакомиться, – предложил Боронок. – Я – брат твой.

Мужик попятился, сплюнул и выскочил за дверь.

Боронок хотел было подняться и последовать за ним, но тело не послушалось его. Налитое свинцом, оно словно приросло к кровати. Собрав все силы, он поспешил остановить побег криком:

– Золото у меня!

В проёме разбитого окна показалась голова в кепке.

– Золото?

– Да.

– Откуда в моей избе такое добро?

– Всё добро в лесу. Лежит под открытым небом. Уйдёшь – Кикиморе достанется.

– А сам чего?

– Ранен я. Смертельно.