Текст книги "Constanta"

Глава тридцать шестая

Боронок пах порохом и кровью. Он не прятался от смерти. Так получилось – пали все, чужие и свои. Лучшие из лучших. Крыша на крышу, стеной на стену. Груды тел, изрешечённые машины и среди них он один, уцелевший, с разряженным «ТТ» в руке.

Не раз он участвовал в подобных переделках, но эта, оказавшись сущим адом, превзошла все.

Под звон нестерпимой тишины, едва отдышавшись, он двинулся в обход поля боя. Неужели живой? Терзаясь и мучаясь поисками ответа, он не видел пути перед собой. Один круг, другой… Внезапное видение остановило его. Двойник. Такой же мытарь, как и он сам. Маета на маету. Пистолет с одной стороны, помповое ружьё – с другой.

Открываясь неизбежности навстречу, Боронок откинул бесполезную железку. Семи смертям не бывать, одной не миновать. Сухо щёлкнул спущенный курок. Перезарядка. Щелчок. Готовый умереть, он стоял и смотрел, как, отчаянно терзая ружьё, пытается отыскать хотя бы единственный патрон двойник. Тщётно. То была агония. Отказавшись перезаряжаться в очередной раз, ружьё выскользнуло из рук, двойник упал на колени, обхватил голову руками и диким воем обратился в призрака.

Живой – обрёл твердь под ногами Боронок. Живой, значит, надо жить. Он повёл головой по сторонам, увидел одиноко стоящую вдалеке машину и устремился к ней. Машина оказалась более менее невредима. Ключи на его удачу висели в замке зажигания. Усевшись за руль, Боронок завёл мотор. Долгожданная дорога домой сквозь годы опостылевшей бандитской неволи открылась перед ним. Он поднял голову и, освобождаясь от оков, выжал педаль газа до упора.

Годы крышевания были урожайны. Общак крыши достигал солидной суммы в американской валюте. Хранилищем денег служила пустая однокомнатная квартира, надёжно изолированная от мира глушью городских задворок, зарешёченными окнами и двойными массивными железными дверьми.

Узкий круг приближённых знал про квартиру. И среди них лишь один Боронок был посвящён в тайну координат и кода главного бандитского сокровища. Таково было доверие Гордея, твёрдо и бесповоротно уверовавшего в единое целое со своим новорождённым братом-близнецом.

Сейчас, стоя посреди комнаты, перед распахнутым настежь сейфом, Боронок упивался заслуженным доверием. Дорожная сумка на полу делила радость, глотая разинутым зевом пачки денег, одну за другой, сродни ненасытному гигантскому птенцу.

Опустошив сейф, Боронок застегнул молнию на сумке. Ухватившись за ремни, поднял ношу. И замер от внезапного шороха за спиной.

Он развернулся. Кащей стоял в дверном проёме. Демон. Казалось, он вернулся с того света, пройдя сквозь все круги ада, чтобы здесь и сейчас сказать своё последнее слово.

– Ты куда? – вспугнул тишину зловещий голос.

– Домой, – ответил Боронок, не кривя душой.

– Что это в руках у тебя?

– Моё выходное пособие.

– Закон преступаешь, – поднял вверх узловатый палец Гордей.

– Твоя школа, – парировал Боронок.

– Моя…

– Расстанемся по-хорошему. Уйди с дороги.

– Не-ет. Одна у нас дорога. Ты – Боря, а я – твой вожак.

Подняв руки и сжав кулаки, Гордей шагнул вперёд.

– У нас с тобой больше нет врагов, дурак. Кончай дурить, вертай всё обратно, одумайся.

Боронок отрицательно покачал головой.

– Я отвоевался.

– Отвоевался? Ах, ты…

Слова теряли своё значение. Гордей опустил руки, поднял голову и дал волю испепеляющему взгляду.

Желаемой развязки не вышло. Взгляд встретил сопротивление. Чувствуя, как оно растёт, ответным взглядом близнец стремится отстоять себя и украденное добро, Гордей привычно потянулся за «Береттой». Четыре патрона в обойме. Пальнуть очередью и добить последним контрольным, разнеся вдребезги лицо. Достойная расплата за предательство.

Рука коснулась рукояти и скользнула мимо. Раз, другой. Какая-то проблема с координацией. Отчаянным усилием воли Гордей попытался восстановить контроль. Однако тщетно. Рука блуждала в сантиметрах от оружия, хваталась за него, но была бессильна воспользоваться им. Напряжение достигало пика. Зрение мутилось, близнец расплывался, кто-то неведомый и чужой представал вместо него, буравя дикими глазищами. Хотя бы на мгновение отвести взгляд, разорвать оковы, избавиться от этого наваждения…

Внезапно защита Кащея дала сбой. Невидимая страшная хватка вцепилась в него, сдавила горло и начала душить. Хрипя, он повалился на пол. Железный обруч был неумолим. Сопротивление таяло. Конвульсии сотрясли злодея.

Боронок, застыв, стоял на месте. Глаза его горели. Наступало время последнего слова.

– Прощай, Гордей, – сказал он. – Привет тебе от моей крыши. Вот вы и свиделись.

За десять минут до полуночи он явился в кафе на Бассейной. Собравшаяся здесь изо всех укромных уголков и щелей крыша в лице полутора десятка боевиков решала свою дальнейшую судьбу. Его приход застал врасплох. Все насторожились. Возникла гнетущая тишина.

– А где Гордей? – тихо спросил кто-то. – Мы пацанов всех наших забрали. Его среди них не было.

Боронок поднял голову. Невыразимая смертная тоска отразилась в его взоре.

– Умер Гордей. Сердце отказало. Общак канувший подвёл.

Мрачным взглядом обвёл всех.

– Причастные есть?

Пола его куртки распахнулась, обнажая висящий на ремне укороченный АКМ. Чужой грех поразил присутствующих прямо в сердце. Все онемели.

– Отныне я подозреваю каждого, – сказал он, не дождавшись ответа. – Имейте в виду, рано или поздно правда всплывёт. Сочтёмся.

У выхода его окликнули.

– Куда ты?

Он остановился. Глянул исподлобья, леденя кровь в жилах. Верный страж павшего главаря Гордея.

– Искать общак.

Необходимость в дальнейших вопросах и ответах отпала. Все точки были расставлены. Их пути расходились. Отныне он был тенью прошлого, вольной птицей, ушедшим и пропавшим без вести следопытом.

Был яркий солнечный день. Он ехал по шоссе, медленно, не торопясь, неведомо куда, не в силах совладать с внутренним разладом. Странник. Мятущийся в безудержном потоке времени меж жерновов безжалостного бытия. Побоище стояло перед глазами. Прошлое, преследуя, не отпускало его.

Среди движения впереди на обочине показалась одинокая чахлая берёзка. Она стояла и росла вопреки всему, словно вдохновлённая и питаемая опорой свыше. Древо жизни. Разглядывая его, Боронок услышал зов навстречу.

Остановившись, вышел из машины. Подошёл, уселся рядом. Показалось, берёзовая душа, ожив, признала его. Он прикоснулся к ней рукой, сопроводил глазами снизу вверх до неба и замер, очарованный. Яркая беспредельно высокая синева открылась перед ним, безоблачная, доступная и неравнодушная как никогда прежде. Вечность. Снисходя, она остановила время, овладела разумом и чувствами, всем существом. И заговорила. Надо жить, запоминал он главное, жить, карабкаясь на свет, с верой и надеждой, день за днём. Всё окупится.

Прошло несколько минут. Связь прервалась. Он опустил глаза. Пришёл в себя. Согрел берёзку теплом своих ладоней. И, поднявшись, пошёл к машине. Тит Боронок. Судебный исполнитель. Разбитый и собранный воедино заново.

Радостной и задушевной была встреча двух друзей. Разлука кончилась. Позади жизнь порознь, тоскливое городское безделье одного, тяжкий труд на виноградниках Молдавии другого. В самый разгар встречи, чествуя новоявленного винного барона, Горыныч потребовал праздника.

Боронок задумался. Тень пробежала по лицу. Легенда требовала подтверждения. Как же быть? Эх, была-не была, держись друг, вся правда только для тебя.

– Ты думаешь вино берётся из бутылки? – придал Боронок своему лицу отчаянное выражение. – Нет, – замотал он головой. – Из винограда. А как ему вырасти, налиться соком и созреть, когда кругом одни вредители?

– И что? – испуганно вытаращил глаза Горыныч.

– Пришлось воевать. По-настоящему – насмерть.

– Ты победил?

– Да. Устроил вредителям вечную зимовку. Мой виноград они уже не тронут. Руки коротки. Сейчас он укореняется.

Комок в горле застрял у Горыныча.

– Значит, ты не барон, – просипел он. – А кто тогда?

Боронок улыбнулся.

– Я отвечу тебе в своё время – урожаем.

Придя в себя, Горыныч внимательно уставился на друга.

– А почему ты всё это время молчал, ни слова о себе?

Боронок вздохнул.

– Это была необходимая мера предосторожности. Нельзя было дать ни единого шанса врагу. Карантин, сам понимаешь.

– Понимаю, – сказал Горыныч, кивая. – Я-то понимаю. А Алёна?

– Алёна?

– Да.

– А кстати, как она?

Горыныч насупился.

– Ждала она тебя. Переживала, маялась, я – свидетель. Потом взяла да и сошлась с мужиком. Второй год вместе. И пацан с ними.

Боронок опустил голову.

– Кто такие? – спросил он.

– Не знаю, кажется, иногородние, из общаги.

– Как живут?

Горыныч пожал плечами.

– Дружно. Всегда вместе, держатся друг за друга, точно одна семья.

– Это хорошо, – сказал Боронок, поднимая голову. – Негоже больше прятаться, надо объявиться, подвести итог разлуке.

– Подожди до завтра, – посоветовал Горыныч. – Я их расписание хорошо знаю. Алёна пару часов дома будет одна.

Боронок внял совету. На следующий день в 15.00 он был у порога своей квартиры. Позвонил. Дверь открыла Алёна. Отпрянув, инстинктивно сделала несколько шагов назад. Он двинулся ей навстречу. Остановился. Родная, домашняя, несказанно похорошевшая, она не ждала его.

– Ты всё знаешь? – нарушила она молчание.

– Знаю, – кивнул он.

– Это к лучшему. – Она опустила глаза. – Можешь потерпеть? Мы освободим квартиру через пару дней. Просто сейчас такой момент – в общежитии ремонт…

– Что с твоей комнатой?

– Её больше нет. Пока я жила здесь, её продали. Там теперь новые хозяева, не подступишься.

– У тебя теперь есть семья.

– Да.

– Поздравляю.

Она благодарно кивнула в ответ. На несколько секунд ушла в себя, затем припомнив что-то, направилась в комнату. Вернулась со свёртком.

– Возьми. Это твои переводы. Все в целости. Я брала только плату за квартиру.

– Как догадалась, что мои? Я ведь не подписывался.

– Не надо, Тит, – устало вздохнула она. – Ты отрывал эти деньги от своих женщин. Восполни утрату.

– Ты моя утрата, – сказал он. – Невосполнимая. А эти деньги… Плати и дальше за квартиру. Живи, она твоя.

Растерянно смотря на него, Алёна замерла.

– Оформлю всё сам, – обнял он её взглядом. – Прощай. Созвонимся как-нибудь.

Двумя этажами ниже его ждал обеспокоенный Горыныч.

– Ну, как?

– Свято место пусто не бывает, – улыбнулся Боронок, спускаясь. – Я здесь больше не живу.

– Ты сам виноват, – с горячностью выпалил Горыныч. – Она бы дождалась тебя.

– Всё что ни делается – к лучшему.

Боронок вышел на улицу. Оглянулся. Утёр ладонью лицо. Целая жизнь оставалась позади. Когда-то он был по-настоящему счастлив здесь. Безгрешный, почти святой – до вреда себе и ближнему.

Покупка обошлась недёшево. По заверениям продавца машину пригнали якобы прямо из Штутгарта. Усаживаясь за руль этого чуда автопрома – роскошный серебристый «Мерседес», Боронок открывал мир заново. Прорыв. Зов первозданной чистоты. Преображение. У них был один путь на двоих. Закопанному в лесу бандитскому общаку требовались покой и тишина, ему – движение.

Первая обкатка, вскружив голову, доказала всё достоинство выбора. Как будто созданная самой природой, работая в полном контакте с законами аэродинамики, машина покоряла пространство без единого пустого выхлопа, играючи.

Пришло время устремиться в далёкое путешествие. Место рядом, как и положено верному другу, занял Горыныч.

Машина выехала на городскую окраину, проехала вдоль неказистых маленьких домиков, миновала полуразрушенное бомбоубежище и остановилась перед опущенным вниз шлагбаумом железнодорожного переезда.

– Куда мы? – спросил Горыныч.

– За город, – ответил Боронок. – Проведаем моих родственников. Заодно испытаем машину по-настоящему – в полевых условиях.

Прошёл поезд. Шлагбаум поднялся. Путь, избавленный от временной помехи, продолжился.

Боронок вёл машину мастерски, она слушалась его беспрекословно, казалось, они сошлись вместе – частями единого целого, чтобы слаженным порядком действий доказать своё родство.

По мере удаления от города и смены ровного полотна на щербатое, дорога обретала всё большую свободу и прямизну. Наконец, совсем очистившись от транспорта, стреловидным вектором она устремилась в бесконечность. Раскрепощаясь, Боронок прибавил газу.

Эйфория невесомости воцарилась в салоне. Немецкая подвеска, гася все встречные колебания и изъяны, несла машину над землёй.

Несколько минут забытья. Внезапно впереди замаячил обрыв. Прямая дорога кончалась. Несмотря на дикое искушение продолжать движение, Боронок был вынужден вступить в противоборство с собой, сбавить скорость и синхронным поворотом руля последовать за уходящим в сторону асфальтом. Обретая чувство земного притяжения, оба постепенно пришли в себя. Самое время – приближалась тётина дача.

Тётя копалась в огороде. Подъехавшая богатая машина, привлекая внимание, побудила её отвлечься и бросить своё занятие. Узнав в вылезшем наружу парне родного племянника, она всплеснула руками.

С широкой улыбкой на лице Боронок пошёл ей навстречу.

– Стой! – внезапно крикнула она. – Петунья!

Боронок остановился, глянул вниз и запрыгал на месте, словно петух на раскалённой сковородке, ужасаясь маленьким зелёным всходам повсюду.

– Замри! – громким голосом скомандовала тётя.

И, приняв вид сапёра, двинулась на выручку.

Маневрируя среди грядок, ступая на одни носки, грациозная и подвижная, как балерина, она приблизилась, схватила Боронка за руку и, словно неразумного малыша, повела за собой в безопасное место. Добравшись до безжизненного песчаного пятачка, расслабилась и, давая волю чувствам, заключила племянника в крепкие объятия.

– Где же тебя носило, а? – заголосила она, уткнувшись ему в грудь. – Ни весточки, а-а-а…

Обнимая родного человека, Боронок почувствовал, как рассыпается кованый испытаниями панцирь, бежит без оглядки оборотень и открывается наружу душа. Святое место. Здесь его любят и ждут. Так было, есть и будет всегда. Как доказать, что он достоин этого? Может, пришло время откликнуться, бросить якорь и обрести покой – выращивать вместе петуньи?

– Не плачь, Мариша, – сказал он. – Береги фигуру. От слёз толстеют.

Тётя перестала голосить. Сказанные слова, пройдя сквозь собственную шумовую завесу, достигли сознания. Она отстранилась, утёрлась ладонью, взглянула ему в глаза.

– Балагуришь? А я думала, в живых тебя уже нет. В наше время-то, такое лихое.

Боронок улыбнулся.

– Время лихое, а по тебе не скажешь – щёки налиты как спелые яблоки.

Тётя упёрла руки в бока.

– Мне в самый раз. Я – баба. Оплот семьи. Не пигалица какая-то. А когда ты, наконец, своей семьёй обзаведёшься? – Она приложила козырьком ладонь к глазам. – Не краля ли твоя там выглядывает из машины?

– Нет. Штурман.

– А-а, – разочарованно протянула тётя. – Знакомство, значит, откладывается.

– В следующий раз привезу, – пообещал Боронок. Оглядевшись вокруг, спросил: – А где же мои родственники?

– Одна я. Дядька твой в командировке, брат с сестрой в городе, экзамены сдают. Со дня на день все соберутся. Оставайся, увидишься.

Боронок помотал головой.

– Не могу. Дел много накопилось – надо заниматься.

– Серьёзное мероприятие. Сил требует. Давай-ка я тебя покормлю. И штурмана своего приглашай. Свежий борщ у меня.

Тут уж было не до отказа. Домашняя еда. У Боронка отчаянно засосало под ложечкой. Тётя знала слабость племянника.

За трапезой и общением прошло несколько часов. Пришла пора прощаться. Боронок послал Горыныча к машине, сам, оставшись наедине с тётей, вытащил деньги.

– Что это? – спросила она, увидев протянутую пачку стодолларовых банкнот.

– Плата за борщ.

Тётя обомлела.

– Ты что, Тит? Мы с тобой ещё за машину не расплатились. И тут ты опять… Это же по курсу целый мешок рублей.

– Бери. Я их на дороге нашёл. Вся моя заслуга в том, что мимо не прошёл – подобрал.

Племянник уезжал. Стоя и смотря ему вслед, тётя смахнула слезу. Эх, беспризорная душа. Ни минуты покоя. Длинна и трудна навстречу счастью твоя дорога…

После встречи с тётей пришёл черёд повидаться с друзьями. Они устремились в обратный путь. Спустя час спокойной ровной езды «Мерседес» вернулся в город и покатил по его улицам.

Показалась станция метро, та самая, где случай ранее свёл их с Четом. Оставив машину на попечение Горыныча, Боронок отправился по знакомому следу.

Увы, нежданные перемены ждали его. Площадь, усеянная прежде ларьками, преобразилась. Теперь жалких клетушек не было и в помине, всё пространство заполоняли открытые ряды, торгующие разнообразным ширпотребом.

Расхаживая между рядами, тщательно разглядывая продавцов, Боронок отчаянно пытался отыскать хотя бы проблеск родного рыжего вихра. Тщетно. Пришлось наводить справки. Посланный от одного к другому, от того к третьему и дальше, он дошёл до администратора. Тот сообщил, что бизнес братьев переместился в район Финляндского вокзала, связан с продажей свежей выпечки и, судя по слухам, процветает. Информация была исчерпывающей. Продолжать поиски расхотелось. Горыныч терпеливо дожидался его возвращения. Он сел, закрыл дверь.

– Порхают братья. – Боронок хмурился. – Грезят чистоганом. Предлагаю по такому случаю объявить им бойкот. Пусть теперь, коммерсанты, сами ищут нас.

– Вот именно, – поддакнул Горыныч.

– Кто у нас следующий по списку? Степан Греков. Надеюсь, что этот-то остался честным, без кола и двора, как мы – в бедняках. Поехали.

Дверь квартиры Степана открыла миловидная девушка. Кажется, это была сестра. Он молча уставился на неё.

– Я вас знаю, – сказала она, преодолевая сильное смущение. – Мы встречались – на ваших военных сборах. Помните?

С памятью было туго. Семь лет прошло, сколько воды утекло, столько пережито…

– Давно это было, – сказал он. – Не помню.

– Понятно, – промолвила девушка, сникая. Конечно, кто она такая, чтобы её помнили.

– Я ищу Степана, – обратился он к ней. – Где он?

– Не знаю, – ответила она. – Он живёт отдельно. Снимает квартиру со своей девушкой.

– С Илоной?

Девушка выразительно посмотрела на него. Память, оказывается, была не совсем пропащая.

Боронок пожал плечами.

– У нас с ней было одно детство на двоих, – сказал он, оправдываясь.

– Понимаю. Я могу дать их адрес. Только сейчас их всё равно не застать. Оба работают.

– Адрес я возьму, – подумав, заявил Боронок.

– Заходите.

Поиски и запись адреса на отдельный листок дали ему возможность внимательно разглядеть её. Хрупкая нежная невеста на выданье. С тайной внутри.

Девушка повернулась, увидела его оценивающий взгляд и, вспыхнув, потупилась. Взяв из её рук листок, он покрутил его в руках и сунул в карман. Их взгляды снова встретились.

– Мне надо уезжать, – тихо сказала она.

– Куда, если не секрет?

– В детский лагерь – на субботник. Я буду работать там летом – воспитателем.

Поджав губы, Боронок одобрительно кивнул головой. Чуть помедлив, поблагодарил за адрес и направился к двери.

У порога обернулся и неожиданно и для себя, и для неё предложил:

– Хочешь подвезу тебя? У меня здесь машина.

Несколько секунд раздумья. Застигнутая врасплох, она колебалась. Богатырь ждал ответа. Желание одержать победу над его памятью решило всё.

– Хорошо, – сказала она. – Но только до вокзала.

Горестный вид сопровождал возвращение Боронка. Горыныч вопросительно уставился на него.

– И здесь не повезло, – со вздохом признался Боронок. – Степан тоже в бегах. Эх, жизнь слишком коротка, чтобы играть в прятки с ними. Ну их всех к лешему!

Откинувшись на сиденье, он запрокинул голову назад, прикрыл глаза и затих.

– Кого ждём? – спросил через минуту Горыныч.

– Сестрёнку Греки, – ответил Боронок, не открывая глаз. – Она просила подвезти. Опаздывает на электричку.

Вика выпорхнула из подъезда спустя несколько минут. Одетая по-походному, в голубых джинсах и курточке, с большой полиэтиленовой сумкой в руке.

Горыныч толкнул Боронка.

– Она что-ли?

Встретив и усадив девушку на заднее сиденье, Боронок глянул на неё в зеркало заднего вида.

– Давай знакомиться, – предложил он. – Как тебя зовут?

– Вика.

– Я – Тит, это – Саша.

– Очень приятно.

– Нам тоже, – подал голос Горыныч. – Брат твой чем занимается?

– Строитель.

Два друга, переглянувшись, обескураженно уставились на неё.

Вике стало смешно.

– Он дома строит, – сказала она, едва сдерживая себя, чтобы не рассмеяться. – Разве вы не знали?

Боронок пришёл в себя первым.

– Вот это номер, – молвил он. – Мы все птенцы из одного гнезда. Чему нас только не учили, но чтобы дома строить…

– Он самоучка, – с гордостью заявила Вика.

– И много зарабатывает? – спросил Горыныч.

– Это коммерческая тайна. Сами у него спросите.

– Спросим, – пообещал Горыныч. – Обязательно спросим. – И заёрзал, трепеща ноздрями.

– Не переживай, Саша, – сказал Боронок. – Пусть наши друзья торгуют, строят, гоняются за барышами – флаг им в руки. Зато мы, в отличие от них, в обществе приятной девушки. Будем наслаждаться настоящей жизнью. Куда ехать, Вика?

– На Московский вокзал, – сказала Вика, улыбаясь.

Они приехали на вокзал вовремя. До отхода ближайшей электрички оставалось чутьбольше пятнадцати минут. Вика хотела было распрощаться, но не тут-то было – Боронок настоял на проводах. Общаясь и лакомясь тающим во рту шоколадным мороженым, они дождались поезда. Уезжая, Вика с удивлением обнаружила, что раскована как никогда. Проводы творили чудеса.

– Как она тебе? – спросил Горыныч, усаживаясь в машину.

– Что значит – как? – пожал плечами Боронок. – Этот вопрос здесь неуместен. Она сестра.

– Нет, а всё-таки? – загорелся Горыныч.

Боронок задумался. Виктория. Ангел во плоти. Юна, чиста и непорочна. Антипод лжи, фальши и греха. Ради такой и любой собственный грех – не грех. Она – само оправдание.

Горыныч ждал ответа. Боронок встрепенулся. Опытный ловелас проснулся в нём.

– Мала ещё. Пусть растёт. А там посмотрим.

«Мерседес» нёсся по Пулковскому шоссе. Обгон машины, ещё одной, обмен ветрами со встречной. Оседлав скорость, Боронок соревновался с самим собой, стремясь навстречу угорелости.

Гонка достигала своего пика. Угорая, он закричал:

– Горы-ны-ы-ч!

Иммунитета хватило только на одного. Голова друга упала набок, рот открылся, бешеная судорога сотрясла тело.

– Ой-ё! – хватился Боронок.

Уходя с дистанции, вильнул к обочине и начал тормозить.

Конец тормозного пути. Штурман передёрнул плечами, поднял голову, повёл вокруг рассеянным взглядом с поволокой.

– Открой дверь! – с жаром велел ему Боронок. – Подыши.

Горыныч машинально подчинился. Спустя несколько минут, надышавшись, попытался захлопнуть дверь. Тщетно – руки не слушались его.

– Как же так? – произнёс Боронок, разочарованный подобной слабостью. – Я думал, ты – железный.

– Бывает, – шелестящим голосом отозвался Горыныч. – Укачало с непривычки. Домой хочу.

– Жаль, – сказал Боронок.

Триста лошадиных сил превратились в одну. Боронок вёз Горыныча домой тихо и бережно, с предосторожностью достойной хрупкого сахарного идола.

Усилия оправдались. Груз добрался в целости.

Потеря была значительная. Проводив занемогшего штурмана, «Мерседес» и водитель остались одни.

Субботник подходил к концу. С непривычки Вика подустала. Ломило поясницу, сердце трепетало в груди, слегка кружилась голова. Она трудилась не покладая рук, наравне с остальными девчонками, стараясь доказать и им, и себе, что отнюдь не неженка. Вшестером они убрали всю территорию вокруг корпусов. Теперь та просто сияла чистотой. Через неделю предстоит новый субботник – уборка в корпусах, затем следующий, и так далее до середины июня, когда лагерь, наконец, заполнится отдыхающей малышнёй, а каждая из девчонок превратится в воспитателя.

Словно отдушиной будущей серьёзной ответственности девчонки грезили летними романами. Любой перекур начинался разговорами про это. Вика слушала и представляла. Берег озера, 50 км от города, рядом – ровесники-ребята. Все условия для яркого романтического времяпровождения. Она тоже не прочь. Уж больно затянулся её марафон одиночества.

Однако среди тех ребят, что работали сегодня вместе с ними, пока трудно было разглядеть какую-либо симпатию. Их было трое. Подавленные численным девичьим превосходством, они предпочитали держаться особняком, своей мужской компанией. Всё как всегда. Пресловутая дистанция первого свидания. Оставалось надеяться, что время расставит всё по местам и обратный общий путь домой сотрёт незримые границы. Так оно и произошло. Отпущенные начальником – престарелым бодрячком-физруком, все устремились на электричку. По дороге, смешавшись между собой, превратились в одну весёлую компанию. Пользуясь подвернувшейся возможностью, Вика начала общаться. И, к своему глубокому сожалению, с первых же минут убедилась, как далеки ребята от явленного ей сегодня мужского совершенства. Хотя бы чуточку Боронка. Одна бравада, никаких зацепок. Прозревшая, она видела своих спутников насквозь и разочаровывалась. Юнцы. Зелёные подростки. Постепенно отстраняясь от общения, она уходила в себя. Тяжёлый физический труд давал знать о себе. Намаялась.

Электричка опаздывала. Стоя на перроне, среди шумной компании, одиноким уставшим изваянием Вика вспоминала Боронка.

Где ты, простой случайный встречный? Принц или варяг на боевом коне. У сказки, подаренной тобою, есть начало. Она была не прочь дождаться продолжения…