Текст книги "Constanta"

Глава двадцать восьмая

Целый месяц безделья.

Первую неделю Степан отсыпался. Потом, поднявшись на ноги, сопроводил сестру на свидание со служивым Ромой. Вернувшись, передохнул пару дней и отправился догуливать отпуск в Репино, к деду.

Родную заимку было не узнать. В её пределах хрюкали свиньи, кудахтали куры, пыжились своим гонором индюки. Жизнь натурального хозяйства утверждалась здесь победой над всеми прочими.

Встречая внука, дед обрадовался новым рабочим рукам. И сразу же, не теряя времени даром, предложил принять участие в насущном проекте – строительстве вольера для кроликов. Степан без раздумий согласился. Работа была лучшим лекарством для него. Ведь он переживал далеко не лучшие времена – внутри мучительной смертью умирал светлый образ Палыча.

Работа спорилась. Постепенно удавалось забыться. И до примирения с новой реальностью, казалось, было недалеко.

Однажды, отдыхая, Степан сидел на лавочке во дворе. Свежевыстираная тельняшка сушилась рядом. Полосатая ткань, беспокоясь на ветру, рябила в глазах, грозила сорваться, вспорхнуть высоко-высоко и улететь. Следя за ней и проникаясь единым трепетом, Степан постепенно открывал секрет. Матросская душа. Волна, жизнь вопреки всему, полоса за полосой, сквозь обстоятельства, беды и невзгоды.

Пришёл день отъезда. Прощаясь с дедом, внук невзначай отвернул ворот рубашки. Показался край тельняшки.

– Поздравляю с обновкой, – сказал дед. – Видали мы таких. Колорадский жук вам часом не родня?

– Дед, ты что? Это же твоя одёжка – из сундука.

– Пригодилась, значит, – прищурился дед. – Однако тельник каждый дурак может нацепить. Ты докажи, что это не забава, твоя вторая натура.

– Буду полосатым – докажу.

– Я тебе вот что скажу. Есть такая старая казацкая поговорка: упадёшь – держись за землю. Бросай свой город. Земля мать всему. Здесь воля, настоящая работа и никого над душой. Возвращайся к корням.

– Рано мне, дед, о корнях вспоминать. Я на взлёте. Самое время расправить крылья.

– И долго намерен летать?

– Не знаю. Чувствую, всё, что раньше было – учёба. Главное – впереди.

– Ну, тогда благословляю тебя, – сказал дед, участливо глядя на внука. – И тельник… пусть греет!

После месячной разлуки преисподнюю было не узнать. Исчезла гильотина, пропало почти всё подсобное оборудование, не видно и не слышно было воркующих под крышей голубей. Поносящие весь белый свет в поисках личного инструмента мужики дополняли картину всеобщего опустошения.

Ошарашенный Степан поспешил уединиться в своём кабинете. Однако обрести покой и равновесие внутри не удалось. Распахнутая настежь дверь встретила его. Счёт потерям продолжался. С порога он обнаружил отсутствие кресла. Оборванный шнур телефона валялся на полу. Пустые ящики стола были брошены в углу. Ни сменной обуви, ни чайника, ни стакана, ни кипятильника…

Кто-то кашлянул. Степан оглянулся. Мяатэ стоял за спиной.

– Ты вовремя, – обрадовался Степан. – Расскажи, что случилось? Впечатление такое – как-будто здесь Мамай прошёл.

– Мужайся, Стёпа, – промолвил бородач. – Преисподняя приказала долго жить. Теперь здесь будет автомастерская. По слухам – личный бизнес самого директора завода. А Мамая ты знаешь. Его зовут Ладков. Это он старался.

– Ай, да, Палыч, – горько усмехнулся Степан. – Молодец! Грамотно он нас обезвредил. Обвёл вокруг пальца – подстраховался от баррикад.

– А я тебя предупреждал, – напомнил Мяатэ. – И это ещё не конец. Всё худшее – впереди.

– Да. Приходится с тобой согласиться. Ну, что же, начало положено, пойду, узнаю всю остальную правду. Какая бы она ни была горькая, всё лучше сладкой лжи.

Мяатэ молча уступил ему дорогу.

Палыча на месте не оказалось. Вместо него за столом восседал начальник БОТа.

– Заходи, – пригласил он Степана. – Дело есть.

– Где начальник? – поинтересовался Степан, воспользовавшись приглашением и усаживаясь напротив.

– На территории завода. Через пару часов будет собрание. Он обещал подойти.

– Понятно.

– Ознакомься, – предложил начальник БОТа, суя какие-то бумаги.

Откликаясь на предложение, Степан углубился в чтение. Одна бумага, подписанная Палычем, была приказом об отправке коллектива в очередной отпуск. Другая извещала о превращении трёх участков в один, упразднении руководящих должностей и, как следствие, переводе его, Грекова, и Мяатэ в мастера с подчинением главному старшему мастеру Ладкову. Внутри всё похолодело. Сбывался мрачный прогноз бородача. Настоящая правда оказывалась значительно горше ожидаемой.

Кончив чтение, Степан вернул бумаги. Начальник БОТа засуетился, открыл лежащую на столе тяжёлую папку, вытащил несколько крупных купюр и протянул ему.

– Палыч велел тебе передать. Возьми и распишись.

Степан взял деньги, не пересчитывая, сунул в карман.

– Спасибо, – сказал он. – Расписываться не буду. Я стою дороже.

И, глядя в глаза оторопевшего начальника БОТа, добавил:

– Встретимся на собрании.

Когда Степан добрался до разорённой преисподней, ситуация вышла из-под контроля – все, за исключением Бадяниса, были пьяны. Он был бессилен что-либо поделать. То был крик души списанных со всех счетов пахарей. Всё, что оставалось у него – это право высказаться за себя и за них. Запершись в кабинете наедине с собой, он начал готовить своё последнее слово.

Актовый зал цеха был набит битком. Отчитавшись перед собравшимися о достигнутых успехах, Палыч смахнул пот со лба, сошёл с трибуны, шагнул левой, правой и, повернувшись спиной к коллективу, уселся на свободное место в первом ряду.

Готовый поддержать отчёт шефа цифрами начальник БОТа с папкой подмышкой двинулся к трибуне. Однако Степан опередил его, стремительным броском заняв место оратора первым.

– Не слушайте его! – закричал начальник БОТа, махая папкой.

– Это ещё почему? – подал голос ведущий собрания Аросевич. – У нас свобода слова. Высказаться могут все. Говорите, Степан Алексеич.

– Спасибо, – поблагодарил Степан. – Товарищи! – обратился он к собравшимся. – Самое страшное, что сейчас может быть – это отпуск поневоле. Я выступаю здесь от имени всех таких отпускников.

– Сам виноват, – вновь закричал начальник БОТа. – У тебя на участке повальное пьянство. Ты распустил коллектив. Споил лучших специалистов.

Взглядом Степан прервал поток обвинений.

– О чём речь? Свой первый стакан они пили без меня. У нас общее только похмелье.

Одобрительный гул пронёсся по собранию.

Начальник БОТа растерянно попятился и, оступившись, едва не упал. Несколько рабочих поддержали его, сопроводили к окну, усадили на подоконник. Он обхватил папку обеими руками, прижал к груди и, навострив уши, замер.

Устранив оппонента, Степан продолжил своё выступление.

– Товарищи! Плохо быть безработным. Ещё хуже быть рабом. Считаю своё дальнейшее пребывание в цеху дешёвым компромиссом с собственным достоинством. Потому объявляю о своей отставке. Ухожу тем, кем был – старшим мастером. Счастливо оставаться.

Крик Палыча перекрыл общий шум:

– Две недели! Две недели будешь отрабатывать, Греков – по закону.

– Я отработаю, – ответил ему Степан, сходя с трибуны.

Вечером, забыв про телевизор, вся семья сидела на кухне, обсуждая неожиданный уход Степана с работы.

– Стёпа, а может, ты погорячился, всё как-нибудь образуется, вернёшься назад? – спросила мать.

– Нет, – ответил Степан, качая головой.

– Но ведь ты был на хорошем счету, – сказал отец, недоумевая. – Почти что передовик производства. Почему вышло так?

– Всё меняется.

– Вот именно.

– Но я без работы не останусь.

– Это всё равно, где работать, – заметила мать. – Лишь бы целым быть, здоровым, с головой на плечах.

– Буду, – улыбнулся Степан. – Меня голыми руками не возьмёшь. Я ведь бывший старший мастер.

Он бодрился, стараясь успокоить семью. Глядя на родных отца, мать, сестрёнку, пытался убедить их, что продолжает оставаться надеждой и опорой. Внешне он и выглядел таковым. Глубоко внутри таилась правда, делиться которой было нельзя.

Время, жестокое и беспощадное, срывало маски, обнажало настоящую суть людей. Добрейшей души человек, начальник, святой отец по имени Палыч потерял свой прежний облик, превратился в чудовище и стал врагом. Поддаться ему – значило потерять себя, вступить в схватку – остаться собой. Степан выбирал последнее. Без всякой надежды на счастливый конец.

Преисподняя перешла на осадное положение. Степан знал: рано или поздно территорию придётся уступить. Однако сейчас, самое малое две недели, он был готов биться за каждую её пядь. И противостоять Палычу на равных.

Люди слушались его. Прочь работа, цеховые приказы и указки. Старший мастер объявил праздник непослушания и они будут праздновать его вместе с ним.

Дух был на высоте. Не хватало материальной опоры. В подвале дожидалась своего часа припрятанная от чужих глаз листовая нержавейка. Последний золотой запас начальника преисподней. Пришло её время.

Позвонив знакомым коммерсантам, арендующим на заводе офисные помещения, Степан договорился о сделке.

Часом позже по случаю удачного завершения купли-продажи коммерсанты и Степан встретились в офисе. Белоснежные рубашки, цветастые галстуки, аромат дорогого заграничного парфюма. Степан приглядывался. Как знать, возможно, так скоро придётся выглядеть и ему самому.

Сидя в мягком кресле и с наслаждением угощаясь горячим крепким кофе, он поинтересовался судьбой проданной нержавейки.

– Чудак есть один, – ответили ему. – Хочет вечную крышу сделать для своего особняка.

Разговор продолжался. Слово за слово Степан узнал ещё про одного чудака, который только собирался строить особняк. Глаза старшего мастера загорелись. Незримая витающая в воздухе цель материализовалась. Он устремился ей навстречу.

– Я могу здесь помочь, – сказал он. – Строительство – моё призвание.

– Да, ладно, – отмахнулись коммерсанты. – Сейчас строителей хоть пруд пруди. Найти того, кто сможет дом построить, не проблема.

Степан поставил чашку на стол.

– Такой, как я – один.

– Так ты же при деле.

– Я ухожу с завода. Настоящая профессия зовёт. Хотелось бы начать с серьёзного проекта. Помогите. Если ваш друг согласится, я в долгу не останусь. – Он указал на пакет с вырученными за нержавейку деньгами. – Ваша премия – половина.

Коммерсанты переглянулись.

– Я – вне конкуренции, – добавил Степан. – Строю под ключ. Ещё никто не жаловался.

– А что? – обратился один к другому. – По-моему, есть шанс у парня. Кажется, он и впрямь строитель.

– Отчего же не помочь ближнему, – откликнулся другой. И, уставившись на денежный пакет, облизнулся. – Это наша премия?

– Половина, – подтвердил Степан.

– Плюс десять процентов от вашей сделки, – подхватил первый. – И тогда, считай, дело в шляпе. Через пару дней у нас с товарищем общая баня. Там улучим момент, расскажем про тебя.

– Если согласен, готовься к знакомству, – буркнул второй.

– Договорились.

Коммерсанты радостно загудели.

– Кстати, – улыбнулся Степан, обмениваясь рукопожатием, – можете быть уверены, ваша нержавейка настоящая. Я проверял – магнит к ней не прилипает.

Не чуя под собой ног от радости, он добрался до преисподней. Перед дверью своего кабинета столкнулся с рабочим. Пригляделся – слесарь Крутов.

– Степан Лексеич, – доверительно обратился тот к нему, – что с нами будет после ваших проводов?

Резкий запах перегара заставил Степана отвернуться в сторону.

– Вы бы хоть в это святое время пить перестали, – с тяжёлым вздохом, морщась, сказал он.

– Это невозможно, – потупился Крутов. – Мы вас любим.

– А я вас, таких – нет!

Признавая свою вину и вздыхая, Крутов подался было в сторону участка.

– Постой, – удержал его Степан. – Скажи-ка, среди наших строители есть?

– Я строитель.

– Ты серьёзно?

– Конечно. Трудился на этом поприще – было дело на целине.

– Почему я об этом не знаю?

– А вы и не спрашивали. Мы народ разносторонний. Недаром собрались в таком месте.

– Поинтересуйся, кто ещё под стать тебе.

– Есть какое-то дело для нас? – Лицо Крутова приняло выражение почти детского любопытства. – Можно узнать поподробней?

– Узнаешь. Если всё сложится, как надо, уйдём отсюда торжественным маршем, под музыку, все вместе – одной бригадой.

Обретя временный покой внутри своего кабинета, Степан хотел было развернуть пакет с деньгами и пересчитать их, но, оглядевшись, раздумал. Безопасность оставляла желать лучшего. Чудилось всевидящее око Палыча. Сунув пакет под стопку чертежей, он уселся на стол и уставился в окно.

Из задумчивости его вывел Мяатэ. Увидев его на пороге, Степан обрадовался.

– Заходи!

Следуя приглашению, Мяатэ вошёл, остановился, поозирался в поисках стула и, не найдя ничего подходящего, уселся прямо на пол.

– Устал, – сказал он, отдуваясь. – Ладков свирепствует. Посвящает меня в мастера.

– Ну, да? А ты не поддавайся.

– Легко сказать. Была бы за мной хотя бы тень ОФТ или ты рядом – другое дело. А так я – один-одинёшенек, бери меня голыми руками.

– Не прибедняйся, вспомни, ты же – Мяатэ!

– Ага. Ладно, хватит о плохом. Спросить тебя хочу, ты всерьёз решил увольняться?

Степан посерьёзнел.

– Да. Все мосты сожжены. Завод – это вчерашний день.

– Палыч сегодня сам не свой, – сказал Мяатэ. – Я несколько раз заходил к нему. Полный неадекват. Похоже, ему тебя не хватает.

– Ещё бы! Мы с ним вместе пуд соли съели.

– Тогда, может, поговоришь с ним, найдёшь общий язык, заберёшь заявление и останешься с нами?

– Поздно. Он свой ход сделал. Простым мастером я ему не товарищ.

Мяатэ вздохнул.

– Мд-а-а, – произнёс он, пощипывая бороду. – Сейчас Палыч совсем не тот, что был раньше. Лариска из БОТа божится – большие деньги появились в цеховой казне. Капитализм рождает своих героев.

Внезапно открылась дверь. Показалось довольное лицо Крутова.

– Степан Лексеич! Я узнал. Всё, как вы велели.

– Говори.

– Есть каменщики, кровельщики, плотники. Бадянис – сантехник и электрик. Полный набор. Можно строить всё, что хотите – хоть город под землёй.

– Спасибо за информацию, – сказал Степан, блестя глазами. – Иди и скажи всем, чтобы собрались для важного разговора.

Дверь закрылась.

– Вот так, Андрис, – обратился Степан к Мяатэ. – Какой бы Палыч ни был капиталист, а я его сильнее. За мной людской капитал. – Он потряс сжатым кулаком. – И правда.

Коммерсанты не подвели. Услуги профессионального строителя вызвали интерес. Клиент пожелал свести знакомство.

– Мы ему сказали, что ты – профессионал. Дока в своём деле. Руби с него по полной, не стесняйся, он торгаш, в деньгах купается. Вот его телефон.

Коммерсанты выглядели довольными. Простая рекомендация принесла большой доход.

Степан уставился на визитную карточку. Такой опознавательный знак он держал в руках впервые.

– Крутая вещь, – сказал он, приходя в себя.

– Так что, берёшься за это дело?

– Конечно.

– Смотри, не подведи нас. Мы твоих домов не видели, но сказали, что ты их десяток построил.

– Близко к этому, – подтвердил Степан, не моргнув глазом.

– Тогда удачи тебе. Как дом построишь, не забудь про наши проценты.

– Не забуду, – пообещал он.

Прошла неделя. Храня нейтралитет, Палыч выжидал. В ящике его стола лежал готовый приказ об отправке всех мятежников в бессрочный отпуск. Дело было во времени, оставалось дождаться естественного развития событий – ухода вожака. Согласно изъявленному собственному желанию.

Клиент назначил встречу на субботу. В сумерках за полчаса до условленного времени Степан подъехал к частному деревянному дому на окраине ближайшего питерского пригорода – Всеволожска. Нешуточный экзамен ждал впереди. Предстояло подтверждать чужую рекомендацию личным общением. Его лихорадило. Накануне он не сомкнул глаз. Бессонная ночь – верное средство укрепления духа перед решающей битвой, гласило поверье древнерусских дружинников. Сейчас он был одним из них.

В запасе было ещё время. Размявшись короткой прогулкой среди величавых сосен и освоившись на местности, он вернулся к машине. Машина и водитель, оба арендованные, были частью его легенды – придуманного образа строителя-профессионала.

Часы подсказывали – пора. Кивнув водителю, Степан направился к дому.

Дверь открыл ладный молодец в рубашке с короткими рукавами.

– Вам кого?

– Я – Греков, строитель, – представился Степан. – У меня назначена встреча с Александром Орловым.

Молодец уступил дорогу.

– Проходите, он ждёт.

Клиент оказался полной противоположностью своим друзьям-коммерсантам. Такое чудо Степан видел впервые. Боров в человеческом обличье. Казалось, у него начисто отсутствовала шея, голова росла прямо из плеч. Лоснящаяся кожа, надутые щёки, узкие щёлки глаз. Сомнений не было. Приметы настоящего денежного мешка. Увидев гостя, развалившийся неподвижной тушей на диване боров зашевелился. Усилие стоило ему учащения дыхания, за которым внезапно последовал звук, похожий на нечленораздельное:

– НПФ…

Вдохнув порцию свежего воздуха, боров задержал дыхание и, выдыхая, спросил:

– Ты кто?

– Греков, – ответил Степан.

– Строитель?

– Да.

– Слышал. НПФ… Имя не нужно. Буду звать тебя Грека. Это самое то будет.

– Хорошо.

– А меня зови просто Шура. Такой мой позывной в округе. НПФ…

Веки борова разлепились, обнажая налитые кровью белки. Пытливым взглядом он уставился на гостя.

Стараясь устоять, Степан облизал пересохшие губы. Глаза в глаза работодатель выглядел более-менее – почти человеком.

– Я бы сам дом построил, – сказал боров, смыкая веки. – Но мне некогда. Хлопот много. Я ведь сейчас птицефабрику выкупаю. Прихватизация называется. НПФ… Ты привёз картинки показать, чего ты там понастроил?

– Друзья ваши воочию всё видели. Остались довольны.

– Друзья! Мышата. Для них любая нора за дом сойдёт. Ты не их – меня ублажать должен. А это, брат, совсем другая история.

– Чем же она другая? – осторожно спросил Степан.

– Мне мир тесен. Я его раздвинуть желаю. НПФ…

Разговор прервался. Широко разинув рот, Шура зевнул.

– Мы-а, – сомкнулись челюсти. По щеке покатилась слеза, голова поникла, скука, сковывая язык и беря верх над общением, овладела тушей.

Степан опешил. Подобное поведение клиента не вписывалось ни в какие рамки. От этого чучела в прямом смысле слова зависела его судьба. Впереди – путёвка в жизнь. Позади – заводская неволя. Отступать было некуда. Полный решимости бороться до конца он воспользовался стоящим рядом табуретом.

Боров поднял голову. Вид усевшегося без спроса гостя вывел его из забытья.

– Чем докажешь, что годен для меня, Грека? – спросил он, с трудом подавляя очередной зевок.

Степан выпрямил спину.

– Конечным результатом докажу. Расшибусь в лепёшку, но дом построю. Такой, как скажете.

– Так все говорят, – усмехнулся Шура, махая рукой. – Построим, угодим… Болтовня всё это. В чём твоя сила конкретно, чем ты лучше других?

– В старину, чтобы сохранить эксклюзив своих теремов, один царь отрубал головы зодчим. Хотите – верьте, хотите – нет, но я – прямой потомок тех мастеров. Грековы – известная династия.

– НПФ… – Шура выкатил глаза, шумно задышал, самодовольная ухмылка тронула его губы. Сравнение с царём попало в точку.

– А ты шустрый малый, – заметил он, утирая пухлой рукой лицо. – Одной смазливой мордахи мало, династией решил прикрыться.

– Какой смысл скрывать правду?

– НПФ… Хм, значит, тебе придётся вдвойне стараться – и за себя, и за фамилию.

– Да.

– Нормально. Такие речи по мне. Посмотрим, чего будут стоить твои слова на деле.

Степан облегчённо вздохнул.

– Сам напросился, Грека. Не обижайся, если что.

– Никаких обид, – заверил Степан. – Согласен на всё.

– Хорошо. НПФ… Теперь давай с небес спустимся, поговорим конкретно.

– Давайте.

– Участок мой находится недалеко – минутах в десяти езды отсюда. Земля хорошая, но не без подлянки – мина в ней зарыта.

– Мина?

– Не бойсь. Это я так кабель подземный называю. У меня от него одна тошнота. Достань его, выкопай, избавь меня от этой заразы.

– Он, наверно, неслучайно там. Свет кому-то даёт.

– Это меня не колышет. Твоя задача вытащить его. А кому он свет даёт – пусть берут и закапывают его на своей земле.

– Хорошо. – Степан поднялся. – А дом какой будем строить, Шура?

Шура зажмурился.

– Каменный трёхэтажный, с каминами и бассейном. Большой, очень большой дом. Цитадель.

Глаза борова открылись.

– Короче, не будем тянуть время. Проветрись сейчас до участка, осмотрись, вернёшься – поговорим обо всём остальном. Филя!

На окрик в дверях появился молодец.

– Покажи участок строителю. Объясни всё на месте. НПФ… Давай, пока. Ехал грека через реку… Ха-ха…

Домой Степан вернулся далеко за полночь. Счастливый. Экзамен был сдан. Он произвёл должное впечатление. Денежный мешок оценил продолжение их знакомства в сто тысяч долларов. Даже за вычетом процентов сумма была космическая. Весь цех впридачу с Палычем стоил куда дешевле.

Истекали последние минуты пребывания на заводе. Стоя перед воротами цеха и держа в руке оформленный бегунок, Степан прощался с Мяатэ.

– Как ты мог в одночасье вдруг превратиться в строителя? – недоумевал бородач. – Откуда в тебе такой талант?

– Спасибо времени. Это его заслуга. Белые, красные, богатые, бедные… Я против войны, Андрис. Вне баррикад и насилия. Строитель – самая мирная профессия. Тем более, оказалось, она у меня в крови.

– Да-а, это правда. Всё начиналось с туалетов. Слив работает как новенький – до сих пор.

– Точно, – улыбнулся Степан. – То было первое проявление задатков.

– Со всеми простился? – спросил бородач, обмениваясь рукопожатием.

– Со всеми. Кроме Палыча и технологов. Они переживут.

– Ну, тогда, будь здоров, – сказал Мяатэ. – Созвонимся.

Выйдя наружу и пройдя несколько шагов, Степан столкнулся с начальником ОТК.

– Уходите? – спросил Аросевич, сопровождая вопрос приветливым кивком.

– Да, – ответил Степан.

– Уделите мне минутку?

– Пожалуйста.

Аросевич взял Степана под руку и, не спеша, повёл в сторону от цеха. Удалившись на приличное расстояние, оглянулся. Обычная мера предосторожности. Кажется, он боялся быть подслушанным.

– Я, Стёпа, переживаю за вас, – заговорил он, глядя в глаза Степану. – Думаю и весь коллектив тоже. Несправедливо с вами обошлись. Бесчеловечно. Но вы сделали правильный выбор. Завод – это не ваша стезя. Вы достойны большего. Сейчас пришло время таких, как вы – молодых, умных, дерзких. Я верю в вас. Дерзайте, пусть у вас там, на воле всё получится.

Степан, слушая, благодарно улыбался старому блокаднику. Одновременно странное щемящее чувство подкрадывалось откуда-то изнутри. Боязно было признаться себе самому. Кажется, на прощание ему хотелось услышать нечто подобное от Палыча…