Текст книги "Constanta"

– У них, наверняка, есть и оружие, – добавил Степан.

– Ничего удивительного, – смахнул пылинку со стола прокурор. – Надо охранять богатство. Богатые всегда на виду. Их грабят в первую очередь.

– Да они заодно, – заявил Боронок, повернув голову к Степану. – Ясно всё, как божий день – спелись.

– Простите? – потерял нить разговора прокурор.

Боронок поднялся.

– Отказать нам в отправлении правосудия – значит, накликать беду, – сказал он, пронзая прокурора жёстким взглядом. – Преступления без наказания не бывает. ЭФ-ЭМ Достоевский. Вечная классика.

Прокурор замер.

– Мой друг не в себе, – прерывая разговор, поднялся Степан. – У нас тяжёлая утрата. Простите нас.

И, увлекая Боронка за собой, поспешил к выходу.

Дверь за гостями захлопнулась.

Глядя им вслед, прокурор вытащил платок и начал утирать вспотевший лоб. Первый раз такое. Как будто ветер ворвался в кабинет, буяня, перевернул всё верх дном, оставил беспорядок и улетел. Ни чинов, ни имён…

Поставив в известность о трагедии местную Службу спасения, друзья договорились о немедленном начале поисков тел. Здесь же Боронок вспомнил о жёнах Чета и Нечета. Как близкие люди они нуждались в информации из первых рук. К тому же долг обязывал быть в эту тяжкую минуту рядом с ними.

– Поехали, – после краткого раздумья сказал Степан.

Первой они навестили половину Нечета. Она была беременна, срок был поздний, большой живот обещал скорое рождение ребёнка. И это обстоятельство стало причиной столбняка Степана. Страшные слова застряли в горле. Когда пауза превзошла все границы, на помощь пришёл Боронок.

– Твой муж утонул, – безапелляционно заявил он. – Мужайся, мы скорбим вместе с тобой.

На помощь уже самой онемевшей вдове устремилась её мать, по счастью находящаяся в это время в квартире. Спаянные страшной вестью, они уселись на диван и залились слезами. Любые утешения были лишними. Уходя, Степан обронил слова соболезнования и оставил на тумбочке в прихожей деньги – месячную зарплату Нечета.

Жену Чета они не застали. Соседи сказали, что видели её уходящей гулять с ребёнком. Решили ждать. Ожидание продлилось чуть более часа. Увидев их двоих со скорбными лицами у двери, она остановилась и в замешательстве прижала к себе ещё несмышлёного рыжего малыша.

Голосом неумолимого рока прозвучала горькая правда Боронка. Она закрыла глаза. Постояв молча с минуту и взяв себя в руки, выразила желание встретиться с подругой по несчастью.

Желание было исполнено.

Вдовы встретились.

На прощание Степан обещал им всемерную помощь. Пытаясь загладить свою вину, он говорил без умолку. Убитые горем, сидя в обнимку перед огромной зияющей пустотой, они не слышали его.

С тяжёлым сердцем возвращался он в Солнечное. Нелегко и беспокойно было на душе. Хлопоты не давали забыться ни на минуту.

Войдя на территорию стройки, увидел гостей. Четверо омоновцев, экипированных и вооружённых, стояли кружком у штаба, поджидая его.

Он остановился.

Бойкий и молодцеватый старшина, отделившись от группы, устремился навстречу. Представление. Слова и жесты по уставу… Милицейская крыша, отзываясь на беду, приняла её как свою – опорой и защитой профессиональной охраны.

Слёзы невольно выступили на глазах. Сдержаться было невозможно. Помощь подоспела вовремя.

Поиски тел продолжались неделю. Водолазы погружались на дно десятки раз, провели там уйму времени и всё без толку. Никаких следов. Убедившись в тщетности усилий, руководство спасателей скомандовало отбой.

Боронок предложил устроить прощание по морскому обычаю. Предложение нашло горячий отклик. Родственники, близкие, друзья собрались в санатории, провели там ночь и ранним хмурым утром на арендованном катере вышли в залив.

Вдали от берега спустили на воду цветы – охапки разноцветных гладиолусов. Слёз почти не было. В отличие от водолазов им на катере улыбалась удача: тучи рассеивались, всходило солнце и цветы, паря над глубиной, держались на плаву – ярким воплощением спасения трёх душ небесами.

Такабуддин нашёлся спустя две недели. Вышедший из леса, уставший, исхудавший, еле стоящий на ногах Дерсу Узала.

– Какими судьбами? – спросил Степан, искренне радуясь и обнимаясь с ним.

– Хвала небу, – ответил он. – Всевышний не оставил нас.

– Это здорово! Живой. Вернулся. Работа ждёт…

– Не-е-т, – испуганно замотал головой Такабуддин. – Конец работе.

Степан разомкнул объятия и вопросительно уставился на него.

– Одного предупреждения хватит, – объяснил Такабуддин. – Много ума не надо, чтобы понять – нам здесь не место.

Степан вздохнул.

– Ясно, – сказал он. – И куда ты теперь?

– В Подмосковье. Там хорошо. Есть работа до зимы.

Лицо Степана помрачнело.

– Видел тех, кто поджёг вас?

– Нет. Огонь застил глаза. Не до того было.

– Где пропадал всё это время?

– В лесу. Днём спали. Ночью выходили на огороды – питаться картошкой.

– Значит, уходишь?

– Да. Попрощаться зашёл.

– Жаль расставаться с тобой.

– Знаю. Таких мало. Мы мастера своего дела. Втроём эскаватора стоим.

– Это да, – согласился Степан. – Но я про другое. Тебя спалить живьём хотели, а ты хоть бы хны – человеком остался. Душа у тебя немереной доброты, светлая.

Такабуддин озадаченно уставился на Степана.

Степан улыбнулся.

– Пойдём, – хлопнул он бывшего работника по плечу, – компенсирую все твои затраты. Здесь одними словами не обойдёшься.

День и бессонную ночь провела семья Степана в пустом доме деда. Собирая фотографии, личные вещи, вспоминали его и бабушку. Леонтий был рядом – за время отсутствия деда он прекрасно вжился в роль хозяина.

Пришло время уезжать.

Провожая их, Леонтий был пунцовый от волнения.

– Я не верю милицейским байкам, – с жаром говорил он. – Брехня. Не такой человек Серафим, чтобы сгинуть без следа. У нас с ним порода особая – мы в огне не горим и в воде не тонем. Вот увидите, он вернётся. Я дождусь его.

Семья не перечила ему. У каждого свой способ пережить потерю. Вера в чудо – один из самых распространённых.

Они ехали молча. Тишина царила внутри машины. Уже на подъезде к городу Вика нарушила молчание мучительно терзавшим её вопросом:

– А где наш Рой?

Отец и Степан промолчали, будто не слыша. Мать, сидящая рядом сзади, повернулась к ней, взяла за руку и, чуть помедлив, прошептала:

– Они вместе. Все трое. И дай Бог, чтобы им там было хорошо.

Несмотря на данное Степану обещание Боронок жаждал мести. Личная вина за трагедию терзала его. И потому единственным утешением казалась заслуженная кара злодею – ответный несчастный случай.

Во время одной из своих отлучек в Зеленогорск он свёл знакомство с представителями местного криминалитета. Несколько общих вечеринок в ресторане, укрепив знакомство, открыли доступ к справочной информации. Братва хорошо знала злодея. Он заправлял оптовой продажей поддельной и контрабандной водки. В орбиту этого бизнеса были вовлечены покровители из чиновничьей Москвы – самого Олимпа, вследствие чего в местной округе Черенков пользовался статусом и благами неприкасаемого. Звезда злодея горела высоко. Однако это ни в коей мере не могло гарантировать ему защиту от беды. Дома, на работе, в дороге.

Неделю, днюя и ночуя в купленных у случайного барыги стареньких потрёпанных «жигулях», Боронок следил за своим объектом.

Утро начиналось как обычно – отъездом в город. Здесь, на Обводном канале, в помещении своего фонда Черенков задерживался до полудня. Затем следовал в ресторан на улице Марата и, отобедав в нём, возвращался в Солнечное. Несколько раз местом паломничества был Зеленогорск. Останавливаясь близ местной элитной пятиэтажной новостройки, Боронок становился свидетелем духовной стороны бытия преследуемого паломника. Иллюзия воссоединения семейной пары. Пешая прогулка под ручку с дамой – особой спортивного вида, зрелой и симпатичной. Никаких признаков противоправного поведения. Законопослушный гражданин. Весь на виду. Однако то была лишь верхушка айсберга. Львиная доля черенковского образа жизни была сокрыта от посторонних глаз за высоким каменным забором частного владения – в условиях полного и безопасного раскрепощения.

Снаружи и внутри дом охраняли пятнастые. Самого же Черенкова – крепкие ребята в дорогих костюмах. Выезд и передвижение только в составе кавалькады машин. Три «Дефендера», больших и чёрных. Сам он находился в головном, гвардия во главе с лысым – в замыкающем. Посреди – живая сила. Попробуй, сунься.

Наступала глубокая осень. Облетали листья с деревьев. С ними таяли последние надежды Боронка. Скрепя сердце, приходилось признать: простому инженеру злодей не по зубам.

Остывая, Боронок вспоминал Гордея. Его слова про личную неуязвимость и бессмертие. Кажется, всё сбывалось. Каждому времени свой Гордей. Нет мирной жизни без него. Черенков был новым воплощением упыря.

Как быть, что делать, каким образом сладить с этим? В поисках ответа Боронок устремился прочь от Солнечного. Лабиринтами просёлочных дорог забрался в неведомую глушь, сжёг весь бензин, продолжил путь пешим и, не помня себя, спустя несколько дней объявился в окрестностях санатория. Измотанный, выжатый как лимон. И без ответа.

Ночью, переживая за него, в комнату зашла Будько. Посидела рядом, поговорила, осмотрела, наметила целый ряд необходимых процедур. Уходя, попала под прицел пристального мужского взгляда. И осталась. Заменой всем процедурам.

Спустя несколько дней, лёжа вместе с Ларисой на мягком матрасе в своём тайном убежище под землёй, слушая её жалобы на мужа – капитана дальнего плавания – Боронок чувствовал, как возвращается в родные берега. Уходила прочь тоска. Рассеивались тяжёлые думы. Как бы там ни было, Черенков заслуживал право на жизнь. Ужиться с ним – значило остаться живым. Увы, такова была судьба инженера.

Глава сорок первая

Конец января 1996-го года Степан, Илона и Вика по приглашению Боронка проводили в санатории, раскрепощая свои души и тела, скованные зимней неволей, весёлым и непринуждённым отдыхом.

Веселью, казалось, не будет конца. Однако внезапная отлучка Боронка в город внесла свои коррективы. Трёхдневная служебная командировка лишила компанию лидера – она распалась. Степан и Илона, сосредоточив всё внимание друг на друге, обособились счастливой парой. Вика осталась предоставлена сама себе.

Два дня, скучая, она провела взаперти, в компании с телевизором и книжкой. На третий вышла в люди. Первым человеком, встретившимся на пути, стал Данат Шарипович. Увлечённый заботами садовник, сумев разглядеть её неприкаянность, позвал за собой. Вика без колебаний согласилась. Время ускорило свой ход.

Повозившись с грунтом для цветочной рассады, поухаживав за горшечной зеленью, отдав дань фикусам, украшающим вестибюль, они вышли наружу. Узенькой тропинкой Данат Шарипович повёл свою помощницу на экскурсию в снежную целину. По пути, слушая его вдохновенный рассказ о спящих под землёй чутким сном глашатаях весны – тюльпанах, Вика дала волю воображению. Расцветающий волшебный мираж ожил перед глазами.

Она была готова не отходить от старика и продолжать общение до бесконечности, но тот внезапно понадобился чумазому парню из гаража. Идти за ними вслед Вика не решилась. До самого вечера она слонялась по санаторию одна. Постепенно в результате подобного времяпровождения, наблюдения за людьми – врачами, обслугой, отдыхающими – коллектив стал представляться чем-то близким и родным. Росло чувство единения с ним. Однако расчувствоваться до конца было не суждено. Преградой на пути стала начальственного вида женщина в белом. Слово за слово девушке было велено исчезнуть с глаз долой.

Комната брата и Илоны, куда Вика прибежала искать сочувствия, оказалась пуста. Поскольку верхняя одежда отсутствовала, было ясно, что оба находились на прогулке. Это было уже слишком. Все ополчились против неё. Родные были в сговоре с женщиной в белом. От внезапно вспыхнувшей обиды у неё потемнело в глазах. Она присела, задумалась, написала записку, бросила её на самое видное место и побежала в свою комнату. Одеваться. Когда влюблённые вернутся, она будет уже далеко.

Боронок возвращался в санаторий. Все дела были улажены, проблемы решены. Мандариновое изобилие ожиданием оранжевого праздника покоилось на сиденье позади.

Укорачивая путь, «Мерседес» свернул с дороги и выехал на лёд залива.

Вика шла по дороге, смотря себе под ноги. В голове одна цель – добраться до станции, сесть в электричку и забыться. Все отвернулись от неё. И пусть. Она докажет, что способна прожить и без них. Одна. Невелика потеря. Она подняла глаза. Дорога уходила в черноту и конца ей не предвиделось. Невольная дрожь сотрясла её. Она сунула ладошки в рукава, приложила их к груди и продолжила путь.

Пошёл снег. Липкий, холодный, противный. Его только не хватало. Внезапно вспомнился дед. Всегда бодрый «полосатый» утешитель. Как же тяжело жить на этом свете без него. Исчез дед. А с ним и всё, что могло бы поддержать, вселить веру, дать опору.

Остановка. Прямой путь продолжала узкая протоптанная в снегу тропинка. Дорога сворачивала вправо. Надо идти по дороге. Она выведет. А куда? Вике вдруг почудилось, что она теряет контроль над собой. Усиливалось и росло влияние чьей-то чужой воли. Как будто кто-то невидимый, управляя ходом событий, вёл её.

Темнота сгущалась. Вокруг не было ни огонька. Безжизненное серое ледяное полотно расстилалось под ногами.

Далеко впереди вспыхнули маячки. Она пригляделась. Машина.

По мере приближения маячки становились всё больше и ярче. Вскоре свет автомобильных фар ослепил Вику. Она прижалась к обочине.

Машина промчалась мимо, обдав снежной пылью и запахом бензина.

Постояв немного и придя в себя, она двинулась дальше.

Дорога начала подъём. Идти становилось труднее. Странно, но прежняя цель постепенно исчезала из виду. Станция, электричка, дом. Они терялись где-то среди непроницаемой тьмы, в поисках конца дороги. Пересиливая себя, она пошла в гору.

Вершина. Отдышавшись, увидела много огней вокруг, а впереди – встречную машину. Да, кажется, и не одну.

Дойдя до ровного участка, она вновь попала под лучи ослепительного света. Покорно заняла место у края дороги, уступая путь. И вдруг, обмирая, осознала: машины не просто едут, они состязаются между собой. Одна слепая скорость. И никаких преград. Ужас объял Вику. Она выпростала руки из плена рукавов и, отчаянно помогая ими движению, побежала прочь от дороги, куда глаза глядят, прямо в снежную целину.

Ноги утопали в снегу. Перелесок. Лес. Заплутав в нём, она остановилась и в изнеможении опустилась на колени. Две сросшиеся сосны привлекли внимание. На четвереньках подобралась к ним, села, опершись спиной о стволы. Глаза закрылись. Небольшой краткий отдых. Нужно восстановить силы и успокоиться.

Стук сердца пришёл в норму, одышка прошла, по телу начало разливаться приятное тепло. Какое чудное место. Наверное, сосны только и ждали её здесь, чтобы встретить, приютить и согреть.

Причудилось лето. Она совсем ещё маленькая. Учится ходить. Боязно сойти с рук родителей и ступить самостоятельно на землю. Перед ней, подбадривая, кто-то отчаянно машет руками. Дед. Живой и помолодевший. Вика ворочается в руках, просится к нему и её отпускают. Она стоит, качаясь. И делает свой первый шаг.

…Вика проснулась. Дикой дрожью пробирал озноб. До превращения в ледышку оставалось совсем немного. Страх поднял её и погнал вперёд.

Откуда ни возьмись, налетел порыв ветра. Лес редел. Ветер становился всё сильнее. Унеси меня в лето, попросила она. Помоги. В ответ ветер засвистел, неясная тень мелькнула перед глазами.

– Деда! – вырвалось у неё.

Собравшись с силами, устремилась следом за тенью.

Лес кончился. Ноги ступили на твёрдый лёд. Она вышла на залив. Тень исчезла. Ветер совсем разбуянился. Повернувшись спиной и погоняемая им, девушка побрела в попутном направлении.

Идти. Если не из-за себя самой, то ради мамы. Мама ждёт её и будет ждать всегда. Шаг за шагом навстречу родным объятиям. Вопреки всем и всему – идти.

Лёд под ногами засветился. Сноп света рассеял тьму впереди. Машина. Вика развернулась. И здесь догнали. Никакого спасения от этих лихачей. Мало им обычных дорог, норовят объездить зерцало водяного панциря.

Закрыв варежкой глаза, она застыла на месте.

Рык. Взвизгнули тормоза. Она открыла глаза. Свет переместился в сторону. Рядом, приглушённо урча, стояла большая серебристая машина.

Дверь открылась, салон осветился, из динамиков грянула озорная блатная песня. Наружу выглянуло озадаченное мужское лицо.

– Эй, снегурочка! – окликнул он её. – Каким ветром тебя сюда занесло?

Не может быть! Он. Боронок. Едва узнав его, она поспешила прикрыться обеими варежками.

– Как ты очутилась здесь? – повторил он.

– Не твоё дело, – чужим голосом ответила она. – Проезжай.

Он оставил её недружелюбие без внимания.

– Ближайшее жильё в десяти километрах отсюда. Садись, подвезу.

Невольная дрожь сотрясла и заколотила Вику.

– Чего пристал? – закричала она, отдёрнув варежки от лица. – Езжай, куда ехал.

И, срываясь с места, побежала.

– Стой! – услышала вдогонку. – Вика!

Узнал. Однако это ничего не значило. Попробуй, догони.

Тягаться в данной дисциплине с ним не стоило. Бегун был тот ещё. Догнал в два счёта. Попав в его руки, она поняла: сопротивление бессмысленно. Решила кусаться, но он вдруг, переменившись в лице, отпрянул от неё. Крикнул:

– Трещина!

И, охваченный паникой, помчался назад, к машине. Иного выбора, как припустить со всех ног за ним не было.

Очнулась Вика в машине. Однако не успела порадоваться спасению, как увидела, что едет обратно – прямо на трещину.

– Там же…, – отчаянно вскричала она и тут же осеклась, разглядев весёлое лицо Боронка.

– Была трещина – и нету! – заявил он, озорно подмигивая.

И прибавил газу.

Вика откинула голову назад. Все страхи были позади. Тепло, уют, покой. Разморенная ими, она почувствовала себя как у зимы за пазухой – в полной безопасности.

– Куда мы едем? – тихо спросила она.

– Домой, – ответил он.

Домой – это хорошо, подумала Вика. И, закрывая глаза, затихла, нема и глуха – во власти глубокого забытья.

Подобная метаморфоза изрядно удивила Боронка. Руля, он искоса поглядывал на неё. Уснула в одно мгновенье, как убитая. Что же случилось?

Судя по всему, конфликт, спонтанный взрыв эмоций, девчонка бежала от коллектива. Блуждание внутреннего «я» в потёмках. Значит, пока всё так плохо, бушует и кипит вулкан страстей, обратной дороги нет. Надо продолжать движение – навстречу миру и гармонии с собой.

Боронок переключил внимание на дорогу. Планы менялись. Прощай, оранжевое настроение. Вступают в силу права и обязанности провожатого.

Углубившись в беспросветное пространство до самой угольной непроницаемой черноты, он остановил машину. Вылез, взял девушку на руки, перенёс на заднее сиденье, снял обувь и уложил. Коньяком из аптечки растёр ей ступни и ладони. Поднёс фляжку ко рту, заставил сделать глоток.

В поисках пульса приложил ладонь к её сердцу. Сердце билось ровно и спокойно, в такт ему размеренно вздымалась девичья грудь… Внезапно не на шутку взволновалось собственное сердце. Устои спасателя затрепетали. Укрощая себя, Боронок поспешил отдёрнуть руку. Быстрым движением снял куртку, укрыл спящую и покинул салон.

Надышавшись свежим воздухом, вернулся на своё место. Захлопнул дверь, приглушил музыку. Положив руки на руль, невидящим взглядом уставился в стекло. Всему виной эта ледяная пустыня. Здесь, в условиях безжизненной вечной мерзлоты, живое девичье тепло было желаннее обычного во сто крат. Доступное и близкое, оно воплощало собой волшебный дар небес. Ключ и начало цепной реакции.

Желание разгоралось. Прикоснуться, укусить, почувствовать вкус запретного плода, испытать вновь забытые озноб и страсть, стать снова грешным интернатовским подростком…

Время шло. Боронок хранил дистанцию. Заблудившаяся девчонка, нежданно встретившаяся на пути, нуждалась в опеке и защите. Ответственность была превыше всего. Надо было устоять. Остаться тем, кем он был в свои года – мужчиной.

Ночь постепенно вступала в свои права. Он опустил стекло до половины, пригубил сигарету, щёлкнул зажигалкой. И, закурив, дал волю памяти. Образы родных интернатовских девчонок, оживая, зароились перед ним…

…Рассветало. Работала печка. Не сомкнувший глаз Боронок пошевелился. Устремив взгляд на радиоприёмник, коснулся рукоятки настройки и, вращая её, начал искать музыку утра. Его любимые блатные песняры спали. Звучало неизвестно что. Вдруг он остановился. Эфир ожил. То, что надо. Чужим языком пела родственная негритянская душа.

Позади послышался шорох. Запахло свежими мандаринами. Его оранжевые припасы вступили в схватку с чужим сном.

– С добрым утром! – поздоровался он, глядя в зеркало.

– Мгм…, – ответила Вика, жуя.

Боронок улыбнулся.

– Зачерпнуть тебе снега умыться? – предложил он.

– Бр-р, – поёжилась Вика. – Не надо.

Приподнявшись, она увидела снежную пустыню вокруг.

– Где это мы?

– Там, где были и вчера.

– Я, что, здесь всю ночь проспала? – сделала она круглые глаза. – В одной машине с тобой? Ну и дела! – Сунула дольку мандарина в рот. – Брату пожалуюсь. Будешь отвечать.

Боронок усмехнулся.

– Отвечу, – сказал он. – Когда усну. А пока я – безответный. Бессонница.

Вика притихла.

– Кстати, насчёт брата, – продолжил Боронок. – Вчера вас разметало порознь. Я в курсе. Ты ведь во мне его увидела, когда мы встретились. Потому и дала стрекача прямо на трещину.

– Не было трещины никакой. Придумал ты её. Обманул, чтобы голыми руками меня взять.

– Точно, – подтвердил он. – Всё так и было. На ловца и зверь бежит. Достали тебя родственные чувства. Не было и нет покоя от них ни вчера, ни сегодня.

Возникла пауза. Вика молчала, не зная, что и ответить.

– Предлагаю всё забыть, – прервал Боронок молчание.

– Как? – спросила она.

– Сменой обстановки. Через пару часов твоя мама проснётся, позвонишь ей, скажешь, что в санатории. Потом поговоришь с Илоной, дескать, добралась до дома в добром здравии. Так убьёшь сразу двух зайцев – удастся избежать поисков.

– И куда я денусь?

– Покатаемся. Всё лучше, чем бегать по сугробам одной.

Вика задумалась. Он был прав. Она действительно нуждалась в разрядке. И не зря она вчера шарахнулась от него – близкого друга Степана, злость на которого не прошла до сих пор. Боронок вызывал доверие. По крайней мере, он был тем единственным встречным на пути, кто спас её от холода, страха и одиночества. Молчание Боронок принял за согласие. Он сделал радио потише и предложил, отрешившись от всего, поспать ещё чуть-чуть.

Сон рассеялся внезапно. Она встрепенулась, подняла голову, глянула в окно и в ужасе отпрянула от него в противоположную сторону.

Страшное щетинистое лицо, припав к стеклу, маячило снаружи.

– Не бойся, – отозвался Боронок, потягиваясь. – Это рыбак. Ошалел от безрыбья. Зрелище ему подавай.

– Уставился, – дрожащим голосом произнесла Вика. – Что я ему – рыба?

Боронок оглянулся и с интересом посмотрел на неё.

– Не желаешь быть чужим уловом?

– Не желаю.

– Бунтуешь, значит?

– Бунтую.

– Тогда давай сыграем в настоящее кино.

– Какое?

– Берегись автомобиля.

Развернувшись, он скомандовал:

– Держись.

И повернул ключ зажигания.

Мотор завёлся. Рыбак отпрянул. Сработал неистовый крутящий момент, машина ожила и лёд, хрустя под колёсами, мгновенно превратился в одно большое бездорожное поле.

Перед поворотом в лес Вика занервничала. Момент был серьёзным. Глянув на неё пару раз в зеркало и поняв, в чём дело, Боронок сбавил скорость.

– Далеко не бегай, – тихо сказал он ей, останавливая машину. – Здесь подсматривать некому.

Выходя, Вика постаралась крепко-накрепко закрыть дверь за собой. Вдыхая свежий морозный воздух, постояла, поглядела по сторонам – вокруг никого – и, с трудом преодолевая стыд, заняла укромное место позади машины.

Вернувшись, увидела в руках Боронка мобильный телефон.

– Решай, – предложил он, – звонишь или едем домой.

Без колебаний, не раздумывая, она взяла телефон.

Боронок молча покинул салон – желая неправде ярких красок и достоверности. В одиночестве Вика дозвонилась до мамы, поговорила с ней, кратко поведала о своём санаторном житье-бытье, пожелала им обеим скорейшей встречи, напоследок, дабы избежать случайного материнского звонка в санаторий, пообещала выйти на связь вечером.

Отзвонившись матери, связалась с Илоной. Телеграфным текстом сообщила о своём прибытии домой. Ввиду нехватки времени предложила оставить все вопросы на потом – до встречи живьём.

Общение кончилось. Вика отключила телефон и откинулась на спинку сиденья, вся пунцовая от волнения.

Боронок вновь уселся за руль. Путь продолжился. Они выехали на широкую дорогу, пристроились в хвост к фуре, спустя непродолжительное время обогнали её и устремились навстречу бескрайнему простору.

– Куда мы едем? – спросила она, постепенно приходя в себя.

Он глянул на неё в зеркало. Улыбнулся.

– Нас ждёт Зеленогорск. Столица Курортного района.

– Никогда не была там.

– Мы это исправим. Это будет одно из лучших впечатлений в твоей жизни. Обещаю.

Кивнув, Вика поспешила отвести глаза в сторону. Легко и непринуждённо, словно сама собой, ускользала прочь обочина за окном. Прав был Боронок: дорогу лучше одолевать катаясь.

Добравшись до окраины Зеленогорска, они оставили машину на платной стоянке и попуткой отправились в центр. Остановились у ресторана. Время близилось к полудню. До часа пик было далеко, место общественного питания выглядело холодным и безжизненным. Но Боронку не было до того никакого дела. Он подошёл к стеклянной двери и принялся сотрясать её ударами кулака, требуя тепла и внимания.

Шум возымел своё действие.

Замок открылся. Наружу выглянул озабоченный охранник. Признав Боронка, расплылся в улыбке и распахнул дверь настежь.

Внутри было тихо и пустынно. Стены, отделанные красным полированным деревом, красочные панно, большие зеркала. Посреди этого великолепия – перевёрнутые стулья на столиках и пожилая уборщица, угрюмо утюжащая шваброй пол.

– Присаживайтесь, – предложил охранник, уходя. – Я на кухню. Скажу, чтоб приготовили чего-нибудь.

Боронок уселся напротив Вики. Настроение его было лучше некуда. К сожалению, она не могла похвастаться тем же. Смущение одолевало её, всё в диковинку – первый раз она посещала подобное заведение.

Поблуждав взглядом, он сосредоточил внимание на ближайшем панно. Красота. Так бы и растворился в ней.

Мало-помалу состояние Вики приходило в норму. Обживаясь за столиком, она постепенно приходила в себя. Наконец, подавляя остатки робости, осмелилась задать вопрос шёпотом:

– Мы будем здесь есть одни?

– Да, – тоже шёпотом ответил он, не отрываясь от панно.

Послышался плеск воды, мокрая тряпка с размаху ударилась о пол. Уборщица продолжала свою работу, не обращая никакого внимания на гостей.

Боронок перевёл взгляд на неё, посмотрел с минуту, затем поднялся и пошёл общаться.

– Убираешь, мать? – спросил он, подходя.

– Убираю.

– А завтракала ли ты сегодня?

Не отрываясь от своего занятия, уборщица недовольно мотнула головой.

– У нас такое разделение труда, – сказала она. – Вы мусорите, я – убираю. А завтрак мой никого не касается.

Горьки были слова труженицы. Отповедь любому праздно шатающемуся. Однако Боронок пропустил их мимо ушей.

– Давай воспользуемся моментом, – предложил он, – устроим общий завтрак.

Прекратив работу, уборщица выпрямилась.

– Что за блажь?

Она кинула взгляд в сторону Вики.

– А, понятно. Мешаю вам. Извините. Я всегда в это время полы мою. Порядок такой.

– Сделай исключение.

– Завтрак? – переспросила она, с недоверием смотря на него.

Боронок поднял голову.

– Каждый день над землёй, каждый час, – вдруг запел он, – солнце в бубен играет для нас. И весна наступает, звеня, потому, что ты любишь меня. И-э-э-х! – И, выражая бурю эмоций, затрясся всем телом.

Глаза уборщицы едва не вылезли из орбит. Такой самодеятельности она не ожидала.

– Муслим Магомаев! – весело оскалился Боронок. – Вспоминай, мать, молодость. Рано тебе становиться старухой.

Лёд был растоплен.

– Эх, парень! – стукнула о пол шваброй уборщица. – Уговорил ведь. Сейчас вымою руки и давай – угощай.

Они остались в зале одни.

– В компании нам будет веселее, – сказала Вика, встречая Боронка.

– Точно, – ответил он, усаживаясь.

– А ты знаешь эту тётечку?

Боронок кивнул.

– Я сын её.

– Сын?

– Один из сыновей, – поправился он. – А она – наша общая мать. Если матерям не помогать, они рожать перестанут. Таких, как мы с тобой, больше никогда не будет.

Вика смотрела на него во все глаза. Шутил он или нет – это было неважно. Сейчас его голосом говорила настоящая и непререкаемая истина.

Появился охранник. Своё отсутствие он компенсировал с лихвой. Два подноса со свежей снедью были у него в руках.

Вскочив, Боронок бросился ему навстречу.

Гуляш с макаронами, бутерброды с красной икрой, яичница… Глаза разбегались. Вооружившись вилкой, без лишних уговоров Вика принялась утолять голод.

Уборщица вышла к завтраку умытая и переодетая. Усевшись за отдельный столик, оглядела угощение.

– Куда столько? – изобразила недоумение она. – У меня же зубов нет, всё это съесть. Хватило бы одной яишенки…

Боронок и Вика переглянулись.

– У тебя зубы все на месте? – спросил он.

– Мгм, – жуя, кивнула Вика.

– Хорошо, – сказал он, разрезая эскалоп. – А то я слишком голодный, чтобы жевать за двоих.

Внезапный приступ смеха сотряс Вику. Пытаясь совладать с собой и не подавиться, она склонила голову на столик.

Боронок нахмурился. Подобное поведение за столом было недостойно скромной девушки.

Покончив с завтраком, они посидели немного, перекинулись парой фраз, поднялись и направились к выходу. Проходя мимо завтракающей уборщицы, Боронок остановился, вытащил несколько купюр и, шепча что-то, сунул их ей в руку.

Плата за завтрак, догадалась Вика. Выходя на улицу, она оглянулась. Пряча дар на груди и забыв про завтрак, пожилая женщина, расцветая, обретала вторую молодость.

Боронок предложил прогуляться до машины пешком. Вика ничего не имела против. Идти в паре с богатырём, неустрашимо рассекая собой встречный людской поток, было сродни игре без правил – весьма необычно и приятно.

Перед самой стоянкой произошло непредвиденное происшествие – на них наскочил какой-то тип с опущенной вниз головой. Вика посторонилась. Тип отпрянул, заметался и, рванувшись вперёд, уткнулся в Боронка. Тот остановился. Тип поднял голову и превратился в молодого набычившегося спортсмена.

– Хау ду ю ду? – спросил Боронок.

– Ага, – ответил тип. – В баню мне надо.

– Хорошо, – сказал Боронок, пристально смотря на него. – Место мне займи.

– Рядом?

– Как всегда.

– О, кей.

Свободное пространство открылось перед типом. Он устремился туда.

– Это кто? – спросила Вика, смотря ему в спину.

– Откуда я знаю? – пожал плечами Боронок. – Первый раз вижу.