Текст книги "Проблемные регионы ресурсного типа. Азиатская часть России"

В советский период истории проблемы безопасности дальневосточных рубежей разрешались намного быстрее, чем прежде, радикально и с учетом возможностей и требований времени, достаточно надежно, разнообразными способами и средствами, в том числе глухой к экономическим и демографическим процессам непреодолимой стеной государственной границы.

Ситуация на срезе демографических составляющих на противоположных сторонах дальневосточной границы с Китаем была явно не в пользу СССР. И разрешить сложившийся дисбаланс одним только, даже максимально форсированным, заселением мигрантами из других регионов страны не представлялось возможным по объективным причинам. Попытки такого рода предпринимались в конце 1920-х-1930-х гг., но не имели определяющего успеха, практически ограничились далеко не полным замещением казачества, частично ушедшего за Амур с белоэмиграцией или наказанного суровой карой новой власти за вооруженную борьбу с ней.

Объективные обстоятельства диктовали необходимость разработки и воплощения комплекса мероприятий, нейтрализующих демографическое превосходство сопредельной страны. Первоочередные усилия сосредоточились на радикальной реорганизации системы и режима охраны государственной границы. Не сразу, но очень скоро линия границы была превращена в труднопреодолимый рубеж со сложной процедурой оформления легального ее пересечения и бдительным пресечением контрабандного перехода. Вместо практиковавшихся прежней администрацией малоэффективных ограничений и запрещений использования «желтой рабочей силы», советская власть решительным, категорическим образом намертво перекрыла ей пути доступа на свою территорию. И оказалось, что от этого небо не упало на землю, Амур не потек вспять, и движение экономики дальневосточного региона по восходящей траектории не остановилось.

Около четырех-пяти десятков тысяч китайцев, фланировавших между родиной и сезонной работой в России, не «делали погоды» в хозяйственной сфере дальневосточного региона. Их отсутствие прошло незамеченным. В условиях деструктивных последствий мировой и гражданской войны, интервенции на рынке труда и без китайцев имелось избыточное предложение рабочей силы. Цена на отечественную рабочую силу в обстановке еще не миновавшей безработицы упала ниже, чем на китайскую в досоветское время.

Однозначная ставка на крестьянское заселение дальневосточных территорий не отвечала расширявшемуся спектру спроса на рабочую силу за пределами сельскохозяйственного сектора, и мигранты из Китая и Кореи лишь заполняли эти ниши. Излюбленные российской властью ограничительные и запретительные методы и средства управления экономическими и социальными, а в данном случае, демографическими процессами оказались неэффективными не от того, что были недостаточно жесткими, а потому, что в случае пунктуального исполнения обрекали хозяйственный комплекс территории (золотодобычу, торговлю, сферу услуг, мелкое производство) на долгую стагнацию. Кроме того, масштабное использование дешевой рабочей силы, против которого вела борьбу региональная администрация, в действительности является одним из определяющих факторов быстрого раскручивания маховика хозяйственного развития территорий пионерного освоения, особенно находящихся в условиях транспортной изоляции от промышленных центров и демографических концентраций.

Советская власть, в отличие от так называемых передовых западных демократий, ликвидировала традиционную не только для России практику дискриминации в оплате труда. За равный труд при равном качестве полагалось одинаковое вознаграждение независимо от расовой принадлежности и национальности. Уравнивание в оплате труда, бесспорно, являлось большим достижением на пути государственной и общественной регламентации национальных отношений. Стоимость рабочей силы как совокупности физических и интеллектуальных способностей к производительному труду стала определяться без понижающего коэффициента на цвет кожи и разрез глаз, как это делалось в дореволюционной России и «во всем крещеном мире».

Но одновременно советская власть повсеместно, тотально для всех резко обесценила рабочую силу, установила крайне низкие ставки оплаты труда. Они для подавляющей массы трудящихся, как правило, не дотягивали до обеспечения минимума средств к существованию и находились на более низком уровне, чем прежде оплачивалась так называемая желтая рабочая сила. Уравнивание в бедности определялось диктатом объективной необходимости. Прорыв из отсталости к экономическому прогрессу и в странах западной демократии осуществлялся за счет искусственного, целенаправленного занижения оплаты труда массовых контингентов работников, использования рабочей силы, которая по определению должна была быть дешевой и не могла претендовать на высокую, справедливую оплату (рабство в США, колонии, детский и женский труд в Англии и других европейских странах и т. д., и т. п.).

Сегодняшняя ситуация на российском Дальнем Востоке имеет немало общего с аналогичной, по меньшей мере, вековой давности. Отличие, пожалуй, лишь в одном: численность населения Дальнего Востока убывает, и эта убыль распространяется далеко на запад и охватывает практически всю Сибирь. И вновь в обществе воцаряется растерянность перед так называемым вызовом нового времени, хотя вызов этот имеет более чем столетний возраст. В России новое – почти всегда то, что должно было быть решено давно, в далеком прошлом, но консервируется и оставляется на будущее.

Глава 4
Место и роль регионов азиатской части России в межрегиональном взаимодействии России и Китая

Активное участие Азиатской России в процессе формирования полюса экономического развития сначала бассейна Японского моря, а в будущем – Азиатско-Тихоокеанского региона является первоочередной задачей России в рамках «восточной экономической политики».

М. К. Бандман, 2001

Регионы азиатской части России являются наиболее перспективными российскими регионами в развитии приграничного и межрегионального сотрудничества с Китаем. Занимая 3/4 территории РФ, они обладают крупнейшими запасами природных ресурсов: 65 % месторождений нефти и 95 % разведанных российских запасов газа, 80 % золота, а также основные гидроэнергетические и лесные ресурсы, крупнейшие месторождения каменного угля, никеля, олова, молибдена, практически все алмазы России, платина, сурьма и другие природные ресурсы [Лавшук, 1998]. Порты Дальнего Востока имеют выход в Японское море, Транссибирская железнодорожная магистраль соединена с КВЖД и пересекает Северо-Восточный Китай. Таким образом, Азиатская Россия становится основой для интеграции России в Азиатско-Тихоокеанский регион и готова внести существенный вклад в расширение экономического сотрудничества между Россией и Китаем.

Восточные регионы страны более всего пострадали от распада Советского Союза, что было вызвано несколькими причинами.

Во-первых, в условиях советской командной системы их развитие, как стратегически важных регионов, жестко контролировалось из Центра. Экономическое благосостояние их во многом обеспечивалось за счет системы государственных субсидий, которые покрывали львиную долю затрат на транспорт, энергию, продовольствие, а также создавали определенные льготные условия, особенно в области заработной платы и жилья. Такая государственная политика позволяла обеспечить необходимый приток рабочей силы из западных районов и таким образом поддерживать стабильность ситуации на востоке. Однако распад СССР повлек за собой нарушение связей внутри России, что привело к критической ситуации на востоке страны, в первую очередь, в связи с острым дефицитом широкого спектра товаров и продукции.

Во-вторых, в 1960–1980 гг. во время напряженной конфронтации с Китаем Забайкалье выступало в роли форпоста России на востоке. Промышленность региона была преимущественно ориентирована на обеспечение нужд ВПК. После окончания холодной войны и нормализации отношений с КНР большая часть оборонных предприятий оказалась ненужной, а из-за отсутствия четкой программы проведения конверсии местные власти столкнулись с огромными трудностями при реструктуризации предприятий с учетом требований рыночной экономики.

После 16-летнего перерыва советско-китайская приграничная торговля была возобновлена 10.04.1983 г., когда были подписаны соглашения о восстановлении экономических связей между приграничными регионами двух стран: провинцией Хэйлунцзян и Дальним Востоком, а также автономным районом Внутренняя Монголия и Восточной Сибирью. После двух лет совместного изучения потенциала приграничной торговли в 1985 г. с целью стимулирования региональных экономических связей были открыты четыре пары городов: Хэйхэ – Благовещенск, Суйфэньхэ – Гродеково, Тунцзян – Нижнеленинское и Манчжурия – Забайкальск [Day, 1985].

Возобновлению приграничной торговли способствовало несколько факторов:

– улучшение политических отношений между Москвой и Пекином создало благоприятные условия для развития торгово-экономического сотрудничества;

– либерализация внешнеэкономической деятельности Китая принесла позитивные результаты, особенно для районов юго-востока (специальные экономические зоны). На базе этого правительство провинции Хэйлунцзян предложило собственную стратегию развития, емко определив ее суть в лозунге: «Развивая связи на юге, открывать их на севере». Эта стратегия подразумевала готовность северных провинций использовать преимущества промышленного производства южных провинций в развитии приграничной торговли с СССР. Экономические связи с югом действительно крайне важны для севера Китая, так как лишь около 20 % товаров, экспортируемых в Россию, производится предприятиями северных провинций [Wishnik Elizabeth, 2000];

– принятая в конце 1980-х гг. в обеих странах концепция «открытого регионализма» на базе расширения в странах АТР пространства свободной торговли стала рассматриваться в качестве одной из перспективных стратегий развития. Север Китая превратился в «зону чрезвычайной экономической привлекательности в связи с международным проектом, названным в КНР в 1988 г. “Великое Кольцо Северо-Восточной Азии”, в реализации которого северным провинциям Китая отводилась одна из ключевых ролей» [Yahuda, 1994]. В России данный проект известен как Туманганский проект развития интенсивного регионального экономического сотрудничества между КНР, Россией, Японией, двумя Кореями и Монголией [Арин, 1997];

– в условиях роста транспортных тарифов внутри России китайский экспорт сыграл важную роль в обеспечении ее восточных регионов продуктами питания и товарами широкого потребления (так, в 1993 г. граничащие с КНР края и области более чем на 40 % обеспечивались мясом, овощами, фруктами, рисом, кукурузой, сахаром из Китая [Лазыкин, 1994]).

В целом, с началом экономической либерализации в обеих странах наблюдался определенный рост российско-китайской приграничной торговли. И хотя доля этой формы сотрудничества в конце 1980-х гг. составляла всего лишь 5 % двустороннего товарооборота [Потапов,1998], однако, она сыграла важную роль в насыщении российского рынка дешевыми потребительскими товарами.

Система лицензирования и валютного регулирования, введенная в конце 1980-х гг., обусловила высокие темпы роста объемов приграничной торговли в начале 1990-х [Troyakova, 2000]. В 1991–1993 гг. торгово-экономическое сотрудничество России и Китая развивалось динамично: 3,9 млрд дол. в 1991 г., 5,8 – в 1992 г. и 7,68 – в 1993 г.[11]11
  Сегодня. – 1996. – 23 апр.


[Закрыть] Пик товарооборота для российско-китайской торговли пришелся на рекордный 1993 г. и составил около трети общего объема двусторонней торговли [Потапов, 1998]. В целом, продукция Китая удачно вписалась в конъюнктуру рынка российских регионов: в условиях низкой платежеспособности населения китайские коммерсанты предлагали дешевый товар, не требовали оплаты в иностранной валюте и охотно шли на бартер. Стоит заметить, что если приграничная торговля для российских регионов помогла решить проблему дефицита различной продукции, то для китайских провинций она стала средством быстрой наживы. В условиях разваливающейся плановой экономики и низкой осведомленности предприятий о существующих рынках сбыта российская продукция уходила в Китай практически за бесценок.

Торговые связи Китая с Россией в эти годы в основном были направлены на насыщение российского рынка низкокачественными товарами широкого потребления или носили узкоотраслевой характер как, например, поставки в Китай вооружений или сырья (в то время как экономическое сотрудничество Китая с Тайванем, Южной Кореей, Сингапуром включает инвестиции в важные отрасли экономики, передачу высоких технологий и ноу-хау в области управления) [Yahuda, 1994]. Кроме того, в приграничной торговле преобладал бартер, что было обусловлено нехваткой валютных средств у обеих сторон и отсутствием эффективного нормативно-правового механизма контроля.

В условиях слабой рыночной экономики и отсутствия административного контроля российские и китайские компании преследовали исключительно краткосрочные цели для обеспечения экономической выгоды с наименьшими формальностями и, фактически, игнорировали рассмотрение долгосрочных перспектив развития. И хотя в конце 1980-х– начале 1990-х гг. импорт из Китая продуктов питания и товаров широкого потребления сыграл важную роль в обеспечении ряда российских регионов необходимыми товарами, низкокачественная продукция значительно подорвала репутацию китайских товаров в России, и при насыщении ими российского рынка спрос на них к 1994–1995 гг. упал.

С 1993 г. начался перевод приграничной торговли от открытой формы к регулируемой, что привело к ограничению территории ее распространения до 20-километровой пограничной полосы и потере многих ее преференций как, например, отмена 50 %-й налоговой скидки в связи с переходом к единому таможенному тарифу [Rozman, 2000]. В 1995 г. было принято соглашение об использовании в двусторонней торговле твердой валюты и максимального снижения бартерных сделок [Wishnik, 2000], удельный вес которых упал до 12 % в 1996 г.

В целом, приграничная торговля, интенсивно развивавшаяся в период с 1991 по 1993 г., не создала предпосылок для дальнейшего роста. Центр в этих условиях оказался не в состоянии предложить эффективные меры по упорядочиванию приграничного и межрегионального экономического сотрудничества. Более того, его действия в ряде случаев только усугубили ситуацию и обусловили падение объемов торговли:

– повышение таможенных тарифов и налогов (44 вида налогов, покрывавших более 85 % прибыли) препятствовало развитию торговли и определило ее нелегальный характер;

– законодательно-административное регулирование оставалось нестабильным и непредсказуемым.

В 1996 г. спад в приграничной торговле был приостановлен, ее объем начал постепенно расти. В условиях активизации сотрудничества Центр встал перед необходимостью нахождения компромисса между усилением вертикали власти и интересами регионов. Совершенно ясно, что приграничная торговля начала 1990-х гг. лишь способствовала утечке ресурсов за бесценок и в корне противоречила национальным интересам России. Более того, торговые связи скорее привели к взаимной враждебности, чем способствовали доверию двух сторон. Обострение криминогенной обстановки в регионах, подделка местными компаниями документов с целью снижения налогов – все это привело к росту сепаратизма среди местных администраций и недовольства по отношению к федеральному Центру. В то же время усиление государственного регулирования, предпринятое в 1994 г., фактически ликвидировало стимулы развития приграничной торговли и отнюдь не решило основных проблем.

Некоторые авторы утверждают, что главным условием развития экономического сотрудничества восточных регионов с зарубежными странами является невмешательство центральных властей [Якобсон, 2000]. На наш взгляд, такая точка зрения не совсем верна. Регионы в силу их стратегической зависимости от Центра не в состоянии самостоятельно справиться с существующими проблемами, и единственный путь их решения заключается в плодотворном сотрудничестве с федеральным Центром. На протяжении 1990-х гг. несогласованность действий Центра и периферии только тормозила межрегиональное сотрудничество с Китаем. Стратегии развития регионов, страдая от чрезмерной централизации или недостаточной заинтересованности со стороны федерального Центра, либо оказывались во власти центробежных сил, либо не учитывали государственных интересов России в международных отношениях, и в целом носили фрагментарный характер и не были объединены единой идеей.

Проблемы сотрудничества между регионами двух стран во многом обусловлены особенностями их внутреннего развития. Основные характерные черты экономического развития Китая: ограниченность природных ресурсов, низкая стоимость и огромные ресурсы рабочей силы, постепенное освоение высоких технологий, растущий экспортный потенциал, в перспективе самый крупный в мире рынок, наращивание военной мощи, все более масштабное негативное воздействие на глобальную экологическую обстановку[12]12
  Гельбрас В.Г. Самое слабое звено в экономической безопасности России. http:// pubsxamegie.ru/books/1996/02gv/04gelbras.asp.


[Закрыть]. Особенностями экономического развития восточных регионов России являются: с одной стороны, богатые природные ресурсы, высокий научно-технический потенциал, с другой – слаборазвитая и несбалансированная экономика, низкая плотность населения и, как следствие, ограниченность трудовых ресурсов.

На основе этих особенностей внутреннего развития регионов двух стран можно выделить следующие основные проблемы их сотрудничества:

– отраслевая структура российского экспорта;

– демографическая;

– экологическая;

– возможность военной угрозы со стороны Китая.

Рассмотрим каждую из этих проблем в отдельности.

Проблема отраслевой структуры российского экспорта. Если в конце 1980-х гг. продукция тяжелой промышленности составляла основную статью экспорта в Китай, то уже к 1993–1994 гг. доля сырья стала доминирующей в российском экспорте, а удельный вес машиностроительной продукции значительно упал. Причины такого изменения структуры экспорта объясняются резким снижением объемов промышленного производства и значительным ростом транспортных тарифов [Мошкаленко, 1996]. На наш взгляд, могут быть и другие причины этому, например, низкая рентабельность продукции постсоветской тяжелой промышленности на китайском рынке.

Структура российского экспорта, в частности восточных регионов, определяется потребностью и конъюнктурой рынка Китая. Из российских регионов вывозится в основном сырье, металлолом, природные минералы, древесина и др. В свою очередь, Китай поставляет в Россию товары народного потребления, текстиль и другую продукцию, зачастую произведенную из российского сырья. Китайских бизнесменов не интересует происхождение закупаемых в России сырьевых материалов – законны они или связаны с криминалом. В результате, в Сибири и на Дальнем Востоке участились случаи воровства цветного металла, электрических проводов, которые перепродаются китайцам. Это грозит не только отключением электроэнергии, но и может нанести серьезный ущерб национальной безопасности страны.

Усиление роли регионов во внешнеэкономических связях России с КНР неразрывно связано с переходом к современным формам производственного сотрудничества, повышением доли машинно-технической и энергетической продукции в российском экспорте. Другими словами, необходимо качественное изменение торгово-экономических отношений между российскими и китайскими регионами, а именно трансформация торгово-посреднических операций в производственно-инвестиционную модель экономического сотрудничества [Потапов, 1998].

Демографическая проблема. В 1990-х гг. приобрела актуальность проблема миграции китайцев на территорию России. Общее население России составляет менее 145 млн чел., в то время как в Китае – более 1,2 млрд чел. Огромная разница демографического потенциала еще более очевидна при сравнении численности населения азиатской части России с приграничными провинциями Китая: на 01.01.2003 г. в Восточной Сибири и на Дальнем Востоке проживало всего 15,8 млн чел. – 8,8 и 7 соответственно, а в трех провинциях Китая, непосредственно граничащих с Россией, – более 100 млн чел.

Разительный контраст между численностью населения восточных регионов России и северо-восточных провинций Китая потенциально может превратить демографическую проблему в крупнейшее препятствие в развитии двусторонних связей, в частности, на приграничном и межрегиональном уровнях. Отсутствие точных данных о численности китайских иммигрантов, неразработанность соответствующего законодательного регулирования международных миграций, устойчивый антикитайский синдром у российского населения, вызванный почти 30-летней конфронтацией с Китаем – все это стало причиной конфликтных ситуаций и опасений у местных жителей. Однако решение этой проблемы, на наш взгляд, заключается не в разработке оборонительный концепции, а в реализации позитивной стратегии развития, основанной на сбалансированном и гибком подходе к демографическому дисбалансу.

В России предлагаются различные подходы к решению проблемы возможной демографической экспансии со стороны Китая. Можно выделить, по крайней мере, три из них:

1. Сторонники первого подхода призывают сохранять спокойствие и не видят необходимости предпринимать какие-либо меры по урегулированию стихийного притока китайцев в Россию, так как он значительно уступает их численности в других странах мира, во многих из которых сложились устойчивые китайские общины.

2. Радикальный подход заключается во введении жестких административных мер в отношении граждан Китая, в частности, при получении визы и вида на жительство в России, что фактически означает создание «демографического барьера» на пути китайских иммигрантов.

3. Умеренный подход основан на воплощении в жизнь девиза – «иммиграция для развития», согласно которому для решения проблем восточных регионов и наращивания экономического потенциала России считается целесообразным оптимально использовать рабочую силу из КНР. Реализация стратегии экономического развития регионов Сибири и Дальнего Востока потребует не только инвестиций, но и трудовых ресурсов, так как существующие резервы рабочей силы совершенно недостаточны для этого.

Согласно подсчетам российского центра исследований Карнеги, после 2005 г. в России начнется естественная убыль трудоспособного населения, которая составит 14 % за последующее десятилетие. В 2015 г. на смену поколению, выходящему на пенсию, придет поколение, численность которого будет почти на четверть меньше[13]13
  Новая столыпинская реформа на Дальнем Востоке: надежды и реалии. http:// www.eraa.ru/EraaRus/vostok.htm.


[Закрыть]. Вполне вероятно, что «вопреки широко распространенному представлению о том, что России для развития необходимы в первую очередь и главным образом капиталы, предстоит усвоить неприятное, но реальное представление о ситуации – главным тормозом подъема экономики страны в ближайшие годы будет недостаток трудовых ресурсов, а совсем не капиталов»[14]14
  Гельбрас В. Китайский фактор во внутренней и внешней политике России. http:// pubsxamegie.rn/books/1999/06dt-gv/default.asp?n=03.asp.


[Закрыть].

В этом отношении у китайцев нет серьезных конкурентов. Излишки рабочей силы в КНР огромны. В период до 2015 г. войдут в трудоспособный возраст еще почти 160 млн чел., что опять-таки больше, чем все нынешнее население России.

Принимая во внимание географическую близость, исключить проникновение китайцев в Россию, скорее всего, просто нереально. Поэтому необходимо принять процесс китайской иммиграции как факт, пресечь который либо невозможно, либо неприемлемо дорого, либо нецелесообразно. Другими словами, речь идет о регулируемом импорте китайской рабочей силы. Сбалансированная миграционная политика, основанная на рациональном использовании трудовых ресурсов Китая, может в обозримом будущем превратиться в одну из движущих сил экономического развития Восточной Сибири.

Экологическая проблема. Экологический конфликт может возникнуть уже в ближайшем будущем. Одна из его наиболее вероятных форм – кислотные дожди, результат огромных выбросов двуокиси серы промышленностью Китая. Ежегодное сжигание более 1 млрд т сернистого угля чревато катастрофическими последствиями не только для экологии Китая, но и для соседних государств. Пагубный эффект кислотных дождей может сказаться на состоянии сибирских лесов уже к 2010 г., когда Китай станет главным генератором кислотных дождей в мире [Kristof, 1998]. Кроме того, рост выбросов двуокиси серы, как предполагают ученые, является главной причиной глобального потепления климата, что скажется на приграничных территориях России. Все это повлияет и на состояние озера Байкал.

Возможность военной угрозы со стороны Китая. Военная угроза со стороны Китая по отношению к приграничным регионам маловероятна, но и исключать ее нельзя. У Китая самая крупная в мире армия – 2,6 млн солдат. Однако количественное превосходство не является решающим в современных условиях, и Пекин это прекрасно осознает. Китай значительно быстрее, чем Россия, оснащает свою армию новым оружием. И в этом ему активно помогает ВПК России. Китай является одним из самых крупных покупателей наших многоцелевых истребителей СУ, противовоздушных зенитных ракетных комплексов, современных кораблей и подводных лодок. Бурными темпами развиваются его ракетно-ядерные силы.

Таким образом, в геополитическом сосуществовании находятся, с одной стороны, динамично развивающееся, крупное, перенаселенное государство, с другой, – более слабые территории с неразвитой инфраструктурой и постоянно сокращающимся населением. В этих условиях сохраняется стратегическая угроза экспансии со стороны более крупного и мощного государства – экономическая, экологическая, демографическая и военная. Во время пребывания в Сибири в 2000 г. Президент В. В. Путин сделал красноречивое заявление: «Если в ближайшее время не предпримем реальных усилий по развитию Дальнего Востока, то русское население через несколько десятилетий будет в основном говорить на японском, китайском и корейском языках»[15]15
  Независимая газета. – 2000. – 21 июля.


[Закрыть]. Восточные регионы страны продолжают оставаться экономически слабыми и малозаселенными территориями РФ. Образовавшийся там экономический и демографический вакуум на фоне общего упадка российского могущества – самое слабое стратегическое звено России, потенциальный вызов ее партнерским отношениям со стремительно набирающим могущество соседом – Китаем.