Текст книги "Тайна Босса"

Глава 18

Когда ты знаешь, что можешь выдумать себе всё что угодно, только бы выжить, то уже не веришь ни в крики, ни в свои ощущения, ни во что. Ты просто становишься безразличной к этому и прекращаешь думать о хорошем. Ты просто лежишь в луже чужой крови. Теперь ты знаешь, что она тёплая, но быстро становится холодной. Ты знаешь, что у неё есть запах. Знаешь то многое, о чём, вообще, не стоит знать. И знаешь, что тебя предали… И от этого становится очень больно и страшно.

– Белоснежка!

Распахиваю глаза и часто моргаю.

– Лазарро, – вновь шепчу. Я словно просыпаюсь, но нахожу себя, лежащей на полу, придавленной сверху телом мужчины с тёмными волосами.

Выстрелы вновь гремят за спиной.

Он пришёл за мной.

Упираюсь ладонями в мёртвое тело и сбрасываю его с себя. Мужчина обнажён снизу. А у меня всё болит: кости, мышцы, разум. Я смотрю на свои раскинутые в стороны ноги и разорванные трусики. Мои руки трясутся. Одной я поправляю окровавленное платье. Поднимаю выше ткань на груди, но она тоже порвана. Я откладываю в сторону нож и сажусь. Быстро завязываю бретельку под грудью и затягиваю её. Моя кожа вся в крови. Полностью. Тру себя ладонями, но она не смывается. Её так много.

– Итан, найди её! Мать твою, найди её! Белоснежка!

Оборачиваюсь на крик. Мне не кажется это. Лазарро здесь. Да, он пришёл за мной, чтобы добить.

Мне больно. В груди больно. Сердце болит из-за того, что он так жестоко поступил со мной. Я пытаюсь встать, но скольжу ступнями по луже крови. Падаю. Хватаю нож и снова встаю. Скулю от боли в рёбрах.

Ползу на четвереньках до двери, а за ней вновь раздаются выстрелы. Хнычу и медленно поднимаюсь, держась за дверной косяк. Мне так больно…

Меня шатает, и комната с изуродованными скульптурами кружится перед глазами. Я сильнее сжимаю нож и иду. Мне кажется, что проходит целая вечность, пока не достигаю коридора. Меня знобит. Мне так холодно. Очень холодно. Ноги подкашиваются, но я цепляюсь испачканными в крови пальцами за косяк.

– Не смей! – Меня резко дёргают в сторону. Кто-то прижимает меня к стене.

– Эй… эй, ты как?

Шлепок по щеке не приводит в чувство. Наоборот, боль пронзает всё лицо. Я облизываю губы и ощущаю на них кровь.

– Убирай трупы! Ищи её! Ищи…

Лазарро.

Я поворачиваю голову в сторону, откуда слышу его голос.

– Нет. Идиотка, он приехал, чтобы убить тебя. Ты понимаешь меня?

Я смотрю в светлые глаза девушки. Фиолетовые пряди её волос слиплись от крови. Дёргаюсь всем телом.

– Лазарро… – из груди вырывается хрип.

Я вырываюсь из её рук и выхожу в коридор. Я просто знаю, что мне нужно идти. Всего лишь идти дальше. Я вылетаю к перилам, и мой взгляд останавливается на теле, висящем на них.

– Белоснежка, – опускаю вниз голову и вижу множество мужчин. Лазарро стоит внизу в алом свете. Вокруг него множество мёртвых тел. Двери за его спиной распахнуты. Я вижу Итана, поднявшего взгляд на меня. Он молча приоткрывает рот. Симон дёргается в мою сторону, но замирает.

– Иди сюда… не ходи к нему, – раздаётся взволнованный голос за спиной. Девушка, незнакомка, она толкает меня себе за спину и встаёт передо мной, направляя оружие прямо на Лазарро.

– Не стрелять, – приказывает Лазарро.

– Выпусти нас, Ромарис. Обеих. Выпусти…

– Она моя! – крик Лазарро ударяет по моей груди. Я выхожу из-за девушки и поднимаю дрожащие руки вверх. Нож падает на пол, и этот звук болью отдаётся в ушах.

– Не убивай… пожалуйста… не убивай, – выдавливаю из себя едва уловимый шёпот.

Лазарро опускает оружие. Он наклоняется и кладёт его на пол. Медленно иду к лестнице. Боль вынуждает меня скривиться и схватиться рукой за перила.

– Белоснежка.

Только один вздох. Я успела сделать всего один вдох, как крепкие и тёплые руки Лазарро обняли меня и прижали к своей груди.

– Чёрт возьми, Белоснежка, ты заставила меня немного поволноваться, – шепчет он, целуя меня в макушку. Я скулю. С губ срываются всхлипы. Цепляюсь пальцами за его пиджак. Поднимаю голову, вглядываясь в глаза. Он гладит моё лицо и улыбается, но потом его взгляд меняется. Он становится жёстким и острым, когда переходит на незнакомку.

– Нет… нет… прошу тебя… не убивай её, – прошу, касаясь дрожащими пальцами его скул.

– Не убивай её… она помогла мне… меня бы убили… она помогла мне… умоляю тебя… Лазарро… не убивай её, – молю, глотая слёзы и рваные всхлипы.

– Поехали домой. Симон займись девчонкой…

– Нет! Нет! Лазарро, я прошу тебя! Нет! – выкрикиваю, ударяя его по плечам. Я пытаюсь вырваться из его рук, но он ещё крепче хватает меня.

– Я не убью её, но девушку нужно отсюда забрать.

Всё стихает. Сотрясаясь всем телом, чувствую, как силы покидают меня. Лазарро подхватывает меня на руки и несёт.

Скуля, обнимаю его за шею и плачу. Горько плачу, пока он переступает через трупы, и мы оказываемся на улице. Он забирается вместе со мной в машину, ни на секунду не выпуская меня из рук, а я вою. Заглушаю рыдания, прижимаясь ртом к его коже. Я дышу им. До сих пор не верю в то, что жива. Хватаюсь пальцами за его шею, боясь, что это всё продолжение чёртова кошмара. Лазарро крепче прижимает меня к себе, а я плачу. Снова и снова. Рыдания сотрясают моё тело. Они вырываются из груди, и мне больно. Всё болит.

Я плачу очень долго. Пока голос не пропадает. Потом наступает череда сухих всхлипов.

– Итан, вся информация позже. Вряд ли сегодня стоит куда-то спешить. Пусть готовят самолёт, – отдаёт приказ Лазарро и выносит меня из машины на руках. В его объятиях так тепло, что я, кажется, ненадолго отключилась.

Лазарро немного выше подбрасывает меня, чтобы взять поудобнее и нажать на кнопку в лифте. Я издаю болезненный стон.

– Тише, Белоснежка, ещё немного потерпи, – приговаривает он, целуя меня в макушку.

Я не могу ничего ответить. Мой язык прилип к нёбу. Во рту ужасно сухо. Лазарро вносит меня в квартиру и поднимается в спальню со мной на руках. Он действует, как на автомате. Сажает меня в ванной на низенькую скамейку и включает воду, бросая в неё ароматизированную бомбочку. Снимает свой пиджак, оставаясь в окровавленной рубашке. Затем приближается ко мне и садится на корточки. Его ладонь касается моего колена, и я вздрагиваю. Дёргаюсь в сторону и затравленно смотрю на него.

– Я хочу раздеть и положить тебя в воду, Белоснежка, искупать, чтобы смыть кровь. Ты понимаешь, что я говорю? Просто кивни, – его голос никогда не был таким мягким. Хотя тембр его голоса довольно низкий и в большинстве случаев рычащий, но не сейчас.

Я слабо киваю.

Лазарро придвигается ближе ко мне, берётся за верх платья и дёргает в разные стороны. И на самом деле я бы и не подумала, что он знает о существовании молнии на одежде. Он всё рвёт, как животное. Затем немного приподнимает меня, и платье падает на пол. Его взгляд останавливается на моих бёдрах.

– Где твои трусики, Белоснежка? Где, мать твою, они?

От его крика я вновь вздрагиваю, и мои глаза опять наполняются слезами.

– Белоснежка, скажи мне, тебя кто-то тронул? Хоть чей-то член был внутри тебя? – Лазарро грубо обхватывает мои щёки ладонями. – Скажи мне это. Скажи мне. Тебя кто-то насиловал там?

Я с ужасом наблюдаю, как его губы белеют от ярости. Они трясутся, а глаза становятся безумными.

– Нет… я… я убила его… он хотел… ударил меня… и… его кровь… на мне его кровь, – обессиленно мямлю. Лазарро пускает воздух сквозь стиснутые зубы и на мгновение прикрывает глаза. Затем прижимается к моей щеке лбом и слегка трётся им.

– Умница. Моя умница. Ты поступила правильно, слышишь? Ты всё сделала верно.

А меня коробит от его улыбки. Вся жизнь его какая-то неверная. Здесь нет правильного или неправильного. Всё это – чёртов ад.

Лазарро снимает с меня бюстгальтер и бросает его на пол, а потом снова берёт меня на руки и несёт к душу.

– Сначала смоем кровь, а потом ты немного расслабишься, – объясняет тихим голосом. Едва он ставит меня на ноги, как чувствую боль в ступнях, словно осколки впились, и я пищу. Цепляюсь за его руки, и Лазарро заботливо придерживает меня.

– Хорошо. Тогда раздень меня. Если я тебя отпущу, ты упадёшь.

Киваю ему, понимая всё, что он просит. Мои пальцы не хотят гнуться, но я с усердием расстёгиваю его рубашку и вытаскиваю из брюк. Лазарро придерживает меня за талию, да он практически держит меня на весу. Я расстёгиваю его брюки и снимаю их. Он дёргает ногами, разувается и остаётся в одних боксерах. Прижимая меня к своей груди, включает воду и настраивает её. Капли попадают на моё лицо и тело, которое Лазарро гладит руками. Только руками. Он смывает с меня кровь, а я, прикрыв глаза, ничего не чувствую. Абсолютно ничего. Его палец проходит по моим губам, и я, не издавая ни звука, смотрю на него.

– Если бы он не был мёртв, то я бы не убил его сразу. Я бы его мучил. Долго. Очень долго. Я бы тащился от той боли, которую ему причиняю. За тебя, Белоснежка. – Хмурый взгляд Лазарро скользит по моему телу. Он ладонью проводит по рёбрам, и я жмурюсь от боли. Он шипит и дёргает меня к себе, качает в своих руках несколько минут, а потом молча выключает воду и несёт меня в ванну. Опускает в тёплую воду, и я цепляюсь за его руку.

– Почему? Почему ты решил меня утилизировать? За что? Почему сейчас ты заботишься обо мне, если я тебе больше не нужна? – едва слышно спрашиваю. На секунду он словно теряется. Не находит что ответить, а потом рывком опускается и болезненно впивается в мои губы. До жуткой боли в груди.

– Я бы никогда так с тобой не поступил. Мне гадко осознавать, что ты допустила даже мысль об этом, Белоснежка. Если я захочу тебя убить, то сделаю это сам. Ты моя личная.

Улавливаю в его голосе разочарование, которое постигает и меня.

Лазарро выпрямляется, но я крепче держу его руку.

– Не отпускай… почему? Что случилось на самом деле? – шепчу я.

Он тяжело вздыхает и тянется, чтобы выключить воду.

– Тебе придётся немного подвинуться, чтобы услышать это.

Послушно киваю и прижимаюсь к бортику ванны. Лазарро полностью раздевается и опускается в воду, устраиваясь напротив меня. Он вытягивает ноги и находит мою талию. Сажает к себе на бёдра и вдыхает аромат моей кожи. Он часто так делает. Не знаю зачем, но, по-моему, это его успокаивает.

– Я был с Ренато. Амато сообщил мне, что отойдёт отлить.

Боже мой, а вежливее сказать это можно?

– Его не было довольно долго. Около получаса, а в это время Ренато мне трахал мозг. Это меня задолбало, и я попросил Итана найти Амато, а заодно привести тебя. Я не мог больше думать о том, что ты там одна. Я сразу понял, что что-то не так. По лицу Итана. Он был напряжён и бледен. Таким я ни разу его не видел. Сколько мы бы ни убивали, он всегда имел здоровый цвет лица. Итан сообщил, что Амато увёз тебя по моему приказу. Но только вот я никакого приказа не отдавал…

– Амато сказал, что ты волнуешься обо мне, и он должен меня увезти, чтобы позже я встретилась с тобой. Он говорил, что ты подготовил что-то такое… необычное для меня, – шепчу, сухо всхлипывая.

– Я не отдавал такого приказа, но знал, что Амато меня не простил… за Бруну. Я знал и должен был понять раньше, что он меня уже предал, и единственное, что мне может сейчас причинить боль, ты, Белоснежка. Потеря тебя. Он всё заранее спланировал. Ребята, которые были с ним, убиты. Амато скрылся и уже улетел из страны, пока я ехал за тобой. Я не был уверен, что ты жива. В такие ночи никто не выживает, – Лазарро поднимает голову и обхватывает ладонями моё лицо. – Оказывается, я не готов тебя потерять. Не так, – добавляет он, хмуро смотря на меня.

– Амато показал мне ожерелье из жемчуга и сказал, что это твой подарок мне. Ты же говорил о жемчуге… Я не должна была ехать с ним, но думала… думала, что он не может причинить мне вреда. Он был мил со мной и благодарил за спасение своей дочери. – Замираю, прокручивая слова Амато в своей голове.

– Никогда не забуду. Теперь я осознаю, что это не было благодарностью. Он передал тебе, что никогда не забудет о том, что ты сделал с Бруной, и отомстит. Использует меня. Боже мой… мне было так страшно там… и эта девушка. Я прошу тебя, не убивай её, – накрываю ладони Лазарро своими. – Она не плохая. Она помогла мне. Закрыла собой и велела бежать. Она многое сделала для меня, и без неё я бы не выжила… Ещё старик… там был старик. Он умер… я видела его труп. А в зале с колоннами я вспомнила, как ты бил Бруну. От плеча. Ты поднимал локоть, но удар шёл от плеча. Я ремнём ударила и убила… я убила человека скульптурой… и второго… он напал на меня… я… я вспомнила о ноже. Он был в сумочке, и я била, била, била, била его им. Я била… и кровь… она такая горячая… его член… он был так близко, и я…

– Ш-ш-ш, всё, – Лазарро прерывает мою сбившуюся речь и прижимает к своей груди.

– Всё, Белоснежка. Ты понимаешь, что это была не просто удача? Ты наблюдательна и выжила благодаря своим мозгам. Видишь? Ты способна выжить. Ты жива. Ты жива, это главное. Слишком много смертей, да? – он смеётся и отклоняется назад.

– Это не смешно…

– Я знаю. Знаю, – он гладит моё лицо и целует в лоб. – Знаю, Белоснежка, но с годами и сотнями смертей вокруг становишься бесчувственным мудаком. Однажды я не мог уснуть. Мне было шесть или семь где-то, не помню. Я вышел из спальни и хотел пойти к маме, но папа говорил, что она немного приболела, и мне нужно найти его, если мне что-то понадобится. Я пошёл на его поиски. В доме никого не было, но вдруг я услышал выстрел. Я испугался, потому что тогда ещё не знал, кто мой отец. Никто мне не говорил об этом, только о том, что в будущем я стану Боссом. Мне казалось, что это так интересно. Я спустился в подвал, куда отец мне запрещал ходить. Он всегда был заперт, а в ту ночь дверь была открыта. Я пошёл туда и увидел много клеток. В них были люди. Их было много. Они лежали на полу или были прикованы цепями. У всех были кляпы во рту. Я спрятался за выступом стены, услышав голос отца. Он говорил на итальянском, а я тогда только учил его. Я не мог разобрать слов, но видел его. Он держал в руках нож. Простой кухонный нож, которым обычно нарезал мне фрукты. А за столом сидела женщина. Он что-то требовал у неё, она была вся в крови, но отказывалась говорить с ним. И тогда он ножом отрубил фалангу её пальца. Её рука была прикована к столу. Затем он начал поочерёдно отрубать каждый палец. Просто ударял по ним ножом и давил им, чтобы сломать кость. Женщина молчала. Затем он начал резать её. На кусочки. Резать так глубоко, что я видел кости. Он снял с неё скальп… и тогда я обнаружил себя. Отец повернулся ко мне лицом, и я… обоссался от страха.

Лазарро замолкает, а я молча сижу, поражённая до глубины души его признанием. Это чудовищно.

– Я побежал к матери и стучался к ней в комнату. Мне было очень страшно. Я слышал её голос. Она плакала и умоляла меня спрятаться. Но отец меня схватил. Я громко кричал, а затем отключился. На следующий день он больше не был тем, кого я считал своим героем. Он стал убийцей и сказал мне, что раз я пришёл сам, значит, вырос и готов узнать тайну семьи Ромарис. Он многое рассказывал мне, пугал меня сильнее. Бил меня. Очень часто бил. Амато защищал меня, и когда отец не видел, обрабатывал мои раны, убеждая, что я должен смириться. Меня сломали к восьми годам. К этому времени я каждый день видел, как убивают людей. Отец всегда объяснял причины. Потом было моё посвящение, и в тот день я впервые убил человека. Я выстрелил в него, и мне это не понравилось. Я чувствовал, что стал грязным. Я улыбался, когда меня поздравляли. Смеялся и рассказывал всем, как тот умирал. Но внутри у меня ещё было сердце. Затем его не стало, когда я увидел, как мать покончила с собой. Его словно вырвали из груди в ту же ночь, и я перестал что-либо чувствовать. Ничего не чувствовал. Я сам вызывался убивать, чтобы лишний раз напомнить себе о том, какое я дерьмо. Мои руки бывали по локоть в крови. На моём теле порой не было живого места после убийства. Я жесток и знаю миллион способов убить человека так, чтобы он и на том свете мучился. В мои тридцать четыре года для меня убийство и смерть больше ничего не значат. Только бизнес. Вот и всё. – Лазарро горестно изгибает губы и поливает мои плечи водой.

– Из этого мира, правда, не убежать, да? – шепчу я.

– Нет, Белоснежка. Всё равно найдут. Хоть лицо смени, были и такие случаи. Ни одна, даже федеральная, программа не сможет уберечь от нас. Мы дадим время. Мы даже отойдём в тень. Но всегда доберёмся до тех, кто нам нужен. Если Босс и уйдёт с поста, то только в могилу, иначе его семья умрёт. Их будут убивать одного за другим. А это тысячи жизней. Стоит ли одна стольких?

– Ты когда-нибудь хотел всё это бросить?

– Каждый грёбаный день.

Охаю от признания Лазарро.

– Думаешь, я не хотел быть другим? Хотел. Жить в небольшом домике, пахать руками или работать на каком-нибудь заводе, мне плевать. Рядом чтобы была любящая женщина и много детей. Она встречала бы меня по вечерам, уставшего и голодного. Возмущалась бы, что старший опять задирал младших, и я бы шёл и разговаривал с ними. Я бы объяснил им, что они семья и должны защищать друг друга, а не подставлять, что ближе их в этом мире никого не будет. А потом целовал бы их на ночь и, едва передвигая ногами от усталости, шёл на кухню, где меня ждал бы ужин. Те, кто так живёт, счастливчики, Белоснежка. Но такая жизнь не для меня. Я уже другой. Я родился, чтобы стать Боссом, и сдохну им. Я не могу предать доверие тысяч людей.

По моей щеке скатывается слеза, ведь я так живо представила слова Лазарро в своей голове. Он мог быть счастливым, а в реальной жизни убийца.

– Ты отказываешься от любовницы и жены, потому что боишься их смерти? – тихо спрашиваю.

– Нет. Я не боюсь их смерти. Я не хочу ни к кому привязываться. Для меня это табу. Я понял, что все женщины шлюхи, и ради одной из них рисковать своими людьми не буду. Они не заслужили этого. Брак по расчёту меня тоже не интересует. Я самодостаточен и не собираюсь принадлежать кому-то. Не позволю опустить себя на колени и снова почувствовать тяжесть кандалов. Я с ними слишком долго был знаком, – хмыкает Лазарро.

– Но не все же шлюхи…

– Белоснежка, не начинай. Я видел только шлюх. Моя мачеха была шлюхой. Каждая, побывавшая на моём члене, была шлюхой.

Обиженно цокаю и отодвигаюсь от Лазарро, но он сразу же возвращает меня обратно. Подхватывает мой подбородок пальцами, вынуждая посмотреть себе в глаза.

– Белоснежка, мне проще видеть тебя шлюхой, чем женщиной, которая умеет ценить верность. Не спрашивай почему. Не требуй от меня иного. Не заставляй меня поверить в иллюзию. Тебе нет места в моём мире. Мне нет места в твоём. Ты вернёшься домой и забудешь обо мне. А я продолжу жить дальше. Не усложняй, идёт? – спрашивая, потирает мой подбородок пальцем.

– Но это нечестно. Здесь дело даже не в будущем, а в настоящем. Я знаю, что мы не будем вместе и не строю на этот счёт никаких грёз и иллюзий. Клянусь. Но ты заведомо поставил на мне клеймо, а это сильно ранит. Я всегда стараюсь показать тебе, что ты важен для меня. Пусть мне нравится Карл, но ты… ты другой. Зачастую я хочу бежать от тебя, но умом понимаю, что подобное желание вызвано лишь страхом увидеть в тебе человека. Ты выдал мне табличку «шлюха», я тебе «убийца». Но разве это правильно? Не важно, какие там правила у вас. Но это простое человеческое отношение, ведь я табличку в твоих руках давно уже уничтожила. А ты до сих пор вынуждаешь меня её держать и показывать каждому встречному. Я сношу насмешки, издевательства и оскорбления именно из-за этой незримой таблички. И я не требую стать кем-то большим для тебя. Я всего лишь прошу не видеть во мне ту, кого нет. Пожалуйста, – шепчу, проводя ладонью по его щеке. Из глаз падают слёзы.

– Тебе было обидно, что я посчитала твой приказ настоящим. Ты знаешь, что чувствовал. Так подумай, что чувствую я, когда ты каждый раз и без причины называешь меня шлюхой. Это больно. Так же больно, как и в тот момент, когда я решила, что ты от меня отказался, отдав им на растерзание. И боль была ужасающей. Она отупляет меня. Она не злит, не вызывает ярости, просто медленно растекается ядом по крови, и тогда хочется выть от отчаяния, ведь так стараюсь показать тебе, что я другая. Я не предам, не изменю, не всажу нож в спину. Пусть я порой глупая, но честная, Лазарро. Не надо меня приравнивать к тем, кого убили там. Я не сделала ничего плохого для подобного наказания, – всхлипываю, голос пропадает.

Лазарро обхватывает мой затылок и касается губами моих губ. Он слизывает с них языком слёзы и, надавливая на мой затылок, кладёт мою голову себе на плечо.

– Прости, Белоснежка, я не могу, – шепчет он.

И это разрывает сердце сильнее, чем тысяча пуль. Я вновь понимаю, как всё бесполезно. Но ради чего я бьюсь? Ради места любовницы? Нет. Я борюсь за его сердце, а это уже заведомо проигранная игра. Он никогда не отдаст его мне, а моё уже болит за него. Увы, женщины не всегда влюбляются в подходящих мужчин. Они влюбляются не мозгами, а эмоциями. И Лазарро стал для меня оглушающим взрывом. Минным полем. Вечной войной. Увы, я это принимаю, потому что мне жаль, что мы всегда будем по разные стороны баррикад. Два параллельных мира пересеклись из-за трагической случайности. И дороги разойдутся. Пока я не знаю, что будет дальше, но уверена, что не важно, с каким исходом, но моё сердце будет разбито вдребезги этим мужчиной.