Текст книги "Труды по истории Москвы"

В торговлю Москвы с Константинополем, Кафой и Судаком втягивались русские, итальянские и греческие купцы. Об ее характере дает представление заемный документ, «кабала», выданная ростовским архиепископом Феодором совместно с митрополитом Киприаном на 1000 новгородских старых рублей. Кабала была дана в Константинополе «Николаву Нотаре Диорминефтру».[375]375
  АИ. Т. I. С. 473–474, № 252. Кабала помечена 8 сентября без года, издатели относят ее к 1389 году. Необычайный для русских документов язык кабалы объясняется тем, что она переведена с греческого подлинника.


[Закрыть] В ней читаем прямое обязательство помогать греческим купцам: «Аще единою страною Рускою возвратятся, имаемся приводити и всю торговлю их своимы проторы и наймом, и промыт, и прокорм, даже до рекы Богу». Таким образом, в кабале показан путь в Византийскую империю, шедший к реке Бугу, следовательно, в направлении на Белгород[376]376
  Позднее он назывался Аккерман, ныне – Белгород—Днестровский.


[Закрыть] на берегу Черного моря. Устанавливается и основной товар – меха («белкы добрыя тысячу по пяти рублев»).[377]377
  АИ. С. 473–474: «Имеешь волю ты сам, и вся твоя страна имати весь свой долг, от них же обретаешь Руського, и в Кафе, и во Оце, и во Грецкой земли и в поганскый». Слова «и во Оце» остаются непонятными; так нельзя было сказать о реке Оке; не испорчено ли это из слов «и во Орде».


[Закрыть] При дальности доставки этот товар имел наибольшее значение в русской отпускной торговле со Средиземноморьем.

Наряду с мехами надо предполагать и такие русские товары, как воск и мед, которые находили постоянный сбыт в ганзейских городах, торговавших с Новгородом. Привозные товары состояли, главным образом, из тканей, оружия, вина и пр. Из Италии везли бумагу, впервые вошедшую в русский обиход в Москве.

В торговом обиходе русских людей XIV–XVII веков встречалось некоторое количество слов, заимствованных с греческого: аксамит (золотая или серебряная ткань, плотная и ворсистая, как бархат), байберек (ткань из крученого белка), панцирь и пр.[378]378
  Записки имп. Археологического общества. СПб., 1865. Т. XI. С. 414, 420, 501.


[Закрыть] Сурожский ряд в московских торговых рядах и в более позднее время по традиции именовался Сурожским шелковым рядом. В казне великого князя хранились вещи, сделанные в Константинополе и отмечаемые в духовных великих князей как «царегородские».

Московские князья быстро учли выгоды поддержания добрых отношений с итальянскими купцами. Дмитрий Донской уже жаловал некоего Андрея Фрязина областью Печорой, «как было за его дядею за Матфеем за Фрязиным». Пожалование было только подтверждением более ранних грамот, восходивших к временам предшественников Дмитрия Донского, начиная с Ивана Калиты. Что искал Андрей Фрязин на далеком севере» Вероятно, целью его пребывания в Печоре была покупка мехов и диких соколов, дорого ценившихся при владетельных дворах Европы. Соколиная охота была любимым занятием, например, императора Фридриха II, короля Сицилии, оставившего по себе книгу о соколиной охоте. Потешающимся соколиной охотой изображен последний потомок Гогенштауфенов, юный Конрадин. Спрос на печорских соколов в Италии поддерживался высшими кругами общества.

После падения Византии торговый путь из Москвы в Константинополь по Дону потерял прежнее значение. Но ассортимент товаров, вывозимых из России в Турцию и обратно, в основном остался прежним. По новейшим исследованиям о русско—турецкой торговле XVI–XVII веков, предметами русского ввоза в Турцию являлись меха, предметы одежды, ловчие птицы, моржовая кость. Разнообразнее были товары, вывозимые из Турции в Россию: шелковые, хлопчатобумажные и шерстяные ткани, кафтаны, кушаки, тесьма, ковры, шелк—сырец, хлопок, кожа—сафьян, бакалейные и москательные товары, золото и серебро, оружие и конское снаряжение.[379]379
  Фехнер М. В. Торговля Русского государства со странами Востока в XVI веке. М., 1956 (см. сводную таблицу на с. 96–97).


[Закрыть]

Впрочем, торговля с Малой Азией и Средиземноморьем имела для России XVI–XVII веков гораздо меньшее значение, чем в более раннее время. Донской путь и связи с Судаком, Кафой и Константинополем в XIV веке были своего рода «окном в Европу», непосредственной связью русских земель с богатым Средиземноморьем. Захват итальянских колоний в Крыму турками надо считать большим бедствием не только для итальянских торговых республик, в первую очередь для Венеции и Генуи, но и для России. Недаром русский летописец с точностью до месяца отметил взятие Кафы турецкими войсками в 1475 году.

Конечно, торговля с итальянскими городами, расположенными в Крыму, и с Константинополем не была исключительным делом Москвы, но Москва была ее главным центром, только в Москве существовала корпорация купцов «сурожан».

Вторым важнейшим направлением московской торговли было направление на восток. Москва была связана с Волгой прямым водным путем по Москве—реке и Оке, но все—таки находилась в менее выгодном положении, чем Тверь, которая вела непосредственную торговлю с отдаленными странами Востока. Тем не менее, Волга и для Москвы имела немалое торговое значение. Из Москвы до Волги добирались двумя водными путями: первый вел по Москве—реке и Оке, второй – по Клязьме. В казанский поход 1470 года москвичи «поидоша Москвою рекою к Новугороду к Нижнему, а инии Клязмою».[380]380
  ПСРЛ. Т. XX. С. 280.


[Закрыть] К первым по дороге присоединились владимирцы и суздальцы, ко вторым – муромцы. Дмитровцы же, угличане, ярославцы – одним словом, «вси поволжане» – шли Волгой. Местом встречи русских отрядов был Нижний Новгород.

«Волжский путь», как он характерно назван в одном летописном известии, проходил по местности, гораздо более населенной в XIV–XV веках, чем позже, в середине XVI века, когда от Казани до Астрахани лежала почти пустыня, которую русские начали заново осваивать. Главными торговыми центрами на пути от Нижнего Новгорода были Великие Болгары,[381]381
  ПСРЛ. Т. XXIII. С. 120. В более поздних летописях Болгары заменены Казанью, чему неосмотрительно следуют некоторые историки.


[Закрыть] Сарай и Астрахань, с XV века – Казань. В Нижний Новгород сходилось немалое количество армянских и «бесерменских» купцов, под которыми часто понимались вообще купцы из мусульманских стран, а иногда специально болгарские. Кербаты, лодки, учаны, паузки, струги и другие речные суда стояли в летнее время под городом. Волжский путь посещался самыми различными купцами: русскими и восточными.

Московские купцы принимали немалое участие в волжской торговле. Вместе с Афанасием Никитиным из Астрахани в Дербент ехали тезики (бухарские купцы, таджики) и 10 русаков, а в другом судне 6 москвичей и 6 тверичей. Торговля Москвы с волжскими городами особенно усилилась после возникновения Казанского ханства, вступившего в тесные торговые связи с Москвой.

В конце июня на праздник Рождества Ивана Предтечи в Казани собиралась ярмарка, на которую съезжались русские и восточные купцы.[382]382
  ПСРЛ. Т. XIX. С. 23 (Казанский летописец); в нем об этом сказано так: «На той же день съезждяхуся в Казань изо всея Руския земля богата купцы и многая иноземцы далния, и торговаху с Русью великими драгими товары». См. также Казанская история / Подготовка текста Г. Н. Моисеевой. Под ред. В. П. Адриановой—Перетц. М.; Л., 1954.


[Закрыть] Две митрополичьи грамоты к казанским ханам с просьбой об оказании помощи митрополичьим слугам, едущим в Казань, говорят о постоянных торговых связях Москвы с Казанью. Митрополит несколько льстиво говорит о свободе торговли в Казанском ханстве: «Всим купцем нашым и иных земль купцем шкоты и убытков нет никоторых».

Восточная торговля оказала большое влияние на русский торговый лексикон, введя не только некоторые обозначения денежных единиц (деньга, алтын), но и своеобразные понятия торговых сделок и угощений (могарыч – угощение, маклак – посредник) и т. д.[383]383
  Худяков М. Очерки по истории Казанского ханства. Казань, 1923. С. 233–234. Грамоту митрополита Ионы см.: АИ. Т. I. С. 119–120.


[Закрыть]

Волжский путь связывал Москву с отдаленными странами Востока, которые вовсе не были столь недоступными для русских купцов, как это порой представляется в некоторых наших исторических работах. Напомним о путешествии Афанасия Никитина. Вероятно, один из таких путешественников составил любопытнейший список стран, завоеванных Тимуром: Чагодей (Чагатаи в Средней Азии), Хорусане (Хоросан), Гулустане (Гюлистан), Китай, Синяя Орда, Ширазы (Шираз), Испаган, Орнач, Гилян, Всифлизи (Тбилиси), Тевризи (Тавриз), Гурзустани, Обезы (Грузия), Гурзи (Гурийцы), Бактата (Багдад), Железная Врата (Дербент), Сирия, Вавилонское царство, Севастия, Армения, Дамаск. Русский автор хорошо передал название отделенных стран в их русской форме, так как некоторые названия приведенного описка употреблены в разных местах нашей летописи. Отдельные названия приведенного описка, испорченные переписчиками, легко восстанавливаются с помощью других текстов. Так, малопонятное «Всифлизи» исправляется списками Софийской второй летописи, где стоит Тефлизи».[384]384
  ПСРЛ. Т. XXIII. С. 134; см. также ПСРЛ. Т. VI. С. 125.


[Закрыть]

Восточные купцы в свою очередь посещали Москву и пользовались в ней значительным влиянием. Во время междоусобий середины XV века упоминаются Резеп—хозя и Абип, которым задолжал князь Юрий Галицкий, затративший большие деньги на подкуп золотоордынских вельмож. С восточными купцами заключались сделки, и на их имя составлялись письменные документы – «кабалы».[385]385
  ДДГ. С. 77 и 80.


[Закрыть]

По Волге шли на восток меха, кожи, мед, воск; с востока привозились ткани и различные предметы обихода.[386]386
  См. Фехнер М. В. Торговля Русского государства.


[Закрыть] Значение восточной торговли для русских земель XIV–XV веков было чрезвычайно велико и нашло свое отражение в русском словаре, где восточные названия тканей и одежды утвердились очень прочно. Так, уже в духовной Калиты названо, например, блюдо ездниньское – из Иезда в Персии, «пояс золот царевский», то есть золотоординский, 2 кожуха «с аламы с жемчугом», то есть богатые воротники с украшениями (от арабско—татарского слова «алам» – значок). Торговля Москвы с Востоком только начинала развиваться в XIV–XV столетиях, но и тогда уже получила большое значение. Поэтому даже в церковных книгах мы порой находим неожиданные записи восточных слов, почему—либо заинтересовавших переписчика или владельца рукописи. «Бирь, еки, уючь, тоучь, беш, алтын», – читаем, например, названия восточных цифр на страницах одной книги XV века, находившейся в библиотеке московского Чудова монастыря.[387]387
  ГИМ. Чудовское собрание, № 13 (Ефрем Сирин, XV века).


[Закрыть]

Кроме водного пути, к Сараю и Астрахани шла сухопутная дорога. По ней нагайские татары гоняли на продажу в Москву косяки коней. В конце XV века астраханский хан каждый год отправлял этим путем посольство к московскому великому князю и «караван татарских купцов с джездскими тканями, шелком и другими товарами». Путь из Астрахани в Москву шел «почти беспрерывно через степь».[388]388
  Библиотека иностранных писателей о России. СПб., 1836. Т. I. С. 91 (Контарини).


[Закрыть]

Связи Москвы с отдаленным севером поддерживались при посредстве Дмитрова, ближайшего северного порта Москвы. Рост этого города стал особенно сказываться в XV столетии, когда Дмитров сделался стольным городом особого удельного княжества. Как быстро росло значение Дмитрова, можно проследить по тому, каким князьям этот город доставался в удел. Дмитрий Донской отдал Дмитров четвертому своему сыну Петру. Василий Темный передал его во владение второму сыну Юрию. Позже Дмитров перешел во владение также второму сыну Ивана III – Юрию Ивановичу. Таким образом, Дмитров доставался вторым сыновьям великого князя, следовательно, считался самым завидным уделом, поскольку великие князья наделяли своих детей городами и землями по старшинству. Самым старшим доставались лучшие уделы.

Экономическое значение Дмитрова зиждилось на том, что от него начинался прямой водный путь, связывающий город с верхним течением Волги (Яхрома, на которой стоит Дмитров, впадает в Сестру, Сестра – в Дубну, приток Волги). Устье Дубны было местом, где речной путь разветвлялся: одна ветвь шла на север, а другая – на запад. Здесь товары нередко перегружались из мелких судов в большие.[389]389
  Тихомиров М. Н. Город Дмитров. Дмитров, 1925. С. 15–21.


[Закрыть] Удобное положение Дмитрова было особо отмечено Герберштейном, точно назвавшим все реки, которые связывали Дмитров с Волгой. «Благодаря такому великому удобству рек тамошние купцы имеют великие богатства, так как они без особого труда ввозят из Каспийского моря по Волге товары по различным направлениям и даже в самую Москву», – пишет Герберштейн.[390]390
  Герберштейн. Записки. С. 122.


[Закрыть] Дмитров вел крупную торговлю с севером, откуда везли соль, которую закупали не только купцы, но и монастыри, порой в больших размерах. При посредстве Дмитрова поддерживались торговые отношения Москвы с далеким севером. Московские промышленники ходили на Печору ватагами уже при Иване Калите. Владея Дмитровом и устьем Дубны, московские князья держали под своим контролем верхнее течение Волги. Поэтому Углич, Ярославль и Кострома рано попали в сферу влияния московских князей.

Речной путь от Дмитрова на север до Белоозера засвидетельствован рядом известий. Во время нашествия Ахмата этим путем бежала великая княгиня Софья Фоминишна. Покинув Москву, она «поиде к Дмитрову и оттоле в судах к Белуозеру».[391]391
  Неизданная Вологодско—Пермская летопись. ГИМ. Синод. собр., № 485, под 1480 годом. [ПСРЛ. М.; Л., 1959. Т. 26].


[Закрыть] Той же дорогой позднее ездил в Кириллов—Белозерский монастырь Иван Грозный. Удобные речные пути являлись предпосылками для раннего проникновения владычества московских князей на дальний север. Поэтому еще в конце XIV в. появился «владычный городок» на Усть—Выми (при впадении Выми в Вычегду), сделавшийся резиденцией пермских епископов и оплотом московских князей на севере.

В житии первого пермского епископа, написанном Епифанием Премудрым, имеются замечательные строки о географии русских северных земель: «Река же единая по названию Вымь обходит всю землю Пермскую и впадает в Вычегду. Река же другая именем Вычегда вытекает из земли Пермской и шествует на север и своим устьем впадает в Двину, ниже града Устюга в 40 верстах. Река же третья, называемая Вятка, течет в другую сторону Перми и впадает в Каму; река же четвертая Кама. Эта река обходит и проходит через всю землю Пермскую. По Каме многие народы живут, а Кама стремится прямо на юг и своим устьем впадает в Волгу, поблизости от града, называемого Болгар. Незнаемо как из одной страны вытекают две реки, Вычегда и Кама; одна из них несет воды на полночь, другая же на полдень. Для каждого хотящего идти в Пермскую землю удобен путь от града Устюга рекою Вычегдою вверх».[392]392
  Памятники старинной русской литературы, издаваемые гр. Гр. Кушелевым—Безбородко. СПб., 1862. Вып. IV (далее – Памятники старинной литературы). С. 123.


[Закрыть]

Вологда, Устюг и Усть—Вымь были основными базами по торговле Москвы с севером, откуда шли дорогие меха. В том же житии, из которого взято описание четырех северных рек, находим повествование о том, как пермичи украшали своих идолов дорогими мехами: тут были соболи, или куницы, или горностаи, или ласицы (хорьки), или бобры, или лисицы, или медведи, или рыси, или белки. Автор жития приписывает пермским кудесникам, сопротивлявшимся введению христианства, такие замечательные слова о значении меховой торговли для России того времени: нашею ловлею и ваши князья, бояре и вельможи обогащаются, в меха облачаются и ходят и величаются подолами своих одежд, гордясь перед народом… Не меха ли нашей ловли посылаются не только в Орду и доходят до самого царя, но и в Царьград, и в Немцы, и в Литву и в прочие грады и страны и в дальние народы.[393]393
  Памятники старинной литературы. С. 136 и 141.


[Закрыть]

Кроме мехов, с севера доставлялись ловчие птицы. За печорскими соколами отправлялись ватаги во главе с атаманами. Ловцы охотничьих птиц, или «помыточники», как их позже называли, были освобождены от княжеских повинностей и находились под охраной великого князя. Иван Калита так и поясняет в своей грамоте, что эти люди ему нужны («занеже ми люди те надобны»). В грамоте перечислено около 20 имен печорских сокольников, ходивших на Печору во главе с неким Жилой. Все это русские имена и прозвища (Острога, Бориско, Савица и др.). Они не были подчинены старостам и, видимо, населяли в Москве особую слободку.[394]394
  ААЭ. Т. I. № 3. С. 1. См. подробнее Кутепов Н. Великокняжеская и царская охота на Руси. СПб., 1896. С. 144–163. В северо—западной Сибири практикуется ловить зверей и птиц в «колодицы» и в «колодцы». Главную часть составляет боевая жердь, плаха или колодка. Зверь хватает притраву, помещенную на насторожке, насторожка сдвигается с места, и боевая жердь падает, сильно ударяет зверя и придавливает его своей тяжестью (с. 135).


[Закрыть]

С легкой руки И. Е. Забелина сложилось представление о большом значении новгородской торговли для Москвы. По словам Забелина, к Москве сходились торговые дороги «от Новгорода, через древнейший его Волок—Ламский, с Волги по рекам Шоше и Ламе на вершину реки Рузы, впадающей в Москву—реку. Здешний путь был короче, чем по руслу Волги, не говоря о том, что Москвою—рекою новгородцы должны были ходить и к рязанской Оке, и на Дон».[395]395
  Забелин И. Е. История Москвы. 1–е изд. С. 13. Во втором издании 1905 года (с. 16) об этом сказано осторожнее.


[Закрыть]

Эта мысль И. Е. Забелина иной раз повторяется в статьях и докладах, хотя никаких свидетельств о раннем развитии московской торговли с Новгородом мы не имеем. Да это и понятно. Ведь Новгород торговал с ганзейскими городами в основном товарами, привозимыми из его волостей, а также с Двины и верхнего Поволжья, а Москва торговала теми же товарами с итальянскими республиками. Новгород и Москва направляли свои торговые усилия в разные стороны. Новгородская торговля ориентировалась на север, а московская – на юг. Новгород снабжал товарами немецкие ганзейские города, а участниками московских торговых оборотов были итальянские республики – Генуя и Венеция.

Связи Москвы с Новгородом стали быстро усиливаться в XV веке, особенно во второй его половине, когда турки овладели Константинополем и итальянскими колониями в Крыму. Тогда Новгород сделался отдушиной для московской торговли; тогда между Москвой и Новгородом установились более прочные экономические связи, и это в значительной степени способствовало подчинению Новгорода московским князьям.

По Каме и Шоше, как пишет И. Е. Забелин, действительно можно было добраться от Волока—Ламского к Волге, но этот путь в конечном итоге выводил к Твери. К тому же река Лама под городом Волоколамском настолько ничтожна по глубине и ширине, что никак не верится в ее торговое значение. Из Москвы к Твери легче было добраться или сухим путем, или по Волге от Дмитрова. Участок же водного пути от Дмитрова до Твери засвидетельствован нашими источниками. Этой дорогой великая княгиня Софья Витовтовна спасалась в Тверь от Шемяки. Он догнал ее на устье Дубны.

Путь от Москвы в Новгород обычно шел через Тверь. Эта дорога была наиболее безопасной и оживленной, вследствие чего такой крупный монастырь, как Троице—Сергиев, рано «озаботился приобретением» на Новгородско—Тверской дороге большого села Медна «промеж Торжьком и Тверью».[396]396
  АСЭИ. Т. I. № 2. С. 26–27.


[Закрыть] Однако известен был и другой, несколько более кружный путь из Москвы в Новгород. Как и предполагал И. Е. Забелин, он проходил через Волоколамск на Микулин и далее прямо на Торжок, в обход тверских владений.[397]397
  Этим путем ходил на Новгород в 1477 году великий князь Иван III (ПСРЛ. Т. XVIII. С. 255).


[Закрыть] Такой кружный путь имел свои удобства, так как позволял объезжать тверские таможенные заставы. По нему нередко ездили из Новгорода в Москву и обратно. Дорога на Волок была одинаково удобна и для новгородцев, и для москвичей. Поэтому Великий Новгород и Москва упорно держали Волок—Ламский у себя в совладении, чтобы иметь прямой доступ из Московской земли в Новгородскую, в обход Тверского княжества.

«Московские товары» состояли из мехов и сельскохозяйственных продуктов. Какое—то значение должны были иметь привозные итальянские, греческие и восточные предметы. Из Новгорода поступали оружие и ткани, в первую очередь сукна, приводимые из ганзейских городов. «Поставы ипские», то есть штуки знаменитого фландрского сукна, известного на Руси под именем «ипского» (от города Ипра), неизменно упоминаются в числе подарков, поднесенных великому князю новгородцами. Новгородский пояс хранился в числе драгоценностей в казне великих князей XIV века. Позже различного рода серебряные сосуды, вывезенные из Новгорода, оказались также в числе имущества великих и удельных князей. Во время пребывания Ивана III в Новгороде ему непрерывно подносили в подарок золотые монеты (корабленики), поставы ипского сукна, рыбий зуб, белое и красное вино.[398]398
  ПСРЛ. Т. XXV. С. 305.


[Закрыть] «Московский» товар скапливался в значительных количествах в Торжке, куда его везли на речных судах. В 1445 году тверской князь «товара московьского и новгородского и новоторжского сорок павозков[399]399
  Павозок – речное судно.


[Закрыть] свез в Тверь».[400]400
  Новгородская лет. С. 426.


[Закрыть]

Важнейшие пути от Москвы на запад проходили через Волок—Ламский и Смоленск. Сухопутная дорога от Волока на Ржев и Зубцов имела, по—видимому, большее значение, чем воображаемый водный путь по небольшим речкам, притокам Днепра и Москвы—реки. Около 1370 года этим путем «от Рускыя земли западныя, от Москвы и от Твери до Смоленска» ходил архимандрит Агрефений, насчитав 490 верст до Смоленска.[401]401
  Православный палестинский сборник. СПб., 1896. Т. XVI, вып. III.


[Закрыть] Неясно только, откуда считать 490 верст до Смоленска – от Москвы или от Твери, или дело надо понимать таким образом, что Агрефений ходил в Смоленск из Москвы через Тверь, что также вполне допустимо. Прямой путь из Смоленска в Москву в основном должен был совпадать с позднейшей Смоленской дорогой, так как Вязьма считалась промежуточным пунктом.[402]402
  ПСРЛ. Т. XVIII. С. 154. Во время войны Василия Дмитриевича с Витовтом в 1407 г. «бывшем же им у Вязмы, и ту вземше перемирие разыдошася».


[Закрыть] Весь путь от Смоленска до Москвы в начале XV столетия одолевался примерно в 5—10 дней. Так, митрополит Фотий выехал из Смоленска во вторник на пасхальной неделе, а приехал в Москву на той же пасхальной неделе.[403]403
  Русские летописи. М., 1897 (отд. оттиск из Чтений ОИДР). С. 64.


[Закрыть]

На запад ехали через Смоленск по сухопутной дороге, так как водный путь к Можайску вверх по Москве—реке имел небольшое значение. Да это и понятно. Ведь верховье Москвы—реки слишком удалено от сколько—либо судоходных рек верхнеднепровского бассейна. Поэтому наши источники и молчат о судоходстве от Москвы до Можайска или даже до Звенигорода. Связи с Западом поддерживались главным образом, сухопутными дорогами, значение которых непрерывно увеличивалось и становилось особенно заметным с XV века. В это время замечается подъем западных подмосковных городов: Рузы, Звенигорода, Вереи, Боровска. Это признак оживления и экономического роста западной окраины Московской земли, а также усиления связей Москвы с Западом.

Московская торговля с Западом поддерживалась в основном при посредстве Смоленска. Особенно прочные связи с Литовским великим княжеством установились с конца XIV века. Летопись отмечает, что в 1387 году пришел князь Василий на Москву, а с ним князи, польские паны, и поляки – «ляхи» и литва.[404]404
  ПСРЛ. Т. XXIII. С. 131.


[Закрыть] Речь идет о великом князе Василии Дмитриевиче, бежавшем из Орды в Подольскую землю, а оттуда прибывшем в Москву. Торговля Литовского великого княжества с Москвой особенно усилилась в XV столетии. В Китай—городе с давнего времени находилась церковь с характерным прозванием Воскресения «в Панех» или в «старых Панех».[405]405
  Скворцов Н. Московская церковная старина: Уничтоженные в московском Китай—городе церкви. СПб., 1895. С. 16–17.


[Закрыть] Некоторые московские купцы являлись контрагентами литовских заказчиков, в их числе был Василий Ермолин. Он писал своему заказчику из Литвы, что в Москве можно найти рукописи и сделать с них хорошие копии, но требовал прислать ему денег и бумаги. В рассказе о митрополите Фотии назван литовский купец, оклеветавший митрополита («некто гость с торгом прииде из Литвы»).[406]406
  ПСРЛ. Т. XI. С. 224.


[Закрыть]

Каждый год в Москву съезжалось «множество купцов из Германии и Польши для покупки различных мехов, как—то: соболей, волков, горностаев, белок и отчасти рысей».[407]407
  Библиотека иностранных писателей о России. СПб., 1836. Т. I. С. 111 (А. Контарини).


[Закрыть] В этом известии итальянского путешественника Москва выступает основным центром торговли мехами наряду с Новгородом. Главным привозным товаром, ввозимым с Запада, было сукно. Поэтому и суконный ряд в московских торговых рядах в XVIII веке носил название «Суконного Смоленского ряда».