Текст книги "Труды по истории Москвы"

Связи с Константинополем и южнославянскими странами помогали Москве выступать в роли освоителя новых технических усовершенствований, внедрявшихся на Руси после долгих лет культурного обнищания, вызванного татарскими погромами. В 1346 г. в Москве начали лить колокола. Литейным мастером был некий Бориско. В поздних летописных сводах он назван «Римлянином», но в ранних сводах он упомянут без этой добавки. Вероятно, мастер был болгарином, так как имя Борис особенно распространено в Болгарии.[1026]1026
  ПСРЛ. Т. XVIII. С. 95.


[Закрыть] В 1404 г. на великокняжеском дворе в Москве были поставлены часы с боем; их ставил серб Лазарь, афонский монах.[1027]1027
  Там же. С. 281.


[Закрыть]

Близкие связи с Востоком подчеркиваются ранним появлением в Москве огнестрельного оружия – пушек и тюфяков. Как доказал В. В. Мавродин, слово «тюфяк» персидского происхождения и пришло к нам с Востока. Пушки и тюфяки впервые появляются в Москве, и летописец говорит о них по случаю разорения города Тохтамышем в 1382 г.

Таким образом, Москва в наиболее тяжелые годы татарского ига была тем местом, откуда технические усовершенствования Средиземноморья и Востока распространялись по русским землям. Но Москва с самого начала своей культурной деятельности была чужда слепому подражанию иноземному. Даже люди, получившие византийское образование, как митрополит Алексей, были далеки от преклонения перед чужой, византийской образованностью. Исследователи русского языка XIV в. отмечают любопытнейшую особенность двух московских Евангелий, написанных в Москве в 1354 и 1358 гг. В них заметно стремление приблизить старинную речь к народному московскому языку. Переписчики по просторечию пишут «Иван» вместо «Иоанн»; в евангелии 1358 г. «особенно заметно усилие передать мысль текста яснейшими русскими и даже простонародными оборотами речи»; употребляются такие выражения, как «и аще кто поимет тя в версту», «смотри цветца селнаго»[1028]1028
  Горский А. В., Невоструев К. И. Описание рукописей Московской синодальной библиотеки. Отд. 1. № 25. С. 254.


[Закрыть] и т. д.

Тенденция покончить с феодальной обособленностью отдельных земель проявляется и в искусстве. В частности, это сказалось в том, что лучший московский мастер начала XV в., непревзойденный Андрей Рублев, поехал во Владимир и расписывал там обветшавшие владимирские соборы.

Особое положение Москвы как центра русского народа сказывается в литературе и искусстве. Центральное политическое событие времени Дмитрия Донского – Куликовская битва – порождает целый цикл сказаний о Мамаевом побоище. В этих сказаниях проводится мысль о том, что время бедствий русского народа кончается. Татарское иго, началом которого московские книжники считали битву при Калке, потрясено победой на Куликовом поле, поэтому «Задонщине» предпосылается расчет лет от Калатской битвы (т. е. битвы на Калке) до Мамаева побоища. Нельзя не обратить внимания на то, что ни одно событие XIV в. не было прославлено в таком числе сказаний, как Куликовская битва, сделавшаяся символом победы русских над татарами, победы, неразрывно связанной с Москвой и ее князем Дмитрием Донским.

XV столетие было временем очень трудным для Москвы. Разорение посадов Москвы в 1409 г. от отрядов Едигея, длительная феодальная война и соперничество Василия Темного с Дмитрием Шемякой, опустошительные пожары и эпидемии задерживали рост города, мешали накоплению культурных богатств. И тем не менее в XV в. еще ярче становится значение Москвы как передового русского города.

К середине XV в. старые связи со странами Средиземноморья ослабли. Турецкие завоевания положили конец Византийской империи и итальянским колониям на черноморских берегах. Москва продолжала торговать с Югом, но все яснее становится ее посредническое значение в торговле Запада с Востоком. Для европейца, возвращавшегося из долгого путешествия по странам Востока, Москва XV в. казалась первым европейским городом, где можно было отдохнуть после долгих скитаний и чувствовать себя в безопасности. «12 сентября 1476 г. вступили мы, наконец, с благословением Божиим в Русскую землю», – пишет итальянский путешественник, возвращавшийся в Европу из Персии. «26–го числа прибыл я, наконец, в город Москву, славя и благодаря всемогущего Бога, избавившего меня от стольких бедствий и напастей», – вырывается у того же путешественника вздох облегчения.[1029]1029
  Библиотека иностранных писателей о России. СПб., 1836. Т. I (путешествие Контарини).


[Закрыть] Позади остались голые степи, восточные города с произволом их властителей. Впереди Европа, а Москва – уже европейский город, связанный постоянными сношениями с Италией. Только так можно объяснить приведенные выше слова путешественника.

В Москве постоянно жило некоторое число выходцев из Западной Европы. Поляки, немцы, итальянцы, греки, болгары и сербы встречались на ее узких улицах, а самое главное – общественный строй России был близок и понятен европейцам. Недаром знаменитый Герберштейн в начале XVI в. обращал особое внимание на религиозные обряды русских, разъясняя своим соотечественникам, что русские такие же христиане, как и они, только отличаются от них своими религиозными обрядами. Западноевропейские обычаи проникали ко двору, и мы неожиданно узнаем о существовании при дворе московского великого князя Василия

Дмитриевича рыцарских турниров («игрушки»), во время которых был заколот княжеский кормиличич.[1030]1030
  ПСРЛ. Т. XVIII.


[Закрыть]

В самой Западной Европе все более устанавливался взгляд на Русскую землю как на передовой оплот христианских земель на Востоке. Русский митрополит Исидор занял почетное место на Флорентийском соборе 1439 г., получив кардинальскую шапку и звание апостольского легата. Конечной целью унии, которой добивался папа Евгений, было присоединение к римской церкви многочисленных русских, греков, румын, болгар и сербов. Поэтому папа извещал Василия Темного «о благословенном успехе Флорентийского собора, славном в особенности для России, ибо архипастырь ее более других способствовал оному».[1031]1031
  Карамзин Н. М. История государства Российского. М., 1820. Т. IV. С. 333.


[Закрыть] Отказ московского великого князя принять унию был равнозначен провалу всего предприятия, задуманного римской церковью. Так это расценивают и некоторые современные католические историки.

Та посредствующая роль звена, связывающего Запад и Восток, которая выпала на долю Москвы, ярко очерчивается и в известиях о сношениях Москвы с Востоком. Эти сношения в основном поддерживались при помощи великой волжской дороги. Ближайшим посредником в торговле Москвы с Востоком служила Казань, выросшая ко второй половине XV в. в крупный город, где собиралась ежегодная летняя ярмарка. На нее съезжались русские купцы «и многие иноземцы далния и торговаху с Русью великими драгими товары».[1032]1032
  ПСРЛ. Т. XIX. С. 23.


[Закрыть] В восточной торговле соперничала с Москвой все еще богатая Тверь, но уже намечались признаки преобладания Москвы. В конце XV в. московские митрополиты посылали в Казань своих купчин, снабжая их особыми рекомендательными письмами к казанским князьям. В Москву гонят свои конские стада ногайские татары и располагаются для торговли лошадьми на больших лугах под Симоновым монастырем. Вместе с лошадиными барышниками приезжают и другие купцы с Востока. Для государей Средней Азии далекая Москва начинает представляться столицей великого и богатого народа, и в Москве появляется посол чагатайского султана Усейна для переговоров «о любви и дружбе».[1033]1033
  ПСРЛ. Т. XXIV. С. 207.


[Закрыть]

Почти одновременно прибывает в Москву посольство грузинского царя Александра. Героически обороняющаяся от напора турок и персов Грузия уже ищет поддержки на далеком севере, в Русском государстве. Нельзя без волнения читать слова грамоты грузинского царя, обращенные к Ивану III: «…веры нашие крепости всесветлый государь, всем еси государем прибежище, бедным еси подпора и бесерменом еси надея, законной земли грозный государь».[1034]1034
  Карамзин Н. М. Указ. соч. Т. VI. Прим. 373.


[Закрыть]

Истинное значение этих связей Москвы с Востоком обнаруживаем при чтении посольских дел по сношениям России с Турцией в начале XVI в. Когда султан Сулейман Великолепный запретил крымскому хану воевать с московским государем, хан написал султану следующее: «Не велишь мне пойти на московского и на волошского, ино мне чем быти сыту и одету. А московский князь великий стоит на тебя с одного Кизылбашом. Прислал к нему Кизылбаш посла своего, и князь великий дал Кизылбашу пушек много, и мастеров, и доспехов».[1035]1035
  ЦГАДА. Турецкие дела, кн. 1, л. 191 об. (Отписка дьяка Третьяка Губина от сентября 1521 г.). Выписка доставлена мне Мухамедьяровым.


[Закрыть] Слух о помощи Василия III персам (Кизылбашу) был ложным, но показательно, что этому слуху верили в Константинополе, где смотрели на Москву как на военный арсенал, откуда персы могли получить пушки и доспехи.

Многочисленные нити связывали Москву с Востоком и Западом, создавали из нее подлинный крупнейший международный центр. Если для Запада Москва была, крайним пунктом европейского цивилизованного мира, то для Востока она являлась также конечным пунктом восточной цивилизации. Эта мировая международная роль Москвы до сих пор не отмечена в наших исторических работах, в которых привыкли рассматривать московскую культуру XV–XVI вв. с точки зрения передовых европейцев того времени, умевших ценить только свою культуру и считавших все чужое низким, мелким и отсталым.

Наряду с этим международным значением Москвы, окончательно сложившимся уже ко времени княжения Ивана III, все яснее становится ведущее значение Москвы как передового и направляющего центра русской культуры XV–XVI вв. Мы встречаемся с поразительным разнообразием способов распространения политического влияния Москвы на другие феодальные центры, хотя бы на Великий Новгород. Новгородцы рано появились на русском севере, но деятельность их за пределами бассейна Северной Двины ограничивалась военными экспедициями и собиранием дани. Московские князья уже в конце XIV в. поступили по—иному. Центром утверждения русского влияния в глухой стране зырян (коми) явилась вновь основанная Пермская епископия. Владычный городок на Усть—Выми был не только укрепленным замком, но и местом, откуда русская культура распространялась среди зырян, для которых первый пермский епископ Стефан изобрел особую азбуку. Есть предположение, что для новой епископии были заново составлены сборники законов и особая Кормчая, включившая в свой состав Русскую Правду.[1036]1036
  Тихомиров M. Н. Исследование о «Русской Правде». М.; Л., 1941. С. 186.


[Закрыть] Таким образом, военная экспедиция на север сопровождалась и своеобразной культурной миссией, и это в тяжелые годы татарского ига!

Несомненной особенностью московских культурных тенденций являлось стремление отказаться от местных сепаратистских стремлений, типичных для эпохи феодальной раздробленности, выдвинуть на их место идею общерусского единства. Конечно, эта идея выросла не сразу и не являлась только московским достоянием, но она получила особенное развитие именно в Москве. Видимым показателем этой идеи было составление общерусских летописных сводов, время появления которых относится к первой половине XV в.[1037]1037
  Шахматов А. А. Обозрение русских летописных сводов XIV–XVI вв. М.; Л., 1938.


[Закрыть] Далеко еще не все ясно в истории появления этих сводов, но одно несомненно: их существование. Общерусские летописные своды ставили своей задачей дать историю не одного какого—либо княжества, а всей Русской земли в целом и, надо сказать, разрешали эту задачу более или менее удачно в рамках летописных произведений и с их особой формой исторического повествования. В Москве возникла и первая попытка создать труд, посвященный общемировой истории, с включением в нее русских исторических событий. И хотя составление этого труда приписывается сербу Пахомию Логофету, общая тенденция «Хронографа» московская.

Таким образом, еще в период феодальной раздробленности именно в Москве зарождаются и крепнут тенденции общерусского единства, и они находят свое выражение в знаменитых словах, с которыми летописец обращается к своим соотечественникам в смутные дни нашествия Ахмата в 1480 г.: «О храбрии, мужествении сынове Рустии. Потщитеся сохранити свое отечество Русскую землю от поганых, не пощадите своих глав».[1038]1038
  ПСРЛ. Т. VIII. С. 207.


[Закрыть] Так московский автор вносит новую идею – идею общерусского патриотизма на смену местному, областному патриотизму москвичей, новгородцев или тверичей, умиравших за святую Софию, за святого Спаса или еще за какой—либо символ местной самостоятельности.

Образование Русского государства создало новые предпосылки для развития русской культуры в целом и культуры Москвы в частности. Можно сказать без преувеличения, что вся русская культурная жизнь XVI–XVII вв. была тесно связана с Москвой как столицей и важнейшим центром русского народа. В эти столетия еще заметнее стало особое международное положение Москвы. Трудно было найти европейскую столицу, в которой так причудливо смешивалось бы самое пестрое население, где встречалось бы такое число представителей различных народов. Итальянцы, немцы, шведы, голландцы, англичане, поляки, венгры, румыны с Запада, сербы, болгары, греки, армяне, грузины и турки с Юга, татары, узбеки, персы с Востока были постоянными гостями нашей столицы. Эти связи с дальними странами нередко углублялись дипломатическими сношениями и обменом посольствами между московскими государями и иноземными властителями. Вот почему те культурные связи, которые Русское государство поддерживало и развивало в XVI в., были разносторонними и вовсе не укладываются в общую схему восточных или западных влияний, как это изображается в ряде наших исторических трудов.

В Западной Европе с пристальным вниманием следили за Русским государством. «Перечитывая твой тщательный труд о Московии, Иовий, я начал верить в иные миры Демокрита», – пишет один автор по поводу труда Павла Иовия Новокомского о Московском государстве начала XVI в. В этих характерных словах замечаем удивление образованных иностранцев, внезапно увидевших на востоке Европы большое государство со своеобразной вековой культурой, с которой они не были знакомы до того времени.[1039]1039
  Герберштейн С. Записки о московитских делах. СПб., 1908. С. 251.


[Закрыть] Московское государство все больше привлекает к себе внимание, и уже в начале XVII в. француз де Ту посвящает ему особые страницы в своей всемирной истории.

При посредстве Русского государства ученые Западной Европы знакомятся с севером Европы и странами Сибири и Средней Азии. Герберштейн прямо говорит, что он свои сведения заимствовал из русского дорожника, «хотя в нем, по—видимому, и есть нечто баснословное и едва вероятное».[1040]1040
  Там же. С. 132.


[Закрыть]

Несомненно, московский дорожник был источником, в некоторых случаях не вполне достоверным. Зато сведения Герберштейна о татарах, особенно о Казанском ханстве, отличаются всеми признаками доброкачественности. Во всяком случае, и Герберштейн, и Меховский писали о странах Поволжья и Сибири на основании русских сведений. Таким образом, круг европейских географических сведений о странах Северной Азии расширялся при посредстве русских материалов. И в этом отношении России принадлежит почетное место в истории географических знаний о земном шаре.

Что касается южнославянских стран, то для них русская, в основном московская, культура получила в XVI в. особое значение. Если в XIV–XV вв. болгарские и сербские образованные люди приезжали на Русь и привозили с собой старинные культурные навыки южнославянских стран, то в XVI в. мы уже встречаемся с новым явлением – мощным культурным влиянием, которое распространяется по славянским землям из России. Книги, церковная утварь, иконы, денежная помощь поступали в Сербию и Болгарию с севера. Мощное Русское государство, единственное «православное» славянское государство, властвующее над большей частью Восточной Европы, является для порабощенных греков, сербов и болгар залогом их будущей независимости. «Дядо Иван», как прозвали в Болгарии далекую Россию, призван освободить покоренных славян от ненавистного турецкого ига. И волею событий, как мы знаем, это пророчество оправдалось.

Еще большую и непосредственную культурную роль русский народ играет на Востоке. Нам не для чего закрывать глаза на тяжелое угнетение, которое русское завоевание на первых порах несло народам Поволжья и Сибири. Ужасен был гнет царизма. Но нельзя забывать и того, что пустынные пространства Поволжья, Северного Кавказа и Сибири были заново заселены русскими и приобщены к культуре. Завоеванные Казань и Астрахань сделались городами, куда проникла европейская культура, и записки Дженкинсона о его путешествии в Среднюю Азию ярко показывают, что для европейцев граница цивилизованного мира кончалась вместе с границами Русского государства.

Сделавшись столицей могущественного государства, Москва стала притягательным центром не только для России, но и для соседних братских народов – Украины и Белоруссии. Это новое значение Москвы особенно ярко выявляется в событиях, связанных с началом московского книгопечатания. В настоящее время все яснее становится, что искусство книгопечатания пришло к нам с Юга, из Венеции или Сербии, а вовсе не из Германии.[1041]1041
  Тихомиров M. Начало московского книгопечатания // Ученые записки Московского университета. М., 1940. Вып. 41.


[Закрыть] Теперь ясно, что и знаменитый первопечатный Апостол отнюдь не является первопечатным, что ему предшествовали так называемые безвыходные издания, выпущенные московской типографией без выходных данных, т. е. без обозначения, где и когда их печатали.[1042]1042
  Там же.


[Закрыть] Однако первые московские печатные книги не были простым подражанием каким—либо западноевропейским образцам: они сразу получили свой особый отпечаток. В этом отношении наиболее замечателен первопечатный Апостол. Он набран шрифтом московских рукописей XVI в., имеет киноварные буквы этих рукописей, но украшен заставками так называемого фряжского стиля, по—видимому, заимствованными с Запада Эффектная внешность его послужила образцом для дальнейших печатных книг, выпускаемых в Москве. Таким образом, Апостол необыкновенно ярко отразил в своей внешности типичные особенности московской культуры с ее разнообразными иноземными связями и умением перерабатывать иноземные новшества во что—то свое, русское, новое и замечательное.

Книгопечатание, начатое в Москве стараниями Ивана Грозного и митрополита Макария, нашло дальнейшее развитие за рубежом. Пресловутое бегство первопечатников Ивана Федорова и Петра Мстиславца в Литву далеко не было простым бегством. Иначе мы не могли бы понять ту легкость, с какой типографские шрифты оказались за границей, в Заблудове, и как туда попал именно царский экземпляр «первопечатного» Апостола.[1043]1043
  Там же.


[Закрыть] Это можно было сделать только с согласия самого Ивана IV в те годы, когда литовские паны вели переговоры с Иваном IV и серьезно думали о его кандидатуре на польский трон.

Известен дальнейший путь первопечатников: Петр Мстиславец обосновался в Вильно, Иван Федоров переехал во Львов и там положил начало украинскому книгопечатанию. Замечательнее всего то, что и на чужбине до конца своих дней Иван Федоров с гордостью называл себя «москвитином». Таким образом, начало украинского книгопечатания ведет нас к Москве, уже занявшей почетное место культурного центра братских народов России, Украины и Белоруссии.

Это большое культурное значение Москвы ярко выступает и в области литературы. Здесь Москве принадлежит исключительное место, так как лучшие памятники века неразрывно связаны с Москвой, которая использует культурное наследие древних городов – Киева и Новгорода. Так появляется грандиозный двенадцатитомный труд – «Четьи—Минеи» митрополита Макария. Они ставят своей задачей собрать воедино весь житийный материал, который накопила Русская земля к середине XVI в. «По первоначальной идее это должен был быть сборник сказаний о всех святых, чтимых на Руси; но теперь Макарий соединил эту идею с еще более грандиозной идеей – выражения всего духовного богатства русского народа».[1044]1044
  Сперанский М. Н. История древней русской литературы. М., 1914. С. 516.


[Закрыть]

Грандиозный труд, каким были «Четьи—Минеи» митрополита Макария, обнаруживает основное направление московских культурных кругов, стремившихся создать памятники, отражающие величие Русской земли. Подобную же цель преследует «Степенная книга» – в сущности, первый исторический русский труд, в котором вся русская история изложена с определенных позиций прославления рода московских князей, создателей Русского государства с его центром в Москве. Наконец, величайшее по размаху культурное предприятие Грозного – лицевые летописные своды – преследуют ту же цель: дать связную историю Русской земли с древнейших времен, иллюстрировав ее большим числом миниатюр. Величественные литературные предприятия эпохи Грозного не могли бы быть выполнены, если бы в Москве не существовали постоянные кадры переписчиков, художников и просто образованных людей, способных принять участие в создании больших литературных произведений эпохи. Все, что написано и создано было в других русских городах XVI в., отступает на второй план по сравнению с Москвой. И даже «Четьи—Минеи» Макария доходят до нас в двух изданиях: Успенском и Софийском, т. е. московском и новгородском.

То, что мы наблюдаем в области литературы, с не меньшей четкостью бросается нам в глаза и при рассмотрении других отраслей русской культуры XVI в. В Москве производится подновление обветшавших икон, привозимых из других городов. Здесь возникают споры о самом характере иконного написания. Москва жадно впитывает в себя и перерабатывает те культурные приобретения, которые сделаны в других русских землях, давая новые замечательные памятники искусства. Нагляднее всего это можно увидеть на примере внедрения каменной шатровой архитектуры.

Уже во второй половине XV в. в Москве создается своя архитектурная школа, применяющая нововведение в строительном деле: обожженный кирпич задолго до появления итальянцев во главе с Аристотелем Фиоравенти.[1045]1045
  ПСРЛ. Т. XII. С. 118.


[Закрыть] Итальянские художники внесли ряд технических усовершенствований, но сами подпали под влияние русской художественной стихии. Поэтому уже первое здание, построенное итальянским мастером, – Успенский собор – оказалось совершенно не похожим на итальянские постройки. Недаром современник многозначительно замечает, что Аристотель возводил здание «по своей хитрости»: «а делаша же наши же мастыры (мастера. – M. Т.) по его указу».[1046]1046
  ПСРЛ. Т. XXIV. С. 194.


[Закрыть] Впоследствии тип большого пятиглавого собора, в который были внесены соответствующие изменения, утвердился во всем Русском государстве, сделался любимым зданием, украшавшим городские площади и богатые монастыри. Интересно, что Архангельский собор с его иноземными деталями остался почти без подражания: он был одинок на русской почве.

Русские мастера, работавшие по указанию Аристотеля, создали новое поколение архитекторов, вооруженных европейскими строительными знаниями, но далеких от рабского подражания чужеземному. Так, в XVI в. в России возникает национальный русский архитектурный стиль, подобного которому мы не находим во всем мире, – шатровые постройки.

Уже И. Е. Забелин четко показал связи каменных шатровых построек с деревянным русским зодчеством. Тем не менее, несмотря на то, что русские шатровые храмы не имеют себе подобных во всем мире, была сделана попытка поднести инициативу их создания очередному «немцу» или итальянцу. В прикрытой, но достаточно ясной форме сравнение наших шатровых храмов с итальянскими церквами находим в книге А. И. Некрасова, полностью игнорировавшего сходство русских каменных и деревянных шатровых храмов.[1047]1047
  Некрасов А. Очерки по истории древнерусского зодчества. М., 1936. С. 260.


[Закрыть]

Но отвлечемся от ученых рассуждений и обратимся к тому, что говорят о шатровых церквах современники, которые, вероятно, были более осведомлены об их происхождении, чем самые ученые люди нашего времени. В 1532 г. в дворцовом селе Коломенском, под Москвой, была сооружена шатровая каменная церковь Вознесения. «Бе же церковь та велми чюдна высотою, и красотою и светлостию, такова не бывала преже сего в Руси», – говорит по случаю ее построения современник.[1048]1048
  ПСРЛ. Т. VIII. С. 279.


[Закрыть] Какой же образец послужил для этой церкви» На это находим ясный ответ в одном летописце XVI в., где читаем, что Коломенская церковь была построена «на деревяное дело».[1049]1049
  Рукопись ГИМ. Синодальное собрание, № 939, под 1532 годом // Исторические записки. Т. 13. С. 88. Подобную же запись читаем в летописце того же собрания, № 940.


[Закрыть] Вот подлинный текст этого замечательного и неоспоримого свидетельства: «Князь великий Василей постави церковь камену Взнесение господа нашего Исуса Христа вверх на деревяное дело в своем селе Коломенском».[1050]1050
  Исторические записки. Т. 13. С. 268.


[Закрыть] Термин «древена вверх», обозначающий шатровые церкви, так часто встречается в писцовых книгах XVI в., что не требует пояснений. Что касается древности шатрового стиля в деревянной архитектуре, то в доказательство его раннего существования можно привести неизданное свидетельство Вологодско—Пермской летописи о церкви в Вологде, построенной в 1493 г. Вот что читаем в этой летописи: «Того же лета маиа в 12 в понеделник на память святого отца Епифаниа архиепископа Кипрьскаго владыка Филофей Пермский и Вологодцкый заложил церковь вверх святое Вознесение Господа Бога и Спаса нашего Исус Христа в своем монастыри на Вологде в слободке, и свершена того же лета месяца сентября, а мастер тое церкви Мишак Володин Гулынского, а стала 22 рубля, опроче мосту вокруг церкви и кровли»[1051]1051
  ГИМ. Синод. собр., № 485. Л. 509.


[Закрыть]

В приведенном выше известии 1493 г. находим прямые указания на то, что церковь в Вологде была построена «вверх», т. е. шатром, и что она была окружена помостом. Замечательнее всего, что в конце XV в. шатровые церкви уже обозначались термином писцовых книг «вверх», а сомневаться в точности летописной записи нет никаких оснований, так как Вологодско—Пермская летопись дошла до нас уже в списках середины XVI в.[1052]1052
  Проблемы источниковедения. М., 1940. Т. III (о Вологодско—Пермской летописи).


[Закрыть] Итак, у нас имеются все основания утверждать, что шатровое деревянное зодчество существовало на Руси уже в XV в.

Однако воплощение шатровых храмов в камне было делом не бедного русского севера, а богатой Москвы. Ранние каменные шатровые храмы окружают Москву. Их находим в Коломенском, Острове, Беседах, т. е. в дворцовых царских селах. Была ли церковь в Коломенском их прототипом, мы не знаем, но что прототипом Вознесенской церкви в Коломенском был деревянный храм, это мы точно знаем из ясного свидетельства летописи. Вспомним также, что в 1529 г. Василий III вместе с молодой женой Еленой ездил на север, в Кириллов монастырь и в Вологду, а на следующий год родился долгожданный наследник – будущий царь Иван Грозный.[1053]1053
  ПСРЛ. Т. VIII. С. 272.


[Закрыть] Будет правильно предположить, что церковь Вознесения в Вологде и послужила прототипом каменной церкви в Коломенском, построенной в память поездки «по чудотворцем», у которых Василий III вымаливал себе сына. Московские мастера воплотили в камне деревянные постройки севера и создали свой национальный, ни с чем не сравнимый архитектурный стиль. Вершиной их мастерства был храм Василия Блаженного в Москве (Покровский собор), построенный по многим переводам и образцам, как об этом говорит летопись.

Большое число ремесленников, живших в Москве, создавало из нее крупнейший производственный центр Московской Руси XVI в. Поэтому ряд предметов получает прозвание «московских», что обозначает особенность данного предмета, характерную именно для московского производства. В описи ратных доспехов Б. Ф. Годунова 1589 г. находим немало обозначений вроде: «сабля турская», «лук бухарский» и т. д. Но в ней же мы встречаем и такие названия, как «лук московской с тетивою», «лук московское дело», «копье московское, промеж пер до тулей через грань наведено золотом». Тут же наравне с «шеломами черкасскими», «шамохейскими», «литовскими» названы «шеломы московские», а далее следуют «пансыри московские», «юмшаны московские», «трубы московские».[1054]1054
  Записки имп. Археологического общества. СПб., 1865. Т. XI. С. 296–307.


[Закрыть] Так в области производства оружия Москва идет впереди других русских городов и дает свое прозвание различным его образцам.

Московская духовная и материальная культура все сильнее оказывает влияние на остальные русские земли. Даже в области церковного пения Москва становится застрельщицей новых запевов. Грозный окружает себя знаменитыми певцами: они создают новые напевы, память о которых надолго сохранится у будущих поколений.

Не случайно у очевидца московского разорения в начале XVII в. вырываются слова, рисующие значение Москвы для всей России: «И так разрушена была великая Москва, и разграблены ее сокровища, и засели поляки во внутреннем городе в превысоком Кремле, и тут разделили награбленное по всему войску и начали веселиться, как победители, обильные многими богатствами. Оставшиеся же москвичи, как побежденные, бегут отовсюду по дорогам и площадям, и не знают, куда бежать, и не имеют, где главы преклонить. Услышано же было об этой победе во всех градах московских, что превеликая Москва разрушена и раскопана, и плакали об этом все люди».[1055]1055
  РИБ. Т. XIII. СПб., 1891. С. 694.


[Закрыть] В XVI в. сами русские люди начинают называть свою страну Московской по имени столицы и даже остальные города – московскими. В Западной Европе название «Московия» становится общепринятым.

В событиях начала XVII в. Москва играла центральную роль. Она была тем пунктом, захват которого польские интервенты ставили своей целью в первую очередь. Поэтому занятие Москвы интервентами оплакивалось всей Россией, а освобождение ее от польских войск рассматривалось как освобождение страны от иноземного ига. «Иди под Москву. Есть ли будет Москва за тобою, и мы готовы быть твоими», – говорят королевичу Владиславу русские изменники.[1056]1056
  Летопись о многих мятежах. 2–е изд. М., 1788. С. 266.


[Закрыть]

Москва сравнительно скоро оправилась от разорения и вновь стала крупнейшим центром Восточной Европы. О Москве XVII в. мы уже имеем вполне достоверные данные русских и иностранных источников. Москва XVII в. представляется нам обширным городом, со значительным числом каменных построек. Громадное число московских церквей было построено в XVII в. на средства посадских людей. Среди них встречаем и небольшие храмы, увенчанные пятью луковичными главами на длинных шеях, и величественные церкви, подобные церкви Воскресения в Кадашах, построенной богатыми кадашевцами, имевшими большие торги и промыслы и ворочавшими немалыми капиталами.

В XVII в. чрезвычайно расширились те международные связи, которые и ранее создавали из Москвы крупнейший связующий центр между Западом и Востоком. Расширились и дипломатические сношения России с другими странами. Установился обмен посольствами: на Западе – с Испанией и Францией, на Востоке – с отдаленным Китаем. Усиленные попытки иностранных купцов наладить европейскую торговлю со Средней Азией при посредстве России общеизвестны. Известно также, какое большое число иноземцев оседало в Москве, где возникла особая Немецкая слобода. Однако обычное представление о культурной роли этой слободы в Москве крайне преувеличено. Иностранные влияния должны были бы с особенной силой сказаться в русском искусстве XVII в., но как раз в этой области мы находим только отдельные черточки, напоминающие нам об иноземных течениях в искусстве. Даже в знаменитые иконы Симона Ушакова и росписи ярославских церквей только к концу века вносятся новые, «фряжские» черты, как по старой традиции иногда обозначают западноевропейские влияния, хотя они теперь в основном идут из Северной Европы, а не от «фрягов», из Италии. При всех новых веяниях русская иконопись XVII в. продолжает традиции прежнего времени.

Московские мастера по—прежнему быстро осваивают новые технические приемы, заимствованные из Западной Европы, но по—своему их обрабатывают и осмысливают. Об этой способности русских быстро осваивать лучшее из иностранных технических навыков говорит Я. Рейтенфельс, приезжавший в Москву в 1671–1673 гг. «Число искусных мастеров, некогда весьма небольшое в Московии, в наше время сильно увеличилось, и самые мастерства в высокой степени усовершенствовались. Этого русские достигли благодаря становящемуся с каждым днем все более свободному обращению с иностранцами, а также природной понятливости и способности их ума. И действительно, они не только радушно принимают иностранных мастеров, европейских и азиатских, являющихся к ним по собственному желанию, но и приглашают их к себе, предлагая через послов и письменно большое вознаграждение, причем так успешно подражают им, что нередко превосходят их новыми изобретениями».[1057]1057
  Рейтенфельс Я. Сказание светлейшему герцогу Тосканскому Козьме III о Московии. М., 1906. С. 96–97.


[Закрыть]