Текст книги "Труды по истории Москвы"

В прошлой лекции мы с вами рассмотрели по преимуществу характер делопроизводства, сложившегося в приказных учреждениях.

Сегодня мы попытаемся взглянуть поглубже: какие документы выходили из этих приказных учреждений и поступали в них из местных, или провинциальных учреждений, т. е. приказных изб и прочих изб, существовавших в то время в России.

Следует сказать, что в XVII в. формуляр приказных бумаг сложился довольно точно, и подьячие и дьяки этого времени, можно сказать, не ошибались в том, как строить ту или иную бумагу, с чего ее начинать, как излагать и чем кончать эту бумагу.

Формуляр приказных бумаг складывался постепенно. В основном его сложение падает, как мне кажется, на XVI в. В XVII в. это уже вполне сложившееся канцелярское делопроизводство. Сломано оно было только в начале XVIII в., когда введен был новый канцелярский порядок при Петре I.

Нельзя утверждать, что все петровское делопроизводство и последующее делопроизводство XVIII в. было более четким, чем в XVII в. Оно приняло более, так сказать, ученый характер, известную ученую видимость: вместо «памяти» XVII в. при Петре I писали «промемории», вместо «отписки» появились «репорты» и т. д. Но если присмотреться к делопроизводству более раннего времени, то мы увидим, что многое из того, что сделано при Петре I по типу голландских, французских, немецких учреждений, собственно, могло бы и не делаться, необходимости такой в этом не было.

Остановимся теперь на тех основных, как бы мы сказали сейчас, входящих и исходящих бумагах, которые господствовали в приказных учреждениях XVII в. Здесь мы остановимся главным образом на бумагах делопроизводства приказных учреждений. Я это подчеркиваю.

Дело в том, что и в настоящее время существует еще такая терминология, согласно которой всякая бумага, выходящая от имени царской власти в XVII в., именуется грамотой. И в документах само слово «грамота» употребляется постоянно.

Но, если вы присмотритесь, как употребляется слово «грамота», то увидите, что словоупотребление это чрезвычайно широкое. В отличие от жалованных царских грамот, которые выдавались на поместья, вотчины, на пожалование угодий, – в отличие от этих грамот существовали другого вида грамоты, которые, по—моему, надо обозначать другим именем – «указ», т. е. те грамоты, которые выходили из приказных учреждений от имени царя Алексея Михайловича или какого—нибудь другого царя XVII в.

Вся путаница в терминологии происходит главным образом потому, что целый ряд документов, исходивших от имени царя, были практически документами, исходившими от приказов. Начинались они одними и теми же словами: «От царя и великого князя Михаила Федоровича всея Руси…» и т. д. Присмотревшись к этим указам, вы увидите отличие большое в самом их построении.

Уже с самого начала подобие грамот и указов заключается в том, что они пишутся от имени царя, но титул царя в указах дается совершенно по—иному, чем в царских грамотах. Там начинается обычно словами: «Божиею милостью мы, великий государь царь Алексей Михайлович, всея Великие и Малые и Белые России самодержец…». А указ начинается более простыми словами: «От царя и великого князя Михаила Федоровича всея Руси в Великий Новгород воеводе нашему…».

Строится указ обычно по—другому, чем грамота – та же жалованная или какая—нибудь другая. В конце указа имеется дата следующего характера: «Писан на Москве лета 7130–го майя в 3 день». Следовательно, «писан на Москве» может относиться не к слову «грамота», а к слову «указ».

Эти различия между грамотой и указом имели место в приказном делопроизводстве XVII в. Надо отметить, что это отличие грамоты от указов не является просто формальным, – оно, как мне кажется, должно отражать самую суть этого приказного делопроизводства.

Дело в том, что указ – это, собственно говоря, бумага, написанная от имени государя в каком—нибудь приказе или другом учреждении, близком к царю, но не от самого царя.

Присмотревшись к указам, вы увидите, что указы собственно состоят из двух частей. Первая часть представляет собой изложение дела, вторая – резолютивная часть – что надо делать. Первая часть чаще всего является ответом на какую—нибудь бумагу, которая была раньше: отписку, челобитную, память, где кратко излагается ее содержание. Во второй части указывается то, что надо сделать по тому или иному документу.

Как пример приведем один из указов, относящийся к 1635 г. Его начало: «От царя и великого князя Михаила Федоровича всеа Русии в Сибирь воеводе нашему Ивану Федоровичу Еропкину да подьячему Ивану Селетцыну». Дальше: «Писали к нам из Сибири с Верхотурья воевода Данило Милославский, да ты, Иван Селетцын, и прислали под отпискою своею Верхотурского уезду наших ясашных людей, сотника Гришка Кузмичева с товарищи, челобитную, а в челобитной их написано…»[992]992
  РИБ. Т. II. СПб., 1875. № 183. Стб. 764–766.


[Закрыть] Дальше следует изложение челобитной, где говорится о бедности ясашных людей, что появляются среди них русские люди, которые уничтожают леса, и животных становится все меньше и меньше. И заявляется следующая просьба: «И нам бы их пожаловати, велети им в наш ясак и в поминки соболи платить без хвостов». Почему «без хвостов»" Потому что хвосты продают сами на базарах и тем кормятся.

На это идет ответ, который всегда начинается словами: «И как к вам ся грамота придет…», далее следует указание на то, что надо сделать. В этой резолютивной части делается в данной грамоте (указе) полный отказ в челобитье. И формулировка: «…чтоб они с верхотурских ясашных людей наш ясак и поминки потому ж имали с хвостами».

Рассмотрим обе части указа с точки зрения исторической: как ими надо пользоваться, что они могут дать»

Несомненно, первая часть имеет большое значение в том случае, если вы не имеете предыдущего документа. Перед вами прямое указание на то, что такая—то тогда—то существовала отписка, челобитная, память, иногда словесное обращение, на которые последует ответ. Если у вас имеются документы такого характера, на которые поступает ответная грамота (указ), то краткая запись имеет интерес только с точки зрения того, как в приказе поняли, например, челобитную и на что обратили внимание.

Далее. Если у вас не имеется определенной датировки обращения, которое изложено в грамоте (указе), то вам придется обратить внимание на дальнейшее распоряжение и на датировку самой грамоты (указа).

Основное в грамоте (указе) заключается именно в той резолютивной или распорядительной части, которая и отвечает на первоначальный вопрос. Эта резолютивная часть отражает собственно деятельность приказа или в более широком смысле слова – правительства. И в данном случае, следовательно, показывает определенную правительственную практику своего времени.

Указы – наиболее распространенные бумаги в делопроизводстве наших центральных архивов. Чаще всего они сохранились в черновиках. Сохранились с теми документами, которые вызвали их, в первую очередь с отписками. Что же касается подлинных указов на местах, то их осталось сравнительно немного. Большинство из них по тем или иным причинам погибли. В частных руках такие указы могут оказаться только чисто случайно, если они были взяты из соответствующего архива.

Обратимся ко второму виду документов – к так называемой «отписке». Под отпиской понимался, вообще говоря, документ, который поступал в приказ от какого—нибудь официального лица: от воеводы, отписку мог послать епископ, посол и т. д. Все это будут отписки. Если этого вида бумаги шли от более мелких людей, то они назывались другим названием – «сказкой». Причем эти сказки потом сохранились и в XVIII в. и получили очень большое развитие.

Отписка XVII в. составлялась по определенному формуляру. Начинается она с обращения: «Государю царю и великому князю Алексею Михайловичу, всеа Великия и Малыя и Белыя России самодержцу, холоп твой Мишка Лодыженской челом бьет…». И далее: «По твоему государеву цареву и великого князя Алексея Михайловича всеа Великие и Малые и Белые России указу и по наказу, каков дан мне, холопу твоему, да дьяку Федору Тонково на Москве за приписью дьяка Григорья Протопопова велено мне, холопу твоему, збирать на тебя великого государя… ясачная, и поминочная, и десятинная, и всякая мяхкая рухлядь в Якутцком уезде и по иным сторонным рекам и в новых землицах».[993]993
  Колониальная политика Московского государства в Якутии XVII в. Л., 1936. С. 99.


[Закрыть] Далее – сообщение о выполнении поручения.

Следует отметить, что подобного роду формуляр иногда имел отклонения. Обычно же в отписке после титула имеются две части.

Первая часть – изложение причин, почему написана отписка. Иногда в этой части дается изложение царской грамоты, которая поступила раньше и на которую надо дать ответ. Иногда излагается поступившая челобитная. Иногда – другие причины, вызвавшие написание отписки.

А дальше идет распорядительная, резолютивная часть, которая обычно начинается словами: «И в нынешнем, государь, во 153–году …». Заканчивается отписка чаще всего словами: «И о том нам, холопем твоим, что ты, государь, укажешь …». Иногда просят посоветовать, как поступить, чтобы, мол, «твоему государеву делу прорухи не было» или чтобы «нам, холопам твоим государевым, в опале не быть». Если вы присмотритесь к отписке, то увидите, что она по своему формуляру как бы заключает в себе то же самое, что имеет и царская грамота.

Но между отпиской и царской грамотой есть прежде всего одна существенная разница. Грамота или указ имеет точную дату. Отписка никогда даты не имеет. Иногда о ней, т. е. о дате, можно судить по тому, что написано, какая последняя дата имеется в отписке. Последняя дата – это есть возможная дата этой отписки. Но только возможная, потому что отписка могла и залежаться.

На помощь, до некоторой степени, вам приходит помета. Помета на обороте листа обычно обозначает время, когда получена данная отписка. Когда имеется помета о времени получения отписки в приказе и времени отсылки грамоты, то перед вами две даты, до и после, в пределах которых до известной степени вы можете разобраться.

Часто вопрос точной датировки большого значения не имеет. Но когда речь идет о политических событиях – о восстаниях, о военных действиях и т. д., – отсутствие даты отписки чрезвычайно неудобно.

Надо заметить, что как указ, так и отписка, как я сказал, в крупных фондах центральных и местных архивов чередуются друг с другом.

Причем необходимо обратить внимание на то, что в центральных архивах черновиками будут царские грамоты, а отписки подлинными, и наоборот, в провинциальных, царские грамоты будут подлинными, а отписки черновыми. Очень часто на эту особенность не обращается никакого внимания. Вот ценный сборник «Колониальная политика Московского государства в Якутии XVII в.» Там указываются столбцы, откуда что взято, а черновик это или подлинник, не указывается, как будто перед нами сплошные подлинники.

Нужно вам сказать, что работающие над указами и отписками пытаются иногда наивно все написанное принимать на веру. Между тем сами царские грамоты крайне необъективны.

При изучении вопросов Псковского восстания 1650 г. я убедился, что существуют царские грамоты, у которых пять или шесть черновиков и которые между собой очень сильно различаются.

Что касается отписок, то они еще больше искажают действительность. Так, в тех же делах 1650 г. (я на них останавливаюсь потому, что документы о восстании 1650 г. прекрасно сохранились в разных столах, в разных приказных учреждениях) мы встречаемся с очень любопытным документом – отпиской князя Хованского. Хованский пишет, например, подойдя к Пскову, что ему, мол, удастся быстро взять Псков. Но когда он видит, что ему посылают мало подмоги, он начинает жаловаться. И, наконец, жалобы его доходят до наибольшей высоты; мол, люди разбредаются розно, есть нечего, и в постные дни, государь, едим мы мясо. Дальше пишет, что псковичи часто делают вылазки и они, мол, нас грозятся в котле сварить и съесть. Но как только Хованский узнает, что Псков «замирился», что сюда едет делегация Земского собора, – он берется за перо и пишет, что не нужно было посылать делегацию, что Псков и так бы сдался. И как, мол, было ему не «замириться», когда Хованский здесь с такими силами стоял.

Представляете, в какое положение попадает человек, который относится к отпискам этим без критики или имеет одну отписку. Перед вами будет совершенно неправильная картина.

Приказные ухищрения и искажения действительности особенно сильны в военных отписках. Здесь чаще всего, если даже потерпели поражение, стараются это поражение скрыть или как—то уменьшить, – если это победа была какая—то, то она расширяется до чрезвычайных размеров.

Обратимся теперь к другим видам приказных документов. Наиболее распространенным, кроме указов и отписок, видом приказных документов были памяти. Название «память» – очень расплывчатое. Но, в сущности, это документ, которым ссылаются учреждения между собой. Приказ Холопьего суда не имеет права Посольскому приказу указать, а написать «память» имеет право. Воевода другому воеводе не имеет права написать отписку, указ, но он имеет право написать память.

Формуляр памяти всегда один и тот же и очень удобный для историка. Он начинается точной датой, когда написана память.

Возьмем хотя бы память 1645 г.: «Лета 7153–го февраля в 5 день по государеву цареву и великого князя Михаила Федоровича всеа Русии указу и по приказу воевод… память Ленского волоку таможенным целовальником… велено на Ленском волоке в таможне у государевых дел быти в подьячих Лалетина на Сенькино место Плехана подьячему Семену Ермолину. И как к вам ся память и подьячий Семен на волок придет…». Дальше следует распоряжение о передаче дел новому подьячему.[994]994
  Там же. С. 10.


[Закрыть]

Следовательно, память – это напоминание, что делать следует, со ссылкой на царский указ. Здесь обратите внимание на то, что между собой переписываются и употребляют выражение «указ», а не «грамота», что подтверждает правильность, собственно говоря, разделения указов и грамот.

Виды памяти самые различные, и не всегда их легко различить. Особенно распространенной является так называемая «наказная память» с указанием, как поступить, выполнить то или иное поручение и т. д.

Такая наказная память – это очень распространенный провинциальный документ, или документ человеку, отправляемому в командировку, – там указывается, что следует делать.

Другой характер имеет «доездная память». Доездная память – тоже своего рода командировка, в которой кратко говорится, как надо выполнить поручение на месте. Например: «Лета 7121–го марта в 23 день по государеву… указу от столника и воевод… пушкарю Петруше Никифорову… ехати ему в Вологоцкой уезд Прилуцкого монастыря в село Выпрягово и в Дедюкову пустынь доправити на крестьянех под зелейную казну десять подвод тотчас». Такого рода поручений могло быть множество, поэтому в различных архивах мы встречаем довольно большое число доездных памятей.

Кроме указов, отписок и памятей, существовали и другие виды приказных документов, очень распространенные и требующие пояснений.

Конечно, я отнюдь не ставлю задачу исчерпать перед вами все виды приказных документов. Но остановиться на наиболее типичных, дать их характеристику – это стоит сделать.

Очень распространенной формой приказных документов являлись так называемые «наказы». Наказ представлял собою, собственно говоря, перечисление того, что нужно сделать в случае назначения на новую должность.

Особенно распространен был наказ воеводам, где указывалось, как воевода должен принимать новый город и как он должен был поступать на новом месте.

Наказ начинается обычно, как память, датой: «Лета 7134–го генваря в 23 день государь… велел стольнику и воеводам… быти на своей государеве службе во Пскове… И столнику и воеводам, приехав в Псков…». Далее следует наказ, как им поступать. Они должны взять городовые ключи и принять город. Причем дается предписание, как поступать в дальнейшем в этом городе, на что обращать особое внимание.

Наказы воеводам до некоторой степени однообразны, и они писались по определенному формуляру. Но все—таки в целом ряде наказов мы встречаем чрезвычайно важные и интересные сведения, относящиеся к определенному городу.

Я сошлюсь на такой знаменитый наказ, относящийся к 1555 г., который дан был казанским воеводам и в котором были указаны те мероприятия, которые эти воеводы должны были провести на месте в только что завоеванной Казани.

В других случаях имеются сведения, иногда очень важные для понимания обстановки, внутренней или внешней, в порубежных городах.

При всем стремлении к централизации, которая проводилась очень рьяно в XVII в., при всем разнообразии таких наказов, даже самому царскому правительству и приказным дельцам XVII в. было совершенно ясно, что все предугадать в наказе невозможно. Вот почему в отдельных случаях добавлялись слова о том, что надо действовать, «как вам милосердный Бог поможет» или «как вас милосердный Бог известит». Смысл этих слов заключался в том, что в случаях, которые наказом не предусмотрены, надо действовать по собственному разумению.

И вот здесь мы подходим в наказе к интересным вопросам. Обычно, когда изображают Россию XVI–XVII вв., говорят о великой централизации России, потому что пользуются в основном приказными документами, сосредоточенными в наших учреждениях. Когда вы разворачиваете эти приказные документы, перед вами картина всеобъемлющей деятельности приказов. Но когда вы присмотритесь, как эти наказы на местах проводились в жизнь, и в какой мере это приказное делопроизводство связывалось с тем, что было на местах, у вас останется очень невысокое представление о централизации XVII в. Наказы воеводам в этом отношении представляют подлинное приказное творчество XVII в., которое, как правило, на местах не выполнялось. Если читать наказы, то у вас останется чрезвычайно высокое представление о XVII в. А если вы почитаете, как воеводы жили в XVII в. на местах, у вас останется обратное представление. И разница будет примерно такая же, как между чтением учебника Иловайского, с одной стороны, а с другой стороны – «Истории города Глупова» Салтыкова—Щедрина.

Действительность совершенно не сочетается с тем, что дают наказы. В наказах мы читаем о том, как воевода должен прийти в город, принять ключи, как должен отправить старого воеводу. А действительность такова, что когда являлся новый воевода и уезжал старый, то в городе происходила суматоха: люди старого воеводы начинали с того, что вывозили все добро из тех палат, в которых жил этот воевода, вплоть до заслонок и дверных петель; и когда сюда въезжал новый воевода, то первым делом приглашались мастера и заново все делали. Таким образом, наказы воеводам представляют большой интерес, но к ним надо относиться с очень большой осторожностью.

Обычно вместе с наказом составлялся так называемый «расписной список», или «роспись», которая составлялась воеводой на то хозяйство, которое он принял в свое распоряжение. Например: «Роспись псковскому пушечному наряду и сколко х которой пищали ядер и всяким пушечным запасом, и зелейной и свинцовой казне».

Обычно такая роспись представляла собою опись того, что воевода принял: печати в приказных избах, ключи от ворот с росписью ворот, наряд артиллерии. Причем наряд не просто поминается, а перечисляется, сколько ядер и кто из пушкарей прикреплен к данному орудию.

Списки такие очень часто не имеют дат. И в этих случаях для датировки росписного списка необходимо пользоваться или тем наказом, который воевода получил и который имеет определенную дату, или отпиской, которую воевода послал вместе с росписным списком, или, наконец, пометой. Такая помета имеется на росписи псковскому пушечному наряду: «141–го февраля в 25 день псковский помещик Стахей Вельяминов. Написать в роспись и в книгу». Значит, роспись составлена в феврале 1633 г.[995]995
  Росписной список // Сборник Московского архива Министерства юстиции. М., 1914. Т. VI. Кн. 2. С. 40–53. № 9.


[Закрыть]

Очень важным провинциальным документом являлись годовые сметы. Годовая смета составлялась в городе и начиналась обычно датой. И дальше шло предписание прислать ратных людей и запасы. В порубежных городах иногда сообщалось и о заставах, которые стояли перед зарубежными городами. Например, берем хотя бы годовую смету того же Пскова за XVII в., которая издана в шестом томе «Сборника Московского архива Министерства юстиции». В ней мы найдем сведения о всех ратных людях, которые были в Пскове в XVII в. в определенном году. Причем эти ратные люди пишутся по статьям. О них так и написано: дворяне и дети боярские идут по городам, сотники и стрельцы по приказам, расписываются и посадские люди и т. д. Это важнейший источник, показывающий, правда, только количество ратных людей. Иногда сведения в них даются заниженные, заниженные потому, что воевода не старался представлять блестящим то, что он получил.

Особый и очень интересный документ представляют доклады и докладные списки. Это название «доклад» сохранилось в настоящее время в названии «докладная записка», т. е. записка с изложением какого—нибудь дела и иногда с предложением, что делать по этому делу.

Происхождение таких докладов очень раннее. Уже в документах XV в. мы встречаемся с докладами тех или иных бояр великому князю.

Доклады начинаются чаще всего датой и изложением того или иного мероприятия. Причем эти докладные списки представляют большой интерес тогда, когда имеют на себе пометы о том или ином исполнении, в частности о докладе Боярской думе или царю.

Один из таких докладов напечатан в сборнике «Крестьянская война под предводительством Степана Разина».[996]996
  Крестьянская война под предводительством Степана Разина. Т. I. С. 67–68.


[Закрыть] К сожалению, как и в некоторых других документах, опубликованных в этом сборнике, там допущены кое—какие ошибки. Но в целом этот документ дает полное представление о докладе.

Начинается этот доклад так: «В нынешнем во 174–м году августа в 16–м числе салдацкого строю полковник Матвей Кровков в Розряде подал роспись за своею рукою. А в росписи написано у него 14 человек колодников».

На самом докладе написана помета: «Выписать к великому государю в доклад». И дальше следует роспись с пометами, что делать с этими 14–ю колодниками; одного наказать, другого бить нещадно батогами, третьего освободить. Пишется, например, так: «Степановы люди Федорова сына Жданова Андрюшка Иванов, Пронька да Якушка Ефимовы, пойманы на дороге, как Матвей Кровков ехал с Тулы к Москве, а бежали от Степана с Москвы к донским казаком, а с собою свели 4 лошеди». Помета: «Бить батоги нещадно и отослать их в приказ Холопья суда для отдачи ему по крепостям».

Конечно, не надо думать, что формы доклада этим ограничивались. Но большое количество документов более или менее с разными вариациями укладывается именно вот в эти формы.

Возьмем хотя бы посольские дела. Для посольских дел характерны статейные списки. Статейный список о посольстве включает обычно указ о посольстве, памяти, отписку о том, что сделал посол. Иногда в статейный список включали и доклад.

Следовательно, статейный список, содержащий материал по тому или иному посольству, если разобрать его на отдельные документы, будет состоять из документов разных видов, не считая царского указа, с которого начинается, и не считая тех или иных грамот, которые посылались иноземным, т. е. иностранным государям.

Если бы мы взяли другого рода документы, то убедились бы, что в них можно видеть те же основы приказного делопроизводства, но с некоторыми изменениями.

Среди документов, которые особенно часто встречаются в делах о политических преступлениях XVII в. и о восстаниях, особенно распространены расспросные и пыточные речи.

Расспросные речи начинаются обычно: «В таком—то году в такой—то день допрошен иноземец Иван Петров и в распросе сказал…» И дальше следует его расспрос. Пыточные речи являются разновидностью расспросных, но составляются они при пытке. Расспросные речи с точки зрения исторической, когда они относятся к военным делам, делам о восстаниях, к различным политическим событиям, являются важнейшим источником. Они представляют интерес потому, что в них человек рассказывает непосредственно о том, что он видел сам и что он сам слышал. Они, как правило, и отличаются даже в приказных документах своим более народным характером при изложении.

Почему? Потому что подьячие, записывавшие расспросные речи, боялись пропустить то или иное выражение, которое употребляло данное лицо, так как их самих могли обвинять в небрежении к тому или другому человеку.

Вот почему расспросные речи во всех документах XVII в., на мой взгляд, важнейшая часть этих документов. И в следственных делах они важны, важнее указов и отписок, потому что они отображают взгляды восставших, взгляды участвовавших в сражениях, каких—либо политических событиях и т. д. Особенно важны расспросные речи тогда, когда речь идет о каких—либо обвинениях политического порядка. Всякое дело о непригожих речах против царя в основе своей держалось на расспросных речах, отписка воеводы – на расспросных речах, царская грамота – на отписке воеводы, на расспросных речах. Подлинным протоколом речей этих и будут расспросные речи или пыточные речи.

Конечно, и здесь возможны описки, неверные указания. Но в целом все—таки под угрозой пыток и тяжелого наказания чаще всего старались давать более или менее точные показания.

Иногда расспросные речи давали и люди, не подвергавшиеся никакой опасности. Например, Ф. Емельянов, в псковское восстание бежавший из Пскова и приехавший в Москву. Расспросную речь с него сняли. Рядом с ним А. Л. Ордин—Нащокин. Он начал карьеру с того, что примчался из Пскова, чтобы объявить государю о псковском мятеже и «бунтовании».

К расспросным речам примыкает еще один документ, так называемые «изветные челобитные». Чтобы понять, что представляли собой изветные челобитные, надо остановиться на самом понятии «челобитная». Под челобитной понимался очень пестрый документ, прежде всего жалоба или просьба. Если человек хотел получить жалование, или получить милостыню какую—нибудь, или поместье, он составлял челобитную, – от слова «челом бить» – кланяться.

В XVI в. существовал специальный Челобитный приказ. Один из моих учеников – С. О. Шмидт – доказал, какое значение имел Челобитный приказ, когда во главе него стоял А. Адашев.[997]997
  Шмидт С. О. Челобитенный приказ в середине XVI столетия // Известия Академии наук СССР. Серия истории и философии. М., 1960. Т. VII. Вып. 5. С. 445–458.


[Закрыть]

В XVII в. челобитная – это определенный документ, который вы сейчас же отличите от отписки. Если отписка начиналась словами: «Государю царю и великому князю…», то челобитная: «Царю государю и великому князю…» Самое большое неудобство челобитной заключается в том, что челобитная не имеет даты, и поэтому ее приходится обычно датировать по помете, которая имеется на челобитной. Она писалась, когда челобитная поступала адресату.

Надо иметь в виду, что челобитчик предстает перед нами обычно в виде человека нищего, до конца разоренного, которому жить нечем и который умирает голодной смертью. Иногда мог «умирать голодной смертью» и боярин, имеющий значительное количество поместий. Бывают челобитные такого сорта, что плакать хочется – до того жалостно они написаны. Но если будете жалостно относиться, то, вероятно, ошибетесь в челобитчике.

В челобитной указывались подвиги челобитчика, что он всегда государю радеет и всегда выступает против его недругов. За это радение ему и полагалось соответствующее вознаграждение.

К челобитным примыкает так называемая «изветная челобитная» или «извет». Изветная челобитная представляет собою не что иное, как донос (извет).

Некоторые из этих доносов шли по чисто доносительской линии, другие делались иногда из страха, чтобы ему не приписали какой—нибудь опасной вещи.

Изветная челобитная была большим и страшным оружием в XVII в., когда с необыкновенной внимательностью присматривались к делам политического свойства, к так называемым «непригожим речам», особенно когда в непригожих речах имелось что—нибудь политическое, потому что события начала XVII в. показывали, что очень многие дела начинались вроде бы с пустой вещи. Существует целый ряд дел начала XVII в., смысл которых заключался в том, что люди провозглашали здравицы за царя и великого князя Дмитрия Ивановича. Это были своего рода лозунги, протест против существующего гнета.