Текст книги "Труды по истории Москвы"

О БИБЛИОТЕКЕ МОСКОВСКИХ ЦАРЕЙ (ЛЕГЕНДЫ И ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТЬ)[1098]1098
  Статья впервые напечатана в журнале «Новый мир», 1960, № 1, перепечатана в кн.: Тихомиров М. Н. Русская культура X–XVIII вв. М., 1968. Текст публикуется по последнему изданию. Подробный обзор литературы о библиотеке Ивана IV вместе с реконструкцией ее состава см.: Библиотека Ивана Грозного: Реконструкция и библиографическое описание / Сост. Н. Н. Зарубин. Подгот. к печати А. А. Амосов под ред. С. О. Шмидта. Л., 1982. – Прим. ред.


[Закрыть]

В истории встречаются загадки, которые долго привлекают к себе внимание и подчас так и остаются неразрешимыми. К числу таких загадок относится и вопрос о библиотеке московских царей XVI–XVII веков. О ней, как далее будет видно, рассказывают различные источники, и, казалось бы, нельзя сомневаться в том, что такая библиотека существовала. Однако сообщения этих источников подвергнуты сомнению. Одни из них признаны недостоверными, другие считаются если и достоверными, то недостаточными для того, чтобы сказать с точностью, что это была за библиотека и, в частности, были ли в ней латинские и греческие рукописи светского содержания. К тому же первоначальные сухие высказывания наших историков постепенно обросли различного рода легендами и дополнениями.

А между тем вопрос о библиотеке московских царей выходит далеко за пределы простого любопытства. Он имеет громадное значение для понимания культуры средневековой России. Вот почему нам хотелось бы заново поставить эту проблему и познакомить любителей прошлого нашей Родины с одной из ярких страниц ее истории.

О том, что московские цари обладали большой библиотекой греческих и латинских рукописных книг, в Западной Европе в XVI в. ходили разнообразные слухи. Уже в то время была сделана попытка установить, действительно ли имеется такая библиотека. Крайне характерно, что эту попытку предприняли просвещенные итальянские круги, связывавшие сведения о царской библиотеке с последними византийскими императорами. Рассказывали, что византийский император Иоанн незадолго до взятия Константинополя турками в 1453 г. отправил драгоценные греческие рукописи в Москву для их спасения.

Знаток греческой письменности Петр Аркудий получил от кардинала Сан—Джорджо поручение проверить этот слух. Аркудий побывал в русской столице вместе с польско—литовским послом Львом Сапегой в 1600 г.

По словам Аркудия, он при всем своем старании не был в состоянии обнаружить следы библиотеки с греческими рукописями. Как бы в оправдание своих бесполезных поисков Аркудий сообщил, что такой библиотеки якобы никогда и не было. Он прибавил различного рода россказни о том, что великие князья московские были людьми необразованными и как данники татарского хана вынуждены были даже подвергаться унизительным процедурам при встрече ханских посланников.

Эти рассказы обнаруживают источник сведений Аркудия – он говорил о московских царях на основании некоторых авторов. И действительно, одновременно с письмом Аркудия Сапега писал о том же другому католическому прелату, известному Клавдию Рангони, папскому нунцию в Польше, прославившемуся впоследствии содействием самозванцу Дмитрию. Сапега уверял, что в Москве нет никакой библиотеки, за исключением немногих церковных книг.

Однако даже то усердие, с которым Аркудий и Сапега выясняли вопрос о греческих рукописях, показывает, что в Италии существовало мнение, будто в Москве имелись различного рода сочинения знаменитых греческих и латинских авторов. Об этом же говорилось в других сообщениях о библиотеке в Москве, где, по мнению некоторых просвещенных поляков, процветала греческая письменность.

Как видим, уже 300 лет назад мнения о существовании библиотеки московских царей были противоречивыми.

Вопросом о царской библиотеке особенно занялись в конце XIX – начале XX века, когда история русской культуры начала интересовать относительно широкие научные круги. В этом время выступала своеобразная скептическая школа, старавшаяся доказать бедность и убожество старинной русской культуры, в силу чего и речи не могло быть о каких—то сокровищах древнегреческой письменности, якобы сохраненных Москвой.

К числу скептиков принадлежал и С. А. Белокуров, написавший объемистую книгу «О библиотеке московских царей в XVI столетии».[1099]1099
  Белокуров С. А. О библиотеке московских государей в XVI столетии. М., 1898. – Прим. ред.


[Закрыть] Автор привлек колоссальное количество различного рода материалов с единственной целью доказать, что никакой библиотеки в Москве не было, да и быть не могло, так как Россия того времени еще не доросла до понимания ценности древних греческих и латинских книг.

Труд Белокурова сыграл своего рода роковую роль в вопросе о библиотеке московских царей. Как ни странно, скептицизм еще усилился благодаря выступлению археолога Стеллецкого … в защиту идеи существования такой библиотеки.[1100]1100
  См.: Стеллецкий И. Я. Мертвые книги в московском тайнике: Документальная история библиотеки Грозного. М., 1993. – Прим. ред.


[Закрыть] Ведь «защита» эта опиралась на фантастические рассказы о различных подземельях в Москве и других городах, где можно было найти хотя бы какой—либо подвал или «загадочную» дверь в подземелье. С этого времени в так называемых «серьезных профессорских кругах» кадетского толка говорить о библиотеке московских царей сделалось даже несколько неприличным. Это стало считаться показателем «квасного патриотизма» и недостаточного критицизма в науке.

Правда, у Белокурова нашлись оппоненты, притом несомненно более талантливые, чем он сам. Это были И. Е. Забелин, Н. П. Лихачев, А. И. Соболевский. Но беда заключалась в том, что все они принадлежали к консервативным кругам, и выступления их рассматривались как своеобразная поддержка царского строя. Ведь это было время, когда гнилой царский режим трещал по всем швам, и прогрессивные люди с неприязнью относились к тем, кто в той или иной мере, прямо или косвенно способствовал поддержке царизма.

А между тем не кто иной, как академик А. И. Соболевский привел доказательства в пользу существования царской библиотеки, и его мнение заслуживает большого внимания. Соболевский глубоко изучил древнюю русскую письменность и ее связи с общеславянской письменностью. Он ясно понимал своеобразие старинной русской литературы и то особое место, которое она занимает в мировой культуре. Его положения, высказанные в статьях о библиотеке московских царей, не потеряли своего значения и в наше время.[1101]1101
  См.: Соболевский А. И. Библиотека московских государей в XVI столетии // Сборник Отделения русского языка и словесности Академии наук. СПб., 1910. Т. 88. № 3; Он же. Переводная литература Московской Руси XIV–XVII вв.: Библиографические материалы. СПб., 1903. – Прим. ред.


[Закрыть]

Как сейчас, я вижу этого сухонького старичка, который в свои 70 лет обычно ходил пешком с Пресни, где он жил в своем небольшом особнячке, на Красную площадь в Исторический музей. Иногда я был его попутчиком, так как жил по соседству. По дороге мы говорили о ряде исторических вопросов, в том числе и о таинственной библиотеке.

Какие же аргументы Соболевский и другие ученые выдвигали в пользу того, что в Москве существовало собрание рукописей греческих авторов, хранившееся в царской библиотеке, и что нам, собственно говоря, известно о библиотеке московских царей»

Наибольшее значение имеют два свидетельства XVI века. Первое из них помещено в «Житии Максима Грека», который был приглашен великим князем Василием Ивановичем в Москву для перевода греческих книг. Возможность подобного приглашения уже указывает на то, что греческие книги существовали в Москве. Иначе зачем было искать переводчика в южнославянских странах»

Здесь не место подробно говорить о Максиме Греке, этой колоритнейшей фигуре XVI века. Стоит только напомнить вкратце, что он получил образование во Флоренции, участвовал в движении знаменитого Савонаролы, постригся в монахи и жил на Афоне. Оттуда он приехал в Москву в качестве переводчика в 1518 г.

Максим Грек находился в чести у великого князя девять лет. Затем произошла катастрофа. Он был обвинен в ереси. К этому прибавлялось и другое, более опасное обвинение – в сношениях с турецким султаном. В действительности же причиной опалы Максима Грека было его противодействие разводу великого князя Василия Ивановича с первой женой Соломонией. Дело это по тому времени было неслыханным. Ведь браки, разрешенные церковью, даже в случае смерти жены русские книжники называли так: первый брак – законом, второй – законопреступлением, третий – «свинским житием».

Дальнейшая жизнь Максима Грека проходила в темницах и под надзором в монастырях. Он умер в преклонном возрасте в 1556 г. Страдальческая участь Максима Грека возвела его в глазах современников в ранг святых. И уже в XVI веке возникли сказания о Максиме – «философе». В одном из них мы и встречаем первое упоминание о царской библиотеке (даем его в приближении к современному языку).

«После некоторого времени великий государь, вечно памятный Василий Иоаннович, призвав инока Максима, вводит его во свою царскую книгохранительницу и показал ему бесчисленное множество греческих книг. Этот же инок был во многом размышлении и удивлении о таком множестве бесчисленном созданного с любовью собрания и сказал благочестивому государю, что и в Греции он не сподобился увидеть такое множество книг».

Это сказание о библиотеке греческих книг, принадлежавшей великому князю Василию Ивановичу, находится в рукописях XVII века. Однако Белокуров считает его недостоверным на том основании, что оно относительно позднее и написано не современником. Нет сомнения в том, что «Житие Максима Грека» было составлено, вероятно, не раньше конца XVI века, но почти все сказания об иноках, которых стали считать святыми, возникли через некоторое время после их смерти. При жизни к святым никого не причисляли и их биографий не писали. К тому же о существовании греческих рукописных книг в России, в частности в Москве, говорят и другие источники. Поэтому даже Белокуров вынужден был признать наличие какого—то числа греческих книг в России. Но, по его мнению, такие книги были исключительно церковного содержания: апостолы, псалтыри и т. д.

У нас имеется сообщение о царской библиотеке, записанное уже со слов очевидца. Оно принадлежит ливонцу Ниенштедту (1540–1622 гг.), составившему хронику Ливонии, в которую включен рассказ о выселении немцев из Юрьева (Дерпта, Тарту) в русские города в 1565 г. В числе выселенных он называет и пастора одной церкви в Юрьеве магистра Иоанна Веттермана. В связи с этим рассказывается следующая история:

«Его (то есть Веттермана. – М. Т.) как ученого человека очень уважал великий князь, который даже велел в Москве показать ему свою либерею (библиотеку. – М. Т.), которая состояла из книг на еврейском и латинском языках и которую великий князь в древние времена получил от константинопольского патриарха, когда московит принял христианскую веру по греческому исповеданию. Эти книги как драгоценное сокровище хранились замурованными в двух сводчатых подвалах. Так как великий князь слышал об этом отличном и ученом человеке, Иоанне Веттермане, много хорошего про его добродетели и знания, потому велел отворить свою великолепную либерею, которую не открывали более ста лет с лишком, и пригласил через своего высшего канцлера и дьяка Андрея Солкана, Никиту Висровату и Фунику, вышеозначенного Иоанна Веттермана и с ним еще несколько лиц, которые знали московитский язык, как то: Фому Шреффера, Иоахима Шредера и Даниэля Браккеля, и в их присутствии велел вынести несколько из этих книг. Эти книги были переданы в руки магистра Иоанна Веттермана для осмотра, он нашел там много хороших сочинений, на которые ссылаются наши писатели, но которых у нас нет, так как они сожжены и разрознены при войнах, как то было с Птоломеевой и другими либереями.

Веттерман заявил, что, хотя он беден, он отдал бы все свое имущество, даже всех своих детей, чтобы только эти книги были в протестантских университетах, так как, по его мнению, эти книги принесли бы много пользы христианству. Канцлер и дьяк великого князя предложили Веттерману перевести какую—нибудь из этих книг на русский язык, а если согласится, то они предоставят в его распоряжение трех вышеупомянутых лиц и еще других людей великого князя и несколько хороших писцов, кроме того, постараются, чтобы Веттерман с товарищами получали от великого князя кормы и хорошие напитки в большом изобилии, а также хорошее помещение и жалованье и почет, а если они только останутся у великого князя, то будут в состоянии хлопотать и за своих.

Тогда Веттерман с товарищами на другой день стали совещаться и раздумывать, что—де как только они кончат одну книгу, то им сейчас же дадут переводить другую, и, таким образом, им придется заниматься подобной работой до самой своей смерти; да, кроме того, благочестивый Веттерман принял и то во внимание, что ему придется совершенно отказаться от своей паствы. Поэтому они приняли такое решение и в ответ передали великому князю: когда первосвященник Онаний прислал Птоломею из Иерусалима в Египет 72 толковника, то к ним присоединили наиученейших людей, которые знали Писание и были весьма мудры; для успешного окончания дела по переводу книг следует, чтобы при совершении перевода присутствовали не простые миряне, но наиумнейшие, знающие Писание и начитанные люди.

При таком ответе Солкан, Фуника и Висровата покачали головами и подумали, что если передать такой ответ великому князю, то он может им прямо навязать эту работу (то есть вместе присутствовать при переводе. – М. Т.) и тогда для них ничего хорошего из этого не выйдет; им придется тогда, что и наверное случится, умереть при такой работе, точно в цепях. Поэтому они донесли великому князю, будто немцы сами сказали, что поп их слишком несведущ, не настолько знает языки, чтобы выполнить такое предприятие. Так они все и избавились от подобной службы. Веттерман с товарищами просили одолжить им одну книгу на шесть недель; но Солкан ответил, что если узнает про это великий князь, то им плохо придется, потому что великий князь подумает, будто они уклоняются от работы. Обо всем этом впоследствии мне рассказывали сами Томас Шреффер и Иоанн Веттерман. Книги были страшно запылены, и их снова запрятали под тройные замки в подвалы».

Вот, казалось бы, совершенно точное и ясное свидетельство о существовании библиотеки греческих и латинских рукописей в Москве XVI века – ведь о ней сообщается со слов очевидца. Совершенно непонятно, зачем нужно было Ниенштедту придумывать подробности о двух сводчатых подвалах, когда никакого спора о библиотеке московских царей не возникало.

Тем не менее навязчивая идея о малокультурности русских людей заставила Белокурова путем разного рода натяжек отвергнуть и это прямое свидетельство. Он считает его недостоверным, основываясь главным образом на том, что в этом известии говорится не только о греческих, латинских, но и еврейских книгах, которые будто бы не могли храниться у московского великого князя. Теперь, когда мы знаем о существовании ряда произведений, переведенных с еврейского на русский язык в XV–XVI вв., это замечание кажется почти смешным. Ведь русские люди того времени отнюдь не забывали, что Библия была написана на еврейском языке, и считали его одним из трех священных языков (греческий, латинский и еврейский), на которых было составлено Священное Писание.

К тому же в самом известии Ниенштедта имеются прямые указания на то, что его свидетельство имеет большую историческую достоверность. В нем в несколько искаженной форме названы действительные фамилии царских дьяков XVI в.: Андрея Щелкалова (Солкана), Висковатова (Висровата) и Фуникова (Фуника). При этом дьяк Щелкалов назван высшим канцлером. Этот титул иностранные писатели присваивают думному дьяку Посольского приказа, каким и был в действительности Андрей Щелкалов в то время. Откуда же можно было выдумать подобные подробности» Они явно записаны со слов очевидца, в данном случае пастора Веттермана.

Но есть и другое обстоятельство, которое не было замечено Белокуровым и которое свидетельствует в пользу достоверности известия Ниенштедта, – упоминание о 1565 годе, годе посещения царской библиотеки Веттерманом. Ведь 1565 год был началом опричнины. В этом году изменник князь Андрей Курбский написал Ивану Грозному послание, в котором укорял царя за преступление по отношению к московской аристократии. Презрительный тон послания бежавшего князя нарочито подчеркивал малокультурность самого Ивана Грозного и всех русских людей по сравнению с другими якобы образованными народами. Письмо Курбского вызвало возмущение царя, направившего ему свое ответное послание, в котором он неоднократно ссылается на различного рода литературные произведения. Вот тогда—то и могла возникнуть мысль о переводе греческих и латинских книг, хранящихся в Москве, для того чтобы показать всей Европе, обвинявшей Россию в варварстве, какие богатства хранятся у русского царя. Дальнейшие события помешали Ивану Васильевичу заняться своей библиотекой, но свидетельство Ниенштедта о ее существовании не может быть опровергнуто никакими натяжками и придирками. Библиотека московских царей с греческими и латинскими рукописями существовала – это факт, не подлежащий сомнению.

Помимо двух рассмотренных выше свидетельств о библиотеке, можно указать на то, что греческая письменность действительно находила распространение на Руси.

Главная ошибка буржуазных историков начала нашего века заключалась в плохом знакомстве с русской культурой старого времени, в отрицании того, что русские люди нуждались в знании греческого языка.

В самом деле, вспомним о том, что высшая церковная иерархия на Руси в значительной мере формировалась из числа ученых греков, приезжавших в Россию, вероятно, с малым числом книг на родном языке. Московскими митрополитами были греки: Феогност в XIV веке, Фотий и Исидор в XV веке, на рубеже этих столетий – болгарин Киприан, прекрасно знавший греческий язык и сам переводивший с греческого языка на русский некоторые книги. Но и высшее духовенство из русских уроженцев нередко владело греческим языком, как мы это знаем о митрополите Алексее, которому приписывается перевод Нового Завета с греческого языка на русский. В Москве был особый греческий монастырь; он находился на Никольской улице. Москвичи называли этот монастырь «Никола Старый», «Никола Большая голова», может быть, потому, что собор его имел византийский купол. Монастырь существовал уже в XIV веке и придерживался греческих обычаев. В келье монастыря Николы Старого жил одно время Медоварцев, работавший над переводом Псалтыри под руководством Максима Грека.

Вместе с иерархами прибывали сопровождающие их лица – тоже греки. На Русь из Византии приезжали и различные художники и архитекторы. Вспомним о знаменитом Феофане Гречине, который расписал церкви в разных городах. Его замечательные росписи и до сих пор сохранились в Новгороде, в церкви на Ильине улице. Современник, рассказывая о Феофане Гречине, упоминает и о том, что он нарисовал Москву в красках – во дворце серпуховского князя Владимира Андреевича.

Странно было бы думать, что приезжавшие в Москву греческие мастера не привозили с собой никаких греческих книг или жили среди общества, где не было переводчиков с греческого языка на русский. Образованные русские люди стремились к византийскому просвещению, и наши источники говорят о том, что в XIV веке в соборе Ростова Великого пели церковные песнопения на двух клиросах: на одном – по—гречески, на другом – по—русски. В рукописях, принадлежавших Чудову монастырю в Кремле и написанных в XV веке, встречаются записи, сделанные по—гречески или буквами, подражающими греческим.

Но не только духовенство и приезжие художники и ремесленники нуждались в греческом языке. Между Москвой и Византией шел постоянный торговый обмен. Монах Игнатий подробно описал путешествие митрополита Пимена, которого он сопровождал из Москвы в Константинополь в 1389 г. Путешествие в Царьград совершалось таким образом: от Москвы до современной Рязани добирались по Москве—реке и Оке, от Оки к верховьям Дона везли небольшие речные суда на колесах, с верховьев Дона начинался долгий путь к Азову, где пересаживались на морские суда и плыли по морю в Константинополь. Промежуточными пунктами были Кафа (Феодосия) и Судак (Сурож) в Крыму. От Судака добирались до Синопа и потом вдоль берега Малой Азии до Константинополя. Были и другие пути, но Донской был одним из самых удобных.

В Константинополе и Судаке существовали постоянные русские колонии. Купцов, торговавших с Причерноморьем, на Руси называли сурожанами, о них сохранились даже былины. Неправдоподобно, чтобы купцы, торговавшие с Константинополем и другими причерноморскими странами, не знали греческого языка и не нуждались в греческих книгах. Об одном московском купце XV в. сообщается например, что он умел говорить на трех языках: русском, греческом и «половецком». Под половцами в данном случае понимаются татары – они часто именовались так в русских сочинениях того времени. Впоследствии среди суздальских купцов XVIII в. существовала особая речь, которой они пользовались, чтобы скрыть от посторонних свои секреты. В этом тайном «арго» оказались и слова, носящие явно греческое происхождение.

Вспомним о термине «суровские товары», обозначавшем шелковые и так называемые красные товары. Этот термин бытовал вплоть до начала нашего века. В словаре Даля мы найдем и термин «сурога» для обозначения купца. В Москве и других городах России долгое время существовали суровские ряды, торговавшие шелком и получившие свое название от города Сурожа.

В «Хождении митрополита Пимена» рассказывается о радостной встрече русских, живших в Константинополе («тамо живущая Русь»), с приезжими соотечественниками. Они «добре» угостили своих соплеменников и устроили для них «утешение великое», как автор образно называет на своем церковном языке обильную трапезу с изрядным возлиянием тех напитков, «их же и монахи приемлют».

Наконец, вспомним о приезде в Москву наследницы византийских императоров Софьи Фоминичны Палеолог, вышедшей замуж за Ивана III. С ней приехали многие греки. И снова возникает недоуменный вопрос: неужели Софья и ее многочисленные спутники не имели с собой книг на родном языке» Факт совершенно невероятный. А ведь великий князь Василий Иванович, по сказанию, владевший библиотекой, был сыном Софьи.

Возникает законный вопрос: если у русских существовала потребность в греческом языке, то куда же делись греческие книги, привозимые в Россию» Мы можем ответить ссылкой на существование в Москве великолепной библиотеки греческих книг, одного из лучших в мире собраний греческих рукописей, хранящихся в Историческом музее. Правда, Белокуров приложил много стараний для того, чтобы доказать, будто бы так называемое Синодальное (Патриаршее) собрание греческих рукописей в Москве возникло только в XVII в., когда патриарх Никон послал на православный Восток Арсения Суханова для покупки древних рукописей.

Но ведь Суханов ездил для покупки только тех рукописей, которые могли быть полезными для исправления русских церковных книг. Суханов в отдельных случаях, конечно, мог купить и рукопись иного, не церковного содержания, однако значительное число рукописей гражданского порядка в Синодальном собрании невольно вызывает сомнение в том, купил ли их Суханов или же они находились в Патриаршей библиотеке значительно раньше. Назовем некоторые из таких рукописей: две Илиады, история Павсания, география Страбона, история Фукидида, философия Аммония, философия Арата, арифметика Никомаха, комедии Аристофана, физика Аристотеля, речи Аристида, трагедии Эсхила и Эврипида, категории Аристотеля и др. Сомнительно, чтобы подобные рукописи, ставшие в XVII веке уже большой редкостью и в Западной Европе, особенно комедии Аристофана и история Фукидида, были куплены Сухановым. Однако, когда мы вспомним о том, что в Москве жили ученые митрополиты греки Феогност, Фотий и Исидор и болгарин Киприан с его византийской образованностью, то не покажется особенно смелой догадка, что эти рукописи остались в Патриаршей библиотеке после их смерти.

Рукописи светского содержания сохранялись по традиции, не привлекая к себе особого внимания. Ведь даже в XVIII в. они казались малоинтересными для церковной библиотеки, и это объясняет нам тот печальный факт, в силу которого некий профессор Маттеи, родом саксонец, совершил в Синодальной библиотеке ряд хищений, попросту говоря, украл несколько рукописей и продал их библиотекам различных стран Западной Европы. Так и появилась в голландском городе Лейдене (конечно, не повинном в воровстве профессора XVIII в.) рукопись, содержащая, кроме нескольких песен Илиады, еще и гимны Гомера, притом в таком виде, в каком другие рукописи их не имеют.

Можно было бы задать вопрос: является ли Синодальное собрание рукописей, хранящееся в Государственном историческом музее в Москве, остатком царской библиотеки» Ответ должен быть отрицательным, потому что митрополичья, впоследствии Патриаршая, библиотека и библиотека московских царей были разными учреждениями.

Правда, ряд буржуазных историков пытался и русских царей XVI–XVII вв. представить полуграмотными людьми, не имевшими даже собственных библиотек, а бравшими книги, так сказать, напрокат из Патриаршего или из какого—либо монастырского собрания. Но этот взгляд надо признать явно противоречащим нашим историческим свидетельствам. Так, мы знаем о лицевых рукописях (с миниатюрами), которые специально делались для царевичей. Мы знаем о царских экземплярах печатных книг. Один из экземпляров первопечатного «Апостола» 1564 г. даже заключен в кожаный переплет, на котором вытиснен московский герб и сделана надпись: «Царь и великий князь Иван Васильевич всея Руси». Этот экземпляр был подносным и, видимо, подарен одному литовскому гетману.

Библиотека московских царей существовала, и остатки ее, разбросанные по разным собраниям, сохранились и до нашего времени. Распыление царской библиотеки с русскими книгами, вероятно, произошло в XVIII в., после переноса столицы в Петербург. В частности, историк В. Н. Татищев, живший в первой половине XVIII в., рассказывает, что Петр I брал с собой в персидский поход для чтения Муромскую «топографию». Это, видимо, был сборник сказаний о муромских князьях Петре и Февронии. Татищев упоминает, что Петр I подарил ему одну летопись, приказав ее выдать из кабинета, то есть из учреждения, специально ведавшего делами императора.

Нам хорошо известно о библиотеках ряда бояр, собиравших книги. К их числу в XVII в. принадлежал, например, стольник В. Н. Собакин. Рукописи из его библиотеки с соответствующими пометами находятся теперь в разных собраниях. Князь В. В. Голицын был известен как обладатель большого числа рукописей и печатных книг и т. д.

Итак, хотя можно считать установленным факт существования царской библиотеки с русскими рукописями, это не решает вопроса о том, что же произошло с тем богатым собранием греческих и латинских книг, которые видел в 1565 г. ливонский пастор Иоанн Веттерман. И. Е. Забелин думал, что царская библиотека погибла во время московского пожара 1571 г. Но ведь такие пожары были и раньше. Зачем же настаивать на том, что библиотека обязательно погибла»

Сейчас совершаются крупнейшие открытия в истории письменности: в замурованных пещерах найдены рукописи в Палестине, в Египте, в Средней Азии.

Может быть, сокровища царской библиотеки лежат еще в подземельях Кремля и ждут только, чтобы смелая рука попробовала их отыскать. А такие подземелья и в самом деле существовали в Кремле с XVI века.

Старая пословица говорит: «Попытка не пытка, а спрос не беда». Поиски этих сокровищ в древней кремлевской земле будут стоить сравнительно недорого, а находка, возможно, сохранившейся библиотеки – подчеркиваем, возможно, так как нет уверенности, что она еще существует, – имела бы громадное значение.