Текст книги "Поэтика русской идеи в «великом пятикнижии» Ф. М. Достоевского"

Основу проповеди Зосимы составляет учение Христа о любви: «Братья, не бойтесь греха людей, любите человека и во грехе его, ибо сие уж подобие Божеской любви и есть верх любви на земле. Любите всё создание Божие, и целое и каждую песчинку. Каждый листик, каждый луч Божий любите. Любите животных, любите растения, любите всякую вещь. Будешь любить всякую вещь и тайну Божию постигнешь в вещах. Постигнешь однажды и уже неустанно начнёшь её познавать всё далее и более, на всяк день. И полюбишь наконец весь мир уже всецелою, всемирною любовью. <…> Деток любите особенно, ибо они тоже безгрешны, яко ангелы, и живут для умиления нашего, для очищения сердец наших и как некое указание нам. Горе оскорбившему младенца» [14; 289]. Зосима не только проповедует слово Божие, но и говорит о том, как его исполнить: «Пред иною мыслью станешь в недоумении, особенно видя грех людей, и спросишь себя: «Взять ли силой, али смиренною любовью?» Всегда решай: «Возьму смиренною любовью». Решишься так раз навсегда и весь мир покорить возможешь. Смирение любовное – страшная сила, изо всех сильнейшая, подобной которой и нет ничего» [14; 289].

Устами Зосимы Достоевский раскрывает содержание внутренней идеи романа: «Кто не верит в Бога, тот и в народ Божий не поверит. Кто же уверовал в народ Божий, тот узрит и святыню его, хотя бы и сам не верил в неё до того вовсе. Лишь народ и духовная сила его грядущая обратит отторгнувшихся от родной земли атеистов наших» [14; 267]. Образованный русский человек, интеллигент, должен поверить в русский народ, поверить, что источник живой истины сокрыт в глубинах его души. Он должен прийти к народу и помочь ему окультурить и очистить этот источник, сделать его доступным для всех жаждущих. В этой духовной синергии и состоит главный смысл русской идеи Достоевского.

* * *

Последний роман великого пятикнижия повторил судьбу «Идиота» – один текст включил в себя два романа. Но теперь писатель сделал это осознанно, придав каждому роману полноценную внешнюю и внутреннюю идею и соединив их достоверной сюжетной связью.

В первый роман входят первая, вторая и третья части «Братьев…» и первая и вторая главы эпилога. Центральным героем романа является Фёдор Павлович Карамазов, а главным героем – его сын Алексей. Форму внешней идеи романа образует сюжет убийства Фёдора Павловича и связанный с ним «любовный» сюжет, а её содержание – апостасийные линии персонажей первого круга. Форму внутренней идеи романа создают сотериологические и эсхатологические линии персонажей первого круга, а её содержание – символически выраженные ими различные варианты исторической судьбы России – русской идеи.

Второй роман образует четвёртая часть «Братьев…» и третья глава эпилога. Центральным героем романа является Илюша Снегирёв, а его главным героем – Николай Красоткин. Форму внешней идеи этого романа образует конфликт между детьми, а её содержание – разрешение конфликта вмешательством Алексея Карамазова. Форму внутренней идеи романа создаёт мотив появления в русском обществе «новых» людей, объединяющихся в братские духовные союзы. Содержание внутренней идеи выражает евангельский образ умирающего и воскресающего зерна, отражающий одну из важнейших идей творчества писателя – идею о необходимости укрепления межсословной и межпоколенчатой духовной преемственности для сохранения и развития главного онтологического смысла жизни народа – его национальной идеи.

Для решения стоящих перед нами задач считаем целесообразным рассматривать эти два романа в их современном виде – как единый текст, озаглавленный «Братья Карамазовы». Образный уровень русской идеи в романе составляют персонажи, исповедующие православие или выражающие патриотизм: иеромонахи Зосима и Паисий, Алексей и Дмитрий Карамазовы, Грушенька, Николай Красоткин. Теоретический уровень русской идеи включает поучения старца Зосимы и фрагменты Священного Писания. Образный уровень западной идеи составляют Великий инквизитор, Фёдор Павлович и Иван Карамазовы, Смердяков, Ракитин, поляки. Теоретический уровень западной идеи образуют «поэмы» Ивана Карамазова «Легенда о Великом инквизиторе» и «Геологический переворот», а также рассуждения Фёдора Павловича и Смердякова о России и Боге.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Подводя итоги, скажем, что русская идея является важнейшей частью идейного содержания творчества Достоевского. Она занимает не менее трёх четвертей публицистики, присутствует во всех «небытовых» письмах и в художественных сочинениях писателя. При этом русская идея Достоевского не является его личным представлением о судьбе России, он не «придумал» её, а лишь перенёс из общественного сознания, трансформировав в образность литературного произведения. Став его частью, русская идея сохранила все свои черты: профетизм, сотериологичность, эсхатологизм, соборность, мессианизм и др. Подчёркивая объективное содержание русской идеи, В. С. Соловьёв писал: «Идея нации есть не то, что она сама думает о себе во времени, но то, что Бог думает о ней в вечности»[311]311
  Соловьёв В. С. Русская идея // Смысл любви: Избранные произведения. – М.: Современник, 1991. – С. 42.


[Закрыть]. Именно в том, чтобы понять волю Бога и передать её людям, Достоевский видел задачу литературы: «Поэт в порыве вдохновенья разгадывает Бога…» [28, 1; 54].

Писатель раскрывает русскую идею в русле философии почвенничества: русская аристократия[312]312
  Подчеркнём, что это понятие мы используем в концепции Достоевского, изложенной Версиловым в «Подростке» [13; 177–178]. В ней под аристократией понимается соборное единство лучших людей государства.


[Закрыть] (дворяне, интеллигенция, образованное общество) оторвалась от «простого» народа и живёт параллельной ему жизнью. Её связи с европейской культурой (в языке, науке и искусстве) зачастую более тесны и прочны, чем связи с русской национальной культурой, которые аристократия разорвала, отвергнув главный источник и основание этой культуры – православие. Отрыв от национальной почвы породил духовную жажду, которую аристократия пыталась удовлетворить за счёт различных суррогатов: философских, эстетических, социальных, псевдорелигиозных и иных теорий. Однако они приносили лишь непродолжительное удовлетворение. Постоянная духовная жажда и невозможность избавиться от неё, не прибегая к самообману, стала источником страданий и «духовного скитальчества» аристократии.

Это противоестественное состояние может прекратиться лишь после восстановления духовной связи с народом. А для этого аристократии необходимо смирить гордыню, осознать свою духовную нищету и принять ценности и принципы народной жизни, основу которой образует православие. Только тогда вновь появится единый народ – сильный, могучий, счастливый, способный преодолеть все трудности, которые встретятся на его пути.

Это содержание русской идеи остаётся неизменным во всех романах великого пятикнижия, а в «Братьях Карамазовых» оно ещё несколько расширяется за счёт актуализации «польского вопроса» как фрагмента «восточного вопроса». Раскрытие содержания русской идеи происходит через осмысление ценностей и норм православия в примерах их практического, житейского применения. Оно осуществляется и в направлении аскетического подвига героя, соединённого с активной жизненной позицией, выражающейся в социальном служении и борьбе за утверждаемый идеал.

Основным средством выражения русской идеи в великом пятикнижии является система образов, состоящая из персонажей и картин. Во всех романах великого пятикнижия есть герой (герои), символизирующий русскую аристократию. В поэтике романа конкретный социальный статус такого героя не имеет значения, и поэтому его образ можно воспринимать как образ всей России (Раскольников, Настасья Филипповна). Однако иногда Достоевскому важно показать причины того духовного состояния, в котором оказался герой, и тогда единый образ России разделяется на старое и новое поколения (Степан Трофимович и Шатов, Версилов и Подросток, Фёдор Павлович и его дети). Достоевский особо подчёркивает ответственность «отцов» за то состояние, в котором оказались их «дети», и призывает их к выполнению своего долга – «отцы» должны найти путь ко спасению и повести по нему «детей».

Образ – символ России – всегда находится в ситуации выбора дальнейшего жизненного пути, что является отражением необходимости выбора Россией исторического пути своего развития в конце XIX века. Важной чертой этого выбора является его эсхатологичность – при наличии лишь одного правильного пути все остальные ведут к гибели. Выбор осложняется и тем, что все герои великого пятикнижия (за исключением Алексея Карамазова) уже сделали первый шаг по одному из имеющихся путей, и он оказался ошибочным. Полагаем, что в этой идее отразился личный духовный опыт самого Достоевского. В молодости он, подобно своим героям, был заражён идеями западного социализма и разрешил себе сделать счастливыми одних людей за счёт несчастья других. Лишь осознанное страдание и сближение с простым народом (сначала насильственное, а затем и естественное, христианское) позволили писателю на закате жизни сказать: «Мне тогда судьба помогла, меня спасла каторга… совсем новым человеком сделался… <…> Я только там и жил здоровой, счастливой жизнью, я там себя понял… Христа понял… русского человека понял и почувствовал, что и я сам русский, что я один из русского народа»[313]313
  Достоевский в воспоминаниях современников. В 2 т. – М.: Худож. лит.,1990. – Т. 2. – С. 212.


[Закрыть].

Главной причиной грехопадения человека Достоевский считает богоотступничество как следствие порабощённости души страстью гордыни. Отказ исполнять волю Бога приводит к желанию жить по собственному закону, что рано или поздно оборачивается нарушением и человеческого закона. Поэтому основу сюжетов великого пятикнижия образует преступление, а окончательный выбор героя превращается в дилемму: погибнуть или спастись. Так русская идея связана с идеей спасения – сотериологической идеей.

Наряду с образами – символами России в каждом романе есть образы, акцентуирующие одну из наиболее значимых черт русской идеи. Их объединяют любовь к России и вера в Бога. Эти качества присутствуют в них в разной степени: у кого-то преобладает патриотизм, у кого-то – вера. Но всех их объединяет ещё и отсутствие эгоизма и способность к жертвенной любви.

В великом пятикнижии нет героев, символизирующих Западный мир в целом, но есть образы – выразители западной идеи, под которой понимается понятие общественного сознания, выражающее представление об историческом пути западноевропейской цивилизации. Временем рождения западной идеи является XI век, когда Западная христианская церковь заявила о своём отделении от Восточной церкви и потребовала подчинения себе. Причину этого Достоевский видит в том, что Западная церковь в какой-то момент своей истории сошла с пути, указанного Христом. Он писал: «Римское католичество <…> когда надо было <…> продало Христа за земное владение. <…> Оно <…> провозгласило Христа нового, на прежнего не похожего, прельстившегося на третье дьяволово искушение, на царства земные: «Все сие отдам тебе, поклонися мне!»» [22; 88][314]314
  См.: (Мф. 4:1–11).


[Закрыть]. Отрекшись от Христа, Европа стала стремиться к возрождению «древней римской идеи (западной идеи. – О. С.) всемирного владычества и единения, которая никогда и не умирала в римском католичестве…» [22; 89]. Это содержание западной идеи раскрывается писателем в исторической ретроспективе: современные претензии Запада на мировое господство выросли из схизмы, спровоцированной Римским престолом.

По существу, речь идёт об установлении власти антихриста, о наступлении которой предупреждает Священное Писание. Предание Церкви гласит, что перед этим в мире появится множество анти-Христов – людей, отвергающих Христа и Его Церковь. Образы этих людей и становятся в великом пятикнижии выразителями западной идеи. Их отличают гордыня, эгоизм, гедонизм, жажда власти, а также более или менее сознательное богоборчество и космополитизм, порой переходящий в ненависть к России. Вместо Бога они утверждают собственное «я», а родиной считают то место, где жить приятней. Их отношения с другими людьми характеризует девиз «Каждый за себя, а Бог – за всех», который Достоевский считал одной из формул западной идеи.

Сюжетное взаимодействие образов – выразителей русской идеи с образами – выразителями западной идеи является основой идейного конфликта в романе. Образ – символ России, вовлечённый в этот конфликт силой обстоятельств, оказывается перед необходимостью принять позицию одной из сторон. Конфликт раскрывает содержание русской и западной идеи, и герой имеет возможность сопоставить его с теми убеждениями, которым он следовал до этого времени и которые стали причиной его падения. Скоро он узнаёт в западной идее источник этих убеждений и однозначно отвергает её. Для того чтобы теперь принять русскую идею, ему необходимо духовно преобразить себя раскаянием, покаянием, очистительным страданием и смирением перед волей Бога.

Взаимодействие героев дополняется картинами, созданными описаниями природных и городских пейзажей, а также экстерьеров и интерьеров жилищ героев. Особенностью картин, созданных Достоевским, является то, что они не имеют декорирующей функции и не служат для описания душевных состояний героев, а указывают на включение в повествование духовной (метафизической) реальности. Они действуют в романе как самостоятельный образ или как знак, указывающий на то, что дальнейшее событие, поступок или слово имеет особое духовное значение.

Образный уровень выражения русской и западной идеи дополняется теоретическим. Основным средством выражения русской идеи на этом уровне является обращение к идеям и образам Священного Писания. Во всех романах (кроме «Идиота») герои читают или цитируют Евангелие, а его фрагменты становятся эпиграфами к «Бесам» и «Братьям Карамазовым», раскрывая их внутренние идеи. Текст Священного Писания служит для выявления духовного смысла событий, происходящих в романе, и раскрытия содержания его внутренней идеи. Чтение Евангелия в «Преступлении и наказании» и «Бесах» используется и в литургическом смысле, придавая сцене, в которой оно происходит, характер богослужения. Теоретический уровень западной идеи образован фрагментами философских и естественно-научных теорий, которые, проникая в сознание героев и воплощаясь в их поступках, становятся причинами преступлений сначала Божьего, а затем и человеческого закона.

Основными принципами выражения русской идеи во всём великом пятикнижии являются: двухуровневая структура образной системы; неразрывная связь с православным вероучением; последовательное движение к наиболее полному и открытому выражению русской идеи; использование личного духовного опыта автора.

Общими средствами художественной выразительности, использованными писателем для выражения русской идеи, выступают: сотериологический пафос; разделение функций центрального и главного героев; собрания героев, в ходе которых выражаются их идейные позиции; конфликтное взаимодействие русской и западной идеи, способствующее раскрытию их содержания; монологи (внутренние и внешние) героев-идеологов; картины, дополняющие уровень персонажей образной системы; использование «закона отражения идей»; теоретический уровень выражения русской и западной идеи дополняет образный уровень; вопрос о вере в Бога используется в качестве онтологической оси романа; связь со Священным Писанием на идейном, сюжетном и лексическом (прямое и косвенное цитирование) уровнях; применение художественных деталей, имеющих духовную символику; использование символических имён и фамилий; роль указаний, предупреждений играют сны героев; использование эпилога для включения в повествование авторской речи; наряду с «правильной», на взгляд автора, русской идеей показываются её искажения на образном уровне; активное использование жанра исповеди.

Некоторые романы великого пятикнижия характеризуются использованием индивидуальных художественных средств.

В «Преступлении и наказании» функции главного и центрального героя совмещены в одном образе – образе Раскольникова.

В «Идиоте» образами Мышкина и Настасьи Филипповны представлены два варианта русской идеи. Во второй части романа русскую идею опосредованно выражают и персонажи второго круга (Лизавета Прокофьевна и Лебедев). Роман содержит полемику с учением европейских гуманистов-атеистов (Д. Штрауса, Э. Ренана) и философией Л. Н. Толстого.

«Идиот» и «Бесы» отличает особое эсхатологическое и апокалипсическое напряжение, выражающиеся в гибели (физической и духовной) множества персонажей.

«Бесы» обнаруживают явную связь идей и поэтики с «Преступлением и наказанием». Возникает мотив дьяволова искушения и прихода антихриста. Используется сатирическое изображение государственной власти (губернатор, его супруга и чиновники) и либерально-западнической интеллигенции. Последняя пародируется образом Кармазинова, являющегося узнаваемым намёком на И. С. Тургенева. Происходит актуализация темы «отцов и детей» в «Бесах» и «Подростке».

«Подросток» характеризуется ярко выраженным педагогическим пафосом. В романе впервые появляются образы – выразители русской идеи из «простого народа» (Макар и Софья Долгорукие) и из среды русской аристократии (князь Серёжа, Катерина Ахмакова).

В «Братьях Карамазовых» Достоевский следует традиции Н. В. Гоголя, положившей начало символическому изображению русской идеи в художественной прозе («птица-тройка»). Совмещение событий, разделённых тринадцатью годами, в одном романном времени придаёт им особую актуальность и динамику. Использовано «формальное» выражение западной идеи образами иностранцев (поляков). Предельно обостряется конфронтация русской и западной идеи на образном уровне. Используется приём «включённого монолога». В ходе развития антагонистичного конфликта русская идея приобретает характер Восточного вопроса.

Для поддержания внимания читателя и придания ему определённого направления используется «обратная» метафора и несопряжённые лексические единицы при создании портретов персонажей. Применяется приём, устанавливающий связь события, находящегося в фокусе повествования, с ранее происшедшими событиями.

В «Идиоте» и «Братьях Карамазовых» используется двойная экспозиция русской идеи.

Происходит инверсия акцента русской идеи в разных романах: в «Преступлении и наказании» и «Бесах» – спасение от духовной смерти, в «Идиоте», «Подростке» и «Братьях Карамазовых» – выбор жизненного пути главным героем.

На протяжении всего великого пятикнижия осуществляется постепенная легитимизация духовных понятий: от бесов («трихин») в «Преступлении и наказании» – к сатане в «Братьях Карамазовых».

В «Бесах», «Подростке» и «Братьях Карамазовых» показаны различные типы святости (и её искажений).

* * *

Главную идею своей жизни и творчества Достоевский определял как вопрос о бытии Боге в мире [29, 1; 117]. Христианство отвечает на этот вопрос, говоря, что сущность Бога и Его отношения к миру «есть любовь» (1 Ин. 4:8), а потому Он «хочет, чтобы все люди спаслись и достигли познания истины» (1 Тим. 2:4). Как христианин, Достоевский знал, что всякий человек есть творение Божие, призванное к достижению богоподобия: «Потребность обожения есть неотъемлемое свойство человеческой природы» [11; 188]. Поэтому нет ни «маленьких» людей, ни «наполеонов» – все равны и необходимы как полноправные части единого замысла Бога о мире. И долг каждого человека состоит в том, чтобы понять и исполнить его.

Будучи глубоким знатоком европейской культуры, основу которой составили духовные ценности христианства, Достоевский понимал, что исторически главной идеей европейской литературы была идея спасения, «восстановления погибшего человека…» [20; 28]. Но он видел и то, что Европа уже поражена метастазами духовной гибели: атеизмом, стремлением к максимальному удовлетворению потребностей, забвению и искажению духовного опыта христианства. И всё же, говорит писатель, она «сделала много христианского… Ещё бы, не сейчас же там умерло христианство, умирало долго, оставило следы. Да там и теперь есть христиане, но зато страшно много извращённого понимания христианства» [27; 57].

Потеряв Христа, Европа потеряла и надежду на спасение. Но без веры в него человечество жить не может. Первым из русских писателей, полагает Достоевский, это понял А. С. Пушкин, который принял из рук одряхлевшей европейской культуры знамя идеи спасения и утвердил его в русской литературе, наполнив свои произведения важнейшими христианскими смыслами и создав художественные образы русской национальной идеи. Достоевский помнит и негативный опыт Н. В. Гоголя, попытавшегося преодолеть барьер между беллетристикой и духовной литературой. Но ему не удалось решить эту задачу, и в результате духовный смысл «Ревизора» и «Мёртвых душ» остался непонятым и непринятым читателями. Следуя идеям Пушкина и восприняв опыт Гоголя, Достоевский создаёт особое направление в русской литературе, определяемое В. Н. Захаровым как христианский реализм[315]315
  Захаров В. Н. Проблемы исторической поэтики. Этнологические аспекты. – М.: Изд-во «Индрик», 2012. – С. 170.


[Закрыть], основу которого составляют сотериологический, апостасийный и житийный жанры. Неизбежные на этом пути срывы («Идиот») не остановили писателя, а заставили осмыслить неудачу и двигаться дальше.

По словам Г. М. Фридлендера, Гоголь сознательно поставил перед собой цель «потрясти души своих современников и этим способствовать их воскресению…»[316]316
  Фридлендер Г. М. От «Мёртвого дома» к «Братьям Карамазовым» // Достоевский: Материалы и исследования. – СПб: Наука, 1996. – Т. 13. – С. 17.


[Закрыть]. Эту мысль «о необходимости воскресения русского общества к новой жизни», не покидавшую его последние годы, Гоголь воспринял у Пушкина, и в конце концов она, говорит Фридлендер, стала «магистральным сюжетом» «для всей русской литературы середины и второй половины XIX в., и прежде всего для творчества Гоголя, Достоевского и Толстого в их эпохальной внутренней связи»[317]317
  Там же. – С. 19.


[Закрыть]. Гоголь первым внёс в русскую литературу сюжет о «духовном воскресении русского человека, русской церкви, русского общества и государства»[318]318
  Там же. – С. 21.


[Закрыть], но ему не далось найти для него адекватной художественной формы. Пройти этот путь до конца он завещал своим ученикам и последователям.

Этот завет воспринял Достоевский («Все мы вышли из «Шинели» Гоголя») и сознательно следовал ему уже в «Записках из Мёртвого дома», а «дальнейшее развитие тема воскресения получает в «Преступлении и наказании»»[319]319
  Фридлендер Г. М. От «Мёртвого Дома» к «Братьям Карамазовым»… – С. 20.


[Закрыть]. И во всём своём художественном творчестве Достоевский, утверждает Фридлендер, «стремится к созданию задуманной, но не осуществлённой Гоголем поэмы о воскресении падшего человека»[320]320
  Там же. – С. 21.


[Закрыть]. Итогом этих поисков и стал последний роман великого пятикнижия, в котором «в лице Алёши и «мальчиков», объединённых идеями Алексея и смертью Илюши, писатель воплощает в эпилоге романа веру в будущее России и человечества, которым суждено сказать миру то «новое слово» общечеловеческого братства, христианской веры и справедливости, устремление к которому сделает возможным будущее воскресение человечества к новой жизни не путём насилия и крови, а путём «братского единения во имя Христа»»[321]321
  Там же. – С. 21.


[Закрыть].

Великое пятикнижие отразило неразрывную связь с лучшими образцами европейской и русской литературы: как прошлой, так и современной писателю. Пристально следя за историческим движением России, Достоевский особое внимание уделял процессам в её общественном сознании и, прежде всего, в литературе. Смысл литературной деятельности он видел в профетическом служении, указанном А. С. Пушкиным: «Веленью Божию, о Муза, будь послушна…». Наивысшим поэтическим выражением этой идеи Достоевский считал пушкинский «Пророк» (1826) и, следуя завету своего великого учителя, он неустанно и бескомпромиссно выступал против уклонений русской литературы от её призвания, которые замечал в творчестве И. С. Тургенева, С. Н. Лескова, И. А. Гончарова, Л. Н. Толстого. Полемика с ними нашла своё отражение в публицистике, эпистолярии и великом пятикнижии писателя.

Заметим, что пафос профетического служения, завещанный Пушкиным русской литературе, именно в творчестве Достоевского нашёл своё наиболее полное выражение, и, перефразируя его слова о поэте [26; 148–149], скажем: «Жил бы Достоевский долее, так и между нами было бы, может быть, менее недоразумений и споров, чем видим теперь. Но Бог судил иначе. Достоевский умер в полном развитии своих сил и, бесспорно, унёс с собою в гроб некоторую великую тайну. И вот мы теперь без него эту тайну разгадываем».