Текст книги "Закованные в железо. Красный закат"

Часть 2

Глава 1. Два фронта

Украина, Карпаты

6 декабря; 13:00

Отсутствие очевидной возможности для выживания – это еще не причина погибать.

По узкой горной дороге шел отряд из пятерых человек в сутрах. Их скафандры только недавно перекрасили в зимний камуфляж, в котором было три цвета. Ввиду того, что зима еще не всецело взялась обустраивать свой офис, который после нелегких сражений в спешке оставила осень, на холодном металле костюмов спецназовцев доминировал темно – серый цвет. Белого на них было мало, так как и во внешней среде его было немного, ведь снег еще не успевал накапливаться. Он таял на открытом пространстве каждый день, когда земля прогревалась в обеденном солнце. Но в лесах, в тенях гор и на обочинах дорог, которые вплотную приступали к отбрасывающим тень холмам и горам, все же лежали грязные сероватые кучи снега. Отряд шел медленно и молчаливо. Это был рядовой разведывательный рейд, осматривавший территорию дальше двадцатикилометровой отметки, которая патрулировалась регулярными разведывательными группами из небронированных групп спецназа.

Пятеро ребят молчаливо шли под нависшей над дорогой скалой. Вчера ночью они добрались до места, где были замечены человеческие фигуры на снимках беспилотных разведывательных самолетов, но нашли только пустые деревенские дома, мумифицировавшиеся от холода трупы отравленных людей, и кучу грязи, в которую превратились карпатские села. Вообще-то в этой зоне почти всех людей удалось эвакуировать. Те, кто остался в домах в основном были беженцами из других регионов страны, или даже других, соседних государств. Чаще всего такие люди погибали от вируса, его они находили именно в помещениях, где он мог продержаться довольно долго. На свежем воздухе и под лучами ультрафиолета он быстро разрушался.

Дорога начала уходить вниз по склону. Ребятам открылся вид на Карпаты во всей их красе. Два больших горных хребта снижали свою высоту и упирались в еще один, верхушка которого была покрыта снегом. Вид таких громадин завораживал. Сегодняшний день, что невероятная редкость для этих мест, выдался ясным, несмотря на довольно таки богатую на осадки пору года. Внизу, слева от отряда, был глубокий обрыв, уходящий на широкую равнину, где виднелись крыши домов поселка Белые Ославы. Вчера ребята были чуть севернее, в поселке Черный поток, а точнее на хуторе, который недалеко от него.

Погода ночью была плохой, и синоптики даже объявили штормовое предупреждение, поэтому из бункера был приказ дожидаться утра. Стоит заметить, что обычно отряду всегда давали отдохнуть, не пускаясь в опасный ночной поход, даже если нет никакого штормового предупреждения.

Благополучно переночевав ночь на мрачном хуторе, разведгруппа двинулась в путь с первыми лучами солнца. Когда уходишь из вот таких вот брошенных деревень, где живет лишь разрушение, болезнь и чьи-то погибшие мечты, любая другая местность, кажется куда более приветливой. Деревья, небо, даже земля, казалось, пахли жизнью, и сердце человека тянулось к этой жизни, особенно после ночи возле парочки разлагающихся мумий. Кем бы ты ни был, пекарем или спецназовцем, но тьма от смерти, висящая в воздухе, будет давить на тебя. Выбитые окна осунувшихся домов, еще сохраняли былой жилой вид, пропускали сквозь дом свет садящегося солнца. После его лучей в этом доме уже никто не зажжет свет, никто не мелькнет тенью у окна, делая одно из многочисленных дел, никто не растопит в печи, и из дымохода не пойдет бодрой струйкой серый дымок. Этого не будет в этой деревне еще много-много лет. Да и сама деревня до того времени уже наверняка превратиться в воспоминания. Самое интересное, что подсознательно даже желаешь ей этого. Хочется, чтобы природа, вечно живая и вечно неунывающая, поглотила все эти дома, заборы, автомобили и многочисленный хлам, накопившийся вокруг обители человека. Лучше уж природа, чем пустота.

Давно отбросив мрачные мысли, связанные с мертвой деревней, солдаты разведгруппы наслаждались видами Карпатских гор, шумом маленьких ручейков, и величием огромных, вечно зеленых елей. Легкий, незаметный ветерок покачивал верхушки этих громадных деревьев, и наверняка гнал откуда-то с северо-запада очередную армаду туч. Парни уже сошли с дороги и быстро спускались по склону к очередной заброшенной деревне. Оставаться на дорогах было опасно, и потому их путь, как и обычно, лежал вдалеке от любых троп или путей сообщения. Слева от отряда возвышался массивный холм, подножие которого раньше, видимо, служило жителям для заготовки зимних запасов сена. Его собирали в маленькие стога.

– Свеча, обойди деревню – скомандовал командир отряда, Степан Пула.

– Вас понял.

Отряд остановился в нескольких метрах от небольшого населенного пункта. Командир разведгруппы не решился вести бойцов сквозь деревушку без предварительного осмотра, это была возможность угодить в засаду.

Дальше, за деревней, была видна верхушка одной из гор. Она была укрыта снегом, который уже не таял. Когда в Карпатах стояла вот такая вот ясная погода, а верхушки гор укрывались снегом, то Карпаты становились похожими на величественные Альпы или даже Кордильеры. Обычно тонущие в тумане, тучах и бесконечных старых лесах, зимой Карпаты обретали какую-то чистоту и привлекательность. Да, им не хватало умопомрачительных вершин, и огромных каменистых валунов, ведь Карпаты в большей своей части покрыты деревьями, но это не мешает им время от времени будоражить воображение своим величием. Особенной отличительной чертой этих гор есть их заселенность. Среди всех этих бескрайних холмов, обрывов и гор, постоянно проскакивают небольшие деревушки. А иногда эти деревушки растягиваются вдоль дороги на многие мили. Дома в таких деревнях устраивают у подножия гор, и, таким образом из одной стороны они упираются в нависающие скалы и дикие леса, а с другой их притесняет дорога. Когда-то по этих извилистых асфальтированных тропах, иначе и не назовешь, проезжало довольно таки много машин, автобусов и даже многотонных фур. Они еще более уплотняли и без того скудное жилое пространство местных жителей, теснящихся подальше от шоссе. Такие деревни иногда растягивались длинной змейкой на пять или даже больше километров, представляя собой две шеренги домов вдоль дороги.

– Движения в деревни не наблюдаю.

– Хорошо. Дожидайся нас – ответил Пула.

– Вас понял, ожидаю вас.

Отряд двинулся сквозь очередной населенный пункт. Впереди он вновь наткнулся на дорогу, по которой шел всего пять минут назад. Она проследовала вдоль спуска одного их горных хребтов, и пошла в обход следующего, который был на пути у спецназа. Командиром отряда было принято решение пойти через горы, симметричным путем вчерашней дороги, ведь идти именно тем же было рискованно. Если враг уже действовал на этой территории, то он наверняка будет продвигаться не по дорогам, а по горам, а это уже означает, что у него есть вполне неплохая возможность найти шестидесятикилометровый след, который остается в мокрой, рыхлой земле от трехсоткилограммового скафандра, и устроить в любом удобном месте засаду. Таким образом, перейдя через дорогу и широкую мелкую горную речушку, парни оказались у подножия горы и принялись подниматься по довольно таки крутому подъему. Им приходилось постоянно хвататься за деревья, опасаясь поскользнуться на мягкой, уезжающей из-под ног земле. Единственное что помогало – это именно деревья и их мощные корни толщиной с руку, которые не удержались под землей и теперь служили ступеньками. Эта местность была привычна для ребят в ровно такой же мере, как и такие рейды вообще. Если не было рейдов, то были тренировки, если не было тренировок, то были организационные задания по сборке припасов. В любом случае было что делать и куда идти. Многие считают, что бойцы спецподразделений – это такие глупые биороботы с неисчерпывающимся здоровьем и фанатичной любовью к разбиванию кирпичей. На самом деле это просто трудяги, и ничего более. За всей этой их крутостью стоит бесконечный труд, пот от труда и кровь от труда. Поэтому в бою у них часто нет ни крови, ни пота, которые, тем не менее, есть у их врагов.

Украина

Окраина г. Днепропетровск

13: 25 тот же день

Далеко от Карпат, почти в центре бывшей Украины, на берегах делящей ее реки Днепр, когда-то был город Днепропетровск. Рядом с этим городом стоял лагерь Второго Легиона, в котором на данный момент служил Михаил Соборов – тайный агент из Западного Бункера бывшей Украины. Сейчас, пока его друзья далеко на Западе пробирались сквозь лесные чащи в своих рейдах, или планировали свои боевые ходы в душных комнатах бункера, он стоял на окраине Днепропетровска и всматривался в очертания города.

В основном город остался не тронутым, но можно ли его назвать городом теперь? Пустые дома, брошенные машины, асфальт, рекламные бигборды, магазины, театры и кинотеатры, школы, больницы, все это резко утратило свое значение. Если пройтись по улицам и осмотреть дома, то казалось, что все по-старому. Магазины еще не утратили свой блеск, их витрины были довольно чисты и за стеклом стояли манекены с одеждой. Возле театров были рекламные щиты с объявлениями о намеченном на завтра, или послезавтра представлением. Однако представлений уже никогда не будет, а магазины никто не посетит. Возможно, туда и забредет парочка уцелевших беженцев, которые с украдкой переночуют там и переоденутся, прихватив с собой дармовые вещи, но былых покупок этим стенам уже не видать.

На коротких перекурах, выпадавших Михаилу Соборову между моментами его бесконечной работы в отряде Быкова, он наблюдал за возвышающимися многоэтажными домами спальных кварталов Днепропетровска, которые были видно с его базы. Соборов смотрел, и часто задумывался о судьбе всех этих городов, поселков и населенных пунктов. Ждет ли их какое-то будущее, или только разрушение?

Опорный пункт Второго Легиона, в котором работал Михаил, был укреплен чуть Южнее Днепропетровска, и город было видно из далека. В этом пункте находилось около сотни бойцов, постоянно прибывающих и убывающих на свои бесконечные разведывательные и карательные миссии. Иногда они приводили несколько несчастных беженцев и тех увозили куда-то. Но Михаил пока не знал куда точно. Знал лишь, что есть бункеры, уже захваченные Легионом, но где именно они были, Михаилу было не известно. Работал Михаил на складе, куда привозилось награбленное добро, а также был кем-то вроде бригадира среди пленников. В то время, когда они прибывали, Михаил должен был проследить за их состоянием здоровья, что означало оценить его одной из трех оценок, определить в импровизированную тюрьму и объяснить как они должны себя вести. Единственное, что смог сделать для пленников Михаил, это выбить для них домик, который прежде служил рыболовецкой хижиной. Как-никак, а в доме было теплее, чем за колючей оградой, пусть даже без отопления.

Других должностей Соборову еще не доверяли, но он рассчитывал на это. Он также знал, что дальше на западе, в лесу, его ждут свои, очередные связные, пришедшие после Андрея и ждали любой информации, которую Михаил оставит им в условном месте. Михаил ходил туда только раз, когда искал связную группу, и больше не пытался. Он знал, что за ним идет слежка от самого Быкова. Он хорошо помнил, насколько осторожен этот человек, и насколько сильно он боялся рисковать. Это было грамотно с его стороны, однако Быков недооценивал Соборова. Да он был осторожен, но это было больше его стратегией, чем осознанным, вызванным конкретной нуждой, действием, и Михаил просто ждал, когда Быков расслабиться, и опять начнет ему доверять. Конечно, проверки и осторожности не закончатся никогда, однако их плановость делала их не такими уж непредсказуемыми и опасными, как могло бы показаться на первый взгляд. Михаил даже подозревал конкретных людей, которые неустанно за ним следили и проявляли всевозможный интерес. Это были приближенные Быкова, в число которых нужно было попасть и Михаилу.

Пока Соборов проверял состояние троих пленных, на базе началось оживление. Михаил как раз возвращался от хижины, когда чуть дальше на севере, начали появляться маленькие фигурки самолетов. В черте Днепропетровска было несколько полос, пригодных для посадки сверхзвуковых самолетов. У Михаила резко ускорилось сердцебиение, было очевидно, что что-то намечается, а это означало, что скоро придет время его выхода на сцену, когда нужно будет что-то сделать. До лагеря оставалось метров тридцать, или чуть больше, когда на аэродром прибыло четыре или даже пять больших пассажирских вертолетов. Спустя минуту, из штаба сразу уехал весь транспорт, включая БМП, который вообще никогда прежде еще не использовался. Михаил молчаливо наблюдал за той суетой, что воцарилась в лагере. Начали устанавливать большое количество палаток казарменного типа, а из стороны авиадрома все прибывали и прибывали солдаты. Водители делали уже пятую или шестую ходку, привозя в основном оборудование и оружие, захватывая по несколько солдат, предназначенные для разгрузки. Все бойцы были в скафандрах, а еще больше их шло в лагерь пешком. Воины шли медленным шагом вразвалочку, беспорядочно разбившись на мелкие группки, что могло свидетельствовать только о том, что они не спешили, а это уже было хорошей новостью для Соборова. У него было время подумать и во всем разобраться. Когда последняя группка прибыла в лагерь, Соборов насчитал около шестисот солдат. Вместе с регулярным полком, сейчас на базе было свыше семисот воинов в сутрах. Это была огромная сила, способная зачистить половину Европы, причем не более чем за две недели. Долго думать не приходилось, очевидно, что целью были Бункеры. Но который из них? Плохой новостью было также то, что казармы для новоприбывших были построены на пути к лесу, это означало, что какая-то пара из семисот глаз вполне имела большие шансы в очень неудачный момент взглянуть на него сквозь тепловизор, и увидеть там странную красненькую фигурку Соборова, прячущего записку под одним из деревьев. Поэтому ночью было рискованно идти, очень рискованно, ведь спрятаться от тепловизионных фильтров было невозможно. Однако с другой стороны пока что у Соборова не было даже с чем идти.

О прибытии новых войск отряд связной разведгруппы вполне догадался сам, а другой информации у капитана не было. Нужно было немедленно попытаться что-то раздобыть. И идти нужно непременно к Быкову, потому, что с другими на подобные темы ему было даже, не то что нежелательно, а и опасно говорить. Однако Быков благоразумно избегал Соборова, предоставив его своим шестеркам, опасаясь любой ответственности. У Быкова всегда были козлы отпущения. Но даже в таких условиях идти нужно было все равно к нему.

Михаил направился прямиком в палатку Быкова. У него было полно вопросов к нему, однако использовать их в качестве основной темы для разговора, вскользь выуживая информацию о прибывшей армии, было опасно. Быков был тем еще змеем, и легко читал истинные мотивы любого разговора, да и слишком очевидным было бы внезапное интервью, поэтому действовать нужно было более хитро, и в тоже время прямо.

– Евгений Святославович, разрешите обратиться.

– А-а-а, Мишка, конечно, входи, к чему такие вопросы? Да и вообще по чаще бы заходил, а то ушел с головой в работу, понимаешь – Быков врал, он избегал Михаила всегда и везде, – всю роботу не переделаешь – добавил он, и полез под стол, вытаскивая наполовину заполненную бутылку коньяка.

Михаил вдруг понял, что Быков, если и ждал визита от Михаила, то он должен был произойти именно сегодня. Михаил понял, что этой ситуацией он всецело не владеет, так как он сам уже часть чужого плана. Ему следовало бы догадаться, но риск дело благородное.

– Да тут такое дело, в общем, я на счет работы и пришел. Я ведь не бухгалтер, вы понимаете? Мне все эти бумажки уже вот где – Михаил резким движением показал на горло, он играл злость и гнев, эмоции, которые было сложно сыграть, но они казались откровением для других людей потому, что в гневе тяжело следить за словами. Дальше Михаил резко успокоился, как бы испугавшись своих собственных эмоций, и натянул на лице искусственную улыбку. Он играл свою лучшую роль. – Я не могу больше быть пастухом для этих рабов! Я вижу, как в бой уходит отряд за отрядом, а я все пишу свои бумажки. Я Воин! Понимаете? Меня учили сражаться, и я люблю это, люблю! А сегодня, я вижу, как прибывают сотни этих сопляков, многим из которых и двадцати еще нет, а я, боевой офицер с большим опытом сижу за столом с карандашом.

– Миша, ты же понимаешь, что никто не доверит тебе прикрывать свою спину ни в одном из намеченных боев? Буду с тобой откровенен, и это только ввиду того, что я знаю, что ты чувствуешь, потому, что и я сам через это прошел, тебя ждет тяжелый путь. Запомни – у тебя нет никого кроме меня, а я не могу стопроцентно положиться ни на кого кроме тебя, и еще нескольких человек. Так что слушай, что я говорю, и у тебя все будет хорошо. И говорю я тебе: потерпи. Просто подожди. Скоро все уляжется, и эти земли будут наши. Вся бывшая Украина станет нашей провинцией, и мы построим тут новую, могущественную страну, в которой будем руководить. А эти пускай умирают. Тебе незачем идти с ними потому, что им на тебя плевать, у тебя есть только я, твой единственный друг, поэтому попридержи коней и побереги себя, мне нужны твои умения и силы в будущем. Будь умнее, Миша. Вот… – Быков замялся, он неожиданно проникся к Михаилу и говорил, как казалось искренне. Быков пододвинулся к Соборову и позвал его, продолжая шепотом – Уже завтра, еще до наступления ночи, будут уничтожены два больших бункера, Харьковский и Южный. Да ты уже и сам, наверное, догадался, ты же не дурак.

– Да, были подозрения. А как же Западный?

– Сил маловато для трех бункеров. Западный бункер для нас пока что не достижим. Тяжело подобраться, и слишком много горных работ. Но не беспокойся, скоро и он будет у нас в руках, как и вся эта земля.

– Поскорее бы – Соборов был ошеломлен. Он не догадывался прежде, что это подготовка атаки на сразу два бункера, не смотря на очевидность таких планов. Конечно, он не подал виду, хотя в какой-то момент ему казалось, что сердце выпрыгивает из груди. – Честно говоря, не особо понимаю, как они собрались пройти энергетические щиты. Никакие бурмашины его не прорежут.

– Ну, всего я тебе не могу сказать, однако будь уверен, в нужный момент от щита ничего не останется. А теперь, Миша, когда ты знаешь, что я тебе доверяю, будь добр доверять и мне. Жди моего приказа и тихо-смирно делай то, что говорят, и ты дождешься своего времени.

– Можете в этом не сомневаться, Евгений Святославович. Будьте уверены, вы можете на меня рассчитывать.

– Замечательно. Рад это слышать. Ах да, если хочешь, то можешь пойти на прочесывание леса. Он мне давно не нравился, зуб даю, что там сидит парочка крыс. Вот я и решил прочесать его, благо человеческих ресурсов и времени теперь хватает. Пойдешь в качестве переводчика. Если кого-то найдут, то ты там уж постарайся, чтоб парней живьем взяли, а то ведь зарубают, да и дело с концом.

– С удовольствием. К кому обратиться?

– Иди в офицерскую палатку, я сообщу о тебе.

– Хорошо. А костюм мне дадут?

– Боюсь, что нет. Но там будет шесть сотен парней, так что можешь быть уверен, что домой тебя проводят – Быков рассмеялся.

– Де нет, я за себя не переживаю, просто соскучился уж. Ну да ладно.

Михаил вышел из палатки полностью ошеломленный. Завтра состоится атака на два крупных бункера, спустя час будет организовано прочесывание леса, где возможно найдут следы его связных, а у него нет и минуты, чтоб обдумать свои действия. Соборова охватила паника, которая, впрочем, была хорошо спрятана от ненужных глаз. Он шел на автопилоте к палатке капитанов, а потом понял, что как только он ввяжется в рейд, то возможности предупредить ребят у него уже не будет, что означало, что действовать нужно немедленно.

Михаил повернулся на ходу, и ушел в сторону хижины с рабами. Он еще не знал, что именно он должен делать, но нужно было предупредить связных о надвигающейся опасности. Он просто шел в том направлении, которое мог оправдать, если его спросят, почему он не направился к палатке капитанов сразу же после приказа Быкова. Михаил не знал, следят ли за ним его неутомимые тени, цепные псы Быкова, и думал, как ему сбросить возможный хвост, наличие которого определить ему, кстати, было нелегко.

Михаилу нужно было одно, а именно добраться до того места, что скорее всего было под наблюдением снайпера, а это окраина лагеря, которая сейчас полным ходом обустраивалась новоприбывшими солдатами. Там было тяжело затеряться по той простой причине, что все воины были одеты в костюмы, а Михаил его получить не мог, хотя с другой стороны хвост тоже был бы заметен.

Зайдя в столовую, Михаил взял себе чашку чая, и немедленно выпил за ближайшим столиком. Палаточная столовая была первой попыткой определить хвост, однако из нее был только один выход, а это означало, что хвост не обязательно будет входить. Но была одна возможность, предполагавшая мнимую встречу Михаила с связными здесь, в столовой. Хвост мог пойти именно по этому следу и не удержался бы, чтобы не войти внутрь и не проверить наличие собеседников у Михаила. Но пока что никто не входил. Прошло около минуты, и в столовую вошло двое товарищей, сразу направившихся к повару, попутно что-то нетерпеливо обсуждая, а следом вошел третий человек, который пытался идти вместе с болтливыми, однако явно не принадлежал к их компании. Его выдавала напряженность и целеустремленность, а также неподвижный, но и не усталый взгляд. Обычно солдаты и офицеры идут на обед как на отдых, и пытаются отвлечься от всех дел с первой же доступной им минуты, но этот, очевидно, пришел сюда не за отдыхом.

Однако как узнать, не очередной ли это фанатик трудоголик, только и думающий, что о работе, или все же это и есть хвост? Михаил следил за ним краем глаза, готовясь перевести его на настенные часы, удобно для него располагавшиеся сразу за спиной подозреваемого. Предполагаемый хвост стал в очередь к повару. Он пробежался неудачно наигранным взглядом по столовой, как бы ища знакомых, но сделал это слишком быстро, ведь нельзя изучить лица более чем тридцати человек, многие из которых сидели спиной к нему, за секунду. Зато на Михаиле, который был ему абсолютно незнаком, он задержал взгляд на добрые полторы или две секунды. Потом, очевидно получив то, что хотел, он спокойно отвернулся и приступил к изучению меню. Это был он. Однако еще была одна проверка, которой Михаил хотел подвергнуть горе шпиона. Как только пришла его очередь, и парень принялся заказывать, Михаил резко поднялся, и ушел из столовой. Просто уйти, не сделав ни глотка, и бегом броситься за Соборовым он, конечно же, не мог, это было слишком уж явно и такая слежка, невольно превращаясь в конвой, уже не имела никакого смысла, поэтому у Михаила было несколько секунд, чтобы уйти от столовой как можно дальше.

Михаил пошел по окраине лагеря, медленно раскуривая сигарету. Он не курил прежде, но начал это делать с того момента, когда его внедрили потому, что курение оправдывало его наблюдение и нахождение во многих местах. Сам же он терпеть не мог сигарет и сигаретного дыма в частности. Он медленно шагал вдоль лагеря, и потягивал папиросу. Иногда он проверял наличие хвоста, но за ним уже никто не шел. Тогда Михаил отправился дальше. Он не успел придумать никакого объяснения для своего похода, кроме как перекур. Если сейчас его кто-то спросит, о причине его пребывания здесь, то придумывать и отговариваться придется на ходу. Но у него не было мотивов быть здесь, и это сильно тревожило. Басни о ностальгии за простыми боевыми солдатскими буднями, были оставлены на крайний случай, однако Михаил сильно сомневался, что образ мечтателя ассоциируется с ним, и понимал всю несостоятельность подобной версии.

В конце концов, он добрел до края лагеря, увеличившегося в несколько раз, разросшись почти до леса. Уже было натянуто несколько палаток, и место для еще одной как раз очищали. Михаил вытянул очередную сигарету и поймал себя на мысли, что он уже терпеть их не может, однако курение прекрасно вписывалась в его маску ностальгирующего вояки. Соборов нашел глазами опушку, где залегал снайпер. Она была на довольно таки высоком холме, который имел небольшую, свободную от деревьев поляну, где и находился снайпер. До него было около полтора километра, однако он отлично видел все, что происходило в лагере, и вполне мог распознать даже лицо Михаила. Опушку из лагеря было практически не видно, потому, что высокие деревья скрывали ее, но Михаил знал, что она там. Он долго и неустанно смотрел в сторону опушки, а потом начал указывать глазами на Днепропетровск. Условным сигналом в такой ситуации была расстегнутая верхняя пуговица, и Михаил ее расстегнул. Две расстегнутые пуговицы означали нужду во встрече, а одна – надвигающуюся опасность. Он хотел сказать своим, чтоб они уходили в город, где их, скорее всего, не найдут. Дополнительно он губами произнес «у-хо-ди-те». Это было довольно таки понятное, хорошо читаемое по губам слово. Не дожидаясь ответа, в надежде, что его увидели, Михаил направился к офицерской палатке.

В палатке шел инструктаж на трудно различимой для Михаила латыни. Он уже сильно продвинулся в изучении этого языка, но беглую речь понять было довольно сложно. Впрочем, для него все было ясно и так как никакой важной роли Михаил, по сути, не играл в этом рейде, его персоной не интересовался никто. Он спокойно стоял у входа и наблюдал за офицерским составом, расположившийся на сидячих местах. Кроме него у крайней стены стояло еще много служащих в обычной форме, что было для Михаила хорошей новостью, ведь он теперь будет не так сильно заметен среди одетых в сутрах воинов, и сможет раствориться в безликой массе небронированной пехоты.

Спустя несколько минут офицерский состав отправился к солдатам, которых быстро построили в большую шеренгу и повели в лес. Для поискового рейда взяли около пятисот солдат, они, растянувшись вдоль деревьев, легко покрывали все пространство, что принадлежало лесу.

– Пошли! – скомандовали все командиры, и солдаты медленно двинулись в лес.

Соборов шел вне шеренги, а позади солдат, остальные воины из легкой пехоты, также шли позади. Среди них был и преследовавший Соборова здоровяк, который в этот раз предпочел не проявлять к Михаилу никакого интереса, хотя и шел всего в двадцати метрах от него. Лес был мокрым, заснеженным и крайне неуютным. Отовсюду капала талая вода, ноги погружались в тающий, почти превратившийся в воду снег, а потом еще и грузли в гниющей, мокрой листве. Однако тут Михаил чувствовал себя боле комфортно, чем в лагере, ему было куда более спокойно и легко преодолевать физический дискомфорт, чем действовать в условиях жесткого психологического напряжения. Поэтому сейчас он отдыхал. Тогда как остальные пятьсот человек внимательно всматривались в очертания деревьев, Михаил точно знал, что как минимум километр никаких следов они не увидят, а вот тогда уже возможно придется хитрить, как-то отвлекать внимание, если кто-то что-то заподозрит, но пока что можно было расслабиться.

Больше всего Михаила интересовало, как он сможет передать связным ту информацию, что у него была, и это было достаточно сложно. Особенно его беспокоили строки, ведь завтра эта информация будет уже возможно бесполезна, ведь просто-напросто ничего уже не успеют сделать. Еще одним моментом было то, что Михаил не знал точное расположение группы, она могла уйти в Днепропетровск, а могла остаться. Если они ушли, то Михаилу уже ничем не удастся им помочь, а если нет, то все равно старое место, где он мог оставить записку, теперь было не достижимо для связной группы. Оставался еще один вариант, который нужно будет проиграть Михаилу сегодня вечером, по возвращению в лагерь.