Текст книги "Закованные в железо. Красный закат"

– Не будем отчаиваться, капитан, организм человека иногда выдерживает невероятные нагрузки, поверьте, в нем скрыты колоссальные резервы. Я была свидетелем таких случаев, когда выживали те, кому делаешь операции только потому, что этому обязывает совесть, которая не позволяет просто бросить человека умирать. А иногда умирали те, кто практически ждал выписки из больницы. Так что не стоит хоронить живых – вступилась за Гавриила женщина.

– Вы местные? – обратился к помощникам Горейко. Они сидели у противоположной стены и в молчании следили за разговором.

– Да, мы все местные.

– Среди тех, кто в замке есть механики или инженеры, может еще кто-то, кто мог бы понять, что тут к чему? Мне хотелось бы попробовать все.

– Есть один парень, который чинит машины, но я не уверен, что он сможет помочь.

– Приведите его, пожалуйста.

– Мой дед работал в Львове, в железнодорожном депо. Он старый и плохо видит, но может быть, я подумал, что… – парень понял, что дед скорее всего не поможет, но проникшись жалостью к умирающему Гавриилу, попытался все же что-то предпринять.

– Веди деда.

Горейко встал и вышел из фургона. Его опять атаковали его старые страхи. Он пытался отвлечься и пошел наверх, к Дигиру и Вольгу, чтобы осмотреть псов, которые отсиживались в пролеске. Все равно он был бессилен.

Он слегка приоткрыл глаза. Они быстро привыкли к освещению, потому, что было темно. В углу экрана были его жизненные показатели. Энергии было навалом, а вот жизненные показатели гасли. Ему оставалось чуть меньше пяти часов. Гавриил попробовал поднять голову. Костюм сразу вывел надпись «Отключение автопилота» и голова поддалась. Возможно, что он не смог бы поднять ее своими силами, но костюм умножил его силы в миллионы раз, превратив даже легкий рывок в вполне уверенное движение. Какая-то женщина наклонилась над ним сразу. Она что-то говорила ему, но откуда ему знать, что она хотела. Сбоку были еще люди, все они с недоумением смотрели на него. Он вернул взгляд на женщину, которая явно что-то сильно от него хотела и упрямо добивалась этого. Он немного свел веки, пытаясь навести фокус, потому, что слабость добиралась и до глаз, размывая изображение, за которое он так хватался. Он сдался и опустил голову, пытаясь что-то придумать. В такие моменты тяжело понять, что именно нужно сделать. Хочется отдохнуть, сильная усталость врет, обещая спасение во сне. Он знал это. Ему вспомнились психологические тактики спецназа, о которых он так любил читать. Там было все, что нужно для выживания и ничего лишнего. Никакого вранья, никаких иллюзий и домыслов, никаких предположений. Он обожал эту определенность, и ее простоту, читая все это, он примешивал эти догмы к своему мировоззрению, незаметно становясь сильней. Одна из них гласила «Оказавшись в тяжелом положении, продолжай принимать решения, планируй свое спасение всегда и везде, пытайся устроить свою жизнь любым способом». И он думал из последних сил. Лицо женщины, которая так пыталась ему что-то сказать, держало его внимание и постоянно, то исчезала в мире теней и бликов, то возвращалось к нему, как лучик надежды. Он видел, что она чем-то обеспокоена. «Может снаружи опасность, и она хочет, чтоб он ее спас?» Нет, другие мужчины тогда бы были перепуганы и смотрели по сторонам, но они смотрели только на него. Да и сам он ничего не может уже сделать.

Вдруг его накрыла мысль, что он умирает. Ему сразу вспомнились родители, которые возможно живы. Они были военными и их вполне могли эвакуировать. Он не хотел умирать, не попрощавшись с ними, или хотя бы не увидев их одним глазом. Вспомнилась могила Лены и вдруг захотелось к ней. Но неизвестность вдруг испугала его. Раньше он думал, что не боится смерти, однако смерть это пустяк, самое страшное в мире чувство, когда знаешь, что ничего нельзя изменить. Оно ужасней всех, от него хотелось избавиться. Гавриил с двойным рвением всматривался в губы женщины, пытаясь прочесть слова. Он заметил, что теряет контроль из-за легкой паники, которая, впрочем, вызвала прилив адреналина, что не так уж плохо. Инстинкт самосохранения, эта замечательная программа, которая в один миг развеивала все иллюзии и занимает в мыслях достаточно много места, чтоб даже страх отступил, заставляя думать. «По крайней мере, я еще жив, а раз я жив, значит у меня есть шанс» – схватился Гавриил за единственный свой козырь. Его знания о психологических тактиках спецназа вступили в силу, еще одна его любовь спасала ему жизнь. Она гласила, что среди тьмы отчаяния и несчастий нужно находить любой проблеск света, который можете найти, потому, что только он способен вам помочь. Подогреваться отчаянием и страхом это – то же самое, что лезть в прорубь, пытаясь спасти обмороженные ноги. Мысли зашевелились в голове и полетели. На лбу даже проступил пот. Гавриил боролся опять и, заметив это, он вспыхнул новыми силами и надеждами. Вся эта борьба заняла от силы тридцать секунд, но он не забудет их никогда. Еще одно правило выживания гласило, что нужно уметь праздновать свои маленькие победы, чтоб не казалось, что вы ни на что не способны. Он боролся за жизнь и это уже хорошо, это уже маленькая победа.

Сил просто не было, Гавриил накручивал себя, опасаясь снова потерять сознание. Он всмотрелся в движение рук этой женщины, которая уже вспотела, изображая ему что-то. Она сжимала пальцы обоих рук, сводила их кулаками вместе, а потом разводила пальцы и выворачивала их вверх и в стороны, как иногда изображают взрыв. «Что она хочет сказать, что сейчас что-то взорвется и мне надо идти? Нет, я не смогу, вряд ли. Стоп! Она хочет, чтоб я открыл костюм. Может они смогут перевязать рану. Что ж, похоже на то. Нужно попробовать».

Мысли роились в голове, силы прибыли. Открыть костюм без голосовой команды можно было выполнив запрограммированное действие. Проблема была в том, что каждый мог выбрать свое. Под левой рукой была кнопка, которую можно было нажать правой рукой или, сильно поднатужившись, даже левой. Стандартным действием было завести левую руку за голову и нажать на кнопку. Но этот костюм одевали прежде другие люди и они могли перепрограммировать его, что означало бы, что Гавриилу не выбраться из него без специалиста. Был еще вариант порезать костюм мечом, но об этом не хотелось думать. По крайней мере, пока что. Гавриил поднатужился и завел руку за голову, унылым и слабым движением потянулся к левой подмышке. Сутра то и дело останавливалась, не различая мышечных усилий со стороны Гавриила, однако он таки смог. Нажал на кнопку и в нескольких местах сразу разошлись швы. Все сработало. Множество наслоенных листов можно было отогнуть и вытащить в итоге Гавриила. Ноги открывались отдельно, но туловище было свободно.

Отпрянувшая от Гавриила врачиха бросилась к ране и начала кричать что-то другим мужчинам, тыкая пальцами то на одного, то на другого и безапелляционно приказывала выполнять какие-то действия. Она раздвинула шлем и посмотрела на Гавриила. Он бросил на нее слабый взгляд и улыбнулся, поняв, что угадал. Теперь можно было отдохнуть. Женщина нервозно гладила его по лбу и вытирала катящиеся слезы. Ее тронула эта улыбка, люди всегда размякают, когда какие-то ожидания оправдываются. А этот парень ей был так симпатичен, он был грозным воином с мальчишеской улыбкой, и она спешила вернуть ему должок за то спасение под Дубно, когда он вернул ей ее будущее и мечты практически на блюдечке. Она копошилась над раной и вспоминала эту улыбку, которая грела ее. Однако теперь есть только дело.

Гавриил практически сразу отключился. Его глаза, цепляясь со всех сил за реальность, медленно ушли под тяжелые веки. Лицо обмякло, оставив следы от последних эмоций, предварительно исказив их до неузнаваемости. Сначала врачиха даже испугалась, что это остановка сердца, уж слишком резко он вырубился, но вскоре поняла, что ничего страшного не произошло. Спустя несколько минут к ней наведался и Юрий Горейко. Многие из тех, кто был под Дубно, пытались чем-то помочь, столпившись вокруг буса, но вскоре позвали на обед и они ушли. Капитан поднялся наверх, и отпустил ребят пообедать, ведь их ждала долгая дорога.

К счастью кишечник был не поврежден, хотя меч и опалил его немного. У органических тел было странное свойство, которое защищало их от сверхактивной Уны, способной с легкостью резать метал и камни как масло. Фактически это доказывало наличия энергетической оболочки тела человека. Если бы не эта война возможно наука шагнула бы в невероятную область, открыв новые горизонты и возможности человека.

Наложив швы, подлатав несколько разрубленных сосудов, женщина закончила. В общем, она была довольна результатом, а это означало, что Гавриила ждало какое никакое, а будущее.

В следующие полчаса были подготовлены люди. Все столпились во дворе, и Горейко распределял их по машинам. У одного из присутствующих оказался бус Спринтер, оснащенный пассажирскими креслами, он мог взять на борт около двадцати человек. Все складывалось довольно таки хорошо. Свор проверял исправность остальных машин. К капитану, в тойоту, грузили провизию.

– В Лэнд Ровере поедут Рэвека и Сворог. За рулем Игорь. Вы двое нужны, чтоб переносить пулемет. Если нужно выбивайте окна или люк. Лэнд Ровер едет в центре колоны. Держись в левой полосе, а все остальные водители в правой. Понятно?

– Так точно.

– Капитан, с поля к нам мчатся несколько этих тварей – раздалось в рации. Это был Дигир, который остался в дозоре на крыше.

– Наверное услышали как мы хлопаем дверьми.

– Ревека Сворог и Бэн – на ворота с пулеметом. Вольг – уводи людей в замок.

Сам Горейко взметнулся по лестнице и наблюдал за дорогой. Из города к ним мчалось пять псов и еще трое или даже больше из поля. Патронов на них хватит. Вскоре те с города врезались в ворота с разбега, и деревянные ворота сильно подались вперед. Псы яростно лаяли и рычали. У них, казалось, должны были быть недюжинные глотки, чтоб издавать такой оглушающий лай. Ситуация начинала выходить из– под контроля. Ревека уже стоял с пулеметом.

– Бэн, быстро за руль и подопри ворота вторым фургоном.

– Понял.

Спустя несколько секунд ворота уже были надежно подстрахованы почти трехтонным Транспортером. Рева вопросительно глядел на капитана, держа псов на мушке, но капитан медлил. Он ждал, может еще другие прибегут.

– Вали их – приказал он, наконец.

Короткие очереди из трех или четырех патронов двадцатого калибра пробивали броню, резко и беспардонно прерывая все яростные потуги псов. Однако Горейко не особо радовался этому. Он смотрел на них и думал о том, что если бы они выехали за ворота хотя бы на пару минут раньше, то эти твари разорвали бы их в клочья. И на что он надеялся, когда планировал проскочить незаметно?

– Теперь придется ждать минут двадцать. За это время должны прибежать те, кто мог услышать звуки выстрелов. Будем надеяться, что таких нет. Эти ворота меня сильно смущают. Рэвека, иди осмотри их, а я постою на карауле. Вольг, смени Дигира, пусть отдохнет и перекусит. Остальные – отбой.

Горейко был обеспокоен тем, что их жизнь зависит только от случая. Если парочка таких тварей выскочит из-за дома и Рева не успеет их подстрелить, то им конец. Горейко был бессилен и это его мучило. Он пытался убедить себя, что все не так уж плохо, но факт был фактом. Они как котята, брошенные на четырех полосный автобан. «Что ж, Господи, я бессилен, пусть будет по-твоему». Горейко отдавал в руки Творца лишь некоторые непобедимые ситуации, где его силы были никчемные и смешные. И это была одна из них. Слишком много факторов должно было совпасть, чтоб эти люди могли добраться до бункера, и все их человеку не дано предугадать. Прежние он смог пережить и это внушало доверие и спокойствие. Он смирился с любым будущим. В мыслях всплывали идеи остаться в замке, но треск дубовых ворот, слетающих с петель, живо развеивал их. Это была мнимая безопасность, которая закончится вместе с патронами к пулемету, а их было не больше сотни. Нужно было рисковать, но нужно было также рассказать о риске людям. Их жизнь теперь в их руках пускай доверяют ее ему или оставят себе, но решать вместо них нельзя.

Горейко стоял перед ними уже не такой уверенный как в первый раз. Он был тверд и решителен, но никого не хотел больше обманывать, выкладывая все на чистоту. Люди слушали молча. Былые склоки остались в прошлом. Горейко хватило чувства юмора приметить про себя, что их злость была от голода, и он пообещал себе кормить их регулярно. Все же его дух, в который раз, воспрянул из пепла. В этот раз он воспрянул еще быстрей, чем прежде. Если другие крепкие парни не падали духом, то Горейку пришлось преуспеть в умении подниматься с колен, и он преуспел.

– Мы с вами, капитан, мы в одинаковых условиях. Конечно, если кто-то – против – то оставайтесь, но я не могу не рекомендовать отправиться всем вместе на Юг. Как бывший ваш мэр я призываю держаться всем вместе и дальше!

Глава 5. Хорошие

Если мир рушится – ищи друзей.

Карпаты

Округа бункера

28 августа; 19:05

Вечерело. Безоблачное небо обещало звезды и луну. Колонна из множества джипов и автобусов с беженцами, среди которых был и Михаил, остановилась недалеко от Западного убежища. Машины разъехались между деревьев, казалось, что им нет конца, но, тем не менее, с воздуха их было не видно. Высокие карпатские ели плотно сходились над машинами своими старыми ветками. Было запрещено, насколько можно было что-то запретить гражданским, выходить из машин, курить через окно и говорить на повышенных тонах. Спецназовцы, расположившиеся по краю периметра, всматривались между деревьями. Они почти не двигались, стоя плотно прижавшись к деревьям или приседая на корточки. Чуть дальше, во впадинах или зарывшись в гниющую листву, лежали воины в сутрах. Они были первым рубежом обороны, охранявшим гражданских. Когда люди только приехали сюда, лес затих, слышно было лишь скрип высоких стволов елей и шелест листвы, но сейчас уже вновь запели птицы, что означало, что люди тут уже давно и окружение к ним привыкло. Если бы какой-то охотник или грибник гулял по лесу, то он прошел бы просто по спецназовцу и ничего не заметил.

Был приказ ждать темноты, чтобы не выдать расположение бункера и заодно удостоверится в наличии или отсутствии наземной или воздушной слежки. Конечно руководство не питало надежд, что расположение бункера большой секрет для противника, но бункер был крепостью, которую фактически нельзя взять. А вот люди, нуждающиеся в более чем получасе времени для проникновения в убежище, были достаточно уязвимой целью. В принципе шанс, что противник не знал о бункере, был, и он был даже выше, чем противоположная вероятность, но нужно было перестраховаться. Людьми больше нельзя рисковать ведь скоро их будет уж очень мало. Возможно, что только теперь ценность человеческой жизни начинала приобретать свои истинные очертания.

Денек выдался солнечным и ясным. Лишь иногда небольшие белые тучи пролетали по небу, подгоняемые сильным, но теплым северо-западным ветром. Было очевидно, что этот ветер принесет в горы тучи побольше. Так всегда бывало. В этих краях небо показывалось очень редко. Тучи и целые циклоны поливали эти земли день изо дня. Они как огромные фуры, которые спешили на Юг, упирались в кончики гор и, подхлестываемые ветрами, не могли двинуться дальше, пока не сбросят большую часть своей ноши. Карпаты жадно обдирали их своей водяной данью, хотя иногда уже и сами не могли всю эту воду использовать во благо. Тогда случались потопы, которые сметали леса, деревни и размывали берега.

– Первый, это седьмой, Вижу движение на востоке, но распознать не могу – в наушнике Зороги раздался доклад одного из подчиненных.

– Седьмой, оставаться на позиции. Одиннадцатый и двенадцатый, двигайтесь на запад.

Сорок человек Зорога расположил по периметру. Остальные десять оставил в центре, они двигались то к одной предполагаемой точке нападения, то к другой. На них были спецназовские плащи, такие как у снайперов, сливающиеся с местностью, и казалось, что движется куст или вовсе легкий ветер сдувает верхний слой листвы.

У Зороги под командованием было около пятидесяти человек в сутрах, а это большой отряд для стального спецназа, но полковнику не привыкать. Он был, пожалуй, самым опытным командиром подобных операций в Украине. На его счету секретные миссии по всему миру на протяжении пяти лет. Если учесть, что сами сутры взяты на вооружение около шести лет назад в качестве экспериментального оружия, и выпущены в массовое производство всего год назад, то Зорогу можно было считать первопроходцем и ветераном. Эта область военного дела была еще слишком плохо изучена, не было литературы по тактикам ведения боев на мечах и тактик руководства такими отрядами. Еще не было ни позиций в бою, ни точек которые можно было прикрыть огнем. Вся многовековая история ведения войны канула в Лету, и новую печатали такие как Зорога. Ввиду этих обстоятельств он вполне мог ожидать скорого повышения.

Одним из спецназовцев, которых Зорога расставил по периметру, был Михаил. Он всматривался между деревьев и гнал мысли о Светлане, что постоянно подкрадывались и требовали внимания, но это было не допустимо. Он поддерживал внутреннюю дисциплину даже среди своих размышлений, заставляя себя думать только об окружающей среде. В самом начале он забросал себя листвой, медленно, без шума и резких движений, вблизи казалось, что сонный медведь пытается намазаться грязью и листвой, а издали и вовсе не было ничего заметно. Потом Михаил, как это делают спецназовцы, оказавшиеся в незнакомой местности, настроился на окружающую среду. Когда он полностью привык к окружению, захотелось расслабиться, но это обманчиво и приходилось заставлять себя изучать на память очертания деревьев и даже считать их. Он лежал тут уже второй час, костюм не пропускал холода от мокрой земли, но тело начинало просить смены позиции, чего делать было нельзя. Подавлять подобные желания он уже научился, сейчас было важней не потерять бдительность. Ему хотелось потереть глаза, которые начинали ныть, что обуславливалось еще и слегка затемненным стеклом очков.

Он уже в который раз пересчитывал деревья и кусты. Он мог видеть около пятидесяти деревьев, если не поворачивать головы. Насчет некоторых он сомневался одно это дерево или несколько. Также он знал, что возле десятого, если считать слева, лежит бревно, похожие бревна лежали возле двадцать третьего и сорок девятого. Он шутливо назвал их Вася, Коля и Витя, потому, что когда он только вышел на позицию, они показались ему сразу же подозрительными. Чуть дальше была неровность, образованная толи поваленным старым деревом, которое обросло мхом, толи старым пнем от такого дерева, заваленного листвой. Он следил за ним краем глаза всегда, потому, что враги в первую очередь спрятались бы именно там. Михаил с легким нетерпением ждал темноты. Он выбрал ее сигналом о конце своих мук и внушал себе, что она принесет ему счастье, и эта мысль поддерживала его в моменты, когда приходило нетерпение. Очень важно ставить себе маленькие и достижимые цели в подобных ситуациях. Эти цели питают ваш дух.

Бункер «Карпатия»

Тот же день.

Сам бункер медленно наливался жизнью. Электрики, механики, служба охраны, организованная из бывших танковых войск и авиации, ставшие резко бесполезными, выполняла самые различные поручения. В будущем этих ребят ждала переквалификация, но сейчас они распаковывали новую технику, проверяли освещение и воздушное наполнении тысяч миниатюрных семейных квартир, расставляли стулья в столовых, собирали постели в казармах, проверяли военную технику в амбарах и перепроверяли склады с провизией. Другие занимались уборкой за ними, собирая обрывки упаковок или пломб. Электрики в большой спешке, из-за поставленных нечеловеческих сроков, перепроверяли основные электрические магистрали. Многие из них любили отключать ввиду неопределенной даты начала эксплуатации бункера, совпавшая с нынешним днем. Электриков ждал огромный объем роботы в многоэтажном спальном квартале. Казарменное электроснабжение было подключено ввиду того, что в бункере уже жил рабочий персонал.

Одной из важнейших задач был запуск кузни, где предполагалось собирать новые костюмы – сутры, которые стали единственным ключом к будущему. Там кипела наиболее напряженная работа. Инженеры в белых халатах и касках бегали и перекрикивались, рядовые механики перепроверяли ключевые элементы печей, роботов сварщиков и еще миллиона приспособлений. Программисты ломали головы над недоработанным программным обеспечением и их безопасностью. Кроме того с кузней не было связи. Она находилась глубоко под землей, ниже всех отсеков, кроме складов, находившихся на том же уровне, и связь с другими уровнями не получалось установить. Чуть позже выяснилось, что не было проложен кабель. Это означало также и то, что сама кузня не запускалась еще после инсталляции, и это сильно повысило напряжение. Работа с запуском кузни обещала затянуться до утра. Ее огромная площадь в три четверти гектара, почти полностью напичканных электроникой и механизмами, требовала множества сил.

В общей сложности бункер напоминал многоэтажный дом с огромными замысловатыми ответвлениями, стоянками, нависающими балконами и целыми этажами. Он располагался под горным хребтом вблизи самой большой горы – Говерлы. По сути, некоторые дальние районы планировалось еще достроить и там, но эти планы уже, к сожалению, в прошлом. Если описывать бункер по грубым меркам, то получится, что он построен в три уровня. Первый и самый низкий – складской. Там располагалась кузня, атомная электростанция с батареями, и огромные амбары со всевозможными ресурсами, провизией, оружием и даже самой дорогостоящей техникой. Вверх от склада, на поверхность, вел огромный лифт, способный поместить на себе небольшой истребитель, и самый большой для бункера серпантин. Следующий уровень состоял из двух частей. Одной частью были жилые этажи, где были, если перечислять снизу вверх и по порядку, жилые апартаменты руководства, довольно таки большая больница на триста коек и жилые комнаты, расположены на четырех следующих этажах. В общей сложности комнаты были рассчитаны на две тысячи триста семей. Самым верхним этажом был так называемый хостел, или отель без удобств, где в одной комнате жило много людей. Он был рассчитан на одиночек и случайных беженцев и мог поместить полторы тысячи человек, благодаря двухэтажным кроватям. По сути это была одна огромная комната с небольшими проходами между кроватями, которые едва позволяли разминуться двум людям. Комната была символично разбита гипсокартонными тоненькими стенами на секторы по десять кроватей, но такие стены почти никакой роли не играли. Скоро все эти кровати будут заняты, а сейчас там, в суматохе, сновали рядовые солдаты, развозя та тележках одеяла и подушки. Они еще не успели сделать это и для половины кроватей, ночь обещала быть длинной.

Следующий отдел второго уровня, построенный на противовес жилому кварталу, включал в себя командный центр, состоящий из нескольких этажей, выше него был корпус обслуживающего персонала и ремесленников, дальше научно инженерный центр, и на самом верху военные казармы для рядовых солдат. Рядом с казармами был еще огромный ангар транспорта, различных боевых машин, вертолетов и другой техники, который размерами не уступал складским помещениям нижнего уровня.

Самый нижний, складской уровень был самым внушительным строением. Многоярусные, влитые в бетонный пол полки из мощных швеллеров, держали на своих ношах самые разные вещи. Амбар делился на пищевой и обычный отдел. В пищевом – были разные продукты питания, от муки до вяленого мяса. Большая же часть складских помещений занимали всяческие батареи, оружие, боеприпасы, тонны автозапчастей и различных элементов бункера, как например стержни атомной электростанции или моторы водяного и воздушного снабжения бункера. Склад вообще был местом достаточно зловещим. Человек, страдающий даже легкой формой паранойи, сошел бы тут с ума. И все это из-за огромных потолков, которые стояли на сотнях необъятных опор, таявшие где-то вверху во тьме. Свет тут почти не жгли потому, что если бы попробовать включить все осветительные приборы, то на них ушло бы почти двадцать процентов общего объема вырабатываемой электроэнергии. Также было сложно поддерживать температурный режим этих помещений, но задача сильно упрощалась благодаря мощной вентиляции, только вот персоналу приходилось привыкать к прохладе. Главное, что влага рассеивалась.

Возле амбаров была кузня и электростанция. Она, можно сказать, только на эту кузню и работала, потому что на адамантитовую печь шло около шестидесяти процентов всей вырабатываемой энергии. Над ними располагались кабинеты военного руководства, залы заседаний и главный, так называемый серый кабинет, в котором должен располагаться главнокомандующий бункером. Все чиновники переходили под его руководство. Многие получали соответственные обязанности и занимались организацией жизни в бункере. Однако в случае нашей страны все высшие чины были отданы военным, моментально взявшие на себя всю власть, что было предусмотрено конституцией. Доверие народа к различным депутатам было мизерным, поэтому вряд ли у них были шансы, хотя некоторые уже планировали свои интрижки и выходы к власти.

Выше, над командным центром, располагались комнаты с компьютерами и людьми в серо-синей форме обслуживающего персонала. Тут вели контроль за различными службами бункера, водоснабжением, электропитанием, различными очистительными системами воздуха и воды, в общем, за всем, что питалось от электроэнергии в этой подземной цитадели. Каждое утро тут проводилось распределение людей, разбегавшихся по бункеру с сотнями заданий. От выполнения их и зависела нерушимость бункера, что казался таким совершенным и независимым. На самом деле его мощь зависела от этих людей.

Выше, над корпусом обслуги бункера, был научно-инженерный центр. Здесь занимались бесконечной научной деятельностью, пытаясь находить всяческие противодействия вирусам, оружию врага и кризисным секторам бункера, усовершенствуя его.

Над учеными располагались казармы. Койки, койки и еще раз койки, общий душ, простенький, но большой спортзал, который был сразу за тоненькой стеной и большая столовая в которой, впрочем, было не так уж и много места. К слову сказать, над каждой двухъярусной кроватью был свой турник, специально сконструированный для подобных военных казарм. Таким образом, солдаты могли проще поддерживать свою форму, не мешая друг другу в спортзалах. Беговые дорожки частично заменяли приседания, направленные на усиление мышц и скакалки, в чем-то заменявшие бег.

Рядом с казармами, всего в нескольких десятках метрах от поверхности, располагалась стоянка транспорта. Сейчас водители пытались расположить транспорт поплотней, чтоб поместилось парочка прибывших БТРов. Ребятам сильно мешали вертолеты, которые занимали много места, но место между ними занимать было строго настрого запрещено. На стоянке было даже три истребителя. Она была очень внушительных размеров. В общей сложности вся конструкция бункера была возведена благодаря некоторым сверхпрочным материалам, которые были созданы всего несколько лет назад. Они были очень легкими, но прочными, хотя и не любили ударов. Что же касаться огромных площадей под землей и в твердой породе, то это заслуга невероятных свойств Уны и адамантита из которых делали резцы для буровых установок. Сейчас бункер, и огромная площадь над ним, бала покрыта Уной, ее нанесли на горы и подвели к человеку, питавшему ее. Если убрать этого человека, активность Уны исчезнет, но место нахождения, так называемого источника, было мало кому известно. Для этой роли подбирались особые люди. Они жили особняком, занимались и делали то, что и остальные, только делали это в пределах одной какой-то комнаты, таская за собой достаточно тяжелый провод. Их было не больше десяти на убежище, зато благодаря им, никакая буровая установка не могла пробиться к бункеру. Когда таким людям надоедала их роль, находили других, было известно, что при психологическом истощении радиус, который могли привести к активности источники, сильно уменьшался. За этим следили специальные люди, которые, также, должны были следить за цельностью щита и латать так называемые дыры. Если Уну не удалось активировать слишком долгое время, то она распадается и превращается в различную материю. Чаще всего это был гелий. Но, пока что, связи были прочными, несмотря на масштабы покрытых площадей.

Бункер медленно оживал. Люди, бывшие его кровью, разносили по нему свою жизнь. Лепили ее своими руками, облагораживая интеллектом, чувствами и слезами. Они были его жизнью, он существовал для этих людей и был создан для них. Они зажигали свет и пускали по его жилам воду, электричество, воздух и свои слова. Одни из них были усталые, другие бодрые, третьи едва сдерживали слезы, переживая страшные потери. И только благодаря работе, они отвлекались. Они обнимались, плакали, смеялись, чтоб подбодрить себя или своих друзей, радовались, что им удалось спастись от ужасной участи, которая не миновала многих-многих других. Они мечтали об отдыхе или о работе. Что-то планировали, что-то любили, а что-то ненавидели. Они жили, как так, как у них получалось.

Во многих коридорах уже горело слабое освещение. В столовых подключали последние печи, конечно, что-то пойдет не так, но в общей сложности уже шло приготовление первого обеда. Повара боролись с усталостью и пытались готовить вкусно. Им не хотелось, чтоб кто-то был не доволен, ведь в их новом мире было уже слишком много плохого и хотелось заработать улыбку, способную воскресить их дух. Многие люди, посылаемые в отдаленные уголки бункера, работали с грустью и тяжелым сердцем, если оставались наедине и расцветали на глазах, увидев кого-то другого. Все резко почувствовали зависимость друг от друга, как это было в былые времена, когда выживание одного зависело от выживания целого племени.

Говорят, что все, что не делается, все к лучшему, что ж, возможно это так? Мир прошлого, направленный на удовлетворение собственных желаний, которые так и не удалось утолить, рухнул и в этом есть что-то символическое. Он рухнул и в буквальном и в переносном смысле, ему больше нет возврата, человечество больше не сможет так оступиться, как оно уже оступилось. Даже если бы этой войны, дерзкой, наглой, бесчеловечной и не произошло, все равно, мир должен был рухнуть. Мир иллюзий, лжи и жадности всегда рушится, его поклонники не всесильны. А ведь вся гуманность, о которой мы слышали по телевизору, все эти громкие слова о демократии и первенстве человеческой жизни шли от тех, кто, уходя с трибун, скрипел зубами, планируя свой новый кусок власти, необходимый ему как инъекция наркоману. Как мы видим теперь, кому-то захотелось слишком уж большой дозы, кто-то позарился на весь мир.