Текст книги "Кавказ. Выпуск XI. Народы. История завоевания"

До 1617 года, то есть до похода на Грузию персидского Аббас-шаха, Грузии принадлежала небольшая площадка, расположенная в северо-восточной части Кахетии, между Главным Кавказским хребтом и рекой Алазанью, с юга ограниченная Шекинским ханством. Ныне она называется Закатальской областью. Во время разорения Аббас-шаха лезгины спустились в это место и заняли его в свою собственность. В юго-восточной части этой площадки образовалось Елисуйское ханство, а остальная часть представляла примитивную республику из шести волостей. Коренные жители этой области были грузины, но теперь они уже омагометанились. Кроме того, там жили лезгины и мугалы (монголы). А все вместе они были разбойники.

Лезгинские поселения Белоки и Джары считались передовым постом для всех лезгинских хищнических набегов на Грузию. И вот Цицианов решил, во-первых, хорошо проучить лезгин и отбить у них желание к охоте на Грузию, а во-вторых, присоединить к Грузии те коренные части ее, кои всегда принадлежали Грузии. Этот первый шаг Цицианов поручил выполнить славному тогда генералу Гулякову с четырьмя батальонами. Главная беда была в том, что никто не знал самой местности. Ни карт, ни описаний, ни разведок лезгинских областей никто не имел и даже не делал. По русскому обычаю, при армии был офицер Генерального штаба и карты рисовал, но эти карты посылались в Главный штаб Петербурга, а Главнокомандующий Кавказской армией оставался слепым. И вот Гулякову пришлось идти в совершенно неизвестную землю, воевать в ней храбро, на собственной земле сильного и ловкого неприятеля с числом войска в несколько крат большим.

Имя генерала Гулякова как храброго и славного воина в Грузии было слишком хорошо известно, и потому князь Орбелиани предложил в помощь русским составить грузинскую дружину.

На зов князя сразу явилось около семи тысяч охотников, из которых многие были кавалеристы. С этим-то войском Гуляков выступал из Сигнаха, перешел Алазань и двинулся на Белоканы. Там его ожидали в болотах, замках и укреплениях более 12 тысяч лезгин и при них беглые грузинские царевичи Александр и Теймураз. Гуляков бодро пошел со своими кабардинцами и тифлисцами на приступ. Лезгины не выдержали. Укрепление было очищено. Лезгины бежали в Белоканы; но там на них напали грузины. Сеча была жестокая. Белоканы были взяты, и от них не осталось камня на камне, или, как доносит Гуляков Цицианову, «ничто совершенно».

Грузины взяли шесть знамен и тут показали свой азиатский характер, превращая поселения в пустыню. Между тем Цицианов, отправляя Гулякова, наказывает «всемерно воздерживать грузин от грабительства, поелику оная провинция назначается к подданству российскому, а по той причине лучше иметь ее неразоренною, нежели ограбленною». Но унять расходившихся грузин было невозможно. Вся Белоканская равнина до самых гор была усеяна лезгинскими трупами. Такого поражения на своей земле лезгины никогда еще не испытывали.

Совершенно разнесши лезгин в Белоканах, Гуляков обеспечил себя там, устроил укрепление при броде Урдо и запасался продовольствием. В это время лезгины сосредоточивались в Джарах. Кроме того, на помощь им пришел нухинский хан. В то же время нухинский хан обратился к Цицианову с посредничеством между ним и лезгинами. На это Цицианов отвечал, что в рассуждении Джар и Белокан он уже положил за правило или усмирить их, или стереть с лица земли. Что же касается нухинского хана, то он предоставляет ему действовать по собственному усмотрению; предупреждая только, что великий и могущественный государь император приказал оказывать защиту и покровительство всем преданным и приязненным соседям, а врагов истреблять силой непобедимого российского оружия.

Между тем Гуляков двинулся на Джары. Нухинцы ушли. Тогда джарцы сдались на царскую милость.

Условия, на которых Джары и Белоканы присоединялись, были следующие:

1. Вся Джаро-Белоканская область присоединяется к России на вечные времена и облагается ежегодной данью в 220 пудов шелка.

2. В подданство же включаются Елисуйское ханство с усиленной ежегодной податью по 100 лир шелка.

3. Селения Джары, Белоканы, Катехи, Талы, Лутах и Джинит в залог своей верности дают аманатов и отвечают за все прочие приписанные к ним селения.

Этот успех русских и грузинских войск в лезгинских странах произвел великую и искреннюю радость в Грузии. Теперь не лезгины увели пленных грузин, а грузины – пленных лезгин.

Покончив с Закатальским краем, Цицианов решил приняться за ганжинского хана. Ганжинский хан открыто враждебно относился к русским. Он подстрекал соседей, давал приют царевичу Александру и осмелился даже сделать нападение на Шамшадиль и увести в плен до двух тысяч армянских семейств. Но наказание ганжинского хана пришлось отложить.

Тринадцатого июля 1803 года ахалцихские лезгины сделали нападение на Карели. Здесь стояла рота егерей Секерина. Видя свое численное превосходство, лезгины предложили Секерину сдаться. Но Секерин ответил: «Русские не сдаются». Солдат было всего 44 человека. Несмотря на малое количество защитников, Секерин смело вышел на лезгин, русские все были перебиты. В числе первых пал капитан Секерин, умирая, он успел крикнуть своему преемнику поручику Рогульскому: «Помни, русские не сдаются!».

Вскоре и Рогульский был убит и, умирая, завещал своему младшему брату, прапорщику: «Брат, помни слова Секерина: русские не сдаются»… И этот не сдался. И он пал в бою. Пали все до одного славные братья-солдаты… Завет Секерина был исполнен, и на Кавказе узнали, что значит не сдаваться неприятелю.

Славным памятником этому бою ныне смотрят только развалины башни в Карели. Посланный на лезгин князь Орбелиани ворвался в Ахалцихский пашалык и заставил пашу выдать всех лезгин. Лезгины с позором были выданы и пересланы за Алазань. Этим, разумеется, подлили только масло к джарскому волнению. Джарцы не могли примириться со своим подчинением России, не платили дани и пропускали через свои земли других хищников на Грузию.

«Неблагодарные, – писал Цицианов джарцам. – Не обманете вы меня другой раз. Истреблю вас с лица земли и не увидите вы своих селений. Пойду с пламенем по вашему обычаю, и хотя русские не привыкли жечь, но я спалю все, что не займу войсками, и водворюсь навеки в вашей земле. Знайте, что, писав сие письмо к вам, неблагодарным, кровь моя кипит, как вода в котле, и члены все дрожат от ярости. Не генерала я к вам пошлю с войсками, а сам пойду, землю вашу покрою кровью, и она покраснеет, но вы, яко зайцы, уйдете в ущелья, и там вас достану и буде не от меча, от стужи и околеете…»[95]95
  Потто В. А. Утверждение русского владычества на Кавказе. Т. 1. С. 85.


[Закрыть] – вот язык азиата к азиатам…

А елисуйскому хану таково было послание Цицианова: «Бесстыдный и с персидскою душою султан! И ты еще смеешь писать ко мне! В тебе собачья душа и ослиный ум, как можешь ты своими коварными отговорками обмануть меня? Знай, что доколе ты не будешь верным данником моего государя, дотоле буду желать твоею кровью вымыть мои сапоги…» Недурно.

На воззвания Цицианова джарцы ответили тем, что 8 тысяч лезгин ворвались через Алазань в Кахетию.

Но тут был Гуляков. У него было 1200 пехоты и 170 казаков. Не дав опомниться лезгинам, Гуляков бросился на них, многих перебил, многих потопил в Алазани. Нужно заметить, что лезгинам в этом случае помогали даже аварцы. Цицианов воспользовался этим и перестал выдавать аварскому хану жалованье.

Теперь Цицианов решил расплатиться с ганжинским ханом. Предварительно Цицианов пытался уговорить ганжинского хана сдаться добровольно и вступить в подданство России, тем более что Ганжа прежде принадлежала Грузии. Но ганжинский хан не без самонадеянности отвечал, что Ганжинское ханство действительно принадлежало Грузии, но «тогда персидский шах был далеко и на помощь его рассчитывать было нельзя, а теперь, слава Аллаху, он близко… А где же слыхано, чтобы русские были храбрее персиян?». Тоже здорово…

Несколько раз Цицианов посылал требования к Джеват-хану и каждый раз тот отказывался. Наконец 2 января 1814 года Цицианов последний раз послал сказать: «Я возьму крепость и тебя предам смерти».

Джеват-хан отвечал: «Ты найдешь меня мертвым на крепостной стене». На другой день то и другое оправдалось.

Штурм происходил с ничтожным количеством войск и без артиллерийского огня. В крепости кроме больших военных и продовольственных запасов взято 12 орудий, 6 фальконетов и много знамен. Убито было 1750 человек ганжинцев и взято в плен 17 724. Замечательно было то, что русские не только при этом не предавались грабежу, но держали себя необыкновенно сдержанно и с женщинами. Цицианов сделал надлежащее представление, и многие удостоились высочайших наград, но все-таки не в такой мере, как того желал Цицианов, почему впоследствии участникам была выдана особенная серебряная медаль.

Желая показать, что ханство взято и присоединено к России навсегда, Цицианов одну из мечетей превратил в христианский храм, а город переименовал в Елизаветполь (Елисаветполь). Для охраны Елизаветпольской области Цицианов оставил 17-й егерский полк под командой известного полковника Карягина.

По взятии Ганжи Цицианов по дороге прихватил и Салухское ханство, на месте впадения Алазани в Куру, причем владетель его Ширин-бек принял русское подданство и обязался платить ежегодную дань в 1000 червонцев.

К концу войны с ганжинским ханом генерал Гуляков решил привести в покорность джарцев, начавших опять хищничать. Как бы в ответ на его предприятие шесть тысяч лезгин перешли Алазань и намерены были похозяйничать в Грузии; но Гуляков быстро возвратил их назад и пошел на Джары. Лезгины засели в лесу и кустарниках, но легко были выбиты нашей пехотой. К лезгинам подошло еще три тысячи подкреплений, но Гуляков смело пошел на Джары, сровнял их с землей и остатки лезгин погнал в горы к снежным вершинам. Джарцы сомкнулись в Закатальском ущелье. К сожалению, Гуляков слишком положился на грузинскую милицию и послал ее вперед. Со страшным ожесточением лезгины бросились на грузин. Грузины дрогнули, обратились назад, опрокинули казаков и следовавший небольшой отряд пехоты. Вся эта масса полетела в пропасть. В этой-то суматохе одним из первых убит был и наш славный генерал Гуляков.

В пропасть полетели генерал Орбелиани, Леонтьев и граф Воронцов. Первыми оправились роты Кабардинского полка и жестоко отплатили лезгинам за своего любимого командира. Лезгины пришли просить пощады. Белоканцы взваливали вину на джарцев, джарцы тоже отговаривались. Все лезгины дали клятву жить мирно и платить дань; но как лезгины, так и русские прекрасно сознавали, что окончание дела впереди – в мече и огне.

Великая была грусть в русском войске по поводу смерти любимого боевого генерала Гулякова. Все дело омрачено было еще и тем, что Бадбийский митрополит не позволил похоронить русского героя в Сигнахском монастыре и его похоронили в бедной деревушке Вакир.

Мингрелки

Мингрелки

Узнав об этом дерзком, грубом и неприличном поступке митрополита, Цицианов вот что написал Бадбийскому митрополиту: «К крайнему удивлению узнал я, что ваше высокопреосвященство не позволили похоронить в Сигнахском монастыре тело покойного генерал-майора Гулякова, который убит в сражении по защите Грузии, который целый год, стоя в лагерях, лишен был совершенно спокойствия для того только, чтобы охранить от неприятеля Кахетию и ваши жилища, который, наконец, на удивление всем, одержал столь много знаменитых и славных побед, что прославил себя и оставил память свою навеки, а целой Карталинии и Кахетии оставил спокойствие и тишину. Вся Грузия, питаясь плодами его подвигов, обязана вечной благодарностью столь храброму генералу. Я не могу поверить, чтобы вы употребили такой поступок против покойного, мученически подвизавшегося за Грузию генерала. Но если это правда, то прошу без всякой медленности уведомить меня, какое вы имели на это право и что могло воспрепятствовать вам похоронить тело генерала, увенчавшего всю Грузию счастьем. Уверяю притом ваше высокопреосвященство, что за подобный поступок весьма можете быть лишены епархии и сана».

Это говорил грузин, и притом грузин, который не боялся говорить резкую правду самому императору.

Гуляков немедленно был перенесен в Сигнах и похоронен в Бадбийском монастыре.

Да, Цицианов был достойный патриот России и славный сын Грузии. Он был учеником Суворова и учителем Котляревского и Ермолова…

Между тем жизнь выдвигала все новые и новые вопросы и нужно было только уметь с ними справляться. Таким вопросом являлось теперь на Кавказе присоединение в подданство России Мингрелии и Имеретии. Теперь все мелкие владетели разъединенной Грузии увидели, что с Россией иметь дело выгодно. Это корова, которая дает молоко, не требует корма, да еще, кроме того, защищает и от хищников. Нужно только быть или прикинуться несчастненькими.

На первом плане в этом отношении стоял дадиан Мингрелии Григорий. Мингрелия когда-то составляла часть Имеретии, и теперь имеретинский царь Соломон II стремился захватить если не всю Мингрелию, то хоть часть ее, и с этой целью вел почти хищническую войну с Мингрелией. Кроме того, бедной Мингрелии доставалось от турок, так как в ее пределах были турецкие крепости с гарнизонами – Поти и Анаклия. Поэтому Григорий-дадиан усиленно просил русского императора о принятии Мингрелии в русское подданство.

Мингрелия для России теперь представляла большой интерес. Она западной своей частью омывалась Черным морем и таким образом представляла возможность сообщения Грузии с Россией и доставки всего необходимого гораздо удобнее, чем Каспийским морем и Кавказским хребтом. Что же касается Поти и Анаклии, то завладение ими составляло только вопрос дня.

Переговоры о подданстве Мингрелии повели быстро, и 3 ноября 1803 года дадиан Григорий и все мингрельцы дали присягу на верность подданству России.

Теперь Имеретия находилась в положении крайности. Вести войну с Мингрелией, то есть частью России, – значит быть завоеванной Россией. Кроме того, она стояла на пути из Грузии в Мингрелию и русские, само собою, не сегодня-завтра будут тут хозяйничать, как дома. Положение было не из завидных. Сначала имеретинский царь Соломон хотел прибегнуть к обычной азиатской политике – вести сладкие переговоры с Россией о подданстве, а в это время тормозить сношения России с Мингрелией, и даже раз лишил жизни посланного Цициановым к Григорию, а также поддерживать добрые и искательные отношения с Турцией и натравлять турок на Россию. Но такая политика, может быть, достойна была Соломона II имеретинского, но никак не Соломона еврейского. Цицианов сам был азиат, и не Соломону было провести его.

Азиатские хитрости Соломона хорошо были поняты и в Петербурге, и Цицианов получил такое сообщение: «Владельца Соломона, я думаю, в вероломствах его добрыми средствами, конечно, нельзя исправить, а хорошенько его по-азиатски постращать, то и будет он гладок – в чем мы на вас и полагаемся…» При этом все подобные дела о подданствах передавались уже в одни руки – Цициановы. «Посланника Соломона мы к вам отошлем, с объявлением ему, что вы во всем уполномочены, как с царем кончить… и милости, и наказания будут уже выходить из одних рук, то есть из ваших, а я весьма удостоверен, что вы все то учините, что для пользы сего края и обеспечения оного нужным признаете».

После еще некоторой проволочки, на которую много повлиял и денежный русский подкуп, пущенный в имеретинскую аристократию князем Георгием Абашидзе, 4 июля 1804 года. Соломон подписала прошение свое на подданство и договор и принял с народом надлежащую присягу.

Вместе с Имеретией в подданство России, как подвластная Имеретии, вступила и Гурия, о чем Цицианов известил владетеля Гурии князя Мамия Гуриели следующим письмом: «Так как царство Имеретинское имело счастье вступить в подданство всемилостивейшего государя императора, то и провинция Гурия, без всякого сомнения, долженствует, по всегдашней зависимости своей от Имеретии, считая и ныне в равной от нее зависимости, быть также в подданстве Всероссийской державы, с каковым вступлением поздравляю вашу светлость, яко верноподданного России».

Поздравление недурное… Ответ Мамия Гуриели едва ли мог быть нелюбезным…

Цицианов ожидал прибытия войск из России Черным морем, которые должны были высадиться в Мингрелии. В Поти? Турецкий потийский паша и слышать об этом не хотел. Поэтому русский полномочный устроил новую крепость на берегу моря – Редут-Кале и ждал туда русских. Была осень – мокрая, грязная, мерзкая. Прибывшие войска жестоко бедствовали. Но помощи ждать было не от кого.

Гуриец

Между тем дадиан Григорий умер. На мингрельский престол должен был быть возведен Константин. Но он находился заложником у турок. По наущению имеретинского Соломона абхазский паша не отпускал Константина. Тогда командующий русским отрядом быстро пошел на Анаклию и взял ее штурмом. Паша струсил и немедленно отпустил Константина.

Константин был возведен в достоинство мингрельского дадиана подданством России.

Между тем интриги имеретинского Соломона в Турции были явно раскрыты. Кроме того, Соломон не желал исполнить обязательств, принятых на себя с русским подданством. Приходилось дело имеретинское ликвидировать.

Но в это время наступила война с Персией… Главная задача Цицианова – объединить всю Грузию, как она была за 400 лет назад в виде Иверии, – более или менее была исполнена. Александр I грузинский ее впервые разбил на уделы, Александр I русский ее объединил. Оставалось воссоединить старинные грузинские вассальные владения – Ганжинское и Эриванское ханства. С Ганжинским было покончено. Оставалось Эриванское. Но за Эриванским ханством стояла Персия.

На пути в Эривань лежали Карабахское и Шекинское ханства. Нужно было покончить с ними. Повод был. Ганжинский хан перед войной с Россией услал для безопасности свой скот к карабахскому хану. С падением Ганжи и смертью хана карабахскому хану упало с неба наследство в виде гуртов скота. Но Цицианов потребовал эти гурты себе. Карабахский хан постарался отделаться молчанием. Не получив удовлетворительнаого ответа, Цицианов приказал Лисаневичу взять гурты. При приближении Лисаневича Ибрагим-хан приказал перегнать гурты в горы. Тогда Лисаневич, взамен гуртов, захватил 250 армянских семейств и переселил их в Елизаветпольский округ. Карабахцы не остались в долгу и отомстили двукратным набегом на Елизаветпольскую область.

Князья Гуриели (четверо впереди) с куртинами (курдами)

Имеретинка

Приходилось приняться за более энергичные меры.

В это время персияне объявили русским войну. Обоюдоострый меч. Персияне удерживали русских от расправы с карабахцами, но карабахцам не улыбалось и нашествие персиян. От них остались бы только одни развалины. Думать тоже не было времени. Поэтому карабахский хан сразу отдал себя в подданство и на милосердие русского императора.

«Хотя по поведению вашему, – писал ему Цицианов[96]96
  Потто В. А. Утверждение русского владычества на Кавказе. Т. 1. С. 132.


[Закрыть], – не следовало бы мне вступаться и брать вас в защиту от персиян, которые по своему обыкновению выкололи бы вам глаза или отрезали нос или уши, хотя, повторяю, мне следовало бы, напротив, передать вас в их руки и потом уже отнять у них Шушу, но, подражая неизреченному милосердию моего государя, который, подобно дневному светлому солнцу красному, греет, питает, благотворит и освещает всех желающих наслаждаться им, объявляю вам священным, громким и преславным именем императора и самодержца всея Руси, что он соизволил даровать вам прощение, предает все забвению и приемлет вас в ближайшее Всероссийской империи подданство, с тем чтобы соблюли верность, непоколебимость, утвердив то своей присягой, отдали бы крепость русскому войску, дали бы в аманаты вашего сына и для оказания подданства платили бы дань – 10 тысяч червонных».

Но персидский шах был еще далеко. Карабахский хан не спешил с присягой. Не спешил и Цицианов, памятуя, что Карабах своей участи не минет.

Между тем и в самой Грузии появилось маленькое брожение. Веками привыкшие к Багратидам, многие грузины, тесно с ними связанные взаимными интересами, не могли не откликнуться на воззвания Александра и Теймураза, идущие из персидского лагеря, откликнуться на нашествие персов, свергнуть с себя русское иго и вновь отдаться под их владычество. Особенно брожение шло у горских племен в Мтиулетах, у гудомакарцев и пр. Сюда же склонялась и Осетия. А на противоположном конце Грузии ахалцихские лезгины в свою очередь врывались.

Все это Цицианов видел и всему этому Цицианов не придавал большого значения. Перед ним стояла война с Персией, а для лучшего успеха нужно было раньше захватить Эриванское ханство.

В мае 1805 года в Тифлис прибыл персидский чиновник с заявлением именем шаха, чтобы русские очистили Грузию, так как Шахин-шах если до сих пор и терпел пребывание их в иранских владениях, то только потому, что полагал видеть в них купцов, прибывших для торговли. В том же духе писал Цицианову и эриванский хан.

«На глупые и дерзкие письма, каково было ханское, с прописанием в нем еще повелений словами льва, а делами теленка Баба-хана русские привыкли отвечать штыками», – писал Цицианов.

Положение эриванского хана было весьма неблестящее. С одной стороны персы, с другой – русские. Опасаясь измены армян, эриванский хан вздумал собрать 4 тысячи семей и переселить их временно в турецкие владения, но русские их перехватили и поселили частью в Памбакской области, часть в Лорийской степи, а часть около Тифлиса, где ныне Авлабар и Гаретубани.

Персидский наследник Аббас-мирза шел на Россию с 50 тысячами войск. У Цицианова было 3572 человека пехоты при 12 орудиях, три эскадрона драгун, три сотни местных казаков и 200 грузин под начальством князя Орбелиани.

Генерал Тучков вступил в Шурагель. Тут к нему присоединилась сотня конных армян. Нужно отдать справедливость, армяне всюду были верными нашими союзниками, разведчиками и помощниками. Так было и здесь. Они сообщили, что невдалеке 2 тысячи армянских семейств, бегущих из Эривани, и что наперерез им спешит персидский отряд с царевичами Александром и Теймуразом. Тучков быстро пошел навстречу персам, умело их окружил и почти совершенно уничтожил отряд, во много крат численностью превосходивший русских.

Скоро подошел сам Цицианов и направился к Эчмиадзинскому монастырю. Но там уже засели персы. Передовой русский отряд, под предводительством генерала Портнягина, состоящий из линейцев и грузин, спешился и храбро бросился в бой с персами. Вскоре к персам подошел отряд в 12 тысяч под предводительством Аббаса-мирзы. Русская картечь быстро разметала персидскую конницу. Тогда персы бросились на русский обоз, но и там встретили поражающий отпор.

Персы рассчитывали сразу раздавить горсть русских храбрецов, но, к великому своему удивлению и огорчению, всюду встречали страшное поражение и полное уничтожение.

Не желая, однако, долго оставаться у Эчмиадзинского монастыря, Цицианов направился прямо к Эривани. Тогда еще быстрее бросились туда и персы, оставив совершенно Эчмиадзин, который немедленно и был занят Русским отрядом.

Персидский наследник Аббас-мирза остановился лагерем в 8 верстах от Эривани. Русские войска пошли прямо на этот лагерь. Девятый егерский полк заведен был испугавшимся проводником слишком в сторону к неприступной в 50 саженей отвесной скале. Но для русских войск не было ничего неприступного. «Жадный к славе и оказанию храбрости» полковник Козловский первый бросился на утес, за ним батальон. От батальона осталось 40 человек, но персы были сбиты с утеса и сброшены вниз. Безумный страх овладел персами. Вся 27-тысячная армия Аббаса-мирзы бежала за Аракс, и в Эриванском ханстве не осталось ни одного перса. Весь богатейший персидский лагерь достался русским.

Теперь Цицианов приступил к осаде Эривани. Осада назначена была в ночь с 14-го на 15 июля. В это время донесли Цицианову, что вся персидская армия с Аббасом-мирзой и Баба-ханом во главе перешла Аракс и к утру произведет нападение на армию Цицианова. Русским пришлось сражаться и с персами, и с вышедшими на вылазку эриванцами.

Насколько бой был жаркий, можно себе представить по тому, что на каждого русского приходилось по 15 неприятелей.

Бой продолжался с двух часов ночи и до часу дня. Наши потери – 13 офицеров и 173 нижних чина, неприятель потерял два знамени, два фальконета и более тысячи убитых, в числе которых находились три хана и 250 чиновников. «О плене я не считаю за нужное упоминать, как о неважном, поелику, во избежание расхода на провиант, я не приказал забирать оного», – говорит Цицианов… Сражение шло на четыре фронта.

Преддверие Дарьяльского ущелья

Персы ушли. Баба-хан стал у Кананура, Аббас-мирза у Гарничая. Цицианов решил напасть на каждого из них отдельно. Прежде всего, он поручил генералу Портнягину с 670 солдатами напасть на Аббаса-мирзу. С 23-го на 24 июля ночью Портнягин выступил на персидский лагерь. Все делалось тихо и тайно. Уже прошли персидские передовые посты и были у персидского лагеря. Но всадники Джафара наскочили на пеший пост и, по дурости, дали залп. Весь лагерь Аббаса-мирзы встал на ноги. Поднялась страшная тревога. Дано знать в армию Баба-хана. И в течение нескольких минут генерал Портнягин с 670 солдатами был окружен 40-тысячной армией… Что делать? Смерть и честь или жизнь и позор? Русские в то время не задавали таких вопросов. Портнягин вступил в бой. Оставалось отступать к своим, причем каждый вершок земли забирался с великого боя. Спасение было в артиллерии, которой персы боялись. Но вот все артиллеристы были перебиты. Офицеры заменяли прислугу. Бой шел непрерывный. Бой был жестокий. Четырнадцать с половиной часов русские бились на протяжении двадцати верст и благополучно все-таки соединились со своим главным отрядом. Мало того, несмотря на такое количество нападающих и жестокость боя, русские потеряли всего 64 человека, не оставив в руках неприятеля ни трофеев, ни убитых…

Будучи уверены в блестящей победе над горстью русских, персы заранее дали знать о своем успехе эриванскому хану, и тот весь день палил из пушек салюты. Но к вечеру должен был замолчать, увидев русский отряд возвращающимся к своей армии…

Несмотря на такие блестящие успехи Русской армии, дела ее принимали печальный оборот. Жестокая жара сменилась осенними дождями, слякотью, холодом, мерзостью. В армии начался тяжелый тиф. Продовольствия не было. Персидская армия отступила на приличную безопасную дистанцию, но ее всадники рыскали вокруг и препятствовали доставке продовольствия, а также вечно держали в напряжении наши передовые отряды. Наша конница должна была спешиться, ибо их лошади пошли в обоз. Кормить людей было нечем. Цицианов решил отправить грузинскую дружину в Тифлис. Все-таки будет меньше голодных ртов. К несчастью, эта дружина в пути попала на персидские войска и вся была истреблена…

Этот успех над грузинской дружиной так поднял дух неприятеля, что грузинские царевичи Александр и Теймураз с 6-тысячным отрядом персов пошли на Грузию. К ним присоединились шамшадильские и казахские татары, и все они направились на Памбак.

Зная, что делается на границах Персии, джарцы тоже подняли нос и стали грабить Грузию, ахалцихские лезгины им не уступали. Сам Тифлис пришел в ужас, и жители начали думать о бегстве для спасения, только не знали куда. Даже Петербург почти хоронил Цицианова и его армию.

Только один Цицианов был покоен. Он размышлял, что делать: лечь костьми под Эриванью и спасти честь русского имени или покойно, разумеется с непрерывным боем, отступить в Грузию и спасти русское достояние. Составили военный совет. Пять человек, известных своей храбростью и своими военными боевыми доблестями, были за отступление для спасения стоящих сзади и два были за штурм Эривани. То были Цицианов и Портнягин. Пришлось покориться большинству. Тому еще более способствовало следующее обстоятельство.

В это время в той же армии произошел эпизод беспримерного самопожертвования жизнью во славу родины – эпизод, достойный школьного воспитательного значения для нашего юношества. Цицианов ждал продовольствия для армии. Но в силу плохой распорядительности провиантмейстера, а также майора, заведующего охраной, надежды на доставку продовольствия рушились. Нужны были энергичные меры. С этой целью Цицианов послал майора Монтрезора, человека, бесспорно, умного и испытанной храбрости, восстановить порядок доставки продовольствия и поддержать сообщение с Тифлисом. С Монтрезором были поручик Ладыкин, прапорщики Верещега и Чирис и 110 человек солдат. Двинулись они от Эривани 19 августа. С первых же шагов этот маленький отряд был окружен тучей персидской конницы. Но наш отряд пошел не назад, а вперед. Все его шествие было непрерывным боем. Два дня шел отряд Монтрезора и два дня он бился с персами. 21 августа Монтрезор спускался уже к селению Сарали в Памбакскую долину и здесь-то он увидел 6 тысяч персидской армии под предводительством грузинских царевичей Александра и Теймураза. То грузинские царевичи шли добывать себе Грузию. Они вели персов на свою родину, чтобы добыть ее себе. Прольется много, много грузинской крови от персидских мечей, зато добудут они себе Грузию. Запылает Грузия от персидского огня и превратится в костер, зато они будут на Грузинском царстве. Тысячи грузинских семейств уведутся в Персию и будут продаваться на базарах Тегерана и Испагана, зато Александр и Теймураз будут грузинскими царями… В пустыню безлюдную, разрушенную, обгоревшую и опустошенную превратится Грузия, но царевичам нет до этого дела. Они будут царями Грузии… Грузия вздохнула, начала оживать и стала возвращать себе свои оторванные отделы, под владычеством русских, но для царевичей русские – смертельные враги, ибо лишили их Грузии.

Вот идут русские герои, проявившие беспримерную храбрость в защиту, славу и честь Грузии… Смерть этим людям. Они лишили их Грузии. Пускай погибнет Грузия, да властвуют в ней царевичи Александр и Теймураз.

Завидев маленький, истощенный непрерывным боем на ходу в течение двух дней с персидскими силами, несравненно их превосходившими, отряд, царевичи обрадовались. Они захотели живьем захватить этих русских и привести их как трофеи своей славы и победы. Они послали к Монтрезору послов с предложением сдаться. Но они, вероятно, не знали, что «русские никогда не сдаются»… И Монтрезор вполне спокойно отвечал, что он предпочитает честную смерть постыдному плену.

Разозленные и ожесточенные царевичи сразу двинули все свои 6 тысяч персиян на этих русских. Все, что можно было положить выстрелами, было сделано. Остался последний залп. Монтрезор видел, что конец приближается. Сбросив свой мундир, как знак начальника, Монтрезор крикнул: