Текст книги "Кавказ. Выпуск XI. Народы. История завоевания"

И вот Ртищев решил наказать хевсуров в их собственной стране. До сих пор Хевсурия не знала нашествия иноплеменных. Хевсурия жила на вершинах скалистых гор, и все исторические события происходили у их подножия. Их нравы, одежда и обычаи были веками неприкосновенны. Их религия представляла смесь еретичества, заблуждений и христианства. Представители их религии – деканозы и кадаги – являлись невежественными людьми и тем не менее сильно влияли на народ. Само размножение их было ограничено, ибо считалось позором иметь больше трех детей. Хевсуры были закованы с головы до ног в железо. Их вооружение составляли шишак, кольчуга, налокотники, щит, железное с шипами кольцо на большом пальце правой руки и короткая прямая шашка, еще современница Крестовых походов. Вся их жизнь протекала в разбоях и нападениях. Война в снеговых вершинах этих неприступных скалистых мест является безрезультатной. Но русскими руководили такие орлы, как Симонович, Сталь, Тихановский и другие кавказские герои. Особенное и особенное усилие требовалось при взятии селения Шатиль. Дороги не было решительно никакой. Даже дикие козы являлись редкими гостями этих нависших над пропастями диких скал…

«Подъем сегодня на высоту 10–12 тысяч футов заставляет человека напрягать до крайности все свои силы, доводит нередко людей крепких, неизнеженных, почти до обморока… Тут и «чертовы мостики» без перил, качающиеся над бешеными потоками, и снежные завалы, грозящие на каждом шагу обрушиться и задавить все, встреченное ими на пути… На высотах, иногда среди лета, снег и холод, от которых замерзают люди, туманы, пронизывающие до костей; а в глубине ущелья невыносимый жар, внезапно взбухающие потоки, отнимающие возможность переправы, каменно-земляные обвалы, заграждающие путь, уносящие, как и снежные лавы, все ими встречающееся» (А. Л. Зиссерман).

Двадцать пятого мая отряд Сталя встретился с хевсурами. Хевсуры стояли на Уканакском перевале. Тут они заграждали русским вход в долину Хевсурской Арагвы. Здесь стояли средневековые рыцари, с головы до ног закованные в железо. Русские открыли огонь. Увы, напрасно. Вооружение русских и хевсуров было неодинаково и говорило не в пользу русских. Хевсуры в железе – русские незащищенные. Хевсуры с нарезными самодельными ружьями – русские с гладкостволками, бившими не более сотни шагов. На выстрелы русских хевсуры не отвечали. Положение русских было не из завидных.

Хевсуров поддерживало еще более то, что они были закованы, а следовательно, не достижимы для русских пуль.

Но русских всегда спасали храбрость, отвага и беззаветная смелость. Русские бросились в штыки. И вот тут-то русские показали себя. Хевсурские щиты разлетелись вдребезги от ударов прикладами, а штыки пронизывали кольчугу во всех местах. Гордость и самонадеянность хевсуров были наказаны. Много хевсуров легло на месте, остальные в паническом страхе бежали.

Двадцать седьмого мая Сталь разнес хевсуров в Борисахо. Тридцатого мая успели соединиться три наши колонны. Запоздал Казбек. Дорога, по которой он шел, была слишком завалена снегом. Кроме того, и ему пришлось выдержать бой с несравненно превышавшими его числом хевсурами, которые также были жестоко наказаны.

Тридцать первого мая три колонны направились к Шатилю. Предстояло двигаться Аргунским ущельем. Разделились так: Тихановский шел по левой стороне, Сталь – справа, а по ущелью – сам Симонович. Оказалось: ущелье из отвесных скал, узко сходящихся. На дне бешеная Аргунь, кипящая, бурлящая и падающая водопадами. Следовать по этому ущелью было физически невозможно, Симонович должен был следовать за Сталем. Теперь Тихановский оставался отрезанным. Разумеется, хевсуры знали здесь каждый камешек, каждый кустик и отовсюду посылали в русских пули. Тихановскому приходилось тоже перейти за всем отрядом, но для этого он должен был сначала спуститься почти по отвесной стене, а потом подняться. Спустились. Но тут бешеная Аргунь. Все остановились. Никто не двигался. Но невозможное не в духе русских. Два унтер-офицера Нижегородского полка бросились в пучину и пустились вплавь прямо на стоящих на противоположной стороне хевсуров. За двумя смельчаками бросились все остальные. В один миг русские перебросились на другую сторону, смяли хевсуров и совершенно их разогнали.

Однако и следование соединенного отряда было не из удобных. Все время приходилось пробираться тропками, над пропастями и между деревьями. На всем пути пришлось вести ожесточенный бой с толпами хевсуров. Весь день бой не прекращался. Только ночь заслонила русских удальцов. Но уже на рассвете они вновь должны были боем прокладывать себе путь. Первого июня русские штурмовали селение Гуро и не оставили в нем камня на камне.

Русские добирались до Шатиля. Трехдневный бой и постоянное поражение не смирили хевсуров. Они надеялись на Шатиль. Теперь они собирались всей массой на Печись-Тави для защиты Шатиля. Тут были все хевсуры, тут были и кистинцы. Теперь руководило ими не хвастовство, а отчаяние. Но беззаветная храбрость и неудержимый натиск русских совершенно уничтожили хевсуров. Хевсуры бежали. Шатиль взят без боя. Царевич Александр еще раньше бежал в Аварию.

По всем долинам прошлись русские и показали «непобедимым» всю силу и мощь русского войска. Были наказаны и кистинцы за дерзкую помощь, оказанную ими хевсурам.

Смирив хевсуров, генерал Симонович вернулся обратно в Кахетию.

Между тем персы, возбуждаемые англичанами, вновь двинулись на Россию.

В числе других вопросов для персов важно было решение вопроса о престолонаследии. Аббас-мирза не был законным наследником престола, но он добился того, что шах признал его таковым и просил русского императора признать Аббас-мирзу наследником престола. Император не имел ничего против такого признания, но Ермолов крайне этому сопротивлялся. Доводы его сводились к тому, что Аббас-мирза, вступая в положение наследника, должен будет свою незаконность загладить заслугами, и прежде всего военными заслугами. Для этого он всеми мерами будет стремиться к отобранию у России присоединенных к ней ханств, и Россия всегда будет находиться под тяготением этого поползновения. Кроме того, англичане, желая ослабить русских и понизить возможность покушения на их достояние – Индию, всеми мерами старались поддержать Аббаса-мирзу, разжигать его воинственные замыслы и укреплять его армию. Благодаря их помощи, Аббас-мирза образовал 30 тысяч регулярного войска, устроил орудийный завод и отлил более 100 пушек.

Крепость Шах-Булах

В 1812 году русских было мало, очень мало[100]100
  Ковалевский П. И. Двенадцатый год (1812 г.) на Кавказе // Вестник Общества ревнителей истории. СПб., 1914. Вып. 1.


[Закрыть]. Россия и не могла дать больше. Это было время Наполеоновских войн с Европой. Это было время Наполеоновской войны с Россией… И тем не менее эта малая горсть русских-кавказцев высоко держала русское знамя. Она доставила России славу и величие. Она удержала в повиновении десятки тысяч непокорных. Она преградила пути лютым хищникам и грабителям, превосходившим русских в тысячу раз… Она заставила трепетать перед именем русских великие народы Азии – турок и персов… Она и теперь заставляет трепетать сердца честных русских людей, вспоминающих ее геройские подвиги и беспредельное самопожертвование своей родине.

Что такое был тогдашний русский солдат? Теперешняя военная служба для нижних чинов длится 3–4 года, тогда она была пожизненная, или 24-25 лет. Новобранцев семьи оплакивали, как мертвецов, а деревни провожали их с плачем и воплями, как идущих на смерть. Так это было и на деле. Рекрут уходил из семьи навсегда. Двадцать пять лет жизни – это полжизни человека, а для взрослого человека – вся жизнь. Через 25 лет в селе новобранца не оставалось ни его родителей, ни его братьев и сестер, ни его друзей, ни его знакомых. Через 25 лет создавалось в деревне новое поколение, которого ни он не знал, ни его не знали. Все было там для него чуждо. Уйдя с родины, солдат постепенно забывал и деревню, и семью, забывали и о нем и семья, и деревня. Все стушевывалось. Все покрывалось дымкой неизвестности и забвения.

Так было со всяким солдатом, уходившим со своей родины далеко от нее. Так было особенно с уходившими на Кавказ. Оставшиеся в России солдаты имели связь с русскими. Как-никак они были им родными. Кавказские солдаты имели вокруг себя все им чуждое, даже все им враждебное. Их отцом являлся отец-командир, их матерью была отдаленная родина… Их семья – рота, к коей они принадлежали, их братья – «солдатушки-браво-ребятушки», их сестры – «сабли, сабли остры», их детки – «пули, пули метки»… Ох, эта кавказская песня создана кровью солдат. Она слишком правдива. Она слишком живуча.

Двадцать пять лет солдат жил со своими друзьями, товарищами-солдатами. Что для него была жизнь? Сегодняшний день. Сегодня жив – слава Богу, а что будет завтра – Бог знает. Он жил казенным хлебом, царским хлебом. Он жил царской одеждой. Он жил царской волей. Он жил для царя и весь принадлежал ему. Русский солдат, особенно кавказец, был реальный, созданный жизнью рыцарь. Это не был рыцарь сознательный. Это был рыцарь по духу и жизни. Он жил для войны. Жил войной. Жил на войне. Он знал, что его жизнь принадлежит не ему, а царю и родине. Его главный завет – соблюсти честь и славу царя и родины.

Оторванный от семьи, живущий семьей себе равных, он еще более становился закоренелым воином. Не имея ничего ни сзади, ни вокруг, ни в будущем, русский солдат шел в бой с полной готовностью умереть. Для него страха не существовало. Его назначение и задачи жизни – побеждать, а останется ли он жив – воля Божия. Для этих людей не было ни страха, ни сомнения. Он весь в исполнении. Смерть для русского кавказского солдата была не пассивная судьба, а активная победа. Он – орудие победы, живой или мертвый…

Таковы были солдаты, таковы были в большинстве и офицеры. Офицеры жили одной жизнью с солдатами. Офицеры любили своих солдат, как своих детей, и солдаты относились к офицерам с детской любовью, преданностью и самопожертвованием. Офицеры шли в бой впереди, и солдаты не смели даже помышлять не следовать за ними. То была одна душа и одно тело.

При такой жизни солдат и офицеров становятся понятными приказы начальников кавказских, их великое доверие к солдату, слепое повиновение и исполнение последних и тот великий необыкновенный успех, который там получался. Все – и офицеры, и солдаты – жили одной жизнью, одними задачами, одними мыслями, одними интересами и одними успехами.

Талышинец

Только при таких условиях становятся понятными те военные геройские подвиги, кои разбросаны по всей истории кавказских битв.

Во главе русских стоял генерал Николай Федорович Ртищев – человек бесспорно умный и образованный, но мало знакомый с ведением Кавказской войны.

В конце 1811-го и в начале 1812 года ясно было видно, что персы приступают к новому походу на Россию. Разгром генералом Котляревским персов в Мигри и на Араксе на этот раз были Аббасом-мирзой забыты. Раз персы приняли наступательное движение на Россию, кто же мог лучше быть им противопоставлен, как известный уже герой генерал Котляревский.

Личность генерала Петра Степановича Котляревского столь же самобытна и оригинальна, как и знаменитого Суворова. Если она является в меньшем масштабе, то и поле деятельности его было значительно меньше. Петр Степанович родился в 1778 году в деревне Ольховке Харьковской губернии и был сыном священника. Вывел его в военный мир известный кавказский герой генерал Лазарев. Первые годы своей службы Петр Степанович прослужил сержантом в 17-м егерском полку под командой Лазарева. Он участвовал в походе графа Зубова и под Дербентом получил первое боевое крещение. Только в 1799 году он вышел в офицеры, причем за сражение на Иоре он получил две награды, а в следующем году за штурм Ганжи вновь две награды (чин майора и Анну III степени). При этом он был так ранен, что едва не остался на поле битвы. В 1805 году Котляревский является славным участником геройских подвигов Карягина в Шах-Булахе и Мухрате. Две раны, полученные в этих битвах, не помешали ему идти дальше. В 1807 году Котляревский получил чин подполковника, в 1808 году – полковника, а в 1809 году назначен командиром 17-го егерского полка, в котором начал свою службу сержантом.

«Личные дарования и 15-летний опыт почти непрерывной боевой деятельности выработали в Котляревском высокие качества предводителя закаленных кавказских войск. Энергичный, решительный, чрезвычайно отважный, Котляревский не останавливался перед подвигами, невероятными по своей смелости. Но расчет его основывался всегда не на одной только чрезвычайной личной отваге. Тонкое знание противника, близкое знакомство с мерой сил и способностей русского солдата, тесная духовная связь со своими войсками, глубокая взаимная вера, решительность действий, быстрота и внезапность исполнений – вот те данные, на которых Котляревский строил всегда успех своих невероятных предприятий. Идея стихийного движения вперед, даже при самых тяжких условиях остановки, внушалась им своим войскам самым настойчивым образом»[101]101
  Потто В. А. Утверждение русского владычества на Кавказе. Т. 2. С. 173.


[Закрыть].

Действовать стремительно, но не обыкновенными, а самыми форсированными маршами, без ранцев и шинелей, было его неизменным правилом. Петр Степанович был строго религиозен, высоконравственен, исполнителен по службе и требователен к подчиненным.

В июле 1810 года Котляревский с отрядом в 400 человек имеет дерзость идти на штурм неприступной крепости Мигри – крепости, защищаемой 4 тысячами персидского отборного войска под командой английских офицеров и целым рядом батарей с английскими пушками. И Мигри была занята в течение нескольких часов. Спустя несколько дней Котляревский со своим отрядом уничтожает 8-тысячный персидский отряд на Араксе. В декабре 1811 года Котляревский с отрядом в 1200 человек налегке переваливает хребет, внезапно появляется у Ахалкалакской крепости, защищаемой янычарами, и без всякой артиллерии в полчаса захватывает крепость с пушками и гарнизоном. За этот штурм Котляревский получил чин генерал-майора.

Вот каков был Котляревский, которому пришлось вести борьбу в 1812 году с Аббасом-мирзой.

В январе 1812 года персидская армия двинулась двумя отрядами на Кавказ: один отряд шел в Шах-Булах, другой – на Карабах, с которым был сам Аббас-мирза.

Против этой армии немедленно был командирован генерал Котляревский. Еще не успел Котляревский дойти до Карабаха, как Аббас-мирза повернул обратно и перешел за Аракс. Генерал Котляревский решил идти за Аракс: «Цель моя состоит в том, чтобы, пренебрегая все трудности, переправиться за Аракс, разбить неприятеля, возвратить сколько можно карабахцев, в прошедшее время угнанных, и отбить скот. Но ежели бы со всем усилием имел я малый успех, то и одно доказательство, что мы неслабы, принесет пользу, ибо карабахцы получат к силе нашей доверие… Не могу умолчать, что экспедиция эта сопряжена с крайним трудом и с самой малой надеждой на успех, но польза службы и честь российского оружия требуют, невзирая ни на что, приступить к ней».

Вскоре Котляревский с отрядом в 300 человек был у Аракса. Здесь он узнал, что Аббас-мирза поспешно ушел внутрь Персии, почему Котляревскому оставалось только вернуться в Карабах. Опять поднялись переговоры о мире с Персией. В Тифлис явились послы, которые распинались в своем миролюбивом стремлении. В это время, однако, у русской границы собралась более чем в 8 тысяч персидская армия. Вскоре отряд персиян, более четырех тысяч, перешел Аракс и вошел в русские пределы. Однако им не повезло. Они наскочили на роту капитана Кулябко в 74 человека, были разбиты и поспешно бежали за Аракс.

С появлением персиян у Аракса хищники-ханы вновь подняли голову, и Котляревскому пришлось внимательно наблюдать за направлением не только вне империи, но и внутри империи.

Тогда Аббас-мирза прибег к обычному азиатскому приему. Переговоры о мире с Ртищевым продолжались. Идти на Карабах, где был Котляревский, было нежелательно. Решено было обойти Карабах, занять Талышинское ханство и оттуда уже двинуться через Ширвань и Шушу на Грузию. Для этого послан был 20-тысячный отряд для занятия Ленкорани. При этом отряде была многочисленная артиллерия, руководимая английскими инструкторами. Наш отряд, состоящий из 400 человек, стоял не в Ленкорани, а на косе в Гамушевани. Персы быстро заняли Ленкорань, но не тронули Гамушевани. Равно и русские не рискнули противиться персам. Правда, персы дважды бросались на русскую крепость, но оба раза были отбиты.

Заведя с Ртищевым переговоры, Аббас-мирза хотел выиграть время, чтобы собраться с большими силами. Это Котляревский ясно видел и имел непреодолимое желание броситься за Аракс и там разнести персов. Но это не входило в планы Ртищева. Почему он предложил Котляревскому за Аракс не двигаться, а капитану Веселаго забрать пушки и отряд на суда и удалиться от Ленкорани.

Однако переговоры не привели ни к чему, равно и предполагавшееся свидание Ртищева с Аббасом-мирзой не состоялось. Ясно было видно, что это только были уловки затянуть время для более успешного ведения будущей войны.

Теперь Котляревскому дано было приказание вести борьбу с персами, но с известными условиями. «Вы лучше меня знаете местные обстоятельства и страну, делайте все, что благоразумие ваше велит вам. Одного прошу не делать и запрещаю, зная вашу отвагу и примерное мужество: вы, может быть, не потерпите, смотря на персиян, собравшихся у Аракса, и вздумаете переправиться в виду их целой армии, а через неудачу, от чего Боже сохрани, и край погибнет».

Но это запрещение касалось именно того, что Котляревский считал единственно благоприятным и возможным.

В горячих спорах по данному вопросу Ртищев не удержался от резкого замечания Котляревскому:

– Да, в 30 лет трудно быть генералом.

– О, если в этом дело, я это затруднение устраняю…

– Каждый дворянин имеет право выйти в отставку, – ответил Ртищев.

Котляревский подал в отставку, но до получения ее продолжал исполнять обязанности. Ртищев понял, однако, всю свою несправедливость и бестактность и первый обратился к Котляревскому за примирением.

Однако наши дела были неблестящими. Пребывание 30-тысячной персидской армии у Аракса и занятие персами Ленкорани настолько подняли храбрость и наглость подчиненных нам ханов, что карабахский хан Мехти-Кули, когда Ртищев уезжал из Карабаха, имел дерзость не проводить главнокомандующего по пути следования. Котляревский об этом узнал. Взбешенный такой наглостью хана, Котляревский в сопровождении одного казака пролетел весь город, подлетел к Мехти-Кули-хану, окруженному многочисленными его придворными и, размахивая плетью, так его по-татарски отделал, что единственным заключением было: «Я тебя повешу».

Струсивший хан моментально сел на коня, догнал Ртищева и оказал ему должные почести…

Строго исполняя приказ Ртищева, Котляревский ждал переправы через Аракс Аббаса-мирзы. А Аббас-мирза пользовался бездеятельностью Котляревского: стягивал войска, послал Пир-Кули-хана в обход Карабаха, в Шекинское ханство, и принимал другие меры, а его шайки занимались воровством.

Котляревский все это видел, видел и то, какой непоправимый наступал для нас от этого вред. Котляревский был вне себя. Поэтому, когда одна из шаек Аббаса-мирзы перебралась через Аракс и пыталась угнать табун казачьих лошадей, Котляревский разразился таким письмом к Аббасу-мирзе: «Вы происходите от знаменитой фамилии персидских шахов, имеете между родными стольких царей и даже считаете себя сродни небесным духам, возможно ли, что при такой знаменитости происхождения, зная всю малочисленность русского отряда, вы решаетесь тайно воровать у него лошадей? После этого вам неприлично называться потомком знаменитого рода».

Попросту, обозвал его конокрадом.

Однако и такой дерзкий вызов не придал храбрости Аббасу-мирзе, и, вместо того чтобы перейти Аракс, броситься и уничтожить Котляревского, он предпочел оставить против Котляревского заставу, а сам решил обходным путем двинуться за Пир-Кули-ханом на Шеку.

Котляревский все это знал и видел, что от этого могут произойти самые ужасные последствия. Поэтому он решил ослушаться приказания Ртищева, перейти Аракс, разгромить армию Аббаса-мирзы и тем спасти Россию.

Слава России или смерть. Мертвые срама не имут.

«Управляемый любовью к Отечеству, а не тем, чтобы быть только правым по кабинетным и книжным расчетам, и уверенный в храбрости отряда, я решился на необычайное предприятие»[102]102
  Белявский Н. Н. Утверждение русского владычества на Кавказе. Т. 2. С. 459.


[Закрыть].

Решаясь на такой предерзостный поступок, Котляревский написал Ртищеву рапорт: «Сколь ни отважным кажется предприятие мое, но польза, честь и слава Отечества того требуют, и я, надеясь на помощь Бога, всегда помогающего российскому оружию, и на храбрость вверенного мне отряда, что, если останусь жив, неприятель будет разбит, если же меня убьют, ваше превосходительство, найдете мои распоряжения такими, по коим и после смерти обвинить меня не можете… – изложив свой план, Котляревский заканчивает: – После сего надеюсь, что и самые строгие взыскатели, преподающие правила войны в кабинетах своих и забывающие о главном правиле великого учителя побеждать, никем не победимого Суворова, что военной науке должно научаться на войне, станут смотреть на решимость мою с настоящей точки зрения, а не косвенно…»

Восемнадцатого октября 1812 года, чуть стало светать, в лагере генерала Котляревского били легкий поход. Выходили две тысячи сподвижников Котляревского без шинелей, с 4-дневным запасом сухарей и 40 патронами на душу. Это значил барабанный бой легкого похода. Котляревский с этим двухтысячным отрядом шел недалеко. За Аракс, на 30-тысячную армию Аббаса-мирзы.

– Братцы, нам нужно идти за Аракс и разбить персиян. Их на одного десять, но каждый из нас стоит десяти, и чем более врагов, тем славнее победа. Идем, братцы, и разобьем… – таковы были слова вождя к отряду. Не умереть он их звал, а победить и разбить. Все это знали, все это думали, все на это шли.

Успех предприятия зиждился на тайне. Решено было пройти 70 верст, ночью с 19-го на 20-е перейти Аракс и чуть свет броситься на персидский лагерь. Ртищеву послан был рапорт Котляревского, причем посланному приказано было не спешить. Аббас-мирза стоял у Асландузского брода. При нем было 30 тысяч войска, множество артиллерии, во главе английские офицеры… Судьба Котляревскому не пособила. К персидской армии он подошел не на рассвете, а в 8 часов утра, дело в том, что при переправе через Аракс одна пушка упала в яму. Долго возились солдатики, но пушку вытащить, видимо, нельзя было.

– Эх, братцы, – заявил Котляревский, – если будем драться хорошо, то и с пятью орудиями побьем персов и тогда, вернувшись, вытащим это, а если не вернемся, то оно нам и совсем не нужно…

А время все-таки потеряли.

Двадцатого октября в 8 часов утра Аббас-мирза вместе с английским офицером стоял на холме у Асландузского брода и наблюдал за учением в своей армии. От Аракса покойно подходил какой-то отряд. Посмотрев на него, Аббас-мирза заявил:

– Вот и хан какой-то идет ко мне.

Английский офицер взял подзорную трубу, посмотрел и покойно заявил:

– Нет, это не хан, а Котляревский…

Можно себе представить, какое ощущение пробежало по спине Аббас-мирзы от затылка до пяток… Тем не менее он покойно сказал:

– Поросята сами лезут на нож…

Моментально было сделано распоряжение броситься на русских. Сам Аббас-мирза, «подсобрав полы своего халата, собственноручно сделал из пушки несколько выстрелов и силой их язвительного действия помрачил весь свет…».

Видимо, в этом «всем свете» не было ни Котляревского, ни его армии. Пять его пушек смело заговорили, а солдаты молча бросились в штыки на смущенных персов. Бой был необыкновенно кровопролитный. Брать в плен было нельзя. Русских было очень мало. Все, что попадалось, валилось. Персы не выдержали этого жесточайшего боя и бросились в Дараутчай. Что не погибло от штыка, то погибло в волнах Дараутчая. По словам персидского историка, «воины ислама после трехчасовой кровавой схватки почли за лучшее отступить для отдохновения на другую позицию…». Аббас-мирза и английские офицеры тоже переменили позицию. Котляревскому достался весь лагерь персидский, 35 фальконетов и множество артиллерийских снарядов. Через три часа персияне были уже на той стороне Дараутчая. Тяжелым переходом и жарким боем русские войска были так утомлены, что Котляревский не преследовал персов, а дал войскам отдых. Между тем остановившийся у крепости Асландуз с остатками войск Аббас-мирза отдал приказ, чтобы все разбросанные персидские войска немедленно шли к Асландузу. Очевидно, он численностью своих войск хотел раздавить горсть русских Котляревского. Котляревский об этом узнал и решил предупредить Аббаса-мирзу.

Ночью, в полной тишине, русские переправились через Дараутчай и пошли на персидский лагерь. Проводник предложил провести русских в обход персидских батарей, но Котляревский не боялся этих батарей.

– На пушки, братец, прямо на пушки…

Персы были слишком уверены в том, что Котляревский не решится ночью напасть на них, поэтому «зрачки счастья сарбазов находились под влиянием полного сна». Русские окружили персидский лагерь и подошли вплотную к спящим персам. Громкое «ура!» раздалось вместе со штыковыми ударами. Смятению, ужасу и переполоху не было пределов. Стоны и крики раздались в лагере. Перепуганные персы бросались друг на друга. Русские нападали с беспощадным ожесточением. Пощады не было никому. Котляревскому пришлось удерживать своих рассвирепевших солдат от истребления персов.

Смятение сделалось невыразимое. Вопли ужаса, крики победителей, стоны умирающих, мольбы о пощаде потрясали воздух в эту страшную ночь, освещаемую догоравшим огнем. Получив приказание не щадить никого, кроме самого Аббаса-мирзы, русские солдаты страшно ожесточились и кололи без сопротивления. Тщетно сам Котляревский кричал:

– Полно, полно!

Он не мог остановить рассвирепевших гренадер. Близ него самого раздался вдруг голос:

– Котляревский, спаси меня! Я Арслан-хан.

Котляревский бросился к взывавшему и спас ему жизнь. Этот хан был командиром гвардейского ханского полка и славился храбростью… Три знамени и между ними знамя самого Аббаса-мирзы, 11 английских орудий, 36 фальконетов и весь лагерь были русской добычей.

Разгром персидской армии был полнейший. Убитыми было отрапортовано 1300 человек. Когда пересчитали убитых, на деле их оказалось 10 тысяч. Адъютант Котляревского хотел было исправить цифру, но Котляревский заявил:

– Напрасно. Не поверят.

В числе убитых было много важных чинов, и между ними английский майор, управлявший персидской регулярной пехотой и всеми военными действиями.

Аббас-мирза едва пробился с 20 всадниками и бежал к Тавризу. С ним, однако, произошло приключение, о котором персидский историк повествует так: «В самый разгар боя замечательный и удивительный случай превратности судьбы проявил себя в армии Ирана: когда принц, воодушевляя ратников, предался размышлению о средствах к спасению, лошадь его внезапно споткнулась и оборвалась в глубокую яму, отчего его высочество изволил свое благородство перенести с седла на землю… Следствием всего этого было всеобщее расстройство».

Так русский гений горстью русских героев уничтожил тридцатитысячный персидский отряд…

А что же генерал Ртищев? Получив первый рапорт Котляревского, он пришел в неистовство. Но громы и молнии не успели еще раскатиться, как получено было второе донесение о полной победе: «Бог, ура и штыки даровали и здесь победу войску всемилостивейшего государя».

Вот что писал о Котляревском Ртищев государю: «Всемилостивейше о сем донося Вашему Величеству, я побуждаюсь при сем случае священной справедливостью представить на Высочайшее воззрение подвиг генерал-майора Котляревского. И со свойственной верноподданному искренностью донести, что скорое отвращение всех зол, угрожавших здешнему краю, есть следствие ревностнейшего усердия к службе, благоразумия и мужественной решительности, с каковой сей достойный генерал-майор, исполнив в точности мои распоряжения, ниспроверг главные персидские силы… Такой дворянин, как генерал-майор Котляревский, не имеющий никакого особенного покровительства, ни даже состояния, кроме личных своих достоинств, и исполненный притом неограниченным усердием к службе Вашего Величества, достоин того, чтобы ему дан был ход по службе».

За эти победы Котляревский получил чин генерал-лейтенанта и Георгия III степени. Получили награды и все участники указанных битв.

Но высшая награда должна лежать в доброй памяти его потомков, памяти о величии и славе, доставленной нашей родине беспредельной храбростью и самопожертвованием великого сына России и его безмерно храбрых сподвижников…

На четвертый день Котляревский был на своем прежнем месте, совершив легкий поход, покрывший великой славой и его самого, и его сподвижников.

Последствием этих славных побед было то, что к концу октября в пределах Кавказа не осталось ни одного перса…

Итак, персы были разбиты. Их армия уничтожена.

А что же дальше?

Генерал Котляревский настойчиво советовал и требовал пополнить его отряд и идти добивать персов в Персии. Ртищев этого и не мог, и не хотел сделать. Наши дела на Кавказе были далеко не в таком блестящем виде, чтобы его можно было оставить без войск и вручить их Котляревскому для дальнейшего преследования персов. Правда, это можно было сделать, но для того нужно было рисковать, а риск был не в характере Ртищева. Взять же войскá в России – нельзя было и думать, ведь это был 1812 год.

Так время шло и шло в пререканиях. А персы не дремали. У Ленкорани сосредоточился семитысячный персидский отряд и капитану Веселаго приходилось очень туго. Появились персы и в других местах Талышинского ханства, и нужно было теперь уже изгонять этих разбойников.

После долгих споров Ртищев согласился на то, чтобы Котляревский шел в Персию, но без всякой к тому подмоги, а с теми силами, какими он владел. Лучше же будет, если Котляревский двинется в Талышинское ханство и выбьет Садык-хана от Ленкорани.

Разумеется, с силами, бывшими в руках Котляревского, предпринимать поход в Персию было невозможно. Кроме того, если бы Котляревский даже решился на это, то теперь это было уже поздно. Персы оправились. Нужно было выручать Ленкорань и Веселаго.

Семнадцатого декабря 1812 года генерал Котляревский вступил в Талышинское ханство. С ним было 1500 человек пехоты, 470 казаков и 6 орудий.

Поспешая к Ленкорани, Котляревский двинулся напрямик, без дорог, через мертвые солончаки и вязкие топи, не имея ни воды, ни дров, борясь со стужей и метелями, преодолевая трудности, превышающие всякое воображение.