Текст книги "Элита богатства. Исследование психологии супербогатых предпринимателей"

Воспитывали ли родители респондентов в стремлении к деньгам и богатству? Обсуждалась ли эта тема дома? Респонденты ответили, что нет. Деньги либо вообще не обсуждались, либо обсуждались только в негативном смысле. Нередко респонденты сообщали, что в их родительских домах стремление к деньгам строго пресекалось. Многие респонденты характеризуют своих родителей как представителей образованного среднего класса.

Респондент 4: Деньги были скорее табу. Морализировались, табуировались, и это было скорее похоже на то, что любой, кто говорит о деньгах, поддался злу денег. […]

Интервьюер: Это странно, особенно если учесть, что он [отец] был предпринимателем и зарабатывание денег должно было быть для него совершенно приемлемым.

Респондент 4: Да, но более доминирующим было влияние моей матери, и преобладали ее идеи.

Интервьюер: Ваша мать выросла протестанткой?

Респондент 4: Да, в протестантской среде.

Респондент 17: Я отличаюсь от своих родителей. Хотя не бунтарь, но у меня не очень близкие отношения с родителями, потому что они думают совершенно иначе, чем я. Для моих родителей зарабатывать деньги – это неэтично. Мои родители принадлежали к тому типу, который сейчас не существует, – к архетипическому образованному среднему классу. […] Деньги не важны. […] Да, это то, чего сейчас не существует. Его можно было спросить о чем угодно. У него были ответы на вопросы по любой теме, по любому предмету, потому что он получил всестороннее, гуманитарное образование. Но он ничего не знал о бизнесе. […] Так что он хорошо знал Библию, хотя никогда не был в церкви. Поэтому его можно было спросить о чем угодно – о еврейской вере или буддизме. Кроме того, в свое время он много путешествовал. У него были иностранные, корейские композиторы. В то время, когда никто не путешествовал, он бывал в Азии и инересовался ими. Но его никогда не интересовали деньги.

Респондент 25: В моей семье не было примеров для подражания в предпринимательской деятельности. Моя семья не имела связи с реальным миром, они находились в своем маленьком академическом мире. Реальный мир был для них совершенно чужим и странным. […] Они жили в своем образованном, буржуазном мире. И в нашей семье не было абсолютно никаких предпринимателей. Все они были в основном либо врачами, либо преподавателями. Но ни одного предпринимателя. То есть никаких образцов для подражания, никаких проводников, у которых я мог бы учиться. Поэтому, я бы сказал, я как-то сам, окольными путями, решил стать предпринимателем.

Респондент 34: Нет, мой отец жил по принципу ora et labora [молитва и работа]. Он был очень христианским человеком, это была очень христианская семья. Деньги вообще не имели никакого значения. Скорее, целью было однажды эмигрировать в Израиль и быть на горе Сион во время вознесения, так что это была пиетистская среда. Фермерство помогало нам прокормиться и вырастить детей. У меня восемь братьев и сестер, то есть девять детей, и не было ни дискотек, ни газет, ни телевизора, ничего. Была только Библия, месса, молодежный хор, классическая музыка. Таково мое окружение. […]

Интервьюер: […] То есть дома к деньгам, наверное, относились довольно негативно?

Респондент 34: Именно так. Мерзкая маммона. Не стоит стремиться к деньгам и вещам, которые в действительности тебе не нужны.

Респондент 35: Нет. […] Меня воспитывали в духе того, что от денег надо держаться подальше. […] Так что деньги – это действительно нечто скорее негативное.

Однако дети и молодые люди формируются под влиянием не только родителей, но и более широкого социального окружения. Были ли в юности у сверхбогатых людей примеры для подражания? Оказывал ли на них влияние пример других людей или семей? Некоторые из них рассказывали, что в детстве и подростковом возрасте их привлекал образ жизни других родственников или знакомых, особенно в отличие от узости мышления среднего класса, с которой они сталкивались в родительских домах. Для одного из опрошенных таким было влияние на него бабушки:

Респондент 3: Меня не интересовали деньги как таковые, но, конечно, я всегда считал, что это здорово, когда человек может жить в приятном окружении. Я ненавидел мелочность своих родителей, мне всегда нравилось, например, что у бабушки был охотничий домик в Бранденбурге, где я часто бывал, и она всегда рассказывала истории. По своему образу жизни она была, как сейчас говорят, гранддамой. Она всегда жила в достатке и считала, что жизнь прекрасна. Моя бабушка по отцовской линии была очень веселой женщиной. Моя бабушка по материнской линии была дочерью судовладельца. У них была судоходная компания здесь, в Берлине, недалеко от Берлина. Ее муж был офицером, и это была полная противоположность, это была чрезвычайно строгая обстановка, они также жили здесь, в Берлине, в стиле прусской офицерской семьи[674]674
  Респондент противопоставляет семью своего отца (традиционный прусский уклад: дисциплинированный, строгий, серьезный) и открытый, радостный подход к жизни, который демонстрировала семья его матери.


[Закрыть]. А другая моя бабушка была гораздо более веселой, беспечной, из баварской семьи.

Интервьюер: И это привлекало вас больше?

Респондент 3: Да, они были замечательными, это было хорошо.

Другой респондент, чьи родители были преподавателями, рассказал о семье своего друга, чьи родители были предпринимателями. Их образ жизни показался ему очень привлекательным.

Респондент 6: У меня не было явных профессиональных амбиций, но я всегда хотел большего, чем просто сводить концы с концами, пусть даже мы не были совсем уж бедными. Скажем так, я надеялся на большее, чем довольно скромная жизнь государственного служащего. Мне всегда хотелось иметь больше. В школе у меня был друг, родители которого были предпринимателями. Мне это очень нравилось, их стиль, при котором они всегда много работали, но при этом имели другой уровень жизни.

Интервьюер: Вы много времени проводили у них дома?

Респондент 6: Да.

Интервьюер: И что же вас привлекло, что заставило вас сказать: «Ого, я думаю, что это действительно лучше, чем у меня дома»?

Респондент 6: Я думаю, что это было их более буржуазное поведение и отношение к жизни в целом. То есть дело не только в том, что у них большая машина. Они не читали только одну газету, в стойке всегда было три. Они не хранили сбережения в неподходящих местах. А эта протестантская трудовая этика, которая была у нас дома, мне казалась, как бы это сказать, очень самоограничительной, мелочной почти. В доме моего друга мне показался очень привлекательным несколько более щедрый образ мышления, который формирует домохозяйство предпринимателя, и это меня очень вдохновило.

Другой респондент рассказал о своем двоюродном брате, который женился на дочери владельца самой богатой строительной компании в своем городе. Элегантный образ жизни этой семьи произвел на него впечатление.

Респондент 10: Мой двоюродный брат женился на дочери владельца самой богатой строительной компании. И тогда я подумал, что, быть может, иметь строительную компанию не так уж и плохо. Отсюда и возникла идея.

Интервьюер: Что вас в ней привлекло? Это сильно отличалось от мелкобуржуазных условий дома?

Респондент 10: Да, они жили в элегантном мире. У них был элегантный образ жизни. […] В том-то и дело, что меня всегда поражала красота и элегантность.

Родители другого предпринимателя были простыми мясниками и экономили каждую копейку, чтобы отправить сына в элитную школуинтернат «Салем»[675]675
  Schloss Salem – самая престижная международная школа-пансион и дневная школа в Германии.


[Закрыть]. Там он попал в другой мир, ведь многие одноклассники были из богатых семей. Кстати, частные школы посещало удивительно много опрошенных, в том числе и те, кто, как и этот человек, происходил из скромных семей или среднего класса.

Респондент 13: В столь юном возрасте, около 10, 14 или 15 лет, мне, как маленькому мальчику, конечно, было не всегда легко, зная, что другие дети приехали со всего мира и принадлежат к самым богатым семьям в мире. Моим преимуществом было то, что я не завистлив, или, по крайней мере, не сильно. Поэтому, в общем-то, у меня никогда не было с этим проблем. Я никогда не обижался на людей за их богатство и тому подобное, но это меня мотивировало. Все эти разные типы людей, будь то с точки зрения экономики, кредитоспособности или власти, и все эти типы одновременно, со всего мира, собрались там вместе. И это в большей степени было мотивацией моей жизни, ты хочешь найти способ достичь своих целей и быть удовлетворенным. […] В пятом, шестом, седьмом классах я часто бывал у друзей на каникулах, и тогда ты автоматически становишься частью этого мира. […] В общем, я рос среди друзей, и так я познавал мир, не испытывая зависти».

Родители двух следующих респондентов были небогаты, но тем не менее жили по соседству со многими обеспеченными людьми. Здесь они каждый день наблюдали жизнь богатых людей, и это произвело на них впечатление и вызвало желание когда-нибудь стать одним из них. Один сын преподавателя сказал об этом следующим образом.

Респондент 16: Может быть, просто хочется убежать, знаете, убежать от страданий родителей и сделать все лучше. Так что я должен сказать, сегодня вы вряд ли можете себе это представить, но мы ходили в ресторан только раз в четыре-шесть недель, потому что нам всегда не хватало денег. С тремя детьми, будучи государственным служащим, нужно было пить спиртное дома перед выходом, поэтому в ресторане мы пили только колу, и, как я уже сказал, поход в ресторан был исключительным событием. Дома мы часто ели рагу, чтобы использовать остатки еды за неделю. А если я случайно покупал 2000 вместо 200 граммов ветчины, меня отправляли в мясную лавку возвращать ее, потому что она была слишком дорогой. […] И, конечно, что меня поражало всю жизнь, мы были очень, не хочу сказать бедные, но мы были семьей с ограниченными средствами на фоне множества богатых семей с хорошим достатком. Мы жили в [элитный пригород города в Баден-Вюртемберге]. И у нас был старый VW Variant[676]676
  VW Variant – универсал, на котором обычно ездили представители нижнего слоя среднего класса.


[Закрыть]. Самым новым автомобилем, который мы когда-либо покупали, был десятилетний подержанный Passat, и до 1982 г. у нас был черно-белый телевизор, потому что мы не могли позволить себе цветной телевизор. Так что мы не жили в бедности, но жили очень, очень экономно. И когда мы ездили в отпуск, отец не гнал на полной скорости, потому что хотел сэкономить на топливе. У нас было все, что и у всех, только не самое новое и лучшее. Когда мы проходили мимо, я прижимался носом к стеклу витрины и мечтал заполучить то, что там было выставлено. Все мои друзья были сыновьями окружных прокуроров, крупных коммерсантов и т. п. Они получили в подарок на окончание школы Golf GTI, а мне пришлось зарабатывать на свой Passat Diesel AA.

Респондент 18: […] Мы жили в Штарнберге, не стоит это игнорировать. В то время Штарнберг был самым популярным местом, там жили многие нувориши. В выходные дни туда съезжался весь мюнхенский бомонд.

Интервьюер: Производило ли это на вас какое-то впечатление, заставляло ли вас думать: «Хм, а ведь такая жизнь была бы не так уж плоха»?

Респондент 18: Да, такая жизнь, такой образ жизни. Свой первый велосипед я купил за 5 марок на свои деньги. А у меня были друзья, которым в то время было около 16 лет, у них были специальные водительские права, и они ездили в школу на Porsche или Jaguar E-Type. А летом они приезжали на мотоциклах. Да, дети [неразборчиво], например, они все ходили со мной в школу. И когда им исполнилось 16 лет, они все получили Porsche. Это меня, конечно, очень завело.

Респондент, который сейчас работает в сфере недвижимости, познакомился с богатым застройщиком через одного из коллег своего отца, который произвел на него огромное впечатление своим стилем жизни. По его словам, это вдохновило его с самого начала стать девелопером, чтобы также жить подобной жизнью:

Респондент 36: У моего отца был коллега, его лучший друг, профессор ххх, и у него был сын ххх. ххх был девелопером. Он строил супермаркеты для ххх во Франкфурте. Возможно, вы с ним знакомы.

Интервьюер: Нет. И что вам в нем нравилось?

Респондент 36: Да, я могу рассказать. Вы будете смеяться. У него всегда были самые красивые девушки. Всегда модели, но очень красивые. Как в фильме «Джеймс Бонд», «Мунрейкер», ведущая актриса. И он всегда водил отличные машины и всегда был веселым. Он всегда был веселым, и я был впечатлен прекрасными девушками и мощными машинами. Это то, чего я хотел, и я подумал, что это прекрасная профессия.

Однако этот респондент был исключением, поскольку очень рано начал стремиться к той профессии, в которой впоследствии будет работать. Профессиональные устремления остальных респондентов были не слишком впечатляющими. Никто не сообщил, что в детстве хотел стать мультимиллионером, и лишь немногие хотели стать предпринимателями. Профессиональные устремления этих сверхбогатых людей в детстве почти не отличались от устремлений других детей. Даже если они в какой-то мере стремились к более обеспеченному образу жизни, свидетелями которого они были, это не обязательно отражалось в необычных профессиях. На вопрос о том, какие карьерные амбиции были у них в детстве и юности, они дали такие ответы.

Ветеринар. Конечно, на ферме я всегда имел много общего с животными, но, безусловно, на меня повлияла семья и учителя, которые рано решили, что меня надо направить в сторону юриспруденции или бизнеса, и решили, что я должен стать юристом или бизнесменом.

Когда я был совсем маленьким, я, конечно, хотел стать машинистом поезда, астрономом или кем-то в этом роде…

Я хотел стать кинорежиссером, а потом журналистом. […] Может быть, причиной моего желания стать журналистом было то, что в Süddeutsche Zeitung [одна из ведущих ежедневных газет Германии] проводился конкурс на лучшую статью в школьной газете и я его выиграл.

Я хотел быть пастором. Или исследователем, или врачом, или психологом.

Долгое время я хотел стать лесником. […] В детстве, когда я бывал у тети, я много времени проводил в лесу. Мне это очень нравилось, и я долгое время хотел стать лесником, но потом… Я не помню, чтобы в детстве у меня были какие-то другие карьерные амбиции. Не гонщиком или кем-то еще.

Я хотел стать геологом, потому что мне были интересны окаменелости. Это была моя самая большая карьерная амбиция.

У меня было две карьерные амбиции. Первая – стать садовником. А вторая – всегда быть банкиром. Я думал, что это будет легко, быть управляющим отделением кредитного союза или сберегательного банка, они были в каждой деревне, я думал, что это будет интересная работа. Это связано с деньгами, с людьми, они всегда ходили в костюмах. И у них были хорошие кабинеты, и они хорошо зарабатывали, как мне тогда казалось.

В юности я думал о том, чтобы стать инженером. Я всерьез подумывал об учебе в университете в Дармштадте, в техническом колледже, но потом отказался от этой идеи, потому что мне сказали, что шансы стать самозанятым инженером невелики, и поэтому я решил изучать право. Я никогда не хотел быть наемным работником, понимаете? Но желание быть самозанятым всегда было очень сильным.

Если честно, я понятия не имел, кем хочу стать.

Ну, нет, у меня не было каких-то конкретных амбиций. Я всегда был уверен, что в принципе могу сделать все что угодно и что неважно, чем я занимаюсь, все равно я добьюсь успеха. Это была моя позиция, и когда я окончил школу, как бы случайно попал в свою профессию.

Когда я был совсем юным, я думал о том, чтобы стать офицером. Не обязательно из-за военного аспекта, но потому, что это одна из тех должностей, где у тебя есть полная власть. А потом, в какой-то момент, я подумал о том, чтобы заняться туризмом. Что-то вроде туроператора.

Я хотел стать пилотом, но не смог этого сделать по состоянию здоровья. […] Уже в самом начале стало понятно, что я не смогу этого сделать, потому что я глух на одно ухо.

Делать сыр. Мастер-сыродел.

Мой дед был инженером-механиком, дипломированным инженером, отец и дед решили, что я тоже должен быть инженером-механиком, чтобы стать дипломированным инженером, что я и сделал.

Нет, никаких карьерных амбиций. Никаких карьерных амбиций.

Я хотел быть архитектором.

Главное для меня было – заработать деньги. Неважно как. Это должно было быть легально, но эффективно.

Для меня карьерной амбицией или целью был спорт. Спорт был важен для меня. Я занимался соревновательным спортом.

Когда я был ребенком, все, чего я хотел, – это быть хорошим отцом для своей семьи. Кроме того, я хотел много свободы, ничего больше. Я ничего не знал о карьере. Я начинал с лесозаготовок и вождения лесовоза.

Нет, я всегда думал как предприниматель и хотел заниматься чем-то предпринимательским.

У меня было много идей. Потом, в подростковом возрасте, я хотел стать гонщиком или музыкантом. Но в конце концов вмешалась реальность, и я всегда принимал разумные решения.

Когда я был ребенком, у меня были типичные мечты. Последняя большая, которую я помню, – л есничий. Я люблю природу.

Нет, если честно, у меня не было каких-то особых карьерных амбиций. Нет, у меня их действительно не было. Но потом, после окончания средней школы, я изучал теологию.

Моя мечта заключалась в том, что у меня не было четкого представления о том, чем именно я хочу заниматься. Были два человека, казавшиеся мне очень необычными, на которых я всегда ориентировался. Это Йозеф Некерманн, который был чрезвычайно успешным конным наездником и предпринимателем. Другой пример – Пауль Шоккемоль. Я хотел стать отельером. Я хотел управлять отелем.

У меня никогда не было представления о том, чем я хочу заниматься.

Да, разумеется, машинистом поезда, как все мальчишки в какой-то

момент. Но ничего серьезного.

Я хотел быть юристом.

Нет, ничего необычного. Поэтому, когда подошло время, одним из вариантов стала психология. Затем, в течение длительного времени, также архитектор и бизнесмен, позже появился продавец.

Инженер.

Архитектор.

Генетик.

Врач.

Машинист экскаватора.

Во многих биографиях состоятельных людей подробно описываются масштабные конфликты, возникавшие с авторитетными людьми в детстве и юности героев, прежде всего с родителями и учителями[677]677
  Zitelmann, Dare to Be Different and Grow Rich, 105–114.


[Закрыть]. Поэтому один из вопросов интервью был посвящен отношениям респондентов в период их становления с родителями, а также тому, были ли конфликты, выходящие за рамки тех, которые обычно связывают с переходным возрастом. Однако большинство респондентов рассказали об относительно гармоничных отношениях. Те, кто сообщал о значительных конфликтах, были в меньшинстве. Типичными были следующие ответы.

Респондент А: У меня никогда не было [конфликтов]. Мы были очень разные, я самый младший из пяти детей. Мой отец вернулся с войны, из плена, то есть он не хотел больше конфликтов, не искал их. Да, были, конечно, политические разногласия, что было нормально для того поколения, да и для нашего, наверное, тоже. Мы обвиняли своих родителей. Мы спрашивали их, как можно было допустить все это [нацистскую диктатуру]. Это то, с чем всем приходилось сталкиваться. Но мы никогда не доводили ситуацию до предела, не было полного разрыва отношений.

Респондент Б: У меня никогда не было серьезных разногласий с ним [отцом]. Я никогда не бунтовал против того, как он поступал. Скорее, с самого начала я делал поблажки и был склонен соглашаться с тем, как он поступает.

Респондент В: У меня всегда были хорошие отношения с родителями. Они были очень терпимы, жили вместе дружно и были очень скромными. Мой отец, как я уже говорил, был государственным служащим, и денег у нас было не так уж много. Остальные деньги моей семьи, доставшиеся от маминой семьи, потихоньку проедались, но отца это никогда не впечатляло.

Респондент Г: Бесконфликтная домашняя жизнь, хорошая домашняя жизнь. Бесконфликтная, не считая того, что обычно бывает в любой семье.

Респондент Д: Я никогда не был бунтарем, но не был особенно близок с родителями, потому что у них были совершенно иные взгляды на мир. Для моих родителей зарабатывать деньги неэтично. Мои родители, в общем-то, принадлежали к тому типу, которого сейчас не существует, – к архетипическому образованному среднему классу. […] Но примерно с 14 лет я мало времени проводил с родителями, потому что дорога в школу занимала час, поэтому я больше времени проводил в компании друзей. Я довольно рано начал самостоятельную жизнь, в 18 лет переехав к жене. Конфликт [с родителями] был минимальным, я думаю, хотя интеллектуальные разногласия были. Оглядываясь назад, я думаю, что вел себя вполне прилично. Нет, нет, все было не так экстремально. Я шел своим путем, поскольку так быстро съехал из родительского дома.

Лишь меньшинство респондентов рассказали о крупных столкновениях, в частности с отцами. Приведем три примера.

Интервьюер Е: В принципе, я делал все, что нельзя было делать. Мой отец говорил, что я нарываюсь на неприятности. […] Я делал то, что никому другому и в голову не пришло бы делать. Хуже всего я вел себя в переходном возрасте. Вот тогда все было действительно сложно. В какой-то момент после этого я стал вести себя более разумно. Тогда мой отец сказал: «Посмотри-ка, он наконец-то взял себя в руки». Тогда я начал заниматься спортом.

Респондент Ж: У меня было противостояние.

Интервьюер: И оно было серьезным?

Респондент Ж: Весьма.

Интервьюер: Что обычно приводило к конфронтации?

Интервьюер Ж: Мой отец был крайне авторитарным человеком. Он был очень жестоким и часто бил меня.

Интервьюер: В каком возрасте ситуация была наиболее экстремальной?

Респондент Ж: Это продолжалось до 16–17 лет. Это был период, когда мы больше всего конфликтовали. После этого стало легче, я просто перестал общаться с отцом, а он – со мной. Он мне не нравился, и я ему тоже. У меня были длинные волосы, я поддерживал левых и зеленых, знаете, защитников окружающей среды. Больше зеленых, я никогда не был особо левым. Но я точно был зеленым. […] Он думал, что это бред. И это было так, он был прав. Это была форма оппозиции. Потом я встретил преподавателя с такими же политическими взглядами, который, в некотором смысле, промыл мне мозги.

Интервьюер З: Скажем так: я рассорился с отцом после того, как он использовал свое влияние, чтобы заставить меня отслужить в армии, хотя я этого не хотел и, собственно, не должен был. В детстве, несмотря на то что я занимался спортом, у меня было что-то не в порядке с сердцем, что дало бы мне возможность сказать, что я физически не годен для армии. Но отец помешал этому, и мне все-таки пришлось пройти военную службу. Это создало огромную пропасть между нами. Второй источник конфликта заключался в том, что мой отец был очень доминантным человеком. Он был успешен, но потом потерпел крупное фиаско, что вызвало множество конфликтов с моей матерью, потому что он потащил ее за собой. Моя мать построила свой бизнес, но потеряла его, потому что внесла деньги в качестве залога для моего отца. И это создало ситуацию, которая повлияла и на меня. Когда я захотел поступить в университет, я не смог получить никакой поддержки, никаких студенческих грантов или ссуд, потому что мой отец не всегда был на мели, и мне пришлось самому оплачивать учебу.

Но в целом в этих интервью гипотеза о том, что в период становления сверхбогатые люди имели крупные конфликты с родителями, о чем говорится в биографиях многих миллиардеров, не нашла подтверждения.