Текст книги "Элита богатства. Исследование психологии супербогатых предпринимателей"

Исследователи предпринимательства и поведенческие экономисты интенсивно занимаются темой оптимизма и чрезмерного оптимизма. Интервью с состоятельными предпринимателями и инвесторами наглядно подтвердили гипотезу о том, что подавляющее большинство предпринимателей настроены оптимистично. Среди вопросов интервью не нашлось другой характеристики, которая объединила бы почти всех респондентов в такой же степени, как самооценки, свидетельствующие об их особом оптимизме. По шкале от –5 (крайний пессимист) до +5 (крайний оптимист) 38 из 40 респондентов отнесли себя к положительному диапазону, назвав себя оптимистами. Из них 35 человек отнесли себя к очень оптимистичному диапазону (от +3 до +5). Тест личности «Большая пятерка» также выявил высокий уровень оптимизма. И в этом случае ни один из 50 вопросов не вызвал таких единодушных ответов, как вопрос об оптимизме и пессимизме. Утверждение «Я считаю себя скорее пессимистом» решительно отвергли 38 из 43 респондентов.

В ходе интервью выяснилось, что смысл, в котором сверхбогатые люди используют слово «оптимизм», в точности соответствует тому, что психологи называют «самоэффективностью». Этот термин характеризует степень или силу веры человека в свои возможности справиться с определенными, даже очень сложными ситуациями. Респонденты сами определили оптимизм как веру в то, что «благодаря собственным способностям, или сети, которую вы создали, или интеллекту вы всегда сможете найти решение и преодолеть любую ситуацию». Оптимизм для них – это «уверенность в собственных действиях», а также «уверенность в себе», в своих «организаторских способностях» и компетентности в решении проблем. Это подтверждает выводы академических исследований предпринимательства и богатства – а именно что высокий уровень самоэффективности является значимой характеристикой личности предпринимателей и состоятельных людей.

Респонденты также считают оптимизм важным корректирующим средством против «скептиков», которые жалуются на проблемы, а не решают их. Оптимизм помогает, особенно в сложных ситуациях, вдохновить сотрудников и заставить их поверить в общее ви́дение.

Лишь немногие из респондентов задумывались о проблематичной оборотной стороне чрезмерного оптимизма. Они признали, что чрезмерный оптимизм может привести к чрезмерному риску. В связи с этим ряд респондентов отметили, что они создали механизмы принятия решений – например, партнера, который в целом настроен менее оптимистично.

15. Склонность к риску

Является ли повышенная склонность к риску предпосылкой для достижения финансового успеха выше среднего? В научных исследованиях был принят ряд различных гипотез относительно ориентации на риск и склонности к риску предпринимателей и состоятельных людей.

• Гипотеза № 1: Предприниматели имеют более высокую склонность к риску. Чикагская школа экономической теории в лице Фрэнка Найта определила предпринимателя прежде всего как человека, готового принять на себя бремя риска[699]699
  См.: Lackner, Voraussetzungen und Erfolgs faktoren, 18 et seq.


[Закрыть]. Представители этой школы понимают предпринимательское мышление и действия в первую очередь с точки зрения принятия риска[700]700
  Ibid., 21.


[Закрыть]. Современные академические исследования богатства также пришли к выводу, что шансы достичь большого богатства увеличиваются с ростом склонности к риску. В то же время эти исследователи не подтвердили обратную, U-образную корреляцию между риском и успехом[701]701
  Böwing-Schmalenbrock, Paths to Wealth, 229.


[Закрыть]. Это относится ко второй теории, предложенной исследователями.

• Гипотеза № 2: Умеренная склонность к риску, или нелинейная корреляция между склонностью к риску и успехом. Данная теория утверждает, что успешные предприниматели характеризуются умеренной склонностью к риску. Слишком малый риск не является для них достаточным испытанием, но они также избегают и чрезмерного риска. Предполагается, что между склонностью к риску и успехом существует нелинейная зависимость. До определенного момента склонность к риску положительно коррелирует с успехом, но после этого более высокая склонность к риску оказывает негативное влияние.

• Гипотеза № 3: Субъективное восприятие риска. Еще один подход касается субъективного восприятия риска. Он предполагает, что предприниматели не считают свои действия рискованными, даже если другие воспринимают их таковыми. Хисрич, Ланган-Фокс и Грант ссылаются на исследования, демонстрирующие, что предприниматели не отличаются от не-предпринимателей повышенной склонностью к риску – скорее, разница проявляется в их субъективном восприятии риска. Это означает, что для предпринимателей характерно более низкое восприятие риска, что создает иллюзию более высокой склонности к риску[702]702
  Hisrich, Langan-Fox, and Grant, «Entrepreneurship Research and Practice», 583.


[Закрыть].

В ходе интервью респондентам было предложено оценить себя по шкале риска. Шкала варьировалась от –5 («госслужащий, который покупает только казначейские ценные бумаги») до +5 (чрезвычайно склонный к риску). Нейтральное значение было принято за 0. При ответе многие респонденты проводили различие между своей склонностью к риску в молодости и в более зрелом возрасте – этот вопрос будет рассмотрен ниже в параграфе 15.3. В таких случаях, когда приводились разные значения (например, «раньше я был +5, а сейчас +2»), принималось более раннее значение, поскольку оно относится к тому этапу, когда большинство респондентов создавали свое богатство.

Согласно гипотезам 2 и 3, большинство респондентов должны были бы отнести себя к нейтральному диапазону. Ведь гипотеза 2 утверждает, что они имеют умеренную склонность к риску и избегают чрезмерного риска. А гипотеза 3 утверждает, что, хотя предприниматели и принимают высокий уровень риска, они не воспринимают его как высокий. На самом деле только 3 из 45 респондентов отнесли себя к нейтральному диапазону. Пятеро отнесли себя к отрицательному диапазону (от –1 до –5), что означает, что они считают себя осторожными и ориентированными на безопасность. Значительное большинство, 35 из 45, отнесли себя к положительному диапазону. Удивительно, но 25 из 45 респондентов отнесли себя даже к самому высокому концу шкалы риска – от +3 до +5.

Это значительное отклонение от показателей населения в целом. Отвечая на вопрос AIPOR о том, что́ предпочли бы респонденты: скромный образ жизни и безопасность или жизнь, наполненную значительными финансовыми возможностями, но с высоким уровнем риска, 77 % немцев ответили, что предпочли бы безопасность, и только 12 % заявили, что готовы пойти на более высокий уровень риска для достижения более амбициозных финансовых целей[703]703
  Институт изучения общественного мнения Алленсбаха, опрос AIPOR 11050.


[Закрыть].

Хотя эти результаты не подтверждают выдвинутые выше гипотезы 2 и 3, среди респондентов были и такие, чьи ответы полностью совпадали с этими гипотезами. Разница между субъективным восприятием риска и реальной склонностью к нему стала очевидной благодаря ряду респондентов, которые прямо заявили, что их самооценка как людей, гораздо менее склонных к риску, будет существенно отличаться от оценок окружающих их людей.

В частности, противоходные инвесторы нередко воспринимают что-то как относительно безопасное, в то время как другие считают то же самое высокорискованным, и наоборот, то, что другие считают относительно безопасным, противоходные инвесторы воспринимают как высокорискованное. Один респондент охарактеризовал свои инвестиции следующим образом:

Респондент 19: Другие считали, что это связано с огромным риском; они говорили: «Здания фабрик легкой промышленности в Берлине и т. д., боже мой, да он хоть понимает, что делает? Налог на недвижимость в таких огромных зданиях больше, чем доход от аренды». И всё в таком духе. Но когда я покупал недвижимость где-нибудь в Берлине по 80 евро за квадратный метр, исходя из общей площади помещений, это не казалось мне ни в малейшей степени рискованным. Другие считали это рискованным, но не я. Я не видел даже малейшего риска в том, что я делал. Я думал про себя: «Это вы сумасшедшие. Вы покупаете помещения на Курфюрстендамм[704]704
  Курфюрстендамм – самая престижная торговая улица Берлина, насыщенная первоклассными торговыми и офисными помещениями, немецкий аналог нью-йоркской Пятой авеню.


[Закрыть] по соотношению цены к аренде 24, исходя из арендной платы 180 евро за квадратный метр, что мне даже в голову не придет. Я не пьян».

Один из респондентов, занимающийся акциями и недвижимостью, оценил себя в диапазоне «от +1 до +2», признав при этом, что другие скорее оценили бы его на +4. Он объясняет это несоответствие следующим образом.

Респондент 43: Это сложный вопрос. Я бы, наверное, сказал, что у меня от +1 до +2. Возможно, вас удивит, что я не ставлю себе более высокую оценку, но позвольте мне объяснить: многие риски, которые я принимаю на себя, как в своей карьере, так и в инвестициях, – это очень хорошо продуманные риски, проанализированные риски, что в конечном итоге означает, что они не так уж и рискованны. Я не азартный игрок. Это один момент. А второй момент, и, как мне кажется, мастерство всего этого дела, заключается в том, чтобы принимать те риски, которые, как вы знаете, вы можете выдержать и за которые вы получите достойное вознаграждение. При этом реальные риски становятся менее рискованными. Например, если у меня действительно длинный инвестиционный горизонт, то я могу принять определенные риски ликвидности, например при работе с компаниями с низкой капитализацией на фондовом рынке, или, возможно, с облигациями проблемных малых и средних предприятий, или даже с недвижимостью, которую в лучшем случае можно продать только за три года. Когда я делаю подобные вещи, они могут показаться очень рискованными, но на самом деле они не рискованны, потому что я знаю временной горизонт своих инвестиций, знаю, что смогу переждать флуктуации и что генерируемый денежный поток настолько хорошо скорректирован на риск, что на самом деле он не особо рискован. […]

Интервьюер: А другие, как бы они вас оценили?

Респондент 43: Они видят только результаты, скорее всего, они бы оценили меня на +4. […] В моем понимании, классический предприниматель принимает на себя три риска. Во-первых, его инвестиции сконцентрированы в чем-то одном, чаще всего на 100 %, совсем не диверсифицированы. Во-вторых, его единственный актив абсолютно неликвиден, и его состояние привязано к этому единственному активу. И, в-третьих, у него чрезвычайно высокий уровень кредитного плеча. Итак, если рассматривать эти три момента применительно к себе, то да, мои инвестиции в некотором смысле очень концентрированы. С одной стороны, почти все мое состояние, прямо или косвенно, вложено в немецкую недвижимость. С другой стороны, мои инвестиции широко диверсифицированы по множеству различных объектов. И многие из этих инвестиций я никогда бы не сделал, будь они единственными, только как часть диверсифицированного портфеля. Поэтому я бы сказал, что концентрация и диверсификация – это 50/50. Во-вторых, конечно, мой портфель неликвиден, но не настолько, насколько он может быть неликвиден для многих других предпринимателей. Если бы я захотел, я уверен, что смог бы ликвидировать половину своего портфеля в течение года. А это уже кое-что. Конечно, он не очень ликвидный, но тем не менее. А что касается кредитного плеча, то оно у меня умеренное.

Другой респондент пояснил, что считает себя умеренно склонным к риску. По шкале риска он оценил себя на –1 балл. Однако он также признался, что другие считают его аппетит к риску чрезвычайно высоким и оценивают его на +3.

Интервьюер: Риск. Давайте возьмем шкалу, где –5 – это фанатик безопасности, понимаете? А +5 – это человек с большим аппетитом к риску. И если бы вам пришлось поместить себя на эту шкалу, между –5 и +5?

Респондент 27: Значит, +5 – это ри́сковый наркоман? Я бы лично поставил себе –1. Но нужно также подумать над вопросом, куда бы вас поставили другие. Тогда я бы сказал +3.

Интервьюер: А откуда такое расхождение? […]

Респондент 27: Ну, наверное… Я точно не знаю. Во-первых, про любого всадника, занимающегося конным спортом, другие всегда скажут: «Он смелый, не боится, много рискует». В противовес этому я всегда привожу в пример своего сумасшедшего брата. Он просто помешан на риске. В то время как я берусь за дело только тогда, когда уверен, что у меня есть все возможности для его успешного выполнения. С одной стороны, есть огромная разница между тем, чтобы стоять на вершине высокой горы и верить, что вы как-нибудь спуститесь обратно. Или, с другой стороны, трижды потренироваться в менее гористой местности, а потом сказать: «Ну все, теперь пора на крутую гору». И в тех вещах, которые я делаю, я всегда чувствую себя хорошо подготовленным. То же самое относится и к профессиональной деятельности. […] Хорошо, сегодня у нас есть процессы и люди, которые могут оценить все это гораздо лучше. А риски – я могу их предвидеть после почти 2000 завершенных проектов, и они не так велики, как вы можете себе представить. Это означает, что я оцениваю риски иначе, чем человек, смотрящий со стороны.

Этих трех последних респондентов сторонники гипотезы 3 могли бы представить в качестве живых иллюстраций своей теории, настолько разнятся их субъективное и внешнее восприятие рисков.

Большинство респондентов рассматривают принимаемые ими риски как управляемые. Лишь немногие сознательно придерживаются стратегии «всё или ничего». В отличие от многих других респондентов следующий участник опроса охарактеризовал себя как человека, в большей степени ориентированного на безопасность, чем на риск. Он не готов идти на риск, который может отправить его в нокаут: «Я принимаю управляемые риски».

Респондент 22: Знаете, я стараюсь позиционировать себя так, чтобы находиться, если можно так выразиться, в хорошей, как мне кажется, позиции. Это значит, что я никогда не поставлю себя в положение «либо всё, либо ничего». В зависимости от того, как сложится неизвестное будущее, понимаете? Это было бы для меня крайне некомфортным положением. Именно в такое положение ставят себя азартные игроки. Но я хочу находиться в таком положении, когда, даже при всех известных неизвестных, я все равно, в худшем случае, получу приемлемый результат.

Интервьюер: И сейчас вы получили результат, который гораздо лучше, чем просто приемлемый результат, не так ли?

Респондент 22: Да, конечно. И все это можно отнести к тому, что я говорил об управляемых рисках. Когда я рассматриваю альтернативы, я отбрасываю те из них, которые, как мне кажется, могут привести к полному проигрышу или полному выигрышу, поскольку одно обычно тесно связано с другим. Конечно, я также стараюсь держать свои возможности максимально открытыми, а риски – в управляемых пределах. Еще раз повторюсь: я иду на риск, но предпочитаю, чтобы это был тот риск, которым, как мне кажется, я могу управлять.

Интервьюер: Вы создали огромный запас прочности, но никогда не использовали его на практике, поэтому ваши результаты так хороши. Так можно сказать?

Респондент 22: Да, в определенной степени это так, потому что минимум, к которому я стремлюсь, – это высокая вероятность и в то же время отсутствие верхнего предела отдачи. Когда все складывается удачно, тогда можно отойти в сторону и предоставить все работать самому, но в то же время я хочу быть уверенным, что есть хотя бы минимальный положительный результат, в котором я могу быть относительно уверен.

В отличие от вышеупомянутых респондентов большинство респондентов субъективно считают себя крайне толерантными к риску. Они часто называли это слабостью или рассказывали об этапах своей жизни, когда они потеряли значительные суммы денег в результате своей повышенной ориентации на риск. Следующий респондент, поставивший себе +5 баллов по этой шкале, сделал экстремальное заявление, неоднократно подчеркивая в ходе интервью: «Я азартный игрок». «Я ставлю на карту и борюсь за то, чтобы выиграть». И продолжил: «Моя работа – это игра, понимаете? Я делаю ставки и никогда не могу знать, чем все закончится, но я борюсь за это». Но он никогда не ступит на порог казино, потому что его игра – это его инвестиции, в частности инвестиции в недвижимость.

Респондент: Бывали дни, когда я терял десятки миллионов, но я никогда не показывал своих эмоций. […] Я думаю, что самый большой убыток, который я когда-либо терпел, составил 50 миллионов на одной сделке. […] Это было в сфере недвижимости. Но это меня не убило. Меня больше беспокоило то, что я не выиграл игру. […] Люди говорят обо мне: «Вокруг повсюду могли бы падать бомбы, и справа и слева, а он продолжал бы вести себя как обычно, даже глазом не моргнул бы. […] Максимум он мог бы взять носовой платок и вытереть пыль». […] Вы боретесь за что-то год, а то и два-три года. Конечно, это заставляет меня нервничать и напрягаться. Но когда я наконец узнаю́, выиграл я или проиграл 50 миллионов, это больше похоже на то, как если бы ты учился в школе, очень усердно готовился к чему-то, сдавал экзамены и сдал. На следующий день после экзаменов все забывается. Напряжение испаряется. Я думаю, что я тот человек в индустрии, который выигрывал и проигрывал одинаково большие суммы. Вы можете потерять большие деньги только в том случае, если до этого заработали большие деньги. […] Это как в Ветхом Завете: «Господь дает, Господь и отнимает». Вы не можете на это повлиять. […] Но я верю в то, что люди думают, а Бог направляет. Люди думают, а Бог смеется. Мне никогда не удавалось точно предсказывать события. У меня есть свое мнение, и иногда оно правильное, но я должен сказать, что каждый раз это не более чем предположение. […] Вы знаете роман Достоевского «Игрок». Конечно, это не тот образ, который я создаю. И я не хотел бы говорить об этом своей семье. Но, в конце концов, все это игра.

Приведенная выше позиция респондента нетипична, и большинство других респондентов отвергли бы ее с порога. Однако было несколько человек, которые признались в своей крайней ориентации на риск. Такая терпимость к риску часто проявляется в их решениях отказаться от надежных профессиональных позиций в пользу гораздо более рискованных задач.

Интервьюер: Не могли бы вы рассказать мне о своих отношениях с риском? Если бы вас попросили оценить себя по шкале, скажем, от –5 – помешанный на безопасности до +5 – помешанный на риске, каким бы вы себя видели?

Респондент 7: Я бы дал себе минимум +4.

Интервьюер: Не менее +4. А принимали ли вы когда-нибудь важное экономическое решение, о котором сейчас сказали бы: конечно, все закончилось хорошо, но риск был слишком велик? Принимали ли вы подобные решения?

Респондент 7: Да, конечно. Когда я уволился из банка ххх и перешел в ххх, это было одно из таких решений. Я получал большую зарплату и отказался от должности топ-менеджера в банке xxx, и как раз в середине [кризиса], который разразился и у нас в 2001 году, у нас была [компания], которая находилась в действительно сложной рыночной ситуации.

Интервьюер: Значит – и это всегда очень важный момент, – вы, по сути, были наемным работником, а сколько вы тогда зарабатывали, примерно?

Респондент 7: Я точно не помню, но, наверное, около полумиллиона.

Интервьюер: И вы отказались от этого, от своей надежной работы?

Респондент 7: Да, и моя карьера в банке xxx…

Интервьюер: Вы могли бы сделать там хорошую карьеру. […]

Респондент 7: Да, и все ради того, чтобы перейти в отрасль, о которой я ничего не знал.

Интервьюер: Да? Но должна же быть причина, по которой вы это сделали, несмотря ни на что?

Респондент 7: Конечно, вызов.

Несколько респондентов сообщили, что в личной жизни они склонны к очень высокому уровню риска, например занимаются экстремальными видами спорта. Это относится к следующему респонденту, который поставил себе +5 баллов по шкале риска и даже говорил о «болезненной зависимости от высоких рисков».

Респондент: Я ненавижу этот менталитет безопасности. Я убежден, что у нас в Германии есть мания безопасности, которая очень мешает нам. Абсолютно чрезмерное стремление к безопасности.

Интервьюер: Значит ли это, что вы не возражаете и даже наслаждаетесь определенной степенью предпринимательского риска – естественно, идя на риск осознанно и полностью отдавая себе в этом отчет?

Респондент: Да. Когда я был моложе, я немного занимался автогонками, экстремальным катанием на лыжах, выходя за рамки того, что обычно делают люди. Скажу вам, что в ряде случаев я шел на экстремальный риск. К сожалению, кое-кто даже попал в аварию. В общем, когда я был моложе, у меня была сильная тяга к риску, по сути, болезненная зависимость от высоких рисков. И это вызвало множество дискуссий с моими друзьями и близкими.

Интервьюер: Это касалось только экстремальных видов спорта? Или как проявлялась ваша зависимость?

Респондент: Например, я поднимался в горы в Альпах без всякого снаряжения, без всякой страховки, там, где обычно нужно использовать веревку, ледоруб и скобы. Но это просто притянуло меня, почти волшебным образом. Я должен был подняться, и я поднялся. Я добрался до вершины. И вернулся вниз живым. Но группы, которые были в то время на горе, говорили: «Он просто сумасшедший, он самоубийца». Но все закончилось хорошо. А когда я катался на лыжах, то тоже несся вниз на огромной скорости. Я получал такой кайф, делая вещи, в которых, как я знал, если совершить хотя бы одну ошибку, можно поплатиться жизнью. Это осознание, оно оттачивает жизнь. Все ближе и ближе к риску. Вы никогда в жизни не концентрировались на чем-то так сильно, как когда берете на себя этот риск, эту точку, которая находится исключительно в настоящем, на том, чтобы сделать все правильно. И быть немного зависимым от этого, хотя все, что вы делаете, относительно, не так ли?

Другой предприниматель также рассказал о своей высокой склонности к риску в личной жизни. Его мать даже предсказала, что однажды он умрет неестественной смертью. Очевидно, что это не просто черта характера, проявляющаяся только в деловой жизни.

Респондент 1: Я достаточно терпим к риску. Иногда даже слишком терпим, с точки зрения моих друзей. Даже в личной жизни я, как известно, допускаю относительно высокий уровень риска и иногда даже падаю плашмя, хотя, слава Богу, не очень сильно. Но я определенно терпим к риску.

Интервьюер: А что вы имеете в виду под личной жизнью?

Респондент 1: […] Я едва избежал смерти примерно полгода назад, когда меня пытался убить буйвол. В моем возрасте это не то, что нужно. Когда я занимаюсь спортом или катаюсь на лошадях, я не всегда осторожен. Моя мама говорила, что я умру неестественной смертью. Сейчас ее уже нет в живых, а я все еще здесь. Меня никогда не считали особенно осторожным. И это действительно так.

Высокий уровень толерантности к риску связан с уверенностью в себе, с тем, что после падения ты сможешь подняться на ноги. Один из респондентов, который также рассказал о своей готовности к высокому уровню риска, не раз был вынужден регистрировать свои предприятия как неплатежеспособные. Тем не менее с самого начала он всегда придерживался мнения, что сможет возместить свои потери, поскольку «знает, как это делается»:

Респондент 29: Это означает, что если у вас никогда не было опыта работы по найму, то вам также никогда не был знаком страх потерять что-то, потому что у вас никогда не было ничего, что можно было бы потерять. А с другой стороны, я всегда говорил себе: «Ладно, если ты потеряешь все, что у тебя есть, то завтра ты сможешь это вернуть, потому что ты знаешь, как это сделать».