Текст книги "Империя Леванта. Древняя земля тлеющего конфликта между Востоком и Западом"

Хватило всего четырех лет, чтобы королевство Лузиньянов, при Пьере I на мгновение ставшее арбитром Восточного Средиземноморья, опустилось до уровня третьеразрядного государства, которое может заставить капитулировать обычная эскадра. Пьер II, пленник врагов, окруженный западнями и даже подвергавшийся грубому обращению (Пьетро ди Кампофрегозо дошел до того, что однажды влепил ему пощечину), вынужден был склониться перед свершившимся фактом. По договору от 21 октября 1374 г. он брал на себя обязательство выплатить генуэзской Синьории огромную компенсацию в 2 146 400 золотых экю и вплоть до уплаты последнего взноса позволить генуэзцам оккупировать Фамагусту. Это означало экономический захват лигурийской республикой королевства Лузиньянов, что, благодаря средствам давления, которыми она располагала, влекло за собой и установление настоящего политического протектората. Здесь можно увидеть финал медленной эволюции, которая, начавшись еще во франкской Сирии в XIII в., мало-помалу обеспечила приоритет экономических интересов, представленных итальянскими морскими республиками над франкским обществом, его принцами, его баронами и рыцарями. Зримым проявлением совершившегося переворота стал тот факт, что после октябрьского договора 1374 г. один из дядьев короля Пьера II, коннетабль Жак, был отвезен в Геную в качестве заложника, то есть узника.

И тут, как будто иностранной оккупации было недостаточно, разразилась новая драма в королевской семье. Королева-мать Элеонора Арагонская, хотя ее в свое время подозревали в том, что она изменяла своему мужу, несчастному Пьеру I, теперь горела желанием покарать убийц короля, в первую очередь одного из братьев покойного, принца Жана Антиохийского. В том же 1374 г. в Никосии по ее приказу Жан был заколот у нее на глазах в прямо-таки шекспировской сцене: перед ним развернули окровавленную рубашку короля (его одежду, как написал Махера[213]213
  Леонтий (или Леонс, на французский манер) Махера (ок. 1380 – 1-я пол. XV в.) – кипрский хронист, автор «Кипрской хроники» («Повести о сладкой земле Кипр») – главного источника по истории Кипрского королевства в период 1190–1432 гг. (Примеч. пер.)


[Закрыть], не уточняя).

Что мог поделать против этой череды бед слабый король Пьер II? Тем не менее он не отчаивался и искал против генуэзцев союзников вплоть до Италии. С этой целью он женился на Валентине (Валенце) Висконти, дочери герцога Миланского Барнабо Висконти, от которого ожидал энергичного давления на генуэзскую территорию[214]214
  Союзный договор против Генуэзской республики (14 ноября 1377 г.) между Андреа Контарини, дожем Венеции, и Барнабо Висконти, герцогом Милана, последний заключал от своего имени и от имени Пьера II, короля Кипрского, своего зятя.


[Закрыть]. Также он обратился к Венеции. Когда генуэзцы и венецианцы схватились между собой в Войне Кьоджи (1378–1381), он решил, что выиграл, и попытался воспользоваться затруднениями первых, чтобы вернуть Фамагусту, но ему это не удалось. Союз с Висконти и Венецией не помог ему заставить Геную возвратить этот крупный порт острова. Зато миланское влияние сказалось на кипрской архитектуре того времени, о чем мы узнаем позже.

Генуэзский протекторат и Маона Кипри

Выйдя из Войны Кьоджи, Генуя еще больше усилила экономическую, а также политическую власть над королевством Лузиньянов. У генуэзцев, находивших агентов Пьера II во всех коалициях, сформированных против них в Италии, появились новые обиды на никосийский двор. После смерти Пьера II (октябрь 1382 г.) его преемником стал его дядя, коннетабль Жак, который, как мы знаем, как раз находился в плену в Генуе[215]215
  Возвращение Жака I задержалось вследствие интриг одного из кипрских баронов, Перро де Монтолифа, любовника вдовствующей королевы Валентины Висконти.


[Закрыть]. Чтобы получить возможность вернуться на Кипр, он по договору от 19 февраля 1383 г. вынужден был окончательно уступить Фамагусту генуэзцам, а кроме того, позволить им оккупировать важный город Киринею на севере острова.

На этих условиях Жак I получил корону Кипра (1385). Его царствование (1385–1398) ознаменовалось обложением народа все более и более тяжелыми налогами, чтобы удовлетворить ненасытных генуэзских кредиторов. Точнее, речь шла об удовлетворении генуэзских капиталистов, оказавшихся кредиторами Синьории Генуи, потому что являлись владельцами судов, использовавшихся в 1373 г. против Фамагусты. Эти судовладельцы создали акционерное общество «Маона (или Магона) Кипри», которому шли все контрибуции и возмещения военных расходов, выплачиваемые Синьории киприотами. Более того, генуэзцы захватили монополию в кипрской торговле, любые торговые пути острова должны были проходить через их таможни в Фамагусте. Эта удушающая монополия нанесла очень тяжелый удар по кипрской торговле, поскольку соперники генуэзцев, в первую очередь венецианцы, с этой поры получили прекрасные основания систематически бойкотировать остров (акты венецианской Синьории от 18 марта 1374 и 13 февраля 1375 г., запрещающие ее подданным торговать с Кипром).

Таким образом, генуэзская оккупация вдвойне обирала Кипр. Во-первых, потому, что замкнула на Геную всю торговлю острова. Во-вторых, потому, что одновременно Кипр, бывший прежде одним из наиболее активных центров международной торговли, лишился этого статуса из-за его бойкота как генуэзского сателлита. В конце концов, королевство Лузиньянов оказалось в таком положении, что работало лишь на прибыли одного итальянского банка. Никогда еще капиталистическая эксплуатация финансовой компанией целого народа не была столь полной.

Сын и преемник Жака I король Жанюс (1398–1432) тоже долгое время прожил заложником в Генуе, и даже его имя, производное от названия города, было проявлением сервильной угодливости перед надменной Синьорией. Он был красив, умен, прекрасно образован, чист нравами, но с умом, помраченным бедами времени, а его царствование оказалось болезненным. Не в силах забыть традиции семьи, он в 1402 г. попытался освободиться от генуэзской опеки и вернуть Фамагусту. Безуспешная попытка. Генуя, помимо своих эскадр, располагала тогда помощью Франции, под покровительство которой она себя отдала. 7 июля 1403 г. Жанюсу пришлось подписать с маршалом Бусико, губернатором Генуи, договор, сохранявший генуэзские позиции и монополию. Признанием вреда, причиняемого этой монополией кипрской экономике вообще и процветанию Фамагусты в частности, служит для нас датированное 21 января 1449 г. постановление совета Синьории Генуи, призванное бороться с обезлюдением города, некогда полного жизни, а теперь оставшегося в стороне от торговых путей.

Египетская агрессия 1426 г. Пленение короля Жанюса

К тяготам генуэзской экономической опеки скоро добавилось мамелюкское вторжение. Мамелюки, по-прежнему хозяева Сирии и Египта, были естественными врагами Кипрского королевства. Очевидно, они не забыли разграбления Александрии Пьером I в 1365 г. Во всяком случае, в том состоянии слабости, в каком пребывало островное королевство, в его интересах было избегать любых провокаций в адрес грозных соседей. Однако кипрские корсары не упускали случая проявить активность на мусульманских землях, в первую очередь на побережье Сирии. В 1425 г. мамелюкский султан Барсбей, дабы наказать киприотов за эти набеги, отправил эскадру разграбить Лимасол (август 1425 г.). В следующем году произошло настоящее вторжение: более крупный экспедиционный корпус под командованием эмира Тенгриберди Махмуда высадился к югу от Авдиму и при Кирокитии наголову разгромил кипрскую армию из 1600 рыцарей и 4000 пехотинцев (5 июля 1426 г.). Франки сильно выродились и оказались недостойными своих предков со Святой земли, потому что их неподготовленность можно сравнить разве что с их паникой во время сражения. Детали, сообщаемые по этому поводу Махерой, печальны. Греко-киприотский хронист не упускает возможности также подчеркнуть высокомерие латинского рыцарства по отношению к пехтуре из местных… Это было Креси и Азенкур[216]216
  Битвы при Креси и Азенкуре – сражения Столетней войны (1346 и 1415 гг. соответственно), в которых англичане разгромили численно превосходящую французскую армию в том числе из-за недооценки французами роли пехоты, к которой рыцари относились с пренебрежением и презрением. (Примеч. пер.)


[Закрыть] – бесславное, но и без больших потерь. Король Жанюс попал в плен. Мамелюки стрелой домчались до Никосии, ворота которой были предательски открыты проживавшими в ней венецианцами, как уверяет Махера, разграбили ее богатства, в том числе сокровища двора (10–12 июля 1426 г.). Потом они вернулись к себе с добычей и 3600 пленниками, которых провели по улицам Каира с королем Жанюсом во главе.

Можно оценить степень деградации королевства Лузиньянов всего за шестьдесят лет. В 1365 г. Кипр был достаточно силен, чтобы напасть на Египет и разграбить Александрию. Его эскадры хозяйничали от дельты Нила до берегов Малой Азии. Анатолийские эмиры боялись его, а мамелюки оказывались бессильны покарать за провокации. И вот в 1426 г. он не смог оказать никакого сопротивления вторжению тех же мамелюков. В сражении при Кирокитии его армия обратилась в бегство, так что невозможно было признать в этих беглецах потомков баронов Святой земли, а его король находился теперь в плену в Египте.

Греческое население, терпеливо сносившее на протяжении 235 лет латинское владычество, не обманывалось относительно разгрома при Кирокитии. Латиняне, до сих пор слывшие непобедимыми, отныне потеряли лицо. Греческие крестьяне тут же восстали. Это была одновременно и жакерия[217]217
  Жакерия – антифеодальное восстание французских крестьян в 1358 г.; получила название от презрительной клички Жак-простак, данной дворянами крестьянам. (Примеч. пер.)


[Закрыть], каких немало знало Средневековье, и массовое национально-освободительное движение коренных жителей против иностранных захватчиков, против французских и итальянских помещиков, против латинского духовенства. Крестьяне выбрали себе вожаков в различных центрах восстания – Лефке, Лимасоле, в горах, в Перистероне и Морфе; они даже избрали себе в Лефконике василевса – бывшего пастуха по имени Алексей. Разумеется, крестьянские повстанцы не могли устоять против латинского рыцарства, и восстание было жестоко подавлено кардиналом Югом, архиепископом Никосии и братом короля Жанюса. «Капитанства», созданные восставшими крестьянами, были уничтожены, а избранные ими «капитаны» повешены, или им отрезали носы. Василевс Алексей, схваченный в Лимасоле, тоже был торжественно повешен в Никосии (12 мая 1427 г.)[218]218
  Грек-лоялист, каковым был Леонтий Махера, отмежевывается от «жаков»: «Они силой открыли погреба порядочных людей и захватили вино. Другие похитили зерно, украли сахар. Рыцари были схвачены и убиты, их жены изнасилованы».


[Закрыть].

Итак, восстание было легко подавлено, как все аналогичные социальные движения в Средние века. Тем не менее оно при первом представившемся случае продемонстрировало неприязнь широких масс греческого населения к их франкским господам. Здесь, как и в Морее, францизация была чисто поверхностной. Рассматривая завоевание Кипра османами, мы вновь увидим то же отсутствие солидарности между греческими подданными и франкскими господами.

В тот самый день, когда был повешен вождь греческого восстания, король Жанюс, отпущенный мамелюками, высадился в Киринее. Но ради освобождения ему пришлось признать сюзеренитет султана. Никосийский двор стал всего-навсего вассалом каирского двора. Он должен был одновременно выплачивать дань мамелюкам, платить тяжелую контрибуцию генуэзскому банку и позволять генуэзцам забирать себе всю выручку таможен Фамагусты.

Возвращение византийского влияния

Король Жанюс так и не оправился от пережитого унижения. Подавленный и больной после катастрофы 1426 г., он преждевременно скончался в 1432 г. За все его царствование, пишет Махера, никто не слышал, чтобы он смеялся. Царствование его сына Жана II (1432–1458) отмечено во внешней политике полным вассалитетом в отношении султана Египта – впрочем, никакой другой политики вести было невозможно, – а во внутренней – растущим влиянием греческого элемента.

Отправной точкой этого пробуждения киприотского эллинизма стал заключенный 3 февраля 1441 г. брак Жана II с византийской принцессой Еленой Палеолог, дочерью деспота[219]219
  Деспот – в данном случае высший титул поздней Византийской империи. С XIII в. титул «деспот» носили независимые или полунезависимые правители отдельных византийских территорий, называвшихся деспотат. (Примеч. пер.)


[Закрыть] Морейского Феодора II. Женщина умная, образованная, ловкая и склонная к интригам, Елена полностью подчинила себе мужа, который правил лишь по ее советам. Очень преданная греческому православию, она покровительствовала старой местной церкви, с давних пор отодвинутой на обочину римской церковью: о ее предпочтениях говорит Манганский монастырь (Святого Георгия Манганского) возле Никосии, построенный ею и получивший от нее 15 тысяч дукатов дохода. После падения Константинополя (1453) она приняла множество византийских беженцев, проводя тем самым мирную реэллинизацию острова.

Это введение в кипрскую жизнь эллинизма «сверху», еще больше, чем греческое восстание 1426 г., обеспечило его скорый реванш. Со времен латинского завоевания 1191 г. греческое население стало жертвой настоящего социального падения. По замечанию Мас Латри[220]220
  Луи де Мас Латри (1815–1897) – французский историк и дипломат, автор, в частности, «Истории Кипра в царствование государей дома Лузиньянов» (Histoire de l’ìle de Chypre sous le règne des princes de la maison de Lusignan), 1852–1861. (Примеч. пер.)


[Закрыть], каждый класс греческого общества «был опущен на одну ступеньку», чтобы оставить верхушку иерархической лестницы латинянам. Эмиграция на Кипр византийцев, принадлежавших к элите общества Палеологов, разом подняла уровень и престиж греческого элемента. Среди вновь прибывших – прелатов, ученых, высших чиновников – были самые образованные люди всего христианского мира. В Италии таких эмигрантов встречали как профессоров всех наук, инициаторов всякого ренессанса. На Кипре реакция могла быть лишь точно такой же: эти еще вчера столь презираемые греки теперь стали учителями цивилизованности.

Прелат эпохи Возрождения: архиепископ-король Жак II

Казалось, уже ничто не изменит к лучшему участь Кипра. Фамагуста была по-прежнему оккупирована генуэзцами. Королевство по-прежнему являлось вассалом мамелюкского султаната. А «эллинское возрождение», возглавляемое королевой Еленой Палеолог, показывало всю хрупкость латинских общественных учреждений. И тут появился неординарный персонаж, способный обновить это преждевременно деградировавшее общество: Жак Бастард.

Умирая (26 июля 1458 г.), король Жан II оставил трон своей дочери от Елены Палеолог – принцессе Шарлотте, выданной замуж за Луи Савойского, графа Женевского. Но еще до брака с Еленой Жан II прижил от своей любовницы Мариетты де Патрас незаконного сына, названного Жаком. Елена в приступе ревности приказала отрезать несчастной Мариетте нос, но она не смогла помешать королю воспитать бастарда. Тогда, чтобы закрыть ему дорогу к трону, его посвятили церкви: сделали архиепископом Никосийским, откуда его прозвище Жак Архиепископ, употреблявшееся наравне с Жак Бастард, под которыми он известен хронистам.

Но это значило не учитывать личность Жака. Самое меньшее, что можно сказать об этом священнике против воли или, точнее, настоящем прелате эпохи Ренессанса, – это то, что в нем не было ничего религиозного. Его легче представить себе в окружении папы Александра VI, чем на одной из наиболее почтенных епископских кафедр латинского Востока. Участник всех придворных интриг, он, подобно Чезаре Борджиа[221]221
  Чезаре Борджиа (1475–1507) – незаконнорожденный сын папы римского Александра VI. (Примеч. пер.)


[Закрыть], обвинялся в нескольких политических убийствах, совершенных с неслыханной дерзостью. Так, он избавился от Тома де Море, камергера королевы, и от Жака Юрри, виконта Никосийского. После восшествия на престол его единокровной сестры Шарлотты он бежал в Египет, к мамелюкам (1459). Как мы уже знаем, с 1426 г. египетские султаны считали себя сюзеренами островного королевства. Для удовлетворения своих амбиций Жак, не колеблясь, договорился с ними. Без зазрений совести странный епископ выпросил у правящего султана – аль-Ашраф Сайф ад-Дин Инала – передачи короны Кипра ему.

Никогда еще христианский мир не присутствовал при подобном скандале. Но времена крестовых походов давно прошли, а архиепископа подобные моральные принципы не волновали. Получив, в обмен на обещание увеличить выплачиваемую Египту дань, желанное пожалование короной, он отправился на Кипр с египетской эскадрой и экспедиционным корпусом мамелюков, поставленным под его командование (сентябрь 1460 г.).

Странное это было зрелище: архиепископ Никосии, королевский бастард, возглавляет мусульманское нашествие на свою родину! Но этот человек был ловким политиком, умевшим использовать своих грозных союзников, не становясь при этом игрушкой в их руках. Благодаря своим мамелюкам он изгнал Шарлотту из Никосии, куда вступил победителем, и тотчас же провозгласил себя королем. Старая французская знать Кипра, практически без исключений сохранившая верность королеве, заперлась в Киринее, которая продержалась еще три года. Один из этих баронов-легитимистов, Готье де Норес, попав в руки Жака, предпочел лишиться всех своих фьефов, но не нарушить данную клятву верности, поскольку счел это несовместимым со своей честью. Читая рассказ о его отказе, как будто слышишь гордые слова, которыми в 1228 г. Жан д’Ибелин защищал честь баронов Святой земли от предложений Фридриха II. Но Жак, как и многие люди эпохи Возрождения, по-настоящему порвал с прошлым. Потомкам баронов-крестоносцев он предпочитал иностранных авантюристов – каталонцев, арагонцев или сицилийцев, которыми любил себя окружать и которых награждал титулами и командными должностями, как, например, каталонца Хуана Переса Фабриса, которого в 1461 г. сделал графом де Карпас.

Однако, несмотря на не слишком респектабельные методы, которыми он упрочил свою власть, его правлением были довольны все. В политике значение имеет лишь результат. А царствование Жака Бастарда – Жака II – было великим царствованием (1460–1473). Захватив у баронов-легитимистов Киринею (сентябрь – октябрь 1463 г.), он совершил то, что не удалось никому из его предшественников: 6 января 1464 г. изгнал из Фамагусты генуэзцев. Ничто не могло укрепить его трон лучше. Освобождение крупного кипрского порта после девяностооднолетней оккупации (1373–1464) укрепило популярность нового короля даже среди оппозиционеров. Чтобы расширить эту популярность, он стал проводить в собственных интересах политику своей мачехи Елены Палеолог, опираясь, как и она, на местные, греческие элементы, окружая себя офицерами-греками и даже используя греческий язык наравне с латинским и французским в документах. С другой стороны, после отвоевания Фамагусты его помощники-мамелюки, которым он был обязан своим троном, оказались ненужными, даже стали мешать. Жак, которого не могло смутить еще одно преступление, избавился от них, попросту перебив и при этом – верх ловкости – не поссорившись с каирским двором (1464). Ссылка на заговор, более или менее реальный, обеспечила ему дипломатическое прикрытие… Тогда французская знать, отказавшись от бесперспективного легитимизма, присоединилась к нему.

Таким образом, к концу своего царствования Жак Бастард восстановил территориальную целостность своего королевства, сделал его независимым экономически, восстановил моральное единство, прекратив резкий раскол, из-за которого общество, со времени убийства Пьера I, жило в атмосфере гражданской войны. Каковы бы ни были методы, позволившие ему занять трон, он заслуживает того, чтобы смотреть на него как на восстановителя кипрского величия. Наконец, желая получить надежного внешнего союзника и, в первую очередь, предотвратить любые атаки со стороны генуэзцев, он в 1472 г. женился на прекрасной Катерине Корнаро, происходившей из знатной венецианской фамилии, на протяжении более чем века имевшей крупные интересы на Кипре (в частности, в бальяжах Морфо и Пископи, где Корнаро эксплуатировали богатые плантации сахарного тростника). Ради этого брака Синьория Венеции торжественно объявила об удочерении Катерины, показывая тем самым исключительную важность, придаваемую ею этому браку, вводившему Кипр в сферу ее влияния. Со своей стороны, Жак II, обеспечивший себе покровительство могущественной республики, освободитель своей страны, который, вдобавок ко всему, еще и помирился со Святым престолом, казалось, во всех сферах достигший всех целей, которые ставили перед собой Лузиньяны, внезапно умер 6 июля 1473 г. Он оставил Катерину Корнаро беременной сыном, который стал Жаком III, но этот ребенок умер после нескольких месяцев царствования (1474). Разумеется, две эти последовавшие одна за другой смерти показались подозрительными, и в них обвиняли венецианцев, которым они были на руку. Не углубляясь в предположения, можно лишь с грустью констатировать, что карьера храброго правителя завершилась в тот момент, когда он реализовал все свои амбиции и осуществил программу своих предков.

Царствование Катерины Корнаро

Неожиданная смерть Жака II создала большой вакуум. Смерть маленького Жака III окончательно сделала завтра неопределенным. Катерина Корнаро – королева Катерина – осталась единственной госпожой Кипра (1474–1489). Сначала проявилась весьма серьезная оппозиция, не столько против нее лично, сколько против венецианского правления, инструментом которого она, вольно или невольно, оказалась. Вождями этой оппозиции стали сицилийские, арагонские и каталонские авантюристы, прежде служившие Жаку II, а теперь желавшие передать корону Кипра королю Неаполя Фердинанду I.

Дело о наследстве Лузиньянов было открыто. Весь вопрос заключался в том, кто станет наследником: Неаполитанский дом или Венецианская республика. Венецианскую политику представлял дядя королевы, Андреа Корнаро, пытавшийся управлять от имени Катерины исключительно в интересах своих соотечественников и следуя директивам правительства Республики святого Марка. Представители сицилийской и арагонской партий, все люди плаща и шпаги, среагировали на свой манер. 15 ноября 1473 г. они убили Андреа Корнаро, равно как и большинство прочих венецианских граждан. Венеция отреагировала резко. Она направила в Фамагусту мощную эскадру под командованием Пьетро Мочениго, который восстановил порядок, изгнал или казнил лидеров противостоящей партии и открыто расставил своих земляков на главные посты в государстве (1474).

Это означало установление если не юридического, то фактического венецианского протектората. Тем не менее королевство просуществовало еще пятнадцать лет. Хотя и оказавшись силой вещей орудием венецианской политики, королева Катерина, «столь же добрая, сколь красивая», оставалась дорога сердцам своих подданных. Они были тем более привязаны к ней, что она оставалась для них последним символом их давней независимости, последней представительницей их старой династии.

Но эта тень независимости продолжала тревожить Совет десяти[222]222
  Совет десяти – закрытый орган Венецианской республики, занимавшийся охраной политического строя и безопасностью государства, имел влияние на полицию, армию, финансы; членами Совета обычно становились представители знатнейших семей республики. (Примеч. пер.)


[Закрыть]. Кто знает, что может прийти в голову этой красивой женщине? Вдруг ее сердце не устоит перед каким-нибудь претендентом, за которого она решит выйти замуж, и тогда жемчужина Средиземноморья ускользнет из рук венецианцев. В 1489 г. сенат Венеции вынудил ее отречься в пользу Республики святого Марка (26 февраля – 14 марта 1489 г.). Очевидно, у сенаторов были основания не доверять своей бывшей соотечественнице, ибо Катерина, возмущенная совершенным насилием, подумывала о бегстве на Родос. Но представители Синьории следили за каждым ее шагом, и она была отправлена в Венецию, где до самой своей смерти (1510) содержалась под негласным надзором, продолжая при этом получать от Синьории королевские почести.

Итальянское владычество на Кипре. Завоевание острова турками

Приобретение Кипра стало апогеем венецианской колониальной империи, в которой он стал самым прекрасным цветком. Тем не менее беспорядки, сотрясавшие остров со времени завоевания Фамагусты генуэзцами (1374) до отвоевания этого крупного порта Жаком II (1464), серьезно повредили его процветанию. На момент аннексии Венецией Кипр насчитывал 247 тысяч жителей (против 310 тысяч в наши дни), из которых 16 тысяч в Никосии (сегодня 18 600), 6500 в Фамагусте, 950 в Киринее, 77 066 франкоматов и 47 185 париков[223]223
  Франкоматы – свободные крестьяне, парики – категория зависимых наследственных держателей земли. (Примеч. пер.)


[Закрыть].

Как же следует оценивать аннексию Кипра Республикой святого Марка? Скажем откровенно: перед турецкой угрозой присоединение к венецианским владениям могло успокаивать. Могущественная республика, с последовательной политикой, с осуществляющей хорошо продуманные планы дипломатией, казалась более способной сохранить остров под властью христианского мира, нежели королевская власть с ее многочисленными дворцовыми кознями и распрями. Тем не менее киприоты слишком привыкли к своей старой династии, чтобы перемена не вызвала сожаления, тем более что венецианский режим здесь, как и в других местах, был далек от чаяний населения. «Прежде, – писал в 1507 г. нормандский каноник Пьер Мезанж, – жители вели судебные процессы и подавали жалобы на французском языке, а теперь делают это на венецианском, чем весьма недовольны, ибо все они в этой стране, и в особенности благородные дворяне, такие же добрые французы, как и мы во Франции». К этим элементам, упорно остававшимся французами, администрация Синьории относилась с недоверием, раздражением и подозрением. Чтобы ослабить французскую земельную аристократию, разрушались ее замки, ее саму старались демилитаризовать, держали под плотным контролем, ломали основы местной жизни. Что было крайне неразумно на этом аванпосте, перед лицом турецкой угрозы.

По крайней мере, Венеция, похоже, оставалась верна обязательствам, которые в некотором роде взяла на себя по отношению к христианскому миру. Конечно, ее можно упрекнуть за то, что в 1570 г., когда началось османское вторжение на остров, она не направила туда достаточных подкреплений, чтобы отразить высадку неприятеля. Так что Никосия была после сорокавосьмидневной осады штурмом взята турками (8 сентября 1570 г.). Но, по крайней мере, командир венецианского гарнизона Никколо Дандоло погиб в бою. А в Фамагусте Маркантонио Брагадино заперся в крепости с 5000 солдат и 3000 вооруженных горожан и крестьян и героически отражал атаки 80 тысяч солдат Мустафа-паши. Отразив с 21 июня шесть штурмов, он получил право уйти из города со всеми воинскими почестями (1 августа 1571 г.). Он вышел из крепости верхом на коне, в парадном костюме, в пурпурном плаще поверх доспехов, а оруженосец держал над его головой зонтик от солнца. Но паша, нарушив свое слово, приказал содрать с него живого кожу. Его смерть завершает славную страницу истории латинского правления на Кипре.