Текст книги "Приключения Конана-варвара. Путь к трону (сборник)"

– Вперед! – пробормотал аквилонянин, обнажая меч. – Это Конан, и мы или убьем его, или будем убиты сами!

Подобно людям, пробудившимся от транса, немедийцы выхватили клинки и ринулись на короля.

Топор палача не предназначен для такой работы, но король орудовал им с чрезвычайной легкостью, к тому же он не стоял на месте, постоянно меняя позицию и не давая им напасть всем троим одновременно. Он принял на обух замах первого меча, а потом обратным движением размозжил грудь его обладателя, прежде чем тот успел уклониться от удара или парировать его. Оставшийся немедиец, промахнувшись после богатырского выпада, не успел выпрямиться, как мозги его разлетелись по комнате, и мгновением позже аквилонянин оказался загнанным в угол, где отчаянно парировал страшные удары, которые сыпались на него со всех сторон, и не имел возможности даже криком позвать на помощь.

Внезапно Конан выбросил вперед левую руку и сорвал маску с головы мужчины, обнажая смертельно бледное лицо.

– Собака! – проскрежетал король. – Мне сразу показалось, что я знаю тебя. Предатель! Проклятый ренегат! Даже эта грубая сталь слишком хороша для твоей головы. Нет, ты сдохнешь как последний вор!

Топор описал сверкающую дугу, и аквилонянин страшно закричал и упал на колени, зажимая обрубок правой руки, из которой фонтаном хлестала кровь. Она была перерублена у локтя, и топор, не встречая сопротивления, глубоко вошел ему в бок, так что кишки вывалились наружу.

– Лежи здесь, пока не истечешь кровью, – рявкнул Конан, с отвращением отшвыривая топор. – Идемте, контесса!

Наклонившись, он перерезал веревки, стягивавшие ее запястья, и, взяв ее на руки, как ребенка, направился к выходу из темницы.

Она истерически всхлипывала, отчаянно обхватив его руками за мощную шею и прижимаясь к его груди.

– Тише, тише, успокойтесь, – проворчал он. – Мы еще не выбрались отсюда. Если мы успеем достичь потайной двери, за которой начинается лестница, ведущая в туннель… Проклятье, они все-таки услышали шум, даже сквозь такие стены!

Из-за угла донеслись лязг оружия, топот ног и встревоженные крики стражников. Первой оттуда выскочила согбенная фигура, высоко подняв над головой фонарь, свет которого упал на лица короля и девушки. Выругавшись, киммериец прыгнул к нему, но старый тюремщик, выронив фонарь и пику, с неожиданным проворством кинулся наутек, вопя во весь голос и призывая на помощь. Ему ответили громкие крики.

Конан быстро повернул и побежал в другую сторону. Их отрезали от потайной двери, через которую он попал в башню и через которую надеялся уйти отсюда, но он хорошо помнил планировку мрачного сооружения. Прежде чем стать королем, он побывал здесь заключенным.

Он свернул в боковой проход и быстро вышел в соседний, более широкий коридор, который тянулся параллельно первому и был пока еще пуст. Он пробежал по нему несколько шагов и вновь свернул в еще один проход. Он привел короля в тот самый коридор, который он только что покинул, но в другое место. В нескольких футах от него виднелась тяжелая дверь, запертая на засов, перед которой стоял бородатый немедиец в кирасе и шлеме. Повернувшись спиной к Конану, он смотрел в ту сторону, откуда доносились громкие крики и мельтешили фонари.

Король не раздумывал ни секунды. Опустив девушку на землю, он рванулся к часовому, стремительно и бесшумно, сжимая в руке меч. Страж обернулся в тот самый миг, когда король добежал до него; растерявшись от испуга и недоумения, он даже не успел поднять пику. Прежде чем он пустил в ход свое неуклюжее оружие, Конан с размаху огрел его мечом по шлему с такой силой, что мог бы оглушить быка. Шлем и череп не выдержали удара, и страж осел на пол.

В следующее мгновение король отодвинул массивный засов, запиравший дверь – слишком тяжелую, чтобы поддаться усилиям обычного человека, – и поспешно окликнул Альбиону, которая подбежала к нему на подкашивающихся ногах. Бесцеремонно подхватив ее одной рукой, он перешагнул порог и закрыл за ними дверь.

Они вышли в переулок. Темнота стояла такая, что хоть глаз выколи. С одной стороны высилась башня, а по другую тянулись глухие каменные стены каких-то домиков. Конан со всей возможной быстротой двинулся прочь в темноте, высматривая в стенах двери и окна, но тщетно.

Позади них с лязгом распахнулась железная дверь, и оттуда хлынули стражники. Свет фонарей отражался от кирас и обнаженных мечей. Они принялись оглядываться по сторонам, оглашая воздух яростными воплями и ничего не видя в сплошной темноте, которую их фонари рассеивали всего на несколько футов. Постояв несколько мгновений, они наобум ринулись в сторону, противоположную той, в которую побежали Конан и Альбиона.

– Скоро они поймут свою ошибку, – пробормотал он, ускоряя шаг. – Только бы найти щелочку в этой проклятой стене… Дьявольщина! Уличная стража!

Впереди забрезжил тусклый свет – там, где переулок выходил на узкую улицу, и Конан разглядел смутные силуэты вооруженных людей. Это и в самом деле была уличная стража, привлеченная шумом, долетевшим из переулка.

– Кто идет? – закричали они, и Конан стиснул зубы, заслышав ненавистный немедийский акцент.

– Держись позади меня, – приказал он девушке. – Мы должны прорваться до того, как подоспеют тюремщики и зажмут нас в клещи.

Поудобнее перехватив меч, он побежал навстречу приближающимся фигурам. Неожиданность была на его стороне. Он уже видел их на фоне пятна света, а они разглядеть его не могли, потому что он приближался к ним из сплошной темноты. Он налетел на них, как ураган, прежде чем они смогли опомниться, раздавая удары направо и налево с яростью раненого льва.

Его единственный шанс заключался в том, чтобы прорваться сквозь их строй, прежде чем стражники придут в себя. Но их было не меньше полудюжины, закаленных ветеранов в полном вооружении, которые привыкли действовать в бою, повинуясь инстинкту, а не разуму. Трое из них были убиты еще до того, как сообразили, что на них напал всего один человек, но даже при этом их реакция оказалась мгновенной. Зазвенела сталь, и меч Конана высек злые голубые искры, обрушившись на шлемы и хауберки. Он видел лучше их, и в темноте его быстро движущаяся фигура казалась стражникам смутным пятном. Мечи противников со свистом рассекали воздух или отскакивали от его клинка, а он наносил свои удары с силой и точностью тропического урагана.

Но позади него все ближе раздавались крики тюремщиков, бегом возвращающихся с другого конца переулка, а фигуры в кольчугах по-прежнему загораживали ему дорогу сверкающим вихрем стали. Еще несколько секунд, и тюремщики атакуют его со спины. Отчаяние придало ему сил, и Конан заработал мечом, как молотобоец, а потом ощутил, что характер боя изменился. За спинами городской стражи неведомо откуда возникли черные фигуры, раздались звуки смертельных ударов. В темноте засверкала сталь и послышались крики солдат, подвергшихся неожиданному нападению. Мгновением позже земля оказалась усеяна корчащимися в агонии стражниками. Темная фигура в накидке подбежала к Конану, который поднял меч, уловив блеск стали в правой руке нежданного союзника. Но тот протянул ему вторую – пустую – руку и нетерпеливо прошипел:

– Сюда, ваше величество! Быстрее!

Выругавшись, удивленный Конан подхватил Альбиону и последовал за неизвестным помощником. Сзади к нему приближались тридцать тюремщиков, и он не собирался раздумывать и медлить.

В окружении загадочных фигур он поспешил по переулку, неся на руках контессу с такой легкостью, словно она была маленькой девочкой. О своих спасителях он не мог сказать ничего, кроме того, что они старательно кутались в накидки и капюшоны. В голове у него зашевелились смутные сомнения и подозрения, но эти люди помогли ему разделаться с врагами, и сейчас ему не оставалось ничего другого, кроме как следовать за ними.

Словно прочтя его мысли, вожак легко коснулся его руки и произнес:

– Не бойтесь, король Конан, мы – ваши верные подданные.

Голос его был королю незнаком, но с таким акцентом разговаривали в центральных провинциях Аквилонии.

Позади раздался взрыв воплей – это тюремщики наткнулись на тела городской стражи, после чего, яростно завывая, обуреваемые жаждой мести, они устремились по переулку, видя перед собой темные фигуры на фоне далекого уличного освещения. Но люди в капюшонах вдруг свернули в сторону кажущейся сплошной стены, и Конан увидел, как в ней распахнулась дверь. Он изумленно выругался. Ему приходилось бывать здесь днем, в прошлые времена, но тогда он не заметил здесь никакой двери. Однако сейчас они вбежали в нее, и дверь захлопнулась за ними; слабо щелкнул замок. Звук был обнадеживающим, но спутники поторапливали Конана – обстановка была им явно знакома, и они целеустремленно двигались куда-то, поддерживая его с обеих сторон под локти. Создавалось впечатление, что они идут по какому-то туннелю, и Конан чувствовал, как дрожит у него на руках Альбиона. А потом впереди возник проем, который он заметил только потому, что там было чуть посветлее, и они устремились в него.

Затем последовала вереница неосвещенных дворов, тенистых переулков и извилистых коридоров, по которым они шли в полном молчании, пока не оказались в ярко освещенной комнате. Где она находилась, Конан не мог и предполагать, поскольку столь сложный маршрут сбил с толку даже его первобытное чувство направления.

10. Монета из Ахерона

Однако же в комнату вошли отнюдь не все его сопровождающие. Когда дверь закрылась, Конан увидел перед собой всего одного человека, очертания худощавой фигуры которого скрывал тяжелый плащ с капюшоном. Но вот мужчина отбросил его на плечи, открывая бледный овал лица со спокойными и приятными чертами.

Король поставил Альбиону на ноги, но она по-прежнему прижималась к нему, испуганно оглядываясь по сторонам. Комната оказалась большой; стены ее были частично задрапированы черным бархатом, а на мозаичном полу лежали толстые ковры, которые заливал мягкий свет золотых ламп.

Конан инстинктивно накрыл ладонью рукоять меча. Рука его была забрызгана кровью, следы которой виднелись и на горловине ножен, поскольку он сунул туда меч, не вытерев его.

– Где мы находимся? – требовательно осведомился он.

Прежде чем ответить, незнакомец отвесил ему низкий поклон, в котором исполненный подозрений король не усмотрел и следа насмешки.

– В храме Асуры[24]24
  Асура – верховное божество у многих народностей Вендии, известное также как Светлейший, по всей вероятности, было некогда племенным божеством завоевателей-кшатриев, являющихся теперь правящей кастой в государстве.


[Закрыть], ваше величество.

Альбиона приглушенно вскрикнула и еще крепче вцепилась в Конана, со страхом глядя на черные арочные двери, словно ожидая, что оттуда вот-вот ворвутся неведомые твари.

– Не бойтесь, миледи, – сказал их проводник. – Здесь никто не причинит вам зла. Забудьте о глупых суевериях. Если уж ваш монарх был настолько уверен в чистоте и невинности нашей религии, что защитил ее от посягательств невежд, то одной из его подданных нечего опасаться.

– Кто ты такой? – пожелал узнать Конан.

– Меня зовут Хадрат. Я – жрец Асуры. Один из моих последователей узнал вас, когда вы пришли в город, и сообщил об этом мне.

Конан презрительно фыркнул.

– Не бойтесь того, что и другие тоже узнали вас, – заверил его Хадрат. – Ваш маскарад обманул бы любого, кроме последователя Асуры, чей культ призывает искать истину под маской иллюзии. За вами следили до сторожевой башни, после чего несколько моих людей вошли в туннель, дабы помочь вам, если вы вздумаете вернуться тем же путем. Остальные, включая и меня, окружили башню. А теперь, король Конан, мы ждем ваших распоряжений. Здесь, в храме Асуры, вы – по-прежнему король.

– Прочему вы рискуете ради меня своими жизнями? – спросил король.

– Вы были нашим другом, когда сидели на троне, – ответил Хадрат. – Вы защищали нас, когда жрецы Митры намеревались изгнать нас из страны.

Конан с любопытством взглянул на него. До сих пор ему не доводилось бывать в храме Асуры, и он даже не знал, что в Тарантии есть таковой. Жрецы этой религии имели привычку скрывать свои храмы от посторонних глаз. Культ Митры доминировал в подавляющем большинстве стран Хайбории, но и поклонники Асуры не переводились, невзирая на официальный запрет и антагонизм общества. Конану рассказывали страшные истории о тайных храмах, в которых на черных алтарях беспрестанно воскуряли фимиам и похищенных людей приносили в жертву свернувшемуся кольцами змею, чья голова на длинной шее покачивалась в тени.

Преследования вынудили жрецов Асуры с потрясающим искусством прятать свои храмы и маскировать ритуалы; а их изоляция, в свою очередь, порождала еще более чудовищные россказни и подозрения в злокозненности.

Но Конан, обладая веротерпимостью варвара, отказался преследовать почитателей Асуры сам и не позволил этого другим на тех основаниях, что были предъявлены ему: слухов и бездоказательных обвинений. «Если они занимаются черной магией, – заявил он тогда, – то разве можно победить их преследованиями? А если они ею не занимаются, то и зла от них быть не может. Кром и его дьяволы! Пусть люди молятся тем богам, каким хотят».

Хадрат с поклоном предложил ему присесть, и Конан устроился на троне слоновой кости, предложив Альбионе занять соседнее кресло, но она предпочла золотую скамеечку у его ног, прижавшись к его бедру, словно ища утешения в близости. Подобно большинству правоверных почитателей Митры, она испытывала инстинктивный ужас перед культом Асуры и его последователями, который впитала с молоком матери, слушая жуткие истории о человеческих жертвоприношениях и божествах в образе человека, бродящих по погруженным в вечный сумрак храмам.

Хадрат стоял перед ними, почтительно склонив непокрытую голову.

– Чего изволите пожелать, ваше величество?

– Для начала – что-нибудь поесть, – проворчал он, и жрец ударил серебряным билом в золотой гонг.

Не успело стихнуть эхо мелодичного перезвона, как четыре фигуры, закутанные в накидки с капюшонами, вошли в занавешенную дверь, неся серебряный столик на четырех ножках, уставленный блюдами, над которыми поднимался пар, и хрустальными бокалами. Низко поклонившись королю, они поставили все это великолепие перед ним, и Конан вытер руки о камчатное полотно и с удовольствием причмокнул губами.

– Будьте осторожны, ваше величество! – прошептала Альбиона. – Эти люди едят человечину!

– Ставлю свое королевство, что это самая обычная жареная говядина, – ответил Конан. – Ну же, девочка, не бойся! После тюремной похлебки ты должна умирать с голоду.

Получив мудрый совет и видя перед собой личный пример человека, слово которого оставалось для нее законом, контесса повиновалась и принялась жадно, хотя и с несомненным изяществом, поглощать предложенное угощение. Ее господин и повелитель впился зубами в кусок мяса, обильно запивая его вином с таким наслаждением, словно и не ужинал сегодня ночью.

– Твои жрецы весьма мудры, Хадрат, – заметил он с набитым ртом, держа в руке здоровенную кость. – Я рад, что ты присоединился ко мне в борьбе за возврат моего королевства.

Хадрат медленно покачал головой, и Конан в ярости грохнул костью о стол.

– Кром и его дьяволы! Сговорились вы все, что ли? Сначала Сервий, а теперь ты! Что случилось с мужами Аквилонии? Или вы только и можете, что глубокомысленно покачивать своими тупыми головами, стоит мне заговорить об изгнании этих собак?

Хадрат вздохнул и медленно проговорил:

– Милорд, увы. Как бы мне хотелось сказать вам что-либо приятное… Но свободе Аквилонии пришел конец. Нет, не так – свобода всего мира поставлена на карту! Век сменяет век в истории мира, и сейчас мы вошли в эру ужаса и порабощения, как уже было в незапамятные времена.

– Что ты имеешь в виду? – настороженно поинтересовался король.

Хадрат сел на стул и опустил голову на скрещенные руки, глядя в пол.

– Против вас выступили не только непокорные лорды Аквилонии и армии Немедии, – ответил он. – Здесь замешана магия – жуткая черная магия из тех мрачных времен, когда мир был еще молод. Из пепла прошлого восстала страшная тень, и никто не может устоять перед ней.

– Что ты имеешь в виду? – повторил Конан.

– Я говорю о Ксалтотане из Ахерона, который умер три тысячи лет назад, но который ходит сейчас по земле.

Конан молчал, а перед его мысленным взором возник образ: бородатое лицо, отличающееся нечеловеческой красотой и спокойствием. И вновь его охватило неприятное чувство, будто он где-то уже видел его. Ахерон – это слово пробудило в нем смутные воспоминания и ассоциации.

– Ахерон, – повторил он. – Ксалтотан из Ахерона… Уважаемый, уж не спятил ли ты? Ахерон превратился в миф столько веков назад, что уже никто и не упомнит, когда это было. Иногда я спрашиваю себя, а существовал ли он на самом деле.

– Он существовал, и это были черные времена, – ответил Хадрат. – Империя черных магов, творящих ныне забытое проклятое колдовство. В конце концов она пала под ударами хайборийских племен Запада. Колдуны Ахерона практиковали некромантию, чародейство самого черного толка, которому их обучили демоны. И среди магов этой проклятой империи самым великим был Ксалтотан.

– В таком же случае, как же удалось ее завоевать? – скептически осведомился Конан.

– С помощью источника колоссальной колдовской силы, который он охранял как зеницу ока. Но его похитили и обратили против него самого. Однако сейчас этот источник возвратили ему, и он стал непобедимым.

Альбиона, плотнее запахнув накидку, переводила взгляд со жреца на короля, не понимая ни слова из их разговора. Конан сердито тряхнул головой.

– Ты смеешься надо мной! – прорычал он. – Если Ксалтотан мертв вот уже три тысячи лет, как он мог ожить? Это наверняка какой-нибудь мошенник, присвоивший себе древнее имя.

Хадрат повернулся к столику слоновой кости и открыл стоявшую на нем небольшую золотую шкатулку. Он достал из нее большую золотую монету, тускло сверкнувшую в свете лампы, – явно старинной чеканки.

– Вы видели Ксалтотана без маски? Тогда взгляните сюда. Эту монету отчеканили в древнем Ахероне до его падения. Черная империя была настолько пропитана магией, что даже с помощью этой монеты можно творить колдовство.

Конан взял ее и принялся хмуро разглядывать. Ошибиться в ее датировке было невозможно. За годы скитаний через его руки прошло множество самых разных монет, и он научился разбираться в них. Края стерлись, а надпись стала нечитаемой. Но профиль, отчеканенный на одной стороне, оставался по-прежнему четко различимым. У Конана перехватило дыхание. В комнате было прохладно, но по его коже вдруг пробежали мурашки. На монете был изображен бородатый мужчина с непроницаемым выражением нечеловечески красивого и спокойного лица.

– Клянусь Кромом! Это он! – пробормотал король.

Теперь он понимал, откуда взялось чувство узнавания, которое он испытал, впервые увидев этого бородатого мужчину. Ему уже попадалась такая монета, давным-давно и далеко отсюда.

Передернув плечами, он прорычал:

– Сходство случайное – или же если он достаточно умен, чтобы назваться именем давно забытого колдуна, то у него должно было хватить мозгов, чтобы стать похожим на него.

Но собственные слова ему самому показались неубедительными. Вид монеты потряс основы его мироощущения. Ему вдруг показалось, что реальность рушится в бездну иллюзий и колдовства. С магом еще можно бороться; но сейчас он столкнулся с дьявольской проделкой, выходящей за грань разумного.

– У нас нет сомнений в том, что это – действительно Ксалтотан Пифонский, – сказал Хадрат. – Это он обрушил скалы при Валькии, прибегнув к магии, затрагивающей самые основы мироздания, и он же отправил создания тьмы к вам в шатер перед рассветом.

Конан с подозрением уставился на жреца.

– Откуда тебе это известно?

– У последователей Асуры имеются свои тайные каналы получения знаний. Впрочем, это не имеет значения. Но теперь вы понимаете, что напрасно пожертвуете жизнями своих подданных в тщетной попытке вернуть себе корону?

Конан подпер подбородок кулаком и мрачно уставился в никуда. Альбиона с тревогой наблюдала за ним, стараясь объять рассудком грандиозные проблемы, вставшие перед ним.

– Неужели во всем мире не сыскать волшебника, способного противостоять магии этого Ксалтотана? – вопросил наконец король.

Хадрат покачал головой.

– Если бы таковой существовал, мы, почитатели Асуры, знали бы о нем. Люди говорят, что наш культ – пережиток верований древней Стигии, поклонявшейся змею. Это ложь. Наши предки пришли из Вендии, из-за моря Вилайет и Гимелийских гор. Мы – сыновья Востока, а не Юга, и нам известны все колдуны Востока, которые сильнее магов Запада. Но ни один их них не сможет устоять перед черной магией Ксалтотана.

– Но однажды его победили, – упорствовал Конан.

– Да, источник колоссальной вселенской мощи был обращен против него. Но теперь он снова в его руках, и уж он позаботится о том, чтобы его снова не похитили.

– И что же это за проклятый источник? – с раздражением поинтересовался Конан.

– Его называют Сердцем Аримана. Когда Ахерон пал, первобытный жрец, похитивший его и обративший против Ксалтотана, спрятал талисман в подземной пещере, над которой возвел небольшой храм. Трижды после этого храм восстанавливали, всякий раз – больше и лучше прежнего, но всегда и неизменно на месте первого святилища, хотя люди и забыли причину этого. Память о спрятанном сокровище поблекла в умах обычных мирян и сохранилась лишь в жреческих книгах и эзотерических трудах. Откуда взялся талисман, никто не знает. Кое-кто уверяет, что это и есть подлинное сердце бога, другие же говорят, что это – звезда, в незапамятные времена упавшая на землю с небес. До того как он было украдено, на протяжении трех тысячелетий его никто не видел. Когда магия жрецов Митры не устояла перед магией аколита Ксалтотана Альтаро, жрецы вспомнили древнюю легенду о Сердце, и верховный жрец с одним из аколитов спустились в темную и ужасную крипту под храмом, в которую три тысячи лет не ступала нога служителя богов. Старинные, переплетенные в железо фолианты содержат загадочные символические упоминания о Сердце, и в них же говорится, что его охраняет создание тьмы, поставленное туда древним жрецом. Глубоко под землей, в квадратной зале с арочными проемами, уводящими в бездонную черноту, жрец и его аколит обнаружили алтарь из черного камня, светящийся словно бы сам по себе. На этом алтаре лежал золотой сосуд в форме двустворчатой морской раковины, крепко прилипший к камню. Но створки раковины были открыты, а сама она – пуста. Сердце Аримана исчезло. Пока они в ужасе смотрели на алтарь, хранитель крипты, создание тьмы, набросилось на них и так сильно изувечило верховного жреца, что тот скончался. Но аколит сумел отбиться от твари – бездушного и безмозглого призрака подземного мира, в незапамятные века поставленного стеречь Сердце, – и сбежал по длинной и узкой лестнице из черного камня наверх, унося с собой умирающего жреца. А тот перед смертью рассказал о случившемся своим последователям и взял с них клятву покориться силе, противостоять которой они не могут, повелев сохранить все в тайне. Но память о прошлом передавалась от одного жреца к другому, и мы, поклонники Асуры, узнали об этом.

– И Ксалтотан черпает свою силу из этого символа? – все еще скептически поинтересовался Конан.

– Нет. Его могущество идет из черной бездны преисподней. Но Сердце Аримана пришло из какой-то далекой вселенной ослепительного света, и силы тьмы беспомощны перед ним, когда оно пребывает в руках знающего человека. Оно похоже на меч, которым можно сразить самого Ксалтотана, но не тот, которым может убивать он. Сердце Аримана дарует жизнь, и оно же несет смерть. Колдун похитил его не для того, чтобы использовать, а для того, чтобы Сердце не повернули против него.

– Золотой сосуд в форме раковины на черном алтаре в глубокой пещере, – пробормотал Конан, безуспешно пытаясь поймать ускользающую мысль. – Это напоминает мне кое-что, что я уже слышал или видел раньше. Но как, во имя Крома, выглядит это самое Сердце?

– Оно похоже на огромный самоцвет, рубин, только пульсирующий ослепительным светом, каким не сиял ни один рубин на свете. Оно сверкает, как живое пламя…

Конан вдруг резко вскочил и с размаху ударил кулаком правой руки в раскрытую левую ладонь.

– Кром! – взревел он. – Каким же я был глупцом! Сердце Аримана! Сердце моего королевства! «Найди сердце своего королевства», – сказала Зелата. Клянусь Йимиром[25]25
  Йимир – Ледяной Исполин, бог бури и войны, первое живое существо в верованиях нордхеймцев. Согласно поверьям, дочери Йимира незримо присутствуют над полем битвы, унося души воинов, храбро павших в бою, в замок своего отца, именуемый Валгаллой.


[Закрыть], именно этот камень я видел в зеленом дыму, тот самый камень, который Тараск украл у Ксалтотана, пока тот валялся, одурманенный пыльцой черного лотоса!

Хадрат тоже оказался на ногах, и маска спокойствия слетела с него, как сброшенная с плеч накидка.

– Что вы такое говорите? Сердце похищено у Ксалтотана?

– Да! – проревел Конан. – Тараск боится Ксалтотана. Он пожелал подорвать его силу, каковая, по его мнению, сокрыта в Сердце. Может, он надеялся, что колдун умрет, если Сердце будет утрачено. Клянусь Кромом… А-а-а! – На лице короля отразилась невероятная смесь разочарования и отвращения, и он потряс сжатым кулаком. – Я забыл. Тараск отдал самоцвет вору, чтобы тот бросил его в море. Сейчас этот малый, наверное, уже добрался до Кордавы. Прежде чем я двинусь по его следам, он сядет на корабль и ввергнет Сердце в океанскую пучину.

– Море не удержит его! – воскликнул Хадрат, дрожа от возбуждения. – Ксалтотан и сам давно бы похоронил его в океане, если бы не знал, что первый же шторм выбросит камень обратно на берег. Вот только на какой именно – этого не знает никто.

– Что ж, – похоже, к Конану быстро возвращалась уверенность, – нет никакой гарантии, что вор действительно выбросит самоцвет. Если я знаю воров – а мне полагается их знать, поскольку в юности я сам был вором в Заморе, – он ни за что не утопит его в море. Он продаст его какому-нибудь богатому купцу. Клянусь Кромом! – Он в возбуждении принялся расхаживать по комнате. – Его все-таки стоит поискать! Зелата заклинала меня найти сердце моего королевства, да и все остальное, что она мне показывала, оказалось правдой. Неужели сила, способная сокрушить Ксалтотана, сокрыта в яркой стекляшке?

– Да! Голову даю на отсечение – так оно и есть! – вскричал Хадрат, и лицо его просветлело, а глаза засверкали. Жрец сжал кулаки. – Если Сердце окажется в наших руках, мы сможем бросить вызов могуществу Ксалтотана! Клянусь вам! Если только мы заполучим его, у нас появится шанс и вернуть вашу корону, и изгнать захватчиков из нашей земли. Аквилония боится не мечей немедийцев, а черного искусства Ксалтотана.

Конан несколько мгновений молча смотрел на жреца. Воодушевление последнего явно произвело на него впечатление.

– Это же путешествие в ночной кошмар, – сказал он наконец. – Тем не менее твои слова вторят мыслям Зелаты, а все, что она сказала, обернулось правдой. Я отправлюсь на поиски этого камня.

– В нем заключено будущее Аквилонии, – убежденно заявил Хадрат. – Я пошлю с вами своих людей…

– Нет! – в нетерпении вскричал король, не желая, чтобы в этом деле под ногами у него путались жрецы, пусть даже весьма искушенные в эзотерических науках. – Это – задача для воина. Я поеду один. Сначала – в Пуатань, где оставлю Альбиону с Тросеро. Потом – в Кордаву и дальше за море, если потребуется. Может статься, даже если вор решится исполнить приказ Тараска, ему будет нелегко найти корабль, выходящий в море в такое время года.

– Если вы отыщете Сердце, – вскричал Хадрат, – я все устрою к вашему возвращению! Прежде чем вы приедете освобождать Аквилонию, я пущу слух по своим тайным каналам, что вы живы и что возвращаетесь с магией, которая сильнее той, что есть у Ксалтотана. Я подготовлю людей к мятежу. Они восстанут, если будут уверены в том, что их защитят от черной магии Ксалтотана. И еще я помогу вам в пути.

Жрец поднялся и ударил в гонг.

– Потайной ход выводит отсюда за городские стены. Вы отправитесь в Пуатань на корабле паломников. Никто не посмеет остановить вас.

– Тебе виднее. – Теперь, когда у него появилась четкая цель, Конана охватило нетерпение. – Только пусть все будет сделано быстро.

Тем временем события в городе тоже разворачивались с поразительной быстротой. Запыхавшийся гонец ворвался во дворец, где Валерий развлекался со своими танцовщицами, и, упав перед ним на колено, на одном дыхании выпалил невероятную историю о кровавом побоище в тюрьме и бегстве прекрасной пленницы. Он также принес известие о том, что конт Теспий, которому было доверено привести в исполнение приговор над Альбионой, умирает и просит возможности перемолвиться словом с Валерием перед смертью. Поспешно одевшись, Валерий в сопровождении гонца быстро прошел извилистыми коридорами в комнату, где лежал Теспий. Конт умирал; при каждом вдохе на губах у него пузырилась кровавая пена. Обрубок его руки был туго забинтован, чтобы остановить кровотечение, но рана в боку оказалась смертельной.

Оставшись наедине с умирающим, Валерий негромко выругался.

– Клянусь Митрой, я-то думал, что только один человек на земле способен нанести такой удар.

– Валерий! – выдохнул умирающий. – Он жив! Конан жив!

– Что ты несешь? – недоуменно спросил его собеседник.

– Клянусь Митрой! – захлебываясь кровью, выговорил Теспий. – Это он унес Альбиону! Он не умер – это не призрак пришел из ада, чтобы мучить нас. Он – живой человек из плоти и крови, разве что стал еще ужаснее. Переулок позади башни завален трупами. Будь осторожен, Валерий, – он вернулся… чтобы убить всех нас…

Судорога пробежала по его окровавленному телу, и конт Теспий обмяк и затих.

Валерий, нахмурившись, долго смотрел на мертвеца, после чего окинул комнату быстрым взглядом и, подойдя к двери, резко распахнул ее. Гонец и группа немедийских стражников стояли в нескольких шагах дальше по коридору. Валерий с удовлетворенным видом пробормотал что-то.

– Все ворота заперты? – требовательно спросил он.

– Да, ваше величество.

– Утроить караулы на всех входах и выходах. В город никого не впускать и не выпускать без строжайшего досмотра. Отправьте патрули прочесывать улицы и дома. Сбежала очень ценная пленница, которой помог аквилонский бунтовщик. Кто-нибудь из вас узнал его?

– Нет, ваше величество. Старый стражник видел его, но он говорит, что разглядел лишь человека огромного роста, одетого в черный плащ палача, чье обнаженное тело мы обнаружили в пустой камере.

– Он – опасный человек, – сказал Валерий. – Будьте вдвойне осторожны с ним. Вы все знаете контессу Альбиону. Ищите ее, а если найдете, немедленно убейте и контессу, и ее спутника. Не пытайтесь взять их живыми.

Вернувшись в свои покои, Валерий призвал к себе четырех мужчин необычной и странной наружности. Они были высокими и худощавыми, с желтоватой кожей и невозмутимыми манерами, удивительно похожими друг на друга, в одинаковых длинных черных мантиях, из-под которых выглядывали лишь ноги в сандалиях. Низко надвинутые капюшоны не позволяли рассмотреть черты их лиц. Они остановились перед Валерием, скрестив руки на груди и спрятав их в рукавах. Валерий смотрел на них безо всякого удовольствия. В своих странствиях ему приходилось иметь дело с представителями самых разных рас.