Текст книги "Все мои ребята. История той, которая протянула руку без перчатки"

Если у меня и оставались какие-то сомнения по поводу отношения окружающих, они окончательно развеялись, когда кто-то прислал мне завалявшуюся валентинку. «Зачем ты связалась с этими людьми? – значилось в открытке. – Им прямая дорога в ад, а ты, пообщавшись с ними, смеешь приходить в нашу церковь». Продолжение было написано заглавными буквами: «КУДА БЫ ТЫ НИ ШЛА, С ТЕБЯ ОСЫПАЕТСЯ ПЕПЕЛ АДСКОГО ПЛАМЕНИ».

Я снова и снова перечитывала эти слова, ведь все было именно так! Кто бы ни написал эти строки, он уловил мои ощущения. Мне действительно казалось, что на мне оседает пепел, кусочки костей и прах. Но я не чувствовала себя грязной или заразной. Я была покрыта тончайшим слоем пепла, который, осыпаясь с меня, превращался в шелковые золотые нити. Мне было непонятно, почему никто не замечает их блеск.

Глава двенадцатая

Дождь лил как из ведра, и я знала, что меня ждет.

– Мама, можно мне сегодня спать в твоей комнате?

Отец Эллисон погиб в грозу, и с тех пор дождь вызывал у нее тревогу. Когда начинался сильный ливень, я всегда старалась уделить ей чуть больше внимания и более открыто выражать свою любовь.

– А может, возьмешь с собой книжки и мы почитаем в моей кровати, пока тебе не захочется спать? – предложила я. – Как ты на это смотришь?

Эллисон пошла к себе в комнату.

– Не забудь почистить зубы, – крикнула я ей вслед.

Дело было в пятницу в середине апреля: через месяц с хвостиком Эллисон будет уже семь. Семь! Мысль о том, что время не стоит на месте, всегда пронзала меня внезапно, как молния.

Эллисон забралась под одеяло с тремя книгами про Амелию Беделию[25]25
  Служанка, главная героиня серии детских книжек Пегги Периш. Амелия понимает фигуры речи и фразеологизмы буквально, из-за чего постоянно попадает в нелепые ситуации.


[Закрыть]. Сказать по-честному, я эти книжки терпеть не могла. На дух не переносила эту служанку, которая не может научить мою дочь ничему полезному! Пока я размышляла, насколько неправильным с моей стороны будет предложить Эллисон вместе почитать начатую мной книгу Даниэлы Стил, за окном сверкнула настоящая молния.

– Эллисон, милая, сейчас будет…

Не успела. От грома затряслись оконные стекла, а вместе с ними и моя дочь. Даже наш кот Фофу подпрыгнул. Нужно было как-то успокоить Эллисон.

– Видишь, как нам с тобой повезло: мы дома, – сказала я мягким голосом, прижимая дочь к себе. Таким тоном я обычно говорила, когда ей пора было спать.

Эллисон молча разглядывала обложку книги.

– Когда я была маленькой, то часто ездила в Кис к тете Рут. Она обожала дождь, – продолжила я. Все это было еще до папиной смерти. – Во Флориде дожди идут каждый день, примерно по часу. И не просто дожди – настоящие грозы! Все зависит от того, где ветер с восточного побережья встретится с бризом с запада. Где они столкнутся – там и будет гроза.

– Каждый день? – удивилась Эллисон.

– Да, – ответила я. – Тетя Рут много времени проводила на улице. Она говорила: «Смотрите-ка, дождь собирается». И это значило, что я смогу вздремнуть.

– Ты могла спать под звуки грома? – спросила Эллисон.

– Ну конечно, я ведь была в полной безопасности, под крышей и в окружении любящих меня людей. А еще я знала, что, когда проснусь, мы пойдем собирать лайм для лаймада. Тогда-то я и научилась его готовить.

Мы с тетей Рут – меня назвали в ее честь – шли к лаймовому дереву босыми ногами по мокрой траве, и тетя тянулась за плодами. Она срывала лайм, и на нас с дерева лилась вода, а мы принимались хохотать. У них с дядей не было детей. Возможно, тетя не могла забеременеть, но она была чудесной!

Я глубоко вдохнула аромат волос Эллисон: они еще пахли после ванны желтым шампунем «Джонсонс». На нее постепенно находила дрема, и, как это обычно бывает с детьми перед сном, все ее тело расслаблялось. В такие моменты мне нравилось быть мамой намного больше, чем когда приходилось бегать наперегонки и отвечать на бесчисленные вопросы.

– У тети Рут была желтая кухня, – сказала я, мысленно уносясь во Флориду. – И кувшин, расписанный красными цветочками. Я смотрела, как тетя нарезает лайм, вдыхала запах… Я и сейчас их обожаю. Всякий раз, когда вижу лайм, вспоминаю о тете Рут.

Дыхание Эллисон замедлялось, а ее глаза закрывались. «И без тебя отлично справляюсь, Амелия Беделия», – подумала я.

Вдруг зазвонил телефон. Эллисон распахнула глаза и поморщилась.

– Вот черт! – громко выругалась я, пролистывая в голове каталог подопечных. – Рут слушает.

– Рут Беркс? – Кажется, мой собеседник удивился, что я взяла трубку.

– Да, – ответила я, посматривая на Эллисон, которая блуждала по комнате отрешенным взглядом.

– Отлично, Рут, добрый вечер. Джек Батчер сказал, что мне стоит вам позвонить. Меня зовут Митч. Митч Стэнли.

Я едва слышала его голос – казалось, что он стоит под дождем. Джек Батчер? Один из самых богатых бизнесменов в городе?

– Что ж, – сказала я, – чем могу помочь?

Мужчина рассмеялся:

– Мы с Джеком выпиваем в гостинице «Хилтон» на севере Литл-Рока.

– А мне кажется, что вы стоите на улице.

– Вы очень догадливая. Я звоню вам из таксофона и очень хотел бы сейчас быть в помещении, но Джек сказал, что я просто обязан кое-что сделать.

С чего бы вдруг Джек Батчер стал выпивать с человеком, больным СПИДом?

– Так что же вы обязаны сделать?

– Спросить, не согласитесь ли вы со мной поужинать.

Я выпрямилась и чуть не уронила трубку Эллисон на голову.

– Когда вам было бы удобно?

– Может быть, завтра? Джек просил обязательно сказать вам, что со мной все в порядке.

– А он вам говорил, что у меня есть дочь?

– Этот вопрос мы не обсуждали, – ответил Митч и засмеялся. – Послушайте, не хочу вас торопить, но мне уже очень хочется под крышу. Так что, вы согласны?

– Мне придется взять дочь с собой.

– Я заеду за вами обеими в восемь.

Видимо, выглядела я достаточно безумно, и, когда я повесила трубку, Эллисон обеспокоенно спросила, что случилось.

– Все в порядке, милая, – сказала я. – Мы с тобой идем на свидание.

– Что такое свидание?

– Кажется, я уже не помню. Вот и узнаем.

Одевая Эллисон, я гадала, действительно ли в восемь часов раздастся дверной звонок. Возможно, побаивалась, что этого не произойдет. Я причесывала дочери волосы в ванной и недоумевала, о чем я, черт возьми, думала, когда сказала Митчу, что мне придется взять Эллисон с собой.

– Ты должна вести себя как следует, хорошо? – сказала я ей, глядя на нее в зеркало.

– Хорошо, – ответила она совсем не тем тоном, которым разговаривают послушные девочки.

Я вздохнула, а Эллисон убежала в гостиную к телевизору. По крайней мере, этот парень сразу поймет, во что ввязался.

– А если нам станет скучно, то мы просто уйдем, – прокричала я дочери вслед.

Я посмотрелась в зеркало и попыталась отрепетировать улыбку. Представила, как легко и непринужденно открываю дверь.

– Здравствуйте, меня зовут Рут, – сказала я, поворачивая голову из стороны в сторону, чтобы убедиться, что у меня все в порядке с макияжем. – А вы, должно быть… маньяк-убийца. Что ж…

В дверь позвонили.

Не успела я в последний раз пригладить платье и поправить волосы, как Эллисон уже ее распахнула. На пороге стоял мужчина. Привлекательный. Даже очень. Стройный двойник Элвиса Пресли в темно-синем деловом костюме и в безупречно белой рубашке без галстука. Я дала бы ему лет тридцать. У него были вьющиеся волосы с проседью и усы.

– Мама, – крикнула Эллисон, хотя я стояла за спиной.

– Я здесь, Эллисон, – мягко сказала я. – Здравствуйте, я Рут.

– Митч.

Он пожал мне руку, быстро окинув меня взглядом с ног до головы. Наши глаза встретились, когда он поднимал взгляд к моему лицу. Он понял, что я его подловила, и чарующе улыбнулся. Ему, должно быть, многое сходило с рук только благодаря внешности. Хоть он и носил усы, но на продавца автомобилей похож не был.

– Готовы? – спросил Митч.

– Да, – ответила Эллисон.

– Секунду, только сумку возьму, – сказала я.

Зайдя на кухню, я выдохнула, пока никто не видит. Бросила взгляд на доску с журнальными вырезками, но повторила себе, что достойные мужчины встречаются очень редко и что не нужно радоваться заранее.

Машину Митч вел так же неторопливо, как и ходил. Было видно, что он знает, чего хочет от жизни, но не спешит этого достичь.

– Думаю, поедем в «Вилла», – сказал он.

Этот ресторан недавно открылся в центре города, и я там еще ни разу не была. Заведение было оформлено с большим вкусом, а с террасы под стеклянной крышей открывался вид на сад.

Митч кивнул старшей официантке, и та обвела ресторан рукой, предоставляя ему полную свободу в выборе столика в главном зале, похожем на каменный грот. Девушка, улыбаясь, кивнула нам с Эллисон, и у меня мелькнула мысль, что Митч, возможно, часто бывает здесь с разными женщинами. С блюдом он определился, не заглядывая в меню, и я решила, что точно: это его излюбленное место для свиданий.

В ресторане звучала живая музыка: женщина с длинными кудрявыми волосами играла на скрипке. Эллисон с большим интересом разглядывала скрипачку, и я подумала, что так и должно быть: зачем еще выходить на эту крохотную сцену, если тобой не любуются и не восхищаются? К нам подошла официантка, и я внимательно прослушала список фирменных блюд. Меня не привлекло ни одно из них, но я знала, что возьму самое дешевое, то есть пенне алла норма.

– Ты не против, если мы съедим одну порцию на двоих? – обратилась я к Эллисон. Мне не хотелось чувствовать себя чем-то обязанной Митчу.

Он усмехнулся.

– Я могу оплатить и две порции, – шутливо сказал он и повернулся к Эллисон. – Напомни, как тебя зовут?

– Эллисон.

– Эллисон, ты любишь спагетти с фрикадельками?

– Да.

– Отлично, решено, – сказал Митч, взглянув на официантку.

Себе он заказал стейк и пиво, о котором я никогда не слышала, а потом посмотрел на меня:

– Здесь наливают прекрасное пино нуар…

– Можно мне кока-колы? – спросила меня Эллисон.

– Можно, – ответил за меня Митч.

– Я попью воду, спасибо, – сказала я официантке.

Когда она ушла, я отпила из стакана. Еще никто никогда в моем присутствии не отвечал на вопросы Эллисон вместо меня.

– Джек рассказывал, что вы модель, – сказал Митч.

Я вздрогнула от неожиданности и чуть не поперхнулась – мне на подбородок приземлилась капля воды из стакана.

– Модель? – переспросила я, прикрыв рот салфеткой.

– Это неправда?

– Нет, как Джеку такое в голову пришло?

– А ведь вы вполне могли бы работать моделью, – сказал Митч. – Джек говорил, что вы выступали на показе шуб.

– О боже, – ответила я. – Так это было на балу изящных искусств. Я просто немного помогала.

В прошлом году я действительно прошлась по подиуму по просьбе одной знакомой, втайне рассчитывая, что в качестве благодарности она подарит мне шубу.

Митч усмехнулся:

– Готов поспорить, что вы сделали организаторам хорошую выручку.

– Шубы с моего плеча просто не могли продаваться дешево.

Митч засмеялся, откинув голову, и я залюбовалась тем, как смотрится воротник белоснежной рубашки на фоне его загорелой шеи.

– Я потому и удивился, что вечером пятницы вы дома, – сказал он. – Думал, вы любительница разных мероприятий.

– Если только чаепитий, – ответила я. Эллисон скривила лицо. – Но даже они в моей жизни случаются не часто. Где вы познакомились с Джеком?

– Я на него работаю, – сказал Митч. – Точнее, вместе с ним.

Джек поставлял товар в «Вол-Март», а Митч был одним из его партнеров, кем-то вроде брокера. Он летал по миру, заказывал продукцию и вел переговоры о цене.

– Вообще-то я много где работаю, – сказал Митч. – Не люблю привязываться к чему-то одному.

«Намек понят», – подумала я.

Официантка принесла пиво и кока-колу, и Митч с Эллисон восторженно посмотрели на свои напитки. Эллисон сделала большой глоток через трубочку, и я вздохнула с облегчением: если бы моя дочь пролила газировку, то напиток разлетелся бы по всему ресторану. Митч отпил пива, ненадолго задержал его во рту и кивнул.

– Чтобы распробовать вино, нужно прочувствовать его губами и кончиком языка, – сказал он. – А вот вкус пива раскрывается, когда оно оказывается в горле. Только так можно ощутить всю полноту…

Эллисон расправилась с кока-колой, и ее трубочка издавала громкий булькающий звук.

– Эллисон, – сказала я.

– Ничего страшного, – сказал Митч. Он поднял палец, и к нам тут же подошла официантка. – Можно нам еще кока-колы?

Этот мужчина покупает моей дочери вторую порцию газировки? В какую сказку я попала? Нам принесли еду, и она оказалась очень вкусной. Митч увлекся стейком, а Эллисон наматывала на вилку спагетти. Я отклонилась буквально на дюйм, чтобы посмотреть на них как бы издалека, но тут же одернула себя: меня пока пригласили только на первое свидание.

Подошедший к нашему столику шеф-повар тронул Митча за плечо, чтобы привлечь его внимание.

– Вам все нравится, босс?

– Да, все отлично, – ответил Митч. – Это Рут и Эллисон.

– Очень вкусно, – поспешила добавить я, словно пенне алла норма придумал именно этот повар.

– Чудесно, – сказал он, кивнув Митчу, и ушел так же быстро, как и появился.

– Босс? – спросила я.

– Я много где работаю, – ответил Митч. – Я совладелец этого ресторана.

Теперь все встало на свои места. Вот почему официантки обращались с ним как со старым знакомым, а сам он точно знал, что заказать.

– Ну и ну! – сказала я.

– Так, значит, вы модель, которая почти не ходит по подиуму. Это мы выяснили, – произнес Митч. – Чем еще вы занимаетесь?

– Я тоже много где работаю, – ответила я. – То есть не совсем. Я работаю в Оуклоне, но сезон скачек скоро закончится. – Я понизила голос. – Ее отец, мой бывший муж, умер в сентябре прошлого года, так что… – Я осеклась. Пусть думает, что у меня порядок с деньгами. Что я не ищу того, кто мог бы нас спасти. – В основном я занимаюсь, э-э, волонтерской работой… – Боже, да скажи ты ему. – Связанной со СПИДом.

Митч кивнул. Просто молча кивнул!

– Эллисон, – сказал он, – ты когда-нибудь пробовала тирамису?

Нам принесли две порции десерта. Под звуки скрипки мы с Митчем съели одну порцию на двоих.

«Так вот что такое свидание», – сказала я про себя.

Митч спросил, сможем ли мы встретиться в следующую субботу, и я согласилась.

Он сказал, что я могу взять Эллисон с собой, и я так и сделала. Митч привез нас в «Хибачи», японский ресторан, в котором я тоже очутилась впервые. На этот раз я заказала то же, что и Митч, – донбури. Оказалось, что это кусочки говядины с зеленым луком и рисом, которые подавали в большой миске. Блюдо принесли под крышкой, которую, как в кино, поднял официант.

Эллисон заказала темпуру, но она оказалась слишком соленой. «Вот мы и приехали», – подумала я. Мы все попробовали темпуру и согласились с Эллисон.

– Ничего страшного, – сказал Митч. Вот это да!

В следующую субботу я оставила Эллисон с Бонни. Только вот что делать дальше? Планы у моей подруги всегда определялись в последний момент. Если нашим с Митчем встречам суждено будет повторяться каждую субботу, Бонни могла занервничать: она очень не любила четкие расписания.

Поэтому, пока Эллисон была в школе, я без предупреждения заявилась к ее бабушке с дедушкой.

– Мне нужно освободить субботние вечера, – сказала я, – а вы нужны Эллисон.

Они смотрели на меня, понимая, что на этот раз просто откупиться не получится.

– Я прошу вас становиться бабушкой и дедом всего на несколько часов в неделю.

Они согласились. Я должна была привозить Эллисон в субботу в шесть – не раньше – и забирать ее в восемь утра в воскресенье, чтобы Имоджен с мужем могли пойти в церковь. О большем договориться не удалось.

– Если ты умрешь, мы ее к себе не возьмем, – сказал дед Эллисон. – На этот случай тебе придется найти кого-то другого.

Эти слова только подтвердили мои догадки о том, что им известно, чем я занимаюсь. Думаю, когда обо мне в первый раз написали в газете, друзья-доброхоты показали моим бывшим свекрам статью, сказав, что все это время они были правы насчет меня. Это был единственный раз, когда в разговоре – пусть даже вскользь – они затронули тему моей деятельности, связанной со СПИДом.

Когда я оставила у них Эллисон в третий раз, то приехала забрать дочь в восемь с четвертью. Опоздала на пятнадцать минут. Уже около дома я видела, как их машина отъезжает с парковки. Эллисон сидела на садовых качелях: дом был заперт. Она осталась одна. Я боялась, как бы дочь не расстроилась, что бабушка с дедом ее бросили, но напрасно. По ее мнению, я успела как раз вовремя.

– Я знала, что ты приедешь, – сказала Эллисон.

Митч стал для меня мистером Субботний Вечер – большего он не просил. Чаще всего мы смотрели кино: за неделю оба очень уставали на работе. Мне нравилось ощущать рядом тепло человека, для которого я что-то значу. Митч называл меня Рути, и это был верный признак того, что я ему дорога. Да и мне тоже не нужен был кто-то, с кем приходилось бы проводить двадцать четыре часа в сутки. Я в любой момент могла понадобиться ребятам. Забот мне хватало и с Эллисон, которую я везде возила с собой и кормила в больничных столовых. Не хватало мне еще мужчины, которому приходилось бы объяснять, что сегодня я не успею приготовить ужин, потому что у меня появился новый подопечный.

Нельзя сказать, что Митч был очень рассудительным, но он умел находить выход из любой ситуации и был мастером на все руки. Он построил прекрасные мостки на озере Гамильтон и точно знал, сколько кубических футов доски потребуется для пирсов разных размеров. Он был из тех мужчин, которые в состоянии сделать мелкий ремонт, а мне такой человек был просто необходим. У моих ребят он мог починить что угодно. И занимался этим бесплатно.

Я знала, что на неделе он летает в Мексику и обратно и заказывает товары для Джека Батчера и магазина «Вол-Март». Иногда он летал в Азию: все его костюмы были из Гонконга. Наверное, поэтому он всегда был одет с иголочки. В тамошних ателье были выкройки, выполненные по его меркам, и, прежде чем сшить костюм, портные присылали ему образцы ткани. И бог свидетель, костюмы получались шикарные!

В каком-то смысле мы с Митчем были похожи. Например, он понимал, что благодаря правильному наряду иной раз можно оказаться там, куда тебя не пустили бы даже на порог черного хода, будь ты одет по-другому. Митч вырос в очень бедной семье и детство провел в курятнике, который переделали в спальню. Его мать была замужем пять или шесть раз, так что у него было много отцов, но не было ни братьев, ни сестер, потому что его мама не хотела повторять былых ошибок. Его биологический отец, живший в Маунт-Иде, отказывался признавать в нем сына, хоть они и были копиями друг друга.

Все эти подробности открывались мне постепенно. Я внимательно слушала рассказы Митча, который во многом оставался для меня загадкой. В моей голове по-прежнему звучал голос матери, говорившей, что я гожусь в жены лишь сыну шиномонтажника. У Митча были свои комплексы: он заканчивал школу Каттер-Морнинг-Стар. Это была сельская школа, и до сих пор бытовало убеждение, что ученики каждое утро добираются до нее верхом или на повозке. Название школы было синонимом глухомани, и считалось, что в ней учатся только обездоленные бедняки. Митч был красавчиком и еще в старших классах научился водить машину, но когда девчонки из Хот-Спрингса на вопрос о том, в какой школе он учится, слышали «Каттер», они тут же со смехом убегали.

Митч был о себе не самого высокого мнения, и вдобавок от него ушла жена. Я много о ней слышала, хоть расстались они уже три года назад. Она по-прежнему жила в Хот-Спрингсе и владела небольшим магазином белья, в который я иногда заходила. Она мне очень нравилась. Я вспомнила, что однажды видела Митча в ее магазине. Тогда он остался в моей памяти безликим размытым пятном. «А это мой муж», – небрежно бросила хозяйка магазина. Я всегда обращала внимание на ее обручальное и помолвочное кольца: они съезжали набок из-за слишком больших бриллиантов. Дело было в середине восьмидесятых, когда женщины носили разноцветную кожаную одежду. У хозяйки магазина было несколько изготовленных на заказ кожаных комплектов, которые, как я узнала теперь, были сшиты там же, где и костюмы Митча. Наверняка портные до сих пор хранят выкройки ее нарядов рядом с выкройками его костюмов.

Он покупал ей все самое дорогое. Драгоценности, бриллианты, меха. На день рождения подарил новенький «Шевроле-Корвет». Мне на подобную роскошь рассчитывать не приходилось – да мне все это было и не нужно. Просто я думала, что такая щедрость была выражением безумной любви, которая, возможно, снова однажды вспыхнет в его сердце. Да никто другой и не стал бы со мной встречаться: одинокие мужчины ужасно боялись, что кто-то увидит их в моем обществе.

Митч честно признался, что изменял бывшей жене, и я от греха подальше показала ему фотографию Сэнди, чтобы убедиться, что ему не доводилось бывать у нее в спальне. Наша с Сэнди дружба была совсем не та, что раньше. Когда мы случайно встречались в городе, она улыбалась мне и любезно спрашивала: «Как поживаешь?», но больше не звонила с предложением вместе провести время. Я не сразу поняла, что потеряла лучшую подругу, но даже после этого продолжала чтить ее свод правил женской дружбы. Или, по крайней мере, считалась с этими правилами.

Митч мне очень нравился, и иногда я начинала по нему скучать. Он катал меня на спортивных машинах с пятиступенчатой коробкой передач и ради развлечения гонял по проселочным дорогам. Он был не из тех, кто раз и навсегда выбирает один маршрут. А я, сидя в пассажирском кресле, играла свою роль блондинки с развевающимися волосами.

Что-то большее Митчу было не нужно, а я ни на чем не настаивала.

В День матери я специально приехала за Эллисон пораньше. Для ее бабушки с дедом это всегда был важный праздник. Во второе воскресенье мая они чествовали не меня и даже не Имоджен, а матерей, которые ходили в ту же церковь, что и они. Дед Эллисон – про себя я называла его Старый Хрыч – месяцами выращивал в теплице великолепные орхидеи, из которых на День матери собирал букетики для прихожанок церкви. Ухаживая за орхидеями, он иногда отщипывал бутоны, чтобы на их месте распускались еще более крупные и яркие цветки. Но мне ни разу не досталось даже лепесточка. Как и Эллисон.

Когда я приехала, Старый Хрыч уже грузил орхидеи в машину. Он был так увлечен сюсюканьем с цветами, что даже не заметил, что Эллисон уходит.

– Передайте Имоджен мои поздравления с Днем матери, – крикнула я, чтобы он хоть немного обратил на нас внимание.

Старый Хрыч быстро взглянул на меня, кивнул и снова повернулся к своим бесценным белым, розовым, фиолетовым и красным цветам.