Текст книги "Все мои ребята. История той, которая протянула руку без перчатки"

Глава тридцать третья

В первый понедельник мая я, забрав Эллисон из школы, привезла ее к Билли. Он похудел до шестидесяти пяти фунтов[60]60
  Около 29, 5 кг.


[Закрыть], через кожу был видна каждая косточка. Он был в сознании, но большую часть времени спал. Рядом с Билли дежурила медсестра.

Я впервые нашла медсестер, согласившихся стать сиделками у больного СПИДом дома, и считала это большим достижением. Хоть медсестры и были напуганы, они ко мне прислушивались. Они задавали вопросы, и я отвечала на них абсолютно честно. «Первые пару раз вам будет страшно, но потом вы поймете, что бояться нечего». Медсестры сменяли друг друга у кровати Билли, вовремя давали ему лекарство и следили за тем, чтобы ему было комфортно. Это были замечательные женщины, которые, конечно же, сразу влюбились в Билли.

Пол пошел на кухню, чтобы сварить кофе, и я поспешила за ним вслед, оставив Эллисон с Билли. Она держала его за руку и рассказывала, как у нее прошел день. Мне Эллисон никогда не рассказывала о своих школьных буднях, но я ей объяснила, что умирающим очень важно узнавать о том, что происходит за пределами их комнаты.

– Как твои дела? – спросила я Пола.

Он молчал, словно вопрос относился к кому-то другому.

– Вчера вечером я не смог заставить Билли принять ванну, – проговорил Пол тихим голосом, чтобы его слышала только я. – Ему не хотелось лежать в ванне, поэтому я решил, эм, просто сполоснуть его из душа. Я нес его на руках, и он казался мне таким хрупким, что мне стало страшно сломать ему кости. Я боялся, что он рассыпется прямо у меня на руках. Я взял его на руки и понес в душ…

На глазах у Пола выступили слезы. Я ни разу не видела его плачущим. Пол оцепенел, кажется, всего на пять секунд, но они показались мне вечностью.

– Я стал его намыливать, и вдруг он полностью обмяк. И я подумал… я подумал, что вот сейчас… он умирает у меня на руках.

Я нежно тронула Пола за плечо.

– Я ополоснул его как получилось и понес обратно на кровать. И увидел, что он дышит.

– Пол, – сказала я, – больше не нужно носить Билли в душ. Его можно помыть мокрой губкой, понимаешь? Медсестры с этим отлично справятся.

Пол кивнул. Я сделала глубокий вдох.

– Времени почти не осталось, – сказала я. – И ты об этом знаешь.

Когда мы вернулись к Билли, медсестра сказала, что ему пора принимать лекарство от цитомегаловирусного ретинита. К тому времени Билли уже вводили препараты внутривенно. Медсестра молча стала искать вены у Билли на руке… и сдалась. Переключилась на его ноги и нашла вену у щиколотки. Она начала подготавливать место укола, и тут я нарушила тишину.

– Постойте, – тихо сказала я сестре. – Буквально одну секунду. – Затем я немного повысила голос: – Билли, милый, как думаешь, сколько тебе осталось?

– Недолго, – ответил он.

– Тогда мы больше не будем колоть это лекарство, – сказала я. – Больше мы этого делать не будем. Если ты ослепнешь, значит, ослепнешь.

Билли кивнул. Медсестра расплакалась. Билли полюбился ей так же сильно, как и всем нам.

Как только Билли прекратил принимать это лекарство, постепенно стали уходить все его ребяческие замашки и вновь возвращался мужчина, которого мы когда-то знали. Это случилось примерно тогда же, когда Пол перестал брить Билли – даже эта процедура требовала от него больших усилий. К тому ж Билли было совершенно плевать на бритье. У него отросла темная борода, и это казалось мне каким-то чудом: к нам вернулся прежний Билли! Пусть и ослабший. Мы снова стали беседовать: говорил он тихо и медленно, но каждое произнесенное им слово было наполнено смыслом.

Как-то мы вместе смотрели фильм «Победить темноту»[61]61
  «Победить темноту» (1939 г.) – американский художественный фильм режиссера Эдмунда Гулдинга.


[Закрыть], и Билли шептал некоторые реплики Бетт Дэвис вместе с актрисой. Вот оно – настоящее лекарство! Бетт Дэвис в роли Джудит, которой наврали, будто операция на мозге прошла успешно, и теперь все, кроме нее, знают, что она скоро умрет. Когда Джудит узнает правду, зритель неизменно вздыхает с облегчением. Билли страстно произнес вместе с героиней: «То, что у нас есть сейчас, можно разрушить. И в этом наша победа – победа над темнотой. Мы побеждаем, потому что не боимся».

Затем способность логически мыслить тоже начала понемногу оставлять Билли. В середине мая Полу позвонила мать Билли.

– Он еще жив? – спросила она голосом южной красавицы.

– Да, я вам позвоню.

– Не забудьте, что, когда он умрет, ему на глаза нужно положить монетки. Потому что иначе на похоронах будет невозможно закрыть ему глаза.

Пол ничего не ответил. Она продолжила говорить:

– И нужно будет обязательно расправить его тело. Потому что иначе придется ломать ему кости.

Пол, милый, великодушный Пол, поблагодарил мать Билли за советы.

В среду 19 мая я пришла к парням с утра. Билли лежал в кровати, постепенно принимая позу эмбриона. Я понимала, что это значит. Но в то же время отказывалась это понимать. Билли то приходил в сознание, то снова куда-то проваливался. Его тело было просто ледяным, несмотря на то что он был накрыт множеством одеял. Я легла рядом с ним, чтобы покормить его с ложки и согреть.

– Билли, я люблю тебя всем сердцем, – сказала я. – Уверена, ты всегда знал, что ты особенный. И это правда. Я так благодарна тебе за то, что ты позволил мне быть частью твоей жизни. Иногда я чувствую себя Дороти в стране Оз: мой мир наполнился яркими красками, когда я увидела тебя.

– Я люблю тебя, Рути, – нежно сказал Билли.

Он заснул, а я все не выпускала его из объятий. Мы дышали в унисон, и я на всю жизнь, словно песню, запомнила медленный ритм его дыхания.

Билли испустил последний вздох на следующий день в четыре часа дня. Пол держал его за руку. Он сразу же позвонил мне.

– Билли только что умер, – сказал он.

Мне показалось ужасно диким, что нечто настолько важное, настолько ошеломляющее произошло без меня!

– Все случилось очень быстро, – сказал Пол. – Я этого не ожидал. Он просто ушел.

Я ехала к Полу, вцепившись в руль и нажимая на газ. Теперь это кажется странным, но тогда я думала, что, возможно, Пол ошибся. Что Билли просто уснул. Что я могла вернуть его к жизни. Сколько раз до этого я оказывалась в подобных ситуациях, осознавая при этом, что душа уже оставила тело. А теперь не могла принять, что это произошло с Билли.

Билли действительно ушел. Я уложила его ровнее и закрыла ему глаза.

– Сегодня он знал, кто он, – сказал Пол. – Он знал, кто я. В последнее время это случалось не каждый день, но сегодня он все это знал. И знал, что его любят. – Пол заплакал и на этот раз не стал сдерживать слезы. – Он даже поел сегодня утром. Съел немного хлопьев, которых давно не ел… Он уже довольно давно не ел обычную пищу. Прости.

– Тебе не за что извиняться, – сказала я. – Я очень тебя люблю, Пол. И знаю, как сильно вы любили друг друга. Никогда не вини себя в том, что любишь кого-то слишком сильно.

Я беспокоилась о том, как Эллисон переживет уход Билли, и чуть погодя попыталась с ней поговорить. Она молчала, так что начинать пришлось мне. А потом она твердо и уверенно произнесла:

– Я рада, что теперь ему хорошо. Он так долго страдал.

Эллисон еще не было одиннадцати, а она уже знала, что требовать от людей, чтобы они жили больше времени, чем они сами готовы провести на земле, – это эгоизм. Я кивнула, пытаясь усвоить слова дочери.

Я позвонила Митчу и рассказала про Билли. Он приехал.

– Мне очень жаль, – сказал Митч. – Я знаю, как много Билли для тебя значил.

– До сих пор не могу прийти в себя, – сказала я.

Митч поморщился:

– Это было предсказуемо. Мы несколько месяцев знали, что он умрет. А то и дольше.

Я качала головой, потому что не хотела, чтобы Митч видел, как сильно меня ранили его слова.

– Пойду приму ванну, – сказала я.

Я закрыла дверь, залезла в ванну и включила воду на полную мощность. Вода начала постепенно окутывать тело. Вода была горячей, даже обжигающей, но мне было все равно. Ванная наполнилась паром, и звук льющейся воды заглушал мои рыдания. Я подтянула колени к груди, чувствуя, как горе разрывает меня изнутри. Я ощущала настоящую физическую боль – настолько сильную, что она, казалось, может меня убить.

Я стала дышать медленнее, пытаясь поймать ритм, в котором мы с Билли дышали еще вчера. Надеялась, что это поможет. Не помогло.

– Мы похороним его здесь, – сказала она. Мать Билли.

Я позвонила ей, чтобы сказать, что его больше нет. Услышав ее слова, я вздрогнула. Я надеялась, что похороню Билли на кладбище Файлс. Его родственники жили в часе езды на север от Хот-Спрингса, там, откуда Билли сбежал. У меня почти не дрожал голос:

– Но, знаете, ему очень нравилось здесь…

– Нет, наш сын умер от рака, и похоронен он будет здесь.

– Я хочу присутствовать на похоронах, – сказала я.

Она довольно долго молчала.

– Ладно, приходите, – сказала она.

– Что ж, спасибо большое.

– Но я не желаю видеть на похоронах всех этих педиков.

– Понятно, – сказала я.

Я повесила трубку.

– Пошла ты к черту, – произнесла я вслух.

Когда мне сообщили подробности касательно похорон, я стала обзванивать друзей Билли и говорить им, что у меня есть план. «Если ты сможешь на денек отпроситься с работы…» – говорила я.

Многие парни работали по ночам или же были слишком больны, чтобы вообще работать. Я никогда ни о чем не просила этих людей, да и на этот раз действовала не от своего имени. Ради Билли парни были готовы на все.

В день похорон я возглавляла автоколонну из двадцати двух машин, которые вели самые неистовые дрэг-квин. Мы с Полом, Эллисон и Бонни ехали первыми, и мне казалось, будто я веду по хайвею 7 небольшую армию.

Нам предстояла поездка по живописной местности: дорога шла вдоль бесконечных сосновых лесов у подножия горы Уошито. Деревья, стоящие у самой дороги, никто не трогал, иначе люди начали бы жаловаться. А вот сосны, растущие вторым, третьим и так далее рядом, вырубали. Ведь главное – соблюсти внешние приличия.

Я включила правый поворотник, чтобы заехать на парковку: там был туалет. Все ехавшие позади водители последовали моему примеру. Было забавно наблюдать, как у работника парковки увеличиваются глаза, когда из машин одновременно начали выходить все теснившиеся в них дрэг-квин.

Маршалл положил руку Полу на плечо.

– Дор-р-рогая, там начинается деревня, – сказала он. – Мне стр-р-рашно.

Эта шутка заставила Пола рассмеяться, и Маршалл сразу же решил повысить ставки.

– Готов поспорить, что почту им развозят на кибитках. Я одинок, как единственный кусочек шоколада в печенье. Одному богу известно, что с нами сделают эти дикари.

Когда мы наконец доехали до похоронного бюро, я тут же поняла, что мы вызвали всеобщий шок. Мы сели в глубине зала и все равно заняли половину мест. Распорядители похорон продолжали о чем-то громко говорить, видимо, раздражаясь из-за того, что репутация их фирмы уничтожена. Они и так знали, что Билли умер от СПИДа, а не от рака. А тут еще и мы заявились.

Все смотрели на мать Билли, которая отказывалась пускать нас на церемонию. Она была разодета, словно героиня сериала «Династия». Можно было только догадываться, сколько времени она убила на макияж и прическу.

Когда мы все по очереди стали подходить к гробу Билли, на улице начал накрапывать дождь. Капли стучали по крыше.

Я знала, что родители Билли подпустят Пола к телу их сына только на кладбище. Кладбище располагалось довольно далеко, примерно в часе езды, и большинство тех, кто приехал со мной, собирались вернуться в Хот-Спрингс сразу после церемонии в похоронном бюро.

– Пол, – тихо сказала я, – сиди, пока из зала не выйдет последний человек.

Я подошла к главному распорядителю похорон, который, стоя у дверей, пристально наблюдал за дрэг-квин, чтобы те ничего не стащили.

– Со мной приехал человек, у которого с Билли были очень тесные отношения, – сказала я. – Он хотел бы недолго побыть наедине с телом после прощания.

– Это невозможно.

– Что вы имеете в виду?

– Это дозволено только родственникам усопшего.

Я решила оставить хорошие манеры.

– Этот человек сделал для Билли больше, чем все члены его семьи, вместе взятые.

– Нам придется спросить разрешения у родственников.

Я уже была готова схватить распорядителя похорон за лацкан пиджака.

– Пойдемте же, – сказала я. – Раз нам нужно спрашивать разрешение.

Я протащила мужчину за собой через весь зал и подвела его прямо к матери Билли.

– Скажите ему, что Пол может побыть с Билли наедине.

Мать Билли посмотрела на меня, и было трудно понять, что выражает ее лицо: удивление или страх.

– Ну ладно, – нерешительно произнесла она. – Пусть будет так.

– Вот видите, – обратилась я к распорядителю похорон.

Люди стали выходить из зала. Бонни с Эллисон собирались вернуться в Хот-Спрингс с кем-то из дрэг-квин, потому что Эллисон нужно было в школу. Когда из зала вышел последний гость, я подошла к Полу.

– Я обо всем договорилась, – сказала я. – Не торопись. Побудь с ним столько, сколько нужно. Я подожду тебя снаружи.

Мы с распорядителем похорон стояли в небольшом холле, пока Пол был наедине с Билли.

– Сколько времени это займет? – спросил меня распорядитель похорон.

Я отвела глаза. Распорядитель похорон счел своим долгом сообщить мне, что, по его мнению, я очень легко отделалась. Я вспомнила, что, когда Билли становилось все хуже, он сказал, что хочет клубники. И Пол спросил: «Холодной или комнатной температуры? Приготовленную или сырую? Дай мне больше подробностей, ведь я достану для тебя все, что ты захочешь». Пол исполнял все желания Билли, чего бы ему это ни стоило. И мне совершенно не хотелось разговаривать с распорядителем похорон, который не имел о такой преданности ни малейшего понятия. Отрицание истинной любви – вот настоящее извращение.

Когда пришло время ехать на кладбище, из гостей остались только близкие родственники и мы с Полом. На улице начался уже настоящий ливень, и я с трудом понимала, куда веду машину. Надо сказать, что кладбище располагалось в горах, и даже под проливным дождем было понятно, что лучшего места для Билли не найти. Если бы выбор был за мной, я бы тоже выбрала это место. Здесь Билли мог смотреть на всех свысока.

У могилы Билли был натянут тент, и под ним уже сгрудилисьь все родственники.

У нас с Полом был один зонтик на двоих, и мы бросились к тенту, чтобы не промокнуть.

– Тент только для родственников, – сказала мать Билли.

С минуту мы стояли, съежившись, под зонтом Пола. Я стиснула зубы.

– Пол, – медленно проговорила я. – Убирай зонт. Будем стоять под дождем и промокнем так сильно, как того захочет Бог. – Я немного помолчала. – А потом обнимем каждого члена этой семьи, чтобы они осознали, как подло с нами поступили. Чтобы прочувствовали на себе то, что сделали с нами. С нами со всеми. Ведь они самые настоящие мерзавцы.

Пол опустил зонт.

– Рути, я тебя люблю.

– Я люблю тебя, Пол.

Мы не пытались спрятаться от дождя, который совершенно свободно тек по нашим телам. Все что угодно ради Билли.

Глава тридцать четвертая

Специалист по дыхательной терапии, лечившая Билли, отправила Полу письмо. Оно пришло на следующий день после похорон, и Пол зачитал мне его вслух.

«Хотела принести вам свои соболезнования. Мне очень жаль, что Билли больше нет. А еще хотела вас поблагодарить, поскольку, работая с Билли, я многому научилась. Я поняла, что вы ничем не отличаетесь от других людей. Вы так же встаете по утрам, наливаете себе кофе и завтракаете. И вам так же хочется любви. У меня ровно такой же дом, как и у вас. Разницы нет никакой. Билли был таким же, как и все остальные люди. Надеюсь, этот опыт позволит мне стать лучше и в профессиональном, и в человеческом плане и поможет при работе с другими пациентами».

Пол сказал, что сохранит это письмо.

– Я ведь мог на нее наброситься, повести себя грубо и сказать ей «Убирайтесь!» или «Я вас засужу!» А вместо этого я просто несколько недель подряд повторял: «Не хотите ли кофе? Не хотите ли кофе?»

Я улыбнулась, подумав, что девушка очень заблуждалась, называя Билли таким же, как все. Он был ярко пылающей кометой! Таких людей можно встретить раз в тысячелетие: они быстро приводят окружающих в изумление и навсегда остаются в их памяти. Я была рада, что она поработала с Билли и решила написать Полу.

Сразу после смерти Билли Пол получил еще одно письмо – на этот раз от владельцев дома, который он снимал. В письме говорилось, что дом решили продать и что Пол должен съехать в течение тридцати дней. Как и Мать-настоятельница.

– Они уверяли меня, что я смогу жить здесь всю жизнь, – сказал мне Пол. – И у меня не было причин им не доверять.

У Пола в запасе еще было время, чтобы съехать из полного воспоминаний о Билли дома и найти новое пристанище. Чтобы начать новую жизнь.

У сестры Пола был дом на Хосбон-авеню, и она переделала гараж в подобие квартиры. Я помогла Полу переехать, а он отдал мне красное платье от Виктора Косты, которое так любил Билли.

– Билли хотел, чтобы оно досталось тебе, – сказал Пол.

Он выглядел ужасно грустным. Я не могла понять, огорчает ли его то, что приходится втискивать свою жизнь в такое крохотное пространство, или ему совершенно все равно – ведь без Билли все утратило свой смысл.

Я и сама долгое время пребывала в каком-то бесчувственном состоянии, пытаясь отвлечь себя помощью окружающим. Нуждающихся вокруг было столько, что мне не хватило бы и всей жизни, чтобы помочь каждому.

В том числе я собирала пожертвования, чтобы оплатить свою поездку в Сан-Франциско на конференцию, посвященную СПИДу и социальной работе. Теперь делать это было легче, чем раньше, но ненамного. Если я обращалась за помощью в банк, то у меня спрашивали, сколько мне дали их конкуренты.

– Что ж, от них я получила триста двадцать пять долларов.

– Хорошо, тогда и я дам вам триста двадцать пять долларов, – говорил председатель банка.

А потом мне помогли компании вроде Turf Catering и Johnson’s Cleaners. Информацию о каждом пожертвовании я заносила в книгу учета, а жертвователям отправляла благодарственные открытки, в которых уверяла своих благодетелей в том, что они помогают спасать людские жизни. И сама в это верила. Хоть иногда мне и давали деньги, лишь бы отделаться.

23 июня я прибыла в гостиницу «Франсис Драк» в Сан-Франциско. Наконец-то у меня будет возможность обсудить насущные вопросы со знающими людьми! Тема конференции в 1993 году была следующей: «Наведение мостов: забота о специалистах, ухаживающих за больными». На входе в гостиницу мне выдали пакет. На нем было написано: «Дорогие коллеги! Добро пожаловать в Сан-Франциско!» У меня появились коллеги!

Весь день я общалась с разными людьми и слушала разные выступления в роскошных залах отеля. Под сверкающими люстрами велось много разговоров о международной конференции по вопросам СПИДа, которая совсем недавно завершилась в Берлине. Участники конференции в том числе делились друг с другом неутешительными предварительными результатами исследования, посвященного азидотимидину. Согласно полученным данным, этот препарат не продлевает жизнь бессимптомным ВИЧ-положительным людям. Я-то по-прежнему надеялась, что вскоре изобретут вакцину или откроют высокоэффективное лекарство, но собравшиеся посмеялись над моей наивностью. Мне ясно дали понять: до конца двадцатого века рассчитывать на появление вакцины бессмысленно. Лучшее, что мы можем сделать на данном этапе, – научиться справляться с бесконечным потоком потерь. Принять его как данность и сосредоточиться на профилактике.

Я думала, что вернусь в Хот-Спрингс с обнадеживающими новостями.

В какой-то момент ко мне подошел мужчина. Он был одним из главных организаторов конференции, и мне его внимание было лестно. Его очень заинтересовала моя деятельность в Арканзасе.

– Я устраиваю у себя в номере встречу, – сказал он. – Что-то вроде групповой дискуссии. К моему номеру прилегает конференц-зал. Мне бы очень хотелось поговорить о том, как нам стоит выстраивать дальнейшую совместную работу.

– О, спасибо, – сказала я. – Совместная работа пошла бы всем только на пользу. Одной мне приходится ой как непросто. И я отчаянно ищу помощи.

Он сказал, в каком номере остановился, и я пришла в назначенное время. Защелка была вывернута наружу, чтобы дверь не захлопывалась, и я подумала, что встреча уже началась. Я постучалась и вошла.

– Есть кто? – спросила я, мисс Профессионал.

Мужчина лежал на диване в халате. Халат был распахнут, и мужчина мастурбировал.

Я опустила глаза. И лишилась последних крошек надежды, которые еще оставались после дня плохих новостей.

С эксгибиционистами я сталкивалась с самого детства. Волей-неволей, но научилась унижать их так, чтобы не показывать, насколько униженной чувствую себя сама. «Такое я бы в приличном обществе не показывала» или «О боже, и это все, что у тебя есть?» Они начинали злиться и убегали прочь.

Но в тот вечер я была совершенно подавлена.

– И вы поступаете со мной так во время конференции по СПИДу? – произнесла я, и мужчина прикрылся. – Я только что потеряла лучшего друга. А до него потеряла всех, о ком заботилась. И знаю, что впереди меня ждет не меньше утрат. Я делаю все, чтобы пережить это и продолжить помогать людям. Но от потерь никуда не деться. Люди просто продолжают умирать. А вы решили сыграть со мной такую злую шутку.

Я отвернулась, чтобы скрыть слезы, покинула номер и, на случай если он решит следовать за мной, пошла не туда, а в обратном направлении. Я дважды нажала кнопку вызова лифта, чтобы он поскорее приехал.

О случившемся я никому не рассказала. Это было слишком унизительно. В том числе иметь таких коллег.

Мы с Полом сидели в шезлонгах у меня в саду. У нас уже выработалась привычка подбадривать друг друга разговорами о Билли. На календаре был сентябрь 1993 года, и мы прожили без Билли четыре месяца. Со временем, когда вновь и вновь рассказываемые истории порядком поизносились, мы стали отшлифовывать воспоминания – припоминая шутки Билли и его особенно удачные выступления – и делали это до тех пор, пока не стирались все острые углы и истории не начинали действовать на нас успокаивающе.

Но в тот день мне было никак не пробиться сквозь стену скорби, выстроенную Полом.

– Наверное, я выгляжу жалким, – сказал он. – Мне не нравится мое жилье. Мне грустно, что Билли больше нет. И меня расстраивает все вокруг.

– Что ж, давай подумаем, что мы с этим можем сделать, – сказала я. – Начнем с первого пункта. Тебе не нравится жилье. Мне нужно немного проработать этот вопрос, и я позвоню тебе завтра.

Одна моя пожилая знакомая собиралась съезжать из дома на Моррисон-авеню, что неподалеку от бывшего дома Пола и Билли на Ок-Клифф. Я показала этот дом Полу. Миленькая кирпичная постройка 30-х годов с великолепным камином. За прихожей сразу же располагалась очень уютная гостиная.

– Как вам дом? – поинтересовалась моя знакомая у Пола.

– Он прекрасен, но, боюсь, такое жилье мне не по карману.

– Что ж, Бог шепнул мне, что Ему угодно, чтобы в этом доме жил ты.

Бог оказался лучшим риелтором, чем я. Хозяйка дома спросила, сколько Пол сейчас платит за жилье.

Пол снимал жилье у сестры, так что цена была более чем скромной. Пол назвал хозяке дома сумму, и она ответила:

– Столько же будете платить и мне.

Я посмотрела на Пола:

– Ну что, когда будешь переезжать?

Когда мы сели в машину, я рассмеялась:

– Что еще тебя печалит?

Мельба разложила игральные карты на столе, застеленном желтой клетчатой клеенкой.

– Тебя интересует Митч, – попыталась угадать она.

– Да.

Я чувствовала неладное. Рядом со мной сидела Бонни: мы вместе с ней привезли Мельбе жаркое, которого ей хватит на всю неделю. Услышав, каким голосом со мной разговаривает Мельба, Бонни метнула на меня взгляд, в котором читалось: «Бойся своих желаний».

Гадая на картах, Мельба редко кому сообщала неприятные новости. Я пару раз привозила к ней своих ребят, и в их судьбах она увидела одну лишь смерть. Мельба рассказывала парням обо всем на свете, но ни слова о смерти. И только в конце обмолвилась, что их ждет долгая дорога. Вот и теперь Мельба явно очень осторожно подбирала слова.

– Хм, вижу его в окружении вина и веселья.

– Вина? – Митч пил только пиво. – Он почти не пьет.

– Я говорю о его жизни в целом, – уточнила Мельба. – Он умеет покутить.

Бонни засмеялась своим гортанным крякающим смехом.

– Не расскажешь ли нам, что здесь такого смешного? – Я многозначительно посмотрела на подругу.

– Ну а что? – сказала Бонни. – Я тоже люблю хорошо проводить время.

– Спроси его, где он развлекается, – произнесла Мельба.

Я не стала задавать Митчу вопросов: Мельбу явно подвел ее дар провидения, ведь Митч очень холодно относился к алкоголю. И не таким уж он был и весельчаком. Это его и выдало.

Спустя пару недель мне позвонила одна жительница Хот-Спрингса. В нашем городе она была среди первых красавиц, но когда-то ее бросил парень, который, как оказалось, был геем. При этом она восхищалась мной как человеком, защищающим интересы гей-сообщества.

В трубке слышалось прерывистое дыхание – уж так невтерпеж ей было поделиться со мной новостью!

– Мне очень неприятно сообщать вам об этом, – начала она.

Эта реплика означает, что твой собеседник только и ждал этой сладостной минуты…

– Я слышала, что у Митча есть девушка, – продолжила моя новая знакомая. – Врач из Техаса.

– Откуда вам известно?

– Вчера вечером у нас было собрание с соседями, – ответила она.

– И на повестке была моя кандидатура?

– Нет, просто к слову пришлось.

– Прямо на собрании?

– Нет, после.

Она начала рассказывать, но я ее остановила:

– Спасибо. Я понимаю, что пересказ всяких сплетен совершенно не доставляет вам удовольствия. Да и мне пора идти.

Я решила пощадить принесшую дурные вести женщину, чтобы не тратить патроны попусту: они пригодятся мне для Митча. Подъехав к его дому, я сразу же открыла огонь:

– Слышала, в одной из командировок у тебя было задание посеять достаточно овса, чтобы получить фермерский кредит.

– И тебе добрый день, – сказал он.

Оттолкнув Митча, я влетела в дом. За четыре года я провела там всего несколько минут. Наши свидания всегда заканчивались у меня.

– Девушка из Техаса? Ей ты тоже говорил, что однажды вы обручитесь?

Он даже не пытался оправдываться или все отрицать. Я заметила, что его глаза бегают по полке у меня за спиной. Обернувшись, я увидела их совместную фотографию. Они были счастливыми. За все то время, что мы с Митчем были знакомы, я никогда не видела его таким радостным.

– Ты издеваешься? – воскликнула я. – И это она?

Девушку было сложно назвать даже симпатичной. Она выглядела как ровесница его матери. Митч во всем признался. Ради нее он проезжал пять с половиной часов на машине в одну сторону, а мне говорил, что в Техас ему нужно по работе.

– Я слышала, она врач? – уточнила я.

– Мануальный терапевт.

– То есть она даже врач ненастоящий? – закричала я. – А вдобавок ко всему она выглядит ничуть не моложе твоей мамы. Поверить не могу, что ты променял меня на нее!

– А разве я должен выбрать кого-то одного?

Это меня добило.

– Пошел ты!

Я так разозлилась, что в конце концов Митч поднял меня и вынес на крыльцо. Он захлопнул за мной дверь, и я поехала прямиком к Бонни.

– Мельба была права, – сказала я, как только Бонни мне открыла.

– Да, обычно она не ошибается, – ответила Бонни. – Проходи.

Я уже начала постепенно остывать. Мне не хотелось, чтобы Митч смаковал результат своего ловкого предательства. Я попыталась сменить тему разговора.

– Хотела спросить, не поможешь ли ты мне с парой писем, – сказала я. – Хочу предложить Ассоциации торговцев кое-что устроить 1 декабря, во Всемирный день борьбы со СПИДом. Это день рождения Билли, поэтому…

– Рут, мне жаль, что у вас с Митчем ничего не вышло.

– С кем?

Бонни засмеялась. Я взяла ее за руку.

– Понимаешь, тот человек, тот мужчина, с которым я встречалась… Он считает, что я еще одумаюсь.

Бонни кивнула.

– И я одумалась, – сказала я. – Лучше уж быть одной, чем терпеть такое отношение.

– И ты вовсе не одна.

– Это правда. У меня есть ты. И ребята. И Эллисон. Но я все это время верила тому, что нам рассказывали в церкви: что мне нужен муж, чтобы у нас с Эллисон была полноценная семья. И я упорно пыталась найти себе мужа.

Мы помолчали секунд десять, и я выпрямилась на стуле.

– Так вот, письма. Мне нужно подобрать подходящую интонацию, а для этого мне нужен твой мозг…