Текст книги "Все мои ребята. История той, которая протянула руку без перчатки"

Фильм продолжался, и мне становилось все грустнее и грустнее. Кажется, тогда я каждую неделю дважды бывала на похоронах. Дошло до того, что я больше не могла слышать песню «Wind Beneath My Wings», которая всегда играла во время погребения. Мне было бы легче, если бы случилась передышка хотя бы на пару недель. Но смертей становилось только больше. Кто-то умирал в Литл-Роке, кто-то в других городах, и я общалась с ними только по телефону, объясняя, что, раз уж они решили вернуться домой, им нужно привезти с собой все необходимые лекарства и историю болезни. Кое-кто из парней умирал еще до того, как я успевала заехать к ним, чтобы проведать. И иногда я знакомилась с ними, только когда они уже превращались в горстку праха.

Скоро исполнялось пять лет с тех пор, как я начала держать оборону. Наивно полагая, что подмога уже на подходе.

Долли родила, и у ее ребенка обнаружили целый букет заболеваний, скрывающихся за разными аббревиатурами. Насколько я поняла, мальчик родился с антителами к ВИЧ, но через полгода анализы показали отрицательный результат. Это было настоящее чудо! Ребенка взяла к себе мама Долли, которая сама шесть месяцев назад родила девочку. Бабушка могла кормить внука грудью, тем самым повышая его иммунитет.

Я потеряла связь с Долли, но до меня доходила информация, что иногда она берет ребенка у матери, потому что какая-то организация приглашала девушку выступать в церквях. Долли купили сарафан, а невинного младенца наряжали в матросский костюмчик. Долли рассказывала свою историю, а пригласившая ее организация зарабатывала уйму денег, которые люди жертвовали на помощь бедной ВИЧ-положительной женщине и ее ребенку.

Когда Долли взялась за старое, эта организация от нее отказалась. Действующей проститутке в церковь путь закрыт, ведь среди прихожан она может узнать своих клиентов.

В последний раз я встретила Долли в торговом центре, где работал Билли. В облегающем комбинезоне, она медленно шла в компании каких-то женщин.

– Привет, Долли, – сказала я.

Подойдя поближе, я увидела, что она исхудала до состояния скелета. И, видимо, была уже так сильно оторвана от реальности, что ей пришлось смотреть на меня с минуту, чтобы вспомнить, кто я такая.

– Рут, – произнесла она, выуживая мое имя из глубин памяти. На мгновение в ее карих глазах, которые на костлявом лице казались еще больше, промелькнула искорка.

Мне хотелось ей помочь.

– Как твой малыш? – спросила я.

Долли смотрела мне через плечо на мужчину, который, проходя мимо, замедлил шаг.

– Не знаю, – ответила она. – Хорошего вечера.

– И тебе, – сказала я. – Ты знаешь, где меня найти?

– Да.

С тех пор я Долли не видела.

Глава двадцать первая

Мне пришлось припарковаться чуть поодаль от дома Билли и Пола: в этом районе было слишком много машин. Когда мы с Эллисон вышли из машины, я в очередной раз с изумлением подумала о том, как Билли, человек с внешностью кинозвезды, может жить в таком небольшом, почти игрушечном домике на Ок-Клифф. Пол пригласил меня на вечеринку в честь Рождества, которое должно было наступить всего через пару дней. Выпало немного снега, и Эллисон вырисовывала ботинком узоры на дорожке, ведущей к дому. Я испекла пирог с бататом, который парни могли оставить себе или выставить на стол. Пирог еще не успел остыть. Я понятия не имела, что это будет за вечеринка, но сказала «да», как только Пол меня позвал.

Дом был набит битком – в основном там собрались мужчины, – и я пошла прямиком на кухню и поставила пирог рядом с блюдом, заваленным печеньем и чипсами. Я протянула Эллисон пару печений Oreo и отправилась на поиски Пола. Он стоял в гостиной у проигрывателя и переключал песни. У него был заготовлен ящик кассет с композициями на любой вкус.

– Ты сегодня главный по музыке? – спросила я.

– Можно и так сказать, – ответил Пол. – Рад, что ты пришла.

– Спасибо, что пригласил, – сказала я. – А это Эллисон.

– Счастливого Рождества, Эллисон, – произнес Пол.

– У вас красивая елка, – быстро нашлась дочь.

Пол, совершенно очарованный Эллисон, повернулся к елке. Она стояла у окна, чтобы ее красотой могли насладиться все. На елке висели шары, собранные Полом и Билли за то время, что они были вместе, на концах веток были повязаны красные банты, а с верхушки дерева нам улыбался красный ангел. Под елкой лежали подарки, и Эллисон бросала на них заинтересованные взгляды. Оглядев комнату, я увидела, что над окном развешаны небольшие золоченые фигурки бабочек и рисунки этих крылатых насекомых в рамках.

Услышав смех, я сразу поняла, что в комнату вошел Билли. На нем был голубой свитер, на котором была вышита затейливая белая снежинка с золотой каймой. Билли был в центре внимания, вокруг него собралась большая компания. На другом конце комнаты Мать-настоятельница смотрел по телевизору специальный выпуск шоу «Рождественское мороженое», и я вспомнила, что он живет в этом же доме на втором этаже. На нем была темно-синяя обтягивающая водолазка. Было интересно наблюдать, как парни ведут себя за пределами бара. Эллисон тянуло к телевизору: она не могла оторваться от фигуристок в коротких нарядных платьях.

Мы сели перед экраном, но гораздо интереснее самой передачи были комментарии Матери-настоятельницы. Они очень понравились Эллисон, а Ларри был только рад новым слушателям. Через некоторое время я обернулась и увидела, что Билли выскальзывает на улицу.

– Я скоро вернусь, ладно? – сказала я Эллисон.

– Хорошо, – ответила она, не отрывая взгляда от экрана.

Билли курил на крыльце и смотрел на звезды. Я и не думала, что в доме так шумно.

– Я тебе не помешаю? – спросила я. Из гостиной доносилось начало песни «Last Christmas» в исполнении дуэта Wham!

Билли выдохнул облачко дыма.

– Я не очень люблю бывать один, – ответил он, протягивая мне раскрытую пачку сигарет.

– Нет, спасибо. Я вышла просто подышать.

– Не верится, что небо и вправду может быть таким красивым, – сказал Билли.

Лежащий на земле снег отражал свет полумесяца, озаряя темное, иссиня-фиолетовое небо с четкими контурами белых облаков. Можно было разглядеть все до единой веточки растущего во дворе ликвидамбара и каждую черту на лице Билли, стоявшего ко мне боком. Несколько недель назад ему исполнилось двадцать два.

– А представь, если бы было полнолуние, – сказала я.

Билли сделал затяжку и выдохнул дым.

– Зачем нам луна? – произнес он мечтательным, чуть более мягким, чем обычно, голосом. – У нас есть звезды.

– Это…

– Бетт Дэвис, – подсказал Билли. – Из фильма «Вперед, путешественник»[41]41
  Now, Voyager («Вперед, путешественник») – американский фильм 1942 года режиссера Ирвинга Рэппера. Эта история рассказывает о любви девушки из богатого бостонского семейства.


[Закрыть].

– О, – протянула я.

– С детства люблю кино. Я мог целыми днями разыгрывать сам с собой какой-нибудь диалог, а вокруг никто и не замечал, что я живу в черно-белом фильме.

– Тогда я могу представить, почему ты сбежал из Дарданелла, – сказала я.

Билли выпустил дым и вместо ответа рассмеялся своим чудным смехом, долетающим до самого неба. Смех эхом откликнулся в холодном воздухе, и Билли тут же прикрыл рот рукой. Я попыталась представить, как Билли жил в Дарданелле, как ходил в единственную на весь город парикмахерскую. Мне вспомнились все те дни, когда я сбегала от мамы.

– В детстве мой дом был в лесу, – сказала я. – У меня был велосипед, и я была королевой среди деревьев.

– Я пригонял велосипед на песчаную отмель, – произнес Билли. – Вскакивал на седло, и маленькие колеса несли меня к самой кромке воды. В ее отражении я всегда был тем, кем ощущал себя в ту минуту: Грейс Келли, Мэрилин Монро…

– Твои родители – пятидесятники?

– Да, – ответил Билли.

– Многие мои подопечные росли в семьях пятидесятников, – сказала я. – Не знаю, почему так получается. Возможно, в наших краях просто очень много пятидесятников. Это в каком-то смысле их земля.

– С чего все началось?

– Ну, Пол пригласил меня на вечеринку.

– А ты смешная, – сказал Билли. – Я про помощь больным СПИДом.

Я рассказала Билли о Джимми и о тех первых тринадцати часах, что провела у его кровати.

– Не знаю, – сказала я. – Я была им нужна. Больных становилось все больше и больше. Сейчас я в основном занимаюсь тем, что провожу анализы. Чтобы люди узнавали свой диагноз, пока не стало слишком поздно.

Билли молчал всего минуту, но она тянулась так долго, что я была уже готова начать осыпать его комплиментами в честь последнего шоу. Я могла восхищаться им бесконечно. Билли спросил тихим голосом:

– Как они умирают?

– Мы все умираем по-разному, – ответила я. – Но в то же время одинаково. Знаю, что звучит странно, но я вижу Смерть. Она похожа на человека и вместе с тем на ангела, который приходит и ждет вместе со мной. Она стала моим другом. – Я осеклась, смутившись, что рассказываю такие сокровенные вещи. – Я еще никому об этом не говорила, но это правда. Наверное, похоже на бред сумасшедшего.

– Мне так не кажется, – сказал Билли, глядя на меня.

Я чувствовала, что он хочет что-то добавить. Но вместо этого он затушил сигарету и обнял меня. Это было очень неожиданно. Я почувствовала, как мое сердце стало биться быстрее, а затем успокоилось. Снова заработало в привычном темпе.

Мы вернулись в дом. Эллисон пора было ложиться спать, но мы остались на вечеринке, чтобы послушать истории парней. Все они в конечном итоге сводились к Билли. Как он появился в городе и стремительно ворвался в мир дрэг, завоевав титулы Мисс Хот-Спрингс и Мисс Открытие сезона в Литл-Роке. Он собирался побороться за корону на конкурсе Мисс Арканзас.

Слово взял Пол.

– И вот Стив и Вайолет… – Он повернулся к нам с Эллисон. – Вайолет – это мой бывший парень Кеннет. Так вот, они переехали в Тексаркану, и Стив устроился в магазин «Все по 12», где все вещи продают по двенадцать долларов.

– Стив позвонил Полу, – присоединился к беседе Билли, – и сказал ему: «У меня есть отличный костюм для Билли. В современном стиле. Ты должен его увидеть».

Пол подхватил нить разговора, словно эстафетную палочку:

– Я спросил: «Ты нашел его в магазине “Все по 12”?» Стив ответил: «Да, черно-белое платье из нового поступления». В этот магазин свозили излишки товара с других точек, так что иногда в нем по дешевке продавались дорогие вещи.

– Я был настроен скептически, – сказал Билли.

– Но мы все равно поехали к Стиву, и платье нам очень понравилось, – сказал Пол. – Такой фасон и такую расцветку нужно было еще поискать.

– Я заказал черный парик, а на платье сзади было что-то вроде корсетной шнуровки, которая слегка приподнимала грудь, – добавил Билли.

Пол широко улыбнулся.

– Образ Билли тянул на миллион долларов. И это был сильнейший удар для всех квин из Литл-Рока, которые никого вокруг себя не видели и считали, что с легкостью завоют титул Мисс Арканзас, а потом и Мисс Америка. Они все так разнервничались, что даже затягиваться сигаретами стали шумно. Так Билли и приехал на конкурс Мисс Арканзас. А ведь это был первый за двадцать лет раз, когда квин из Хот-Спрингса оценили по достоинству, – сказал Пол. – Ну и конечно, Билли влюбил в себя всех зрителей.

– А как же, – кивнул Билли, глядя на улыбающуюся Эллисон.

Пол положил руку Билли на колено.

– Помню, мы сидим в зале, а со сцены объявляют результаты конкурса. Мы знали, что Билли выступил хорошо, но не подозревали, что настолько. – Пол заговорил голосом ведущего конкурса красоты: – Победитель в номинации «Лучшее интервью» – Мэрилин Моррелл. Что тут началось! Крики, свист… Ведь победа в этой номинации означала, что Билли не только хорош собой, но еще и умен. Затем ведущий объявляет: «Номинация “Современная мода” – Мэрилин Моррелл. Номинация “Лучший выход в вечернем платье” – Мэрилин Моррелл». И так Билли выиграл во всех номинациях, кроме категории «Мисс Талант».

Билли нахмурился, а мы все изобразили искреннее недоумение. Пол продолжил рассказ:

– Судья, настоявший на том, чтобы в номинации «Мисс Талант» выиграла победительница конкурса, сделал все возможное, чтобы Билли стал лишь первой вице-мисс. Надо отметить, что этот человек был организатором шоу в одном из баров Луизианы, откуда в Литл-Рок переехала победительница.

Мы все отпрянули и покачали головами. Казалось, даже Эллисон поняла, почему Билли не досталась главная корона.

Пол снова заговорил:

– Не хочу сказать, что судейство было нечестным, но… Не так карта легла.

Билли задрал подбородок и сказал:

– Меня это не сломило.

– Ты Мисс Очарование, – сказала я.

– Стараюсь, – улыбнулся Билли.

После той вечеринки Билли всегда сообщал мне, когда собирался в бар, и просил привести с собой Эллисон. Заходить в бар вместе с Эллисон я не могла – ведь тогда у «Нашего дома» могли бы отобрать лицензию, а у меня – дочь, – поэтому подъезжала к заднему входу. Билли выходил на улицу, иногда наполовину, а иногда и полностью одетый в костюм. Эллисон открывала дверь машины, Билли целовал ее в щеку и спрашивал, как дела в школе. Вслед за Билли выходили и другие квин, и скоро мы с Эллисон стали для них почти родными. Когда «Наш дом» был закрыт для посетителей, мы с Эллисон могли заехать повидаться с Полом. С моей дочерью был приветлив даже сварливый Тваймен, владелец бара. Если Тваймена не было на месте, Пол тряс игровой автомат, чтобы Эллисон обязательно достался приз.

Няни вроде миссис Даутфайр[42]42
  Персонаж одноименного фильма, в котором главный герой после развода переодевается женщиной и нанимается к своей бывшей жене домработницей, чтобы чаще видеться с детьми.


[Закрыть] среди парней не было, но в случае чего они меня выручали. Задерживаясь в больнице у постели умирающего, я начинала обзванивать завсегдатаев бара, и среди них обязательно находился тот, кто не был занят и мог заехать за Эллисон в школу. По моей просьбе геи и лесбиянки парковались у баптистской католической школы святого Иоанна, и мне остается только догадываться, о чем в этот момент думали матери-домохозяйки, разъезжающие за рулем фургонов.

Через некоторое время мы с Билли в часы его обеденного перерыва начали встречаться в кафе «Войтс» – оно было прямо в торговом центре. Не каждый день, но достаточно часто, чтобы наши встречи стали традицией. До торгового центра можно было легко добраться отовсюду, так что мне не составляло труда заехать туда ненадолго. К тому же в «Войтс» очень вкусно готовили. Мы с Билли брали подносы и вставали в очередь, а скучающие работники кафе выдавали нам тарелки с едой. «Куриные отбивные, – предлагали нам. – Доллар десять центов». Мы с радостью соглашались, а на гарнир брали картофельное пюре. Затем дело было за подливкой: «Вам коричневую или белую?» Коричневая подливка была великолепна, и мы брали именно ее. Билли всегда одаривал работника кафе ободряющей улыбкой, и тот делал в пюре ямку, в которую и наливал соус. Наши вкусы не совпадали лишь в одном: я предпочитала стручковую фасоль, а Билли – кукурузу. Билли обращался к работникам кафе с таким видом, словно разыгрывал спектакль. Он был актером по призванию: мог снова и снова повторять одни и те же реплики, но всегда произносить их как в первый раз. Его манера речи составляла разительный контраст с вялыми интонациями работников кафе.

Мы выбирали места у стеклянной стены, обращенной к коридорам торгового центра: так Билли мог глазеть на людей и сам оставаться у всех на виду. Нам очень нравилось разглядывать покупателей и отгадывать, что они несут в пакетах.

– Смотри-ка, Рути, – говорил Билли, восхищенно глядя на женщину с двумя огромными пакетами одежды из магазина «Диллардс». – Вот она всего добилась сама.

– Деловая дама, – соглашалась я. – Ее повысили на работе, и теперь она всем покажет.

Когда какой-нибудь мужчина оглядывался, чтобы оценить женщину сзади, мы с Билли ужасно сердились.

– Ведет себя так, словно может на что-то рассчитывать, – говорил Билли. – Видимо, мозг пропитался краской для волос.

Мы покатывались со смеху, не боясь осуждающих взглядов окружающих.

Нам с Билли всегда было о чем поговорить, но постепенно походы в «Войтс» потеряли прежнюю остроту.

Перерыв у Билли длился целый час, и я как-то спросила, не хочет ли он обедать за пределами торгового центра. Найти цены ниже, чем в «Войтс», было нереально, а роскошные рестораны нам были не по карману. Оставался только «Макдоналдс», но тратить время на дорогу ради тамошней еды совсем не хотелось. Когда я в очередной раз собралась готовить еду для ребят, предложила Билли устроить небольшой пикник у озера. Оно было совсем недалеко от торгового центра, и я с легкостью могла забрать Билли с работы и привезти его обратно к концу перерыва.

Я разложила по контейнерам жареную курицу, булочки и картофельный салат и взяла с собой любимое лоскутное одеяло – настолько старое, что оно вот-вот готово было порваться. Билли ждал меня у торгового центра и подбежал к машине еще до того, как я успела припарковаться. Помню, как грациозно он поворачивал голову, глядя по сторонам, и как стремительно запрыгнул в машину, словно мы собирались сбежать.

Открыв окна, мы доехали до озера Гамильтон. Я привезла Билли на участок, когда-то принадлежавший родителям моей матери, которая затем продала его какому-то курорту. На этом участке я играла, пока папа был жив, и сюда же приходила прятаться, когда папа умер. Теперь курорт занимался облагораживанием этого места, и о шумевшем когда-то лесе напоминала лишь кучка молодых сосенок. Недавно там построили отличный пирс, и я предложила Билли устроиться на самом его краю. Билли постоянно оглядывался: ему было не по себе оттого, что мы расположились на пирсе, на котором нас быть не должно. Он боялся, что на нас кто-нибудь накричит.

Но как только я расстелила одеяло, Билли успокоился – моя видавшая виды подстилка вызвала у него невольный возглас восхищения. Одеяло принадлежало моей матери. По краю тянулась трехдюймовая бирюзовая кайма, а в центре были вручную пришиты лоскуты в форме треугольников и квадратов – тряпочки и поношенные платья, которым дали новую жизнь. Дома у меня было несколько таких одеял, но это казалось мне идеальным для пикников.

– Я брала его на пляж, и все на меня ругались, потому что оно слишком красивое, – сказала я.

– Оно и правда слишком красивое, чтобы им не пользоваться, – произнес Билли.

– Ты так думаешь? – спросила я.

– Будь я этим одеялом, то очень бы злился, если бы мне пришлось провести всю жизнь в шкафу.

Усевшись, мы принялись за еду, и я украдкой посмотрела на Билли, когда он взял в рот первый кусочек жареной курицы. Мимо проплывали лодки, а мы, как обычно, болтали обо всем и ни о чем одновременно. Вдруг из воды стали выпрыгивать рыбы; вспоминая уроки отца, я сразу же захотела схватить удочку с блесной и поймать ту рыбу, что была больше и хитрее и не плескалась вместе с безумными подружками на поверхности воды. Но рыбы скрылись так же внезапно, как и появились.

Когда мы с Билли обсудили все, что только могли, он стал водить рукой по узору на одеяле. Я же, следуя за его рукой, рассказывала, кто именно пришил каждый лоскут. Я присутствовала при создании этого одеяла и помнила, как мама и еще несколько женщин собирались у нас в гостиной вокруг огромных пяльцев.

– И вот прошло столько лет, – сказала я, – а на одеяле сидим мы.

– Да, – кивнул Билли.

Больше никто из нас не заговаривал о своем детстве. Думаю, нам обоим куда больше нравилось настоящее, чем прошлое. Мы болтали о Митче и Поле, и Билли говорил о возлюбленном с большой гордостью. Он дважды упомянул, что Пол очень занят на работе, и я поняла, что ему кажется, будто своей популярностью он обязан тому, что встречается с управляющим бара. Словно сам по себе он недостаточно нравится окружающим. Но больше всего в Поле его восхищала решительность.

– Если он говорит, что что-то сделает, – сказал Билли, – то так и будет.

– Таких мужчин еще производят? – пошутила я. – Ну и ну!

Мы с Билли встречались снова и снова и с каждым разом узнавали друг друга чуть лучше. Иногда нам не хотелось разговаривать, и мы с наслаждением подставляли лица солнечным лучам. Билли, как и я, всегда пытался немного подзагореть. Если у меня под рукой оказывалась ручка – а она была у меня с собой всегда, – Билли рисовал мне автопортрет. У него получались великолепные рисунки, на которых он изображал себя в костюме Мэрилин Моррелл: лицо наполовину прикрыто шляпкой, темной вуалью или длинными волосами. Ореол таинственности позволял Билли не слишком заботиться о портретном сходстве. Я сохраняла эти рисунки и иногда вешала их на холодильник, чтобы Эллисон тоже могла полюбоваться.

Но по-настоящему я узнала Билли, наблюдая, как он готовит образы для шоу. За несколько дней до выступления он приглашал меня к себе домой, и мы заходили в их с Полом спальню, где располагалась внушительных размеров гардеробная. У них дома всегда была безупречная чистота; дом был довольно старым, но отлично сохранился. Я садилась на стул, а Билли появлялся из гардеробной в разных платьях и париках. Он копался в музыкальной коллекции Пола, выбирая для выступлений только новые песни. У Билли в голове всегда была сложившаяся картинка образа, так что моего мнения он никогда не спрашивал – мгновенно понимал, какой наряд произведет неизгладимое впечатление на зрителей, по выражению моего лица.

Окна над кроватью были занавешены тюлем, и солнечный свет струился на варианты нарядов, которые Билли раскладывал на матрасе. Затем одному из этих платьев было суждено переместиться в гостиную вместе с идеально подобранным париком и туфлями. Мои советы интересовали Билли только по поводу сережек, да и в этих случаях мне казалось, что он обращается ко мне лишь из вежливости. Как правило, у меня был один ответ, и говорила я совершенно искренне:

– Мне нравятся висячие серьги.

– Мне тоже, – кивал Билли.

Я думала, что, наверное, теперь понимаю, что значит иметь сестру примерно одного с тобой возраста. А потом я осознала, что мы с Билли стали лучшими друзьями.

В 1991 году Эллисон исполнялось девять. На ближайших к ее дню рождения выходных – в честь Дня поминовения – я пригласила к нам домой небольшую компанию: Тим с Джимом, Пол с Билли и еще несколько человек из бара. К тому времени я уже рассказала Билли, который не понаслышке знал, что значит быть одиноким, как непросто приходится Эллисон. Они начали дружить независимо от меня, и Билли больше всех заботился о том, чтобы устроить для Эллисон настоящий праздник.

Моя дочь встретила свое девятилетие в теплой компании мужчин, поющих ей «Happy Birthday». Я смотрела на лицо Эллисон, освещенное девятью свечами, и притворялась, будто вожусь с фотоаппаратом, чтобы никто не заметил подступающие к глазам слезы.

Эллисон задула свечи с помощью парней. Я, улыбаясь, тоже загадала желание.