Текст книги "Все мои ребята. История той, которая протянула руку без перчатки"

Эпилог

Сейчас 2019 год. Через несколько недель мы будем отмечать День благодарения. А пока я, прежде чем отправиться в Хот-Спрингс, перебираю коробку со старыми фотографиями и газетными вырезками.

Вот письма, в которых мы с Бонни предлагаем Ассоциации торговцев провести мероприятие в честь Всемирного дня борьбы со СПИДом 1 декабря 1993 года.

Это – день рождения Билли.

А вот реклама во всю газетную страницу. Ее спонсорами стали все три городских банка. «ВРЕМЯ ДЕЙСТВОВАТЬ», – гласит надпись, рядом с которой нарисована красная ленточка.

Все это отголоски прошлого, которому я очень благодарна. У меня сохранилось письмо редактору газеты, которое впоследствии опубликовали. Под заголовком «Перестарались с информированием о СПИДе» Джордж У. Уилкерсон, владелец винтажного фотосалона, заявляет, что вышел из Ассоциации торговцев, «потому что ее представители поощряют проведение дня распространения информации о СПИДе». Джордж писал: «СПИД – это поведенчески передающаяся болезнь, и никому о ней рассказывать не надо. А единственный способ избежать заражения – сказать нет гомосексуализму и употреблению наркотиков. Разве по этому поводу стоит проводить отдельное образовательное мероприятие?»

Все эти события происходили около тридцати лет назад, и с тех пор что-то поменялось кардинально, а что-то не изменилось совсем. После того как не стало Билли, семья «Нашего дома» потеряла еще нескольких своих членов. Я видела, как черствеют те, для кого похороны стали привычным делом. У меня часто спрашивали, можно ли развеять прах возлюбленных на кладбище Файлс, и я отвечала «да», не зная, куда деваться от угрызений совести: я без конца бегала из одной больницы в другую, и времени на кладбище просто не оставалось. Я так и не смогла устроиться в какую-нибудь связанную со СПИДом организацию и продолжала работать в одиночку.

В конце 1995 года ученые разработали новый класс препаратов – ингибиторы протеазы, и с тех пор люди со СПИДом стали жить намного дольше. До нас новые лекарства дошли не сразу, но в конце концов они появились и в Арканзасе. А вместе с ними и «эффект Лазаря»: люди, которые, казалось, были обречены, вдруг получали шанс прожить долгую жизнь. Вот об этом мы с ребятами мечтали!

Только теперь влиятельным людям, пытавшимся заработать на СПИДе, стали совершенно не нужны мои услуги: не было умирающих, за которыми нужно было ухаживать. Я оказалась функционально устаревшей. «Спасибо за службу. Дальше мы сами». Экспертам было виднее, ведь им платили за знания.

Я стала гидом по рыбалке: мы с туристами уплывали на два, а то и на три часа. Я разносила по гостиницам листовки: «Сначала вы удивитесь: разве она умеет рыбачить? А затем будете готовы держать пари, что да». Дела шли неплохо, но постепенно туристы перестали приезжать в Хот-Спрингс. В 2000 году я наконец решилась переехать и погрузила все свои вещи в золотистый «Форд-Экплорер» – в итоге он оказался набит битком. Мне было грустно расставаться с кладбищем Файлс, но сам Хот-Спрингс, казалось, был только рад моему переезду. Многие так и продолжали ненавидеть меня за помощь гей-сообществу, а остальным просто не хотелось иметь перед глазами постоянное напоминание о том, как подло они поступили со мной или с кем-то еще.

Перед моим отъездом во время церковного ужина ко мне подошел доктор Хейз, бывший проповедник в нашей методистской церкви:

– Я хочу попросить у вас прощения. Я был неправ.

Он примирился внутри себя с тем, что среди нас есть лесбиянки и геи, и понял, что они такие же люди, достойные Божьей любви.

Передо мной стоял старик, отчаянно пытающийся заслужить место в раю.

– Нет, доктор Хейз, – ответила я, собрав всю свою приветливость. – Я не могу принять ваши извинения.

У священника вытянулось лицо, а я продолжила:

– Не мне решать, заслуживаете ли вы прощения. Каждое воскресенье вы говорили ровно о том, о чем я мечтала услышать всю неделю. Как будто вы читали мои мысли. И спасибо вам за это. А что до ваших извинений… Их следовало бы принести мужчинам, о которых я заботилась, но их уже нет в живых.

И я говорила не только о тех, кто умер от СПИДа. Были и те, кто покончил с собой, будучи здоровым. И их было немало. Эти люди смогли не заразиться в мире, где бушует эпидемия СПИДа, и все это только для того, чтобы уйти из жизни добровольно. Но я знала, с каким грузом они жили, и понимала, почему этот груз мог оказаться для них непосильной ношей.

Уезжая из Хот-Спрингса, я не знала, куда именно хочу попасть. Знала только, что, увидев правильное место, сразу пойму: это мое. Я думала, что, вероятно, остановлю свой выбор на Флориде: скорее всего, на Ки-Ларго, а может, и на Ки-Уэсте. Предки моего отца были родом из тех краев, а я, будучи любительницей рыбалки, возможно, смогу устроиться на рыбацкую лодку. Думаю, я пыталась воплотить в жизнь маршрут из путеводителя по Флорида-Кис, по которому «путешествовала» со столькими ребятами. Ки-Уэст всегда был финальной точкой маршрута, местом, где тебя никто не осудит и не сделает тебе больно. Я устала от бесконечных страданий.

Так далеко я не забралась. Остановилась в Орландо. Обратила внимание на тамошние высокие, поросшие мхом деревья. И на старые крыши. По этим признакам я определила, что в городе не бывает ураганов. Я хотела обосноваться там, где не могло произойти катаклизмов, из-за которых я потеряла бы все, что имею. Говорят, что нужно заниматься тем делом, в котором ты действительно разбираешься, и я зарабатывала себе на жизнь в похоронном бюро. Смысл моей работы сводился к продаже могил в зале ожидания Бога. Все это чем-то напоминало продажу таймшеров: постоянно знакомишься с новыми людьми, но видишься с ними лишь один раз.

В 2004 году на Орладно все-таки обрушились ураганы, причем такие, что некоторые не снимали доски с окон между двумя бурями. Мне было достаточно одного раза, и, когда у Эллисон родился первенец, я захотела быть поближе к дочери и переехала в северо-восточный Арканзас, где живу и по сей день. Кстати, у Эллисон уже трое детей – Джек, Айк и Элла, – и все они называют меня Коко. Слово «бабушка» мне никогда не шло.

В 2012 году у меня случился инсульт, и в тот же день закончилась страховка. Мне пришлось заново учиться ходить и говорить, а новую страховку я получить не смогла, поскольку у меня было предсуществующее состояние. Выздоравливая, я много думала о Бонни, которой не раз приходилось возвращаться к нормальной жизни после операций. К тому времени Бонни уже не было в живых: рак все-таки убил ее через двадцать пять лет после того, как врач сказал, что вероятность ее выживания равна трем процентам. Я сказала Бонни, что могу похоронить ее на кладбище Файлс, но ей хотелось, чтобы ее прах по чайной ложке развеяли на разных кладбищах по всему миру. Я сказала, что это слишком непростая задача, и она решила завещать свое тело науке. Это в стиле Бонни: искать ответы даже после смерти.

В мою жизнь снова вернулся Митч. Но произошло это не так, как я ожидала. Я стерла его из памяти и, бывая в Хот-Спрингсе, никогда не проезжала мимо его дома. Митч выследил меня через Эллисон. У него тоже был инсульт, и теперь он жил со своей матерью Донни.

Я согласилась пообедать с Митчем и Донни, при условии, что они пожарят курицу и испекут печенье. Когда я пришла, Митч был на кухне, и я как сейчас вижу, как он, наклонившись, достает из духовки печенье. Вот он повернулся, и передо мной предстал старик, во внешности которого не было ни намека на былую красоту. На шее у него была огромная опухоль, давившая на сонную артерию, и от этого он не мог о себе позаботиться. Он зависел от Донни.

На следующий день я собиралась заняться просмотром квартир и предложила Митчу поехать со мной. Я едва успела подписать договор на одну из квартир, как Митчу позвонили с плохими новостями: Донни упала со стула и сломала бедро. Она умерла через три дня, и мы похоронили ее на кладбище Файлс.

Один Митч жить не мог, к тому же у него не было стабильного дохода, поэтому я сказала, что он может пожить у меня до тех пор, пока не найдет жилье. Я и не подозревала, что он его уже нашел: несколько лет я помогала ему выживать. У него обнаружили отложения кальция в базальных ядрах, частях мозга, отвечающих за движение. При такой патологии у больных появлялись симптомы, как при болезни Паркинсона в совокупности с деменцией. Так Митч стал моим новым подопечным. Когда я привезла Митча в дом престарелых, работники учреждения подумали, что я его жена, и я не стала убеждать их в обратном. Таким образом мы, можно сказать, все-таки поженились.

СПИД тем временем следовал за мной по пятам. Через год после инсульта, когда я спокойно занималась своими делами в новой квартире, департамент образования, располагавшийся в десяти минутах от моего дома, постановил, что трое детей из приемной семьи смогут вернуться к школьным занятиям только после предоставления справки с указанием отрицательного ВИЧ-статуса. Какой-то начальник узнал, что биологическая мать детей якобы ВИЧ-положительна. Они были инвалидами, детьми младшего школьного возраста и к тому же жили в приемной семье. Я выступила на телевидении в защиту детей, и вскоре по городу разнеслась молва о том, что меня нельзя принимать на работу. Никто не хотел держать у себя в штате возмутителя спокойствия. Я обходилась малым и активно занималась внуками.

Недавно в один из особенно теплых октябрьских дней мы с Эллисон вместе пошли кататься по озеру на надувных тюбах. Когда мы выплыли на середину водоема, я спросила у дочери, хотелось ли ей хоть раз в детстве, чтобы я перестала заниматься тем, чем занималась. Кто-то задал мне этот вопрос, и я поняла, что не знаю на него ответа. Эллисон этот вопрос показался оскорбительным.

– Но почему тогда ты скрывала от меня, что тебе очень одиноко в школе? – спросила я.

– У меня не было ничего общего с другими детьми, – ответила Эллисон. – Моими друзьями были ребята. Те, с которыми я играла после школы.

С минуту мы молчали, и я явственно ощущала, как прохладная вода резко контрастирует с теплым воздухом.

Эллисон заговорила снова, и на этот раз более мягким голосом:

– Я не знала другой жизни и была счастлива здесь и сейчас. А если иногда мне приходилось тяжко, я не хотела говорить об этом тебе.

– Но почему?

– Я боялась, что ты перестанешь делать свое дело, – сказала Эллисон. – И что бы тогда стало со всеми этими людьми?

Ответа на этот вопрос мы не знали. И даже не знали, как к нему подступиться. Меня бы никто не смог подстраховать. У меня не было выбора: я могла лишь продолжать начатое. Но вслух я этого не произнесла. Мы с Эллисон молча скользили по воде, словно выжившие после войны, – мать и дитя.

Сейчас ноябрь, и я в одиночестве еду в Хот-Спрингс. Поездка до Хот-Спрингса от моего теперешнего местожительства в северо-западном Арканзасе занимает около четырех часов. Я по-прежнему езжу быстро, так что с легкостью могу преодолеть это расстояние и за три часа.

По дороге к Хот-Спрингсу я проезжаю Гленвуд, в котором ненадолго задерживаюсь у могилы Чипа. Бедный парень добрался аж до Вашингтона и в итоге навечно остался в месте, из которого стремился сбежать. В последний раз я видела могилу Чипа в день похорон в 1991 году и на долю секунды засомневалась, что смогу ее узнать. Двадцать восемь лет – это не шутки!

– Чип, – говорю я в пустоту, – покажи мне, где ты…

Я осторожно ступаю между затопленных могил. Верю, что Чип приведет меня к своей могиле, и время от времени зову его по имени. А вот и он. Я замечаю углубление на его могиле: признак затопляемости. Надгробный камень чуть накренился на восток и сверху порос лишайником. Но кто-то принес на могилу белые цветы.

– Я знала, что найду тебя.

Я обращаюсь к Чипу, как к живому, и мне хочется спросить его про доктора; сказать, что какие бы отношения их ни связывали, я рада, что у Чипа в жизни был такой близкий человек. Обернувшись на шум, доносящийся с противоположного конца кладбища, я становлюсь свидетельницей возрождения старомодной религиозной практики: священник выкрикивает слова проповеди в микрофон. Звук из мощных колонок, отражаясь от стены карьера, становится еще громче. Такое зрелище вполне можно было наблюдать и в 1991 году.

Оказавшись в Хот-Спрингсе, я первым делом еду в дом родителей Люка. Я приезжаю без приглашения, но мать Люка мне очень рада. Некоторое время назад у нее умер муж. Я вновь благодарю ее за то, что их семья – едва ли не единственная из всех – не отвернулась от своего ребенка. Мать Люка спрашивает, получаю ли я новости от Тодда. Я нашла его в Форт-Уэрте, где он, видимо, решил задержаться, хотя раньше планировал максимум ближайшие пять лет своей жизни. Он болтал со мной по телефону, сидя в том доме, в котором они собирались жить вместе с Люком.

Попрощавшись с матерью Люка, я замечаю, что запруда, в которой крестили Люка, зацементирована.

Дальше мой путь лежит по городским окраинам, и я узнаю стрип-клуб, в котором работала Долли. Теперь он называется «Буги-бар и гриль». На Сентрал-авеню, напротив гостиницы «Арлингтон», замечаю статую Девы Марии и решаю поехать по длинной дороге, чтобы посмотреть на место, где когда-то располагался «Наш дом». Проезжая мимо знакомого здания, я улыбаюсь.

И вот я – на кладбище Файлс.

Я хожу по кладбищу кругами, и под моими ботинками хрустят сосновые иголки. Над моей головой по-прежнему раздается свист пересмешников. Я раздвигаю кусты то тут, то там и, поздоровавшись с Мисти, подхожу к Энджелу, Карлосу и Антонио.

Оказавшись у могилы Тима и Джима, замечаю, как на солнце мерцают лежащие на земле камни. Я становлюсь на колени и выкапываю их из грязи. Это кварцевые кристаллы. Они совершенно прозрачные, но в них можно разглядеть крошечные точки. Я забираю несколько кристаллов, чтобы отдать их внукам. Подарки от Тима и Джима.

Я подхожу к могиле, в которой покоятся мой отец и Джимми. Чаще всего мне задают один ненавистный вопрос: зачем я вошла в палату к Джимми? И почему я решила помогать людям? Эти вопросы звучат снова и снова. «Почему вы этим занимались? Зачем?» Правильный ответ: как я могла этого не делать? Вопрос, который действительно стоит задать: как вы могли этого не делать?

– Все началось благодаря тебе, – говорю я Джимми. – Спасибо.

Я еду к озеру Гамильтон – сегодня буду ночевать в его окрестностях. Мне легче дышится в окружении озера и леса, которые когда-то стали убежищем для маленькой девочки.

Окна квартиры выходят на озеро, а еще на западной стене есть большое панорамное окно, и я смотрю, как солнце садится за горы.

Я любуюсь синей гладью, и тут раздается звонок в дверь.

– Ты пришел, – говорю я и, почти пританцовывая, подхожу к двери.

Открыв дверь, я тут же начинаю его обнимать.

– Привет, Рути.

– Пол, как же я рада тебя видеть!

Я кручусь вокруг Пола, словно он промок под ураганным ливнем, но на улице ясно. Мы принимаемся болтать и говорим друг другу, как рады встрече. Пол принес две сумки, набитые фотоальбомами. Он раскладывает их на столе у панорамного окна.

Так мы просиживаем несколько часов: рассматриваем каждую фотографию и погружаемся в воспоминания. В течение многих лет мы специально старались не воскрешать в памяти те события. Я отмечаю про себя, что мне безумно приятно говорить с человеком, который понимает, что нам не всегда просто даются мысли о тех временах и что не всегда легко касаться воспоминаний, которые хотелось бы стереть.

– Все это слишком болезненно, – произносит Пол. – Все началось еще тогда. Мне нужно было постоянно отбрасывать все темные мысли. Я не мог пойти на работу и на вопрос «Ты чего такой грустный?» ответить: «Я снова был на похоронах друга, который умер от СПИДа». Это было невозможно. В общественном пространстве так вести себя нельзя. Сейчас стало чуть проще, но люди по-прежнему не хотят слышать про СПИД.

Пол снова влюбился. В чудесного человека по имени Роберт. Пол переехал в Хот-Спрингс из Оклахомы почти сразу после смерти Билли. Роберт был копией Билли, только чуть выше ростом. Вокруг судачили, что Пол слишком рано заводит новые отношения, даже приходили ко мне жаловаться по этому поводу. Но на самом деле все завидовали Роберту, потому что каждый втайне надеялся, что сам станет новой миссис Уайнленд. Пол с Робертом по-прежнему вместе. И именно осознание того, что рядом с Полом есть надежный любящий человек, позволило мне решиться на переезд из Хот-Спрингса.

Когда Пол раскрывает альбомы, у меня перед глазами оживает «Наш дом». Через некоторое время после смерти Билли бар переехал на Ист-Гранд-авеню. На новом месте все было по-другому. Умерло слишком много завсегдатаев бара. А когда Пол уволился, «Наш дом», который я знала, прекратил свое существование. В конце альбомов, которые принес Пол, вклеены фотографии Билли.

– Я будто смотрю старое кино, – говорит Пол, разглядывая снимки. – Он был так молод! Мне постоянно в голову приходит мысль: «Как я мог встречаться с таким молоденьким парнем?» Но потом вспоминаю и себя в то время. И все становится на свои места.

Пол молчит. И я знаю, что мы оба думаем о последних днях Билли. Мы с Полом превратились в живые летописи. Мы тщательно исследуем каждое воспоминание. И не важно, насколько счастливым оно является.

– Ты всегда была такой спокойной, – говорит Пол, – словно заранее прочла сценарий. Взять хотя бы похороны… Я знал, что ты кого-то упросила дать мне возможность побыть с Билли наедине, но я не знал, о чем вы говорили.

– Тебе не нужно было об этом знать.

– Ты говорила: «Делай то. Делай это. Должно сработать». Оглядываясь назад, я думаю: «Она правда была такой умной? Или ее кто-то направлял?»

– Меня направлял Господь, – сказала я. – Но тогда на похоронах Он благоволил не мне, а тебе. Я была лишь шестеренкой в Его плане.

– Ты единственная так много нам помогала. – Пол протягивает мне нашу с Билли общую фотографию. – Пусть она останется у тебя.

Мы оба улыбаемся, разглядывая фотографию, на который мы с Билли так молоды. Я вспоминаю, как впервые увидела Билли… Как мы с ним катались на слоне – и при этом не хотели думать о том, что нас ждет впереди. Мы с Полом молчим, и я замедляю дыхание, чтобы дышать в одном ритме с Билли.

Билли где-то рядом, и я улыбаюсь.

Слова благодарности

РУТ КОКЕР БЕРКС

Прежде всего я должна поблагодарить всех тех, о ком заботилась, особенно мужчин из хот-спрингского бара «Наш дом» и из литл-рокского бара «Открытие». Они приняли в свой круг меня и мою дочь, став для нас семьей. Для меня большая честь быть частью ваших жизней.

Я бесконечно обязана каждому дрэг-квин, которого мне довелось узнать как на сцене, так и за ее пределами. Они показали мне, что даже умирающий человек может жить на полную катушку.

Я бесконечно благодарна Элизабет Шмитц: она прочла наброски моей истории и поверила в нее. Она талантливый редактор, который дал нам все необходимое, чтобы мы создали книгу, достойную моих ребят. Вся команда издательства Grove Atlantic проявила себя с прекрасной стороны, и мне хотелось бы отдельно поблагодарить Моргана Энтрекина, Джуди Хоттенсен, Деба Сигера, Джулию Бернер-Тобин и Ивонн Ча за их профессионализм.

Также я хочу сказать спасибо Кристин Ланг, Энтони Робертсу, Эстер Бохнер и всей команде Audible за то, что эта книга стала доступна стольким людям.

Нет слов, чтобы выразить всю мою признательность Кевину О’Лири: он вложил в эту книгу частицу своей души. Ему как никому известно, как бережно я храню воспоминания о ребятах, и я верю, что они сами нашептали ему свои истории. Благодаря Кевину я вновь повстречалась со всеми мужчинами, которых потеряла. Их образы получились такими яркими, что я ощущаю аромат их парфюма и, кажется, могу протянуть руку и пригладить им волосы. Кевин меня просто покорил.

Этой книги бы не было, если бы не Тони Лонг. Спасибо за то, что поверил в меня, и за то, что все эти годы я ощущала твою дружескую поддержку.

Альберт Ли из агентства United Talent бережно провел меня через весь процесс создания книги, а также познакомил меня с Кевином. При поддержке Альберта я решилась рассказать свою историю в этой книге и очень благодарна ему за заботу и внимание.

С Джимом Грином мы познакомились в самолете. Этот волшебный человек сделал очень много для того, чтобы этот проект состоялся. Он старался связывать меня с нужными людьми, среди которых оказался и Тони Лонг. Он, помогая нам на протяжении всего процесса работы над книгой, зарядил наш проект своей прекрасной энергией и стал для меня Божьим благословением. Он заставил меня поверить в ангелов, потому что сам таковым является.

Вместе Полом Уайнлендом мы прошли через райские врата и адское пекло. Какие бы трудности нам ни встречались, я не припомню, чтобы Пол жаловался. И я еще никогда не видела, чтобы люди относились друг другу так же преданно, как Пол к Билли. Я безумно рада, что в жизни Пола в свое время появился Роберт. Он крайне искусно склеил разбитое сердце Пола.

Бонни Слосон была моим учителем еще до того, как я могла представить, какие именно навыки мне пригодятся. Помогая Бонни реабилитироваться после рака – а вместе с тем разбираясь в тонкостях страхования здоровья и программы жилищной помощи, – я подготовилась к работе, которая определила всю мою жизнь.

Лечащий врач Бонни Брюс Лейпциг обращался с ней так, словно у нее в кармане лежал миллион долларов. Он очень беспокоился о ее здоровье и с большим уважением отнесся к ее решению попробовать химиотерапию, которое она сформулировала следующим образом: «Я в любом случаю когда-нибудь умру, давайте попробуем». Брюс очень изящно показал мне, на что способен врач.

Марсия Мур Хадсон переехала в Хот-Спрингс из Денвера, когда я была в шестом классе. Она была чуть старше меня и, оказавшись в школьном автобусе, сразу обратила внимание на несчастную потерянную девочку, рядом с которой никто не хотел сидеть. Тогда она сама села рядом со мной. На протяжении многих лет она была единственным любящим меня человеком. Она умерла от опухоли мозга в 2015 году, но перед этим успела сказать мне: «Рути, ты должна написать книгу». Она поверила в меня, и если бы не ее доброта, то вы, возможно, не держали бы эту книгу в руках.

Мэтт Фридман, раввин, появился в моей жизни после описанных в этой книге событий. Он предложил мне эмоциональную поддержку и помог выкарабкаться из глубочайшего горя. Я бесконечно ему благодарна.

Я очень признательна журналисту Дэвиду Куну за то, что в 2015 году он привлек внимание общественности к моей истории и к кладбищу Файлс. Когда мы с Дэвидом познакомились, мир виделся мне черно-белым, а ему – цветным. Его статья в «Арканзас таймс», в которую он вложил не только профессионализм, но и душу, придала мне силы вновь пережить всю боль прошлых лет. Он буквально спас мне жизнь.

Я благодарна Джону Уайту из Storycorps за тот звонок в 2014 году. Именно он тот человек, который позвонил мне в полдесятого вечера и спросил, не я ли та медсестра, которая ухаживала за больными СПИДом в Арканзасе. А я ответила: «Нет, я не медсестра, но я ухаживала за людьми…» Джон спросил, может ли он с командой приехать ко мне и записать мою историю. Осознавая ценность моей истории, он хотел сделать это как можно скорее. В роли продюсера выступала дорогая моему сердцу Лайна Анвар. Дружелюбная, улыбчивая и терпеливая Лайна помогла мне рассказать историю до конца. Недавно Лайны не стало – она умерла очень рано, в тридцать лет. Но то добро, что она успела принести в наш мир, будет служить во благо множеству новых поколений.

Во время описанных в книге событий Дуг Крайл с телеканала KARK был единственным в Арканзасе репортером, который соглашался стоять со мной в кадре. Он помогал мне рассказывать о проблеме СПИДа, пока остальные бездействовали. Позднее мою деятельность стала освещать Лэйн Бейкер с канала KNWA, и с тех пор я уже на протяжении многих лет с удовольствием наблюдаю за ее семьей. Джоэл Кеттнер, фотограф с KNWA, стал моим большим другом. Я также благодарна Мелинде Гассауэй, исполнительному директору «Сентинал Рекорд» в Хот-Спрингсе, за то, что она всегда была готова меня выслушать, когда я говорила: «Мне нужно ровно пять минут вашего времени».

Я благодарна Норману Джонсу за то, что он создавал места сбора представителей ЛГБТ-сообщества. Какие только оскорбления, издевки и угрозы не звучали в его адрес, ведь он был лицом гей-сообщества в Арканзасе. Я восхищаюсь его упорством на пути к мечте. Он богатырь с золотым сердцем.

Мне хотелось бы отметить всех жителей Хот-Спрингса, которые оказали мне действительно значимую помощь. Уэнделл Уоркмен был фармацевтом-спасителем, который дарил моим ребятам надежду во флаконах. Стюарт Пеннингтон, председатель Ассоциации торговцев, оказывал мне всестороннюю поддержку и при этом оставался моим другом-весельчаком. Спасибо Сюзанн Франкс и Дебби Шекелфорду за то, что они пустили меня в свой мир. Я также благодарна заведующему Национальным парком Хот-Спрингса Роджеру Гиддингсу и бывшим мэрам города – Мелинде Баран и Хелен Селиг.

Оуэн Девазье был моей путеводной звездой. Он долгое время был для меня нравственным ориентиром с тех пор, как мы познакомились на съезде экстрасенсов в Хот-Спрингсе. Оуэн умер в 2005 году, и я всегда буду его любить.

Мой двоюродный брат Раймонд Лоулер много лет назад перекрасил меня в блондинку, тем самым кардинально изменив мою жизнь. Мы росли вдали друг от друга, но в детстве я всегда перед сном смотрела на фотографию Раймонда и желала ему спокойной ночи. Я всем сердцем любила его даже на расстоянии, и беспокойство о безопасности Раймонда и его друзей подтолкнуло меня к тому, чтобы начать помогать представителям ЛГБТ-сообщества.

Шерил Стивенсон – чудесный друг и целительница. Люди могут ошибочно принять ее доброту за робость, но она подмечает все, что происходит вокруг, и всегда поступает по велению своего искреннего сердца.

Моника Майлз стала моим другом, когда мы обе переживали непростые времена. Я восхищалась тем, как благородно она ведет себя в жизни. В ней есть такой крепкий стержень, что ей вовсе не обязательно демонстрировать его окружающим. Ее дружба и чувство юмора помогли мне пережить последнее десятилетие.

Мне ужасно повезло, и несколько лет назад в моей жизни появилась Сюзанн Уайтман. Она с гордостью носила звание дочери шамана племени шайенн и познакомила меня со своей прекрасной семьей и культурой коренных народов Америки. Я была очень польщена, когда Сюзанн согласилась перед смертью пожить у меня. Она умерла в январе 2019 года, когда я работала над этой книгой. Я держала ее за руку, когда она уходила, и с тех пор ее дух всегда со мной.

Мой лечащий врач доктор Кара Райли проходила ординатуру в хосписе для больных СПИДом в Талсе. Она замечательный врач, и меня бы здесь не было, если бы не ее участие, сострадание и большой опыт. Я буду любить ее до скончания веков. До того как я попала к доктору Райли, я познакомилась с персональным ассистентом Джеффом Джонсом, который внимательно слушал меня, когда я рассказывала, что меня тревожит. Он относился ко мне как к члену семьи.

Я бесконечно обязана президенту Биллу Клинтону. Будучи губернатором Арканзаса, он всегда прислушивался ко мне и воспринимал мою работу всерьез. Я знаю, что в его окружении были люди, которые выставляли меня сумасшедшей из-за того, что я помогаю больным СПИДом, и у него были все основания держаться от меня подальше. Но он ценил меня как источник информации о СПИДе. Это уважительное отношение он сохранил, став президентом и получив доступ к ресурсам для эффективной помощи гражданам. Пускай президент Клинтон знает, что его всегда будут помнить и любить как героя битвы против ВИЧ.

Я хочу поблагодарить свою дочь Эллисон за то, что она прошла со мной весь этот путь. Она была той девочкой, что сидела на коленях глубоко отчаявшихся людей и в минуты самой беспросветной грусти дарила им свет. Ровесники сторонились ее, но она, проявив огромное мужество, сохранила в своем сердце любовь. Я изо всех старалась дать ей все необходимое, хоть ей и пришлось многое потерять.

Теперь я хочу обратиться к своим волшебным внукам, чтобы у них навсегда осталась память обо мне. Джек, ты мой первый внук, и я счастлива быть твоей Коко. Айк, мой принц Айк, ты чудесный юноша. Не позволяй никому убедить тебя в обратном. Элла, я вижу, что ты повсюду носишь с собой блокнот и ручки. Ты только начинаешь свой удивительный жизненный путь, и я хочу, чтобы ты знала, что всегда будешь моей звездочкой.

Говоря о родителях, в первую очередь я хочу поблагодарить отца, ведь тогда у меня поднимется настроение и я смогу сказать что-то хорошее и о маме. В 1957 году он, ветеран двух мировых войн, умирал. У него обнаружили эмфизему легких, и они с мамой заключили сделку: они поженятся, и после его смерти она будет получать пособие. Вся соль этой сделки заключалась в том, что папа мечтал о дочери. Он мечтал обо мне и любил меня. Он умер, когда мне было пять, но проделал весь путь вместе со мной. Когда я родилась, маме было 39 лет, и она заболела. Благодаря маме я умею за себя постоять и умею добиваться своего. Научила ли она меня храбрости или же заставила стать бесстрашной?

КЕВИН КАРР О’ЛИРИ

Рут Кокер Беркс несколько десятилетий несла на своих плечах груз воспоминаний о мужчинах, за которыми она ухаживала и которых хоронила. Для меня как для профессионала очень лестно, что она доверила мне рассказать ее историю и истории ее ребят.

Я бесконечно благодарен сотрудникам издательства Grove Atlantic, которые вложили в эту книгу столько сил, и в особенности нашему изумительному редактору Элизабет Шмитц. Я знал, что мне очень повезло творить под ее руководством. Я также благодарю всю команду Audible, услышавшую волшебные нотки в голосе Рут. Я многим обязан Альберту Ли, который познакомил меня с Рут, а также нашей семье United Talent.

Эта книга получилась бы совсем другой, если бы Пол Уайнленд не позволил мне полистать страницы его жизни и его фотоальбомов. «Обожаю Пола» – эту фразу Рут произносит всякий раз, когда говорит о нем, и теперь я тоже могу использовать ее при случае. Я также благодарен Эллисон, дочери Рут, за то, что она согласилась раскрыть передо мной душу. И спасибо всем жителям Хот-Спрингса, которые вызвались со мной побеседовать, когда Рут объяснила, кто я такой.

В двадцать лет я начал читать POZ, журнал о жизни ВИЧ-положительных людей. Основатель журнала Шон Струб принял меня на стажировку, которая стала лучшей работой в моей жизни. Я благодарен всем, с кем работал в качестве редактора, а также Уолтеру Армстронгу, Роннилин Пастил, Гонсало Абурто, Дику Сканлену, Стивену Гендину, Джеффри Хуверу, Дженнифер Су, Лерою Уитфилду, Бобу Ледереру, Лоре Уайтхорн, Грегу Луглиани, Эстер Каплан, Кевину Ирвину, леди Катирии и Шону Декеру.