Текст книги "Кавказ. Выпуск VIII. Племена, нравы, язык"

 
Смерть врагам, смерть врагу,
Аллага! Аллагу!.. –
 

и с кинжалом в руке, зная, что с этим последним оружием схватить их живыми нельзя.

Кроме абреков, у черкесов скитались на Кубани отчаянные головорезы – это психадзе и хаджереты.

Известные условия жизни создают и известные явления. Так, когда при генерале Ермолове по всей Кубани явились укрепления, пикеты, караулы – одним словом, неприступная стена русских, тогда на Верхней Кубани черкесы показывались на конях, а в низовьях реки, где находились необозримые плавни, покрытые озерами с длинными лентами вод, остающихся после разливов Кубани, – там прямые сообщения загромождались бесчисленными препятствиями и там вследствие этого действовали черкесы пешие – психадзе. Психадзе эти были, как называли их русские, водяные псы. Они или в долбленом челноке, или пешие точно как бы просачивались или прокрадывались по Кубани повсюду. На них русские смотрели больше как на шакалов (волков), чем на львов, на беса, как называли русские хаджеретов, которые в большинстве случаев открыто и на коне, только закованные в кольчуги, бросались в драку подобно абрекам. Хаджереты, как выразился какой-то один остроумный черкес, «свинцом засевали, подковой косили, а шашкой жали».

Сами по себе черкесы дрались отчаянно, но не так зверски, как абреки; черкесы в иных случаях даже щадили врага, а в иных и сами просили пощады. У них, как говорил Лермонтов:

 
Там поразить врага не преступленье;
Верна там дружба, но вернее мщенье;
Там за добро – добро, и кровь за кровь,
И ненависть безмерна, как любовь…
 

И действительно, это верно: черкес гостеприимен и добр, для него была священна особа гостя, но в то же время он пылал злобой и мщением к врагу, что и выражалось всегда в его характере при кровомщении, когда у него не оставалось и признака его добрых качеств – рыцарства и откровенности. Кровоместник убивал врага из засады, истребив его хлеб и сено, поджигал ночью саклю, крал детей для продажи их в рабство и неволю, и делал все это скрытно, воровски, удаляя от себя по возможности опасность и ответственность. Для кровомщения нет у него ни дружбы, ни родства, нет и определенного времени для мести. Проходят годы и десятки лет, но кровомститель все-таки ищет удобного случая для мщения. Родство в этом случае не имеет для него никакого значения. Черкес полюбил, положим, девушку и получил ее согласие похитить ее и жениться на ней, но брат похищенной, недовольный почему-либо этим браком, увезет сестру во время отсутствия мужа насильно, и тогда начинается кровомщение.

Черкесские девушки, несмотря на их свободу, очень целомудренны, а женщины весьма нравственны; красота же черкешенок с давних пор не находила соперниц. Правильные черты лица, стройный, гибкий стан, маленькие руки и ноги, а также поступь, походка и все движения являют перед всеми что-то гордое и благородное. У них темно-карие глаза, опушенные шелковыми, большими ресницами, а взгляд девушки – то детски спокойный, то томный, то наконец устремленный вдаль и пытливо перебегающий с одного предмета на другой. По маленьким ее щекам разлит нежный румянец, формы тела нежные, почти воздушные, и что-то особенное во всей фигуре придает девушке вид тихого благородства и достоинства. Обращение их с посторонними отличается скромностью и исполнено достоинства. Если что и вредит выдающейся красоте черкешенки – это оспа, против которой не принималось прежде у них никаких мер.

Черкешенки вообще очень умны, страстны, но обладают в то же время стойкостью и необыкновенной силой воли.

Брак у черкесов, как в большинстве случаев у магометан, – это многоженство, и оно бывает трех родов: постоянный, временный и брак с невольницей; но все их браки основаны главным образом на калыме, то есть на покупке жен; невольниц же, как и вообще всех женщин, они продавали в Турцию, где для продажи и покупки их существовали даже особые рынки.

Сватовство у черкесов, как и все прочие свадебные обряды, – все те же, что и у всех магометан, но у православных черкесов, как и самая их православная вера, перемешаны и с магометанскими обрядами, и с языческими. По православию они почитают память Иисуса Христа, как Сына Божьего, особое же благоговение питают к Матери Божьей. У них праздники: Вербный день, Воскресение мертвых; празднуют также Пасху, также разговляются красными яйцами, а из остальных праздников они чествуют Вознесение, Святую Троицу, причем у них есть также: сыропуст, мясопуст, Масленица, Великий пост, а в честь Богородицы существует несколько праздников и даже пост. Богородицу они почитают, как спасительницу пчел, говоря, что при общей гибели пчела спаслась только одна в рукаве Богородицы, и из этой-то спасшейся пчелы потом и расплодились. У черкесов не было ни церквей, ни молитвенных домов или жертвенников, а имелись в разных местах священные рощи, где ставился прислоненный к дереву особой формы деревянный крест, который и служил единственным символом поклонения. В такой священной роще собирался народ под открытым небом где-нибудь под сенью развесистого дуба, а избранный народом какой-нибудь уважаемый всеми старец надевал белую бурку или какое-нибудь покрывало, наподобие ризы и, облепив зажженными свечами крест, совершал молитву, призывая имя Всевышнего. После же молитвы приступали к жертвоприношению, принося в жертву барана, козла и быка.

Но у черкесов в каждые три года было одно особое жертвоприношение – это так называемой Ахеновой коровы в честь покровителя стад Ахены. В легенде об этом жертвоприношении сказывается, что корова, избранная самим Ахеном, была очень довольна своим избранием и сама шла в ту рощу, которая была для ее жертвоприношения назначена свыше.

Много у черкесов было и других языческих обрядов и празднеств, но все они состояли только из празднеств и жертвоприношений с пиршествами.

В свадьбах при каждом бракосочетании был один общий обряд, следующий: черкес женится обыкновенно вне своего дома, ему приятели привозят невесту, и прибытия поезда новобрачных всегда все ждут в ауле с нетерпением. Церемониальный поезд новобрачной сопровождают всадники, поднимая пыль. Они гарцуют на своих лихих скакунах, постоянно стреляя из ружей, а почетные лица, окружающие колесницу, едут без шума и крика, посреди же свадебного поезда двигается двухколесная арба, покрытая какою-нибудь красной тканью, развевающейся по ветру. Тут в этой арбе раздается громкое пение разных свадебных песен, восхваляющих красоту, скромность и искусство молодой вышивать золотом, а также подвиги и славу ее молодого мужа.

Во время танцев молодой черкес, известный рыцарскими подвигами, проворством и силой, выходит обыкновенно на средину кругом сидящих или стоящих на земле гостей; и он идет при мерных ударах в ладоши окружающих и под звуки бубна, балалайки или же скрипки и гитары, медленно переваливаясь, но потом, когда удары ладош и музыка ускоряются, делаются все чаще и чаще, то и пляска танцующего становится быстрее, живее и чем далее, тем более оживленнее, тем более все и каждый невольно любуются диким вихрем танцующего черкеса, его неутомимой энергией и ловкими движениями. Он то становится на острые носки своих чевяк, то выворачивает ноги, а то описывает быстрый круг, играя обнаженными кинжалом и шашкой, а то изгибается из стороны в сторону и делает рукой жест, будто всадник поднимает на всем скаку что-либо с земли. А окончив все такого рода эволюции, он в заключение всем кланяется и если дотрагивается до чьей-либо одежды, то тот должен его сменить; если же он подходит и делает поклон девушке, то последняя, опустив по обыкновению стыдливо глазки, выходит взамен его также на средину; и тут уже каждый любуется, как ее красотой, так и ее изящным нарядом. Здесь одно другого стоит!.. На роскошных, густых волосах, ниспадающих волнообразно по плечам, кокетливо надета маленькая круглая шапочка с небольшим околышком из смушек. Она обшита блестящим галуном и обвивается белой кисейной чалмой, концы которой ниспадают за спину. Стройный стан девушки, поверх длинной с короткими рукавами рубашки и сверх яркоцветного шелкового бешмета, застегнутого на груди серебряной пряжкой, стянут широким поясом, также украшенным большой серебряной пряжкой. Девушка сперва, как и танцовавший до нее кавалер, тоже медленно, точно плывя, тихо по земле скользит своими маленькими ножками, обтянутыми в сафьяновые красные чевяки, обшитые блестящим галуном шелковые шаровары шуршат при каждом ее движении; и она только осторожно изгибается, изредка взмахивая руками, а потом, остановившись, вызывает кого-либо из подруг; и тут уже обе танцующие сперва вертятся в кругу, вдоль рядов восхищенных зрителей, а затем, кокетливо изгибаясь, они быстро с развивающимися концами чалмы несутся одна за другой, поглядывая с плутоватой улыбкой по сторонам. Они так легки, что кажется, будто ноги их и не двигаются.

Этот танец, называющийся лезгинкой, так описывает в своих звучных стихах Лермонтов:

 
Лейла (черкешенка) бубен свой берет,
В него перстами ударяя,
Лезгинку пляшет и поет.
Ее глаза, как звезды, блещут…
Восторгом детским и живым
Душа невинная объята.
Она кружится перед ним (гостем),
Как мотылек в лучах заката, –
И вдруг звенящий бубен свой
Подъемлет белыми руками,
Вертит его над головой
И тихо черными очами
Поводит, – и, без слов, уста
Хотят сказать улыбкой милой:
«Развеселись, мой гость унылый, –
Судьба и горе – все мечта!..»
 

Кроме лезгинки, у черкесов есть еще и общий танец ороша, который напоминает наш хоровод танцующих парней и девушек, составляющих круг и ходящих, держась рука за руку.

Танцы на всех пиршествах сменяются играми, а во всех их играх проглядывает, как повсюду и во всем, воинственная отвага, сила, а главное – ловкость. Но, по существу, их игры не особенно разнообразны и тянутся весьма долго, так что довольно скучны и томительны. Самым любимым развлечением черкесов считается джигитовка, когда джигиты на своих бойких скакунах несутся по полю, человек двадцать-тридцать, показывая свою ловкость и смелость или лихие, красивые движения, поднимая на всем скаку с земли вещи, стреляя в разные предметы, бросаемые на воздух, и т. п.

Когда же выступает на сцену певец и затягивает песню, то все усаживаются в кружок и при свете пылающего костра внимательно и почтительно выслушивают от слова до слова каждую песню. Поэтическая песня – это душа или живая история и летопись в земле черкесов. Песня испокон веков управляла в их домашнем быту, их умом и воображением; она встречала их рождение, сопровождала всю жизнь до могилы, играла выдающуюся роль на всех народных съездах и совещаниях и, наконец, передавала устно их дела потомству. Песни, особенно старинные и притом о родных горах, составляли для черкеса святыню. Едва разносилась весть в горах о смерти героя, как в честь его слагалась тотчас же песня. За неимением письменности, песня была единственным средством передать народу подвиги героя или запечатлеть в памяти какое-либо известное событие. Песня служила у горцев лучшим возбуждением, и во время наездов певец ехал впереди и запевал какой-нибудь стих, которому черкесы вторили, а затем, сняв шапки и обнажив шашки, они припадали к гривам лошадей и с буйной отвагой мчались по полю на битву. Певцов черкесы рассылали и по всей стране для воодушевления и поднятия восстания; певец пел песню так же для умершего, как и для новорожденного.

Иногда певец был у черкесов то же, что у других проповедники. По своей впечатлительности черкесы воодушевлялись им, как и проповедями какого-либо являвшегося в горах шейха (святого). А рассказы шейха заключались обыкновенно в грозящей им опасности от вторгающихся наших войск в их пределы. При появлении в горах шейха весть обыкновенно быстро разносилась по аулам, и народ сходился где-нибудь на лесной поляне вблизи какого-нибудь аула; сходилось иногда тысяч до трех и более. Образовав полукруг и стоя иной раз даже в снегу на коленях с поникшими и обнаженными головами, все жадно следили за молитвой, а эфенди в белых чалмах и в такого же цвета белых мантиях громкими голосами произносили молитвы. Воткнутые перед ними палки с полумесяцем означали ту сторону, где лежит Мекка, то есть где явился Магомет. После молитвы проповедник читал главу из Корана и говорил проповедь, убеждавшую народ не сближаться с русскими (гяурами) и драться с ними до последней капли крови. Особенно много этих проповедников являлось из Турции. Яркие картины, рисуемые проповедниками, обещавшими райские прелести правоверным, павшим в бою с русскими, и затем адские муки, ожидавшие тех из них, которые покорились русским, так были хорошо приноровлены к понятиям и характеру черкесов, что с неотразимой силой поражали их воображение. И проповедник, чувствуя это, только тогда кончал свою проповедь, когда вызывал общее восклицание или общее одобрение. Так распространялась между черкесами магометанская вера, и так потом укоренялась она и стала затем почти общей среди кавказских горных народов.

Черкесы очень суеверны: верят в гаданье, в колдовство, и все чудесное им кажется действительным. Сказки о всем таинственном они слушают с наслаждением, а всяких такого рода сказок и вымыслов, как, например, о духах гор, лесов и ущелий, у них не обберёшься.

Но кроме верований, сказаний, песен и образа жизни народа, весьма важны для изучения его семейный быт, гражданский образ жизни и, наконец, его промыслы, торговля и т. д.

Эти, однако, вопросы сами почти собой определяются всем тем, что сказано уже нами в общем предыдущем описании. Но, кроме сказанного, мы заметим, однако: какие же могут быть промыслы и торговля у народа, который и домой-то к себе в саклю или в аул приезжает только спать, и то не всегда, и как же он мог бы заниматься, когда единственное его занятое и днем и ночью – это война?!.. Что же, в свою очередь, можно также сказать и о его семейном быте, когда он магометанин, где вся его жизнь указана ему Кораном и где мужу предоставлено господство над женой, как над рабой? «Господь, – говорит Коран, – охраняет жену через посредство мужа, и потому жена должна повиноваться мужу и сохранять всякую его тайну». Точно так же глава семейства имеет право не только лишить сына наследства, но мог бы прежде и убить его, не подвергаясь за это никакой ответственности. Сын не смел говорить не только при отце, но и при старших; он должен был перед ними вставать. Жена также не имела права говорить с мужем и не могла даже называть его по имени, хотя на жене лежали все домашние работы. Она ткала сукна, холст и одевала детей и мужа с ног до головы.

В своих работах, надо заметить, черкешенки отличаются замечательным искусством: сшитое ими платье скорее износится и разорвется, чем лопнет где-либо у него шов; галун, сделанный рукой черкешенки, крепок и изящен; они же славятся и вышиванием золотом.

Но черкешенка среди магометанок все-таки может считаться счастливой. На ее долю хотя и выпадали тяжелые работы, но они происходили далеко не от жестокости нравов. Случаи жестокого обращения с женщиной бывали очень редки, да и то по ее же собственной вине. Женщина у черкесов пользовалась вообще некоторой самостоятельностью, хотя на нее смотрели, как на игрушку: она была сыта, одета всегда лучше мужа, занималась рукоделием, и муж зачастую работал вместе с нею в поле. Ясно, что и тут сказывался рыцарский характер черкесов. Но в гражданском быту мы видим у черкесов далеко не рыцарские наклонности; тут мы встречаемся с их сословными делениями на князей, узденей (дворян), крестьян и даже на бесправное сословие рабов. Это уже не рекомендует рыцарский дух, тем более что и Коран по третьей его книге, называемой шариат, говорит: «Вся земля есть дарование Божие, и только от него перешло право владения землею имаму (властителю), как тени Бога на земле, и только имам имеет право на землю и может награждать ею и частных лиц, но с обязательством платежа податей».

Рождение и смерть сопровождаются у черкесов тоже своими особенностями, но также с оттенком их воинственного духа и их ненависти к врагам. Обряды при смерти все те же, что и у всех магометан, и только при похоронах родные, родственники и друзья покойного били себя в грудь, царапали лицо, а лошади его, в знак печали, отрезали уши. Но рождение черкеса сопровождалось более выдающимися обрядами, имевшими влияние на всю его жизнь и отразившимися во всем его характере. После рождения ребенка они его отдавали на воспитание в чуждые семьи других обществ, и воспитатель ребенка или воспитательница, которых они называли аталык, аталычка, принимавшие на себя воспитание ребенка, приобретали в его семье все права кровного родства, а все их воспитание заключалось не более и не менее как в обучении ребенка владеть отлично оружием, уметь выезжать боевого коня, быть ловким в хищничестве, уметь уйти от погони и неожиданно напасть на неприятеля – словом, в том, что могло сделать из питомца отважного хищника и храброго джигита. Ааталык, нося своего воспитанника на плечах, напевал ему постоянно удалую песню, в которой высказывал свои желания и те качества, которыми должен был обладать в жизни его питомец.

Один из писателей, изучавший жизнь и нравы черкесов, говорит, что с неподкупной любовью к родине черкес сохранял всегда и твердую веру в блестящую будущность своего народа. У полудикого человека любовь к родине проявляется бессознательной привязанностью к месту рождения и обычаям, которые он считает лучшими в мире.

Насильственно оторванный от родных гор и ущелий, черкес тоскует. Бывали частые примеры, что даже изгнанный из своего общества и не имевший поэтому возможности явиться без явной опасности на родину, черкес часто ночью приезжал на родные ему поля, просиживал целые ночи вблизи того аула, где провел молодость, и с рассветом уезжал.

Таков черкес и по природе, и по воспитанию!.. Прекрасный, благородный народ адиге.

1864

На трудовом пути: К тридцатипятилетию литературно-педагогической деятельности Д. И. Тихомирова. М., 1901. С. 565–582.