Текст книги "Схимники. Четвертое поколение"

В комнату шагнул Барчук. За спиной его был привязан объемистый бочонок, а в руке пылал факел. За ним вскочила Бешеная, с мечом и щитом наготове, и тут же прикрыла спину своего брата и возлюбленного.

– Мальчик, что ты делаешь? – вкрадчивым голосом поинтересовался Механик.

– Команда была замереть! – гаркнул мой ученик. – Клянусь костями Лихослава и пепелищем Лиховского кремля, если хоть волос упадет с головы моего учителя, этот факел отправится на встречу с порохом, который в бочонке. А порох славный, с разрыв-травой, ему, чтобы заняться, гораздо меньше надо, а взрывается он ох как мощно!

– Мальчик, ты же умрешь.

– Ты, старый интриган, тоже.

Атаман радостно расхохотался:

– Хороший ученик! Знаешь, Искатель, за схиму можно быть спокойным!

Скрипнула дверь. Бешеная приняла боевую стойку, очень низкую, щит закрывал ее теперь от глаз до колена. Широкий антский клинок лег на его верхнюю кромку. В комнату вломились два чуба с саблями наголо. Еще одна сабля в ножнах висела у обоих на поясе.

– Назад! – рявкнула девушка, делая подшаг.

Шум сзади пусть немного, но отвлек Барчука. Атаман вдруг выхватил из-за кушака метательный нож. Сталь сверкнула, и вырванный из руки моего ученика факел оказался прибит к стене. Мой брат тут же ринулся вперед, обнажая и свою саблю. Но на его пути встал я. У меня не было оружия, кроме навыков, дарованных схимой. И я рявкнул:

– Стоять!

Вложил в одно это слово все свои способности повелевать чувствами. Конечно, мозг схимника сам по себе защищается от внешних воздействий, и все же Атаман замер.

– Только тронь его, брат.

– В подвале полно пороха, – ровным тоном произнес Барчук, хоть я чувствовал, как он сейчас напряжен. – И лишь один факел в руках нашей сестры. Потому спрячьте сабли. Дверь в подвал открыта, Малышка прекрасно видит, кто входит и кто выходит. Отменить приказ взорвать этот дом могу лишь я и Бешеная. Прости, учитель, милосердие могло заставить тебя сделать это в ущерб себе, потому тебя она не послушается. Следующими, кто выйдет из этой комнаты, должны быть мы вместе с Искателем. Покажется кто-то другой – дом взлетит на воздух. И никакая схима не поможет вам соскрести свои останки со стен окрестных домов.

Атаман бросил клинок в ножны, делая своим ученикам знак последовать примеру. Бешеная подскочила к ним и выдернула пистоль у одного из-за пояса. Барчук опустил на пол бочку.

– Вы двое, давайте ко всем, – приказал он чубам. – Ненавижу, когда мне дышат в затылок.

Те повиновались. Девушка взвела курок и направила ствол на бочку. Старый черный порох мог и не взорваться от простого выстрела, но это ведь был новый, с разрыв-травой, гордость Золотого Моста.

– Глупостей делать не советую, – сказала Бешеная. – Я нервная, могу и случайно выстрелить.

– Вот это ученики! – воскликнул Атаман. – Жаль, не мои, учитесь, оболтусы.

С этими словами он отпустил двум чубам по затрещине. Послушники его были похожи меж собой как две капли воды. А кроме того, в них легко угадывались черты того же Атамана, да и одеты они были одинаково.

– Сыновья? – спросил я, кивнув на них.

– Племянники внучатые, – ответил он. – С детьми еще успею. Век схимника долог. Ну что, Искатель, на этом можно было бы и распрощаться. Но у меня есть идея лучше. Помнишь, учитель когда-то стравил нас в поединке?

– Как же, – усмехнулся Мятежник. – Все помнят. Искатель тогда заболтал тебя настолько, что умудрился выбить саблю.

– Единичный случай, – поморщился я. – Больше подобного не получалось.

– Это все равно, – отмахнулся Атаман. – Пусть теперь в поединке сойдутся наши ученики. Вот и посмотрим, кто лучший учитель, за кем сила и право решать. Если твой победит, мы откажемся от планов захвата Императора.

– А если проиграет?

– Тогда вы уйдете и не будете мешать нам делать то, что мы считаем правильным.

Признаться, будь здесь Зануда, я бы, может так статься, и поддался искушению решить спор подобным образом. Но Барчук постиг схиму хуже всех. Куда тягаться ему с головорезами Атамана?

– Прости, брат, но мои ученики – не бойцовские петухи, – твердо произнес я.

– И ты прости меня, учитель, – услышал я сзади не менее твердый голос. – Вызвали не тебя, а меня. Мужчины нашего рода никогда не бежали от поединка, как бы опасен он ни был. Потом я приму любое наказание, какое ты посчитаешь нужным мне назначить. Но сейчас я дерусь.

На губах близнецов расцвели одинаковые хищные улыбки. Чубы никогда не считали венедов ровней себе в битве.

– З жинкою тэж бытыся трэба? – спросил один из них.

– Ни, сынку, жинку нэ чипайтэ, вона – лышэ жинка, навить, якщо и добрый схымнык, – отозвался Атаман.

– А тем более кому-то нужно держать на прицеле эту, будь она неладна, бочку, – добавила Бешеная.

– Тоди можна я выйду на двобий?

– Ни, сынку, дужэ ты войовнычый. Нэхай брат твий цэ зробыть.

– Чому?

– Тому що вбываты нэ трэба. Трохы поризаты – цэ самэ воно. Ты ж можэш нэ втрыматыся, тому постий та подывысь.

Второму же брату Атаман сказал:

– Загыбэль його нам нэпотрибна, алэ выришуй сам. Якщо трэба, можэш и вбыты.

Я перевел взгляд на Барчука. Тот спокойно и неспешно разминался, готовясь к поединку. Бешеная отдала ему свой щит.

– Может, и клинок мой возьмешь? – спросила она. – Я антской ковке больше верю.

– Не надо, – отмахнулся Барчук. – Я к своему мечу привык. А в таких поединках каждая мелочь важна.

– Ты справишься с ним?

– Ну конечно же, солнышко.

Это было странно, но по голосу я понял, что мой ученик действительно верит в то, о чем говорит.

– Барчук, – окликнул я его, – этот чуб наверняка учится гораздо дольше тебя, не меньше, чем Зануда. Я мог бы надеяться на твою технику фехтования, но поверь, Атаман – лучший боец этого мира. И его ученик тебе точно не уступает.

– Умеешь ты подбодрить, учитель. – Барчук хлопнул меня по плечу левой рукой, прежде чем продеть ее в ремни щита.

Тем временем Атаман и Механик сдвинули стол к стене, убрали стулья. Освободился немалый простор для боя. Чуб уже ждал моего ученика. Он снял жилетку и рубаху и сейчас поигрывал мускулами, лениво крутя две сабли. Ростом и статью он уступал Барчуку самую малость. И все же в каждом его жесте, в каждом движении чувствовалась мощь дикого зверя, но мощь обузданная и поставленная на службу разуму. Атаман решил не рисковать, выставил лучшего из близнецов, того, кто не позволит ярости овладеть собой, ведь в поединках таких мастеров это смерти подобно. Его брат-близнец стоял рядом со своим учителем и нервно покусывал то кончик чуба, то кончик длинного уса. Нет, за исход поединка он был спокоен. Просто, видимо, впервые ученики Атамана выходили против чужих послушников. Вот и жалел молодой чуб, что честь эта досталась не ему. Я печально улыбнулся. Если все пойдет так, как задумали мои братья, скоро этому горячему сердцу боев с учениками Императора и сестер хватит с головой.

Барчук стукнул два раза мечом о край щита и шагнул на середину комнаты. Толстые стены поглотили глухой звук. Чуб плавно перетек в боевую стойку. Острие левой сабли смотрело снизу в плечо венеда. Правая была поднята лезвием вверх, прикрывая голову от возможной атаки. Два изогнутых чубовских клинка против прямого венедского меча и круглого щита, окованного стальными полосами. Барчук был без кольчуги, так что между ним и остро отточенными лезвиями стояло лишь его мастерство и льняная ткань темно-зеленой рубахи.

Атака чуба была внезапной. Он отпрыгнул назад и сразу взвился в воздух, практически под потолок, провернулся три раза вокруг себя, раскручивая свое оружие, и обрушился на венеда. Этот прием рождал удар, подобный камнепаду. Чуб в полете сместился немного влево, так что Барчук не смог бы контратаковать, не открывшись, а тогда противник просто рассек бы его на три части, отделавшись пусть серьезной, но не смертельной раной. Если же противник не рисковал нанести встречный удар, то сила, вкладываемая в атаку, должна была бросить его на землю. Прием, сложный для ученика. Барчук повел себя правильно, припал на колено, прикрываясь щитом и сжавшись в комок. Сабли высекли искры из оковки щита, оставив глубокие борозды. Чуб отпрыгнул назад, оттолкнувшись от щита саблями, но мой ученик тут же ринулся следом. На какое-то время его меч превратился в сверкающий полукруг, настолько быстры были сыпавшиеся на чуба удары. Венед теснил его, используя преимущество щита и венедского клинка, который был на ладонь длиннее.

Ему почти удалось прижать противника к стене, где тот окончательно лишился бы подвижности. Но ученик Атамана – это вам не простой рубака. В последний момент он ушел перекатом влево, рискуя получить удар по спине, прямо под меч Барчука. Сказалось превосходство в постижении схимы. Мой ученик не успел воспользоваться моментом. В самой нижней точке переката чуб нанес хлесткий удар под правое колено. Но на сей раз сталь встретила сталь, вновь брызнув снопом искр.

Больше подобных ошибок ученик Атамана себе не позволял. Поняв, что противник опасен, он уже не расслаблялся, перемещался во все стороны, уходя от новых попыток зажать его, терзал оборону Барчука резкими выпадами. Он был быстр почти как полноценный схимник. Пожалуй, в скорости и ловкости его мог бы превзойти только Зануда. Он умело вкладывал в удар совокупное усилие всех мышц тела, заставляя трещать щит венеда и даже отбивая от него небольшие обломки. Барчук начал выдыхаться. Левая рука его онемела от постоянных ударов, все чаще и чаще он парировал атаку лишь в самый последний момент. Чуб, не торопясь, плел кружево своей победы.

Наконец сабля его отколола от щита уже серьезный кусок. К тому времени Барчук прекратил любые попытки контратаковать. Все силы он сосредоточил на том, чтобы остаться на ногах. И тогда чуб вновь взвился в воздух, повторяя прием, которым начал поединок. Расчет был прост: либо венед поступит, как в первый раз, и тогда щит просто разлетится, а заодно Барчук может лишиться и левой руки, либо окажется сбит с ног. И то и другое – верное поражение.

Я слышал, как затаила дыхание Бешеная. Пожелай сейчас кто-то отобрать у нее пистоль – это не составило бы труда. Гордость на лице Атамана, задумчивый взгляд Мятежника, безразличный – Механика. Последний уже давно понял, чем окончится поединок, и, скорее всего, вернулся к обдумыванию вопроса слабых мест в механизме Империи.

Вдруг Барчук, словно не чувствуя усталости, ринулся вперед, прямо под удар чуба. Он упал на колени, пропуская над собой вихрь сабель, и нанес за спину, не оборачиваясь, косой рубящий удар. Прием чуба был четко отработан. Даже такое поведение противника, а способны на подобное были только схимники, не застало его врасплох. Он приземлился на корточки, тут же ушел в кувырок, гася набранную для удара силу, вскочил, развернулся и завалился набок. Левая нога подвела. Барчук так и застыл, припав на одно колено, вынеся меч далеко в сторону, спиной к противнику. Чуб опять встал и вновь рухнул. По полу расползалось кровавое пятно из перерубленной почти до кости левой икры. Наконец в третий раз ученик Атамана поднялся, опираясь на саблю.

И тут я понял, почему замер Барчук. Он смотрел в глаза Атаману, словно ожидая какого-то знака. Но черты лица схимника-чуба затвердели. Лишь во взгляде незваной гостьей проскользнула растерянность. Его племянник сделал шаг вперед. Барчук вскочил, развернулся и ринулся на него, пригнувшись за щитом. Чуб ударил навстречу, пытаясь остановить, и нога подвела его вновь. Все-таки он – всего лишь ученик. Это я, к примеру, мог бы сражаться с такой раной, не особо ослабнув.

Барчук налетел на противника, буквально бросив на пол, навалился сверху, придавил щитом к полу, блокируя руки. При падении его противник выронил сабли. Острие венедского клинка сверкнуло перед его глазом. А выше был лишь пронзительный взгляд серых глаз. Миг, второй, третий… Меч ударил.

– Хватит! – запоздало, с мукой в голосе крикнул Атаман.

Барчук встал, стряхнул кровь и спрятал клинок. Следом встал ученик Атамана. На лице красовался ровный порез от левого глаза к уголку рта. Атаман, уже не скрываясь, облегченно вздохнул.

– Сестра, порох, – твердым голосом напомнил Барчук.

Бешеная вновь направила ствол пистоля на бочку. А Барчук преклонил предо мной колено.

– Приму любое наказание.

– Недоиграл немного, когда имитировал изнеможение. – Я подпустил фальшивого недовольства в голос, но сам незаметно подмигнул ему. – С завтрашнего дня будешь заниматься с Малышкой. Она тонко чувствует фальшь.

– И как долго?

– Пока в твое притворное бессилие не поверю даже я.

Он развернулся к моим братьям.

– Так за кем сила, дядя Атаман? – спросил мой Барчук.

– Я верен слову. Мы не тронем Императора, – глухо проговорил Атаман.

– Клятв с тебя брать не буду, – ответил я. – Поверю на слово.

– У тебя достойные ученики, брат.

– Я знаю. Бешеная, зови Малышку, мы уходим. И отдай им уже этот пистоль.

Девушка швырнула оружие под ноги второму из братьев. Следом Барчук бросил измочаленный щит.

– Возьми на память, – произнес он. – У нас говорят: не хвались, идучи на рать. А я добавлю: не стоит недооценивать вилецких егерей.

Мы вышли на улицу, сопровождаемые лишь молчанием. Пахло морем. Нагретая за день мостовая отдавала тепло. Город спал. Темноту разгоняли лишь одинокие фонари. Даже в окнах не было света. Свет луны то и дело закрывали бегущие по небу облака. А на душе царило какое-то непонятное спокойствие. Лишь когда мы свернули в переулок, Бешеная наконец дала волю чувствам, повисла на шее у Барчука, покрывая его лицо поцелуями.

– Ты победил его, – прошептала она.

– Это случайность, – ответил тот. – Он действительно сильнее меня и второй раз не обманется таким фокусом. Просто я решил, что учителю нужна эта победа, вот и бросил на чашу весов все, что умел.

– Это – не случайность, – возразил я. – В поединке схимников важно все, а он уделил внимание лишь боевому мастерству, потому и проиграл. И все же, я надеюсь, следующей встречи не будет. Мы зря пришли сюда. Думаю, скоро покинем этот город. Зануда еще не вернулся?

– Нет. Я волнуюсь за него, весь день где-то пропадал.

– Не знаю. – Меня одолевали сомнения. – В городе сейчас опасно. Схимники раскололись, и я не знаю, что пойдет в ход и кого заденет. Не было раньше такого. Все-таки Зануда – горожанин, подворотни ему – дом родной, надеюсь, сможет за себя постоять. А вы как меня нашли?

– Велика премудрость, – фыркнул Барчук. – Послушники Золотой Мост наводнили. Вроде бы стараются на глаза никому не лезть, простые люди их не замечают, но мы-то не простые. Я сразу смекнул, что затевается что-то. Проследили за парой чубов, они и вывели нас на этот дом.

– И что скажешь, бывший воевода егерского полка?

– Да ты же и сам все знаешь. Механик, чубы и Мятежник объединились – это я сразу понял. В городе идут облавы на имперских лазутчиков. Этой ночью, как я понял, морем подошли какие-то силы Мятежника. Их спрятали все там же, в порту. Численности я не знаю. Пока…

– Хорошо, а в дом вас как угораздило забраться?

– Все вышли, а ты нет, – пожал он плечами. – Мы забеспокоились. Что дверь скрипучая, Малышка заметила, когда имперцы к вам пожаловали. Пришлось через окно лезть.

– А что, дозоров никаких не было?

– Учитель, какие дозоры? Чубы хороши в степи, а лесные братья – в лесу, вилецкие егеря пригодны в любой местности, даже в городской. А в доме уже все просто. Проходили мимо двери в вашу комнату – Малышка услышала, как Атаман силой похваляется, грозится тебя захватить в плен. Тогда я и смекнул, что, даже если мы появимся, пользы немного будет. Бешеная догадалась в погреб заглянуть. Там действительно пороха на хороший полк хватит. Ну а дальше сам догадываешься небось. Вернулся я с бочонком, слышу – так и есть, Атаман тебе угрожает. Вот и ворвались.

– Да не мне они угрожали, – вздохнул я. – Императору. Но подумайте, что вы сделали. Заставили схимников исполнить ваши требования.

– Ты сердишься на нас? – смущенно спросила Малышка.

– Да что ты! Я восхищен. Признаться, если бы не вы, не знаю, как бы я расстался с братьями. Где вы всего этого нахватались?

– У тебя, учитель, – ответил за всех Барчук.

– Не припомню, когда это.

– Ты научил нас верить тебе, даже если мы не понимаем конечной цели. И тому, что коли есть цель – то способ достигнуть ее найдется. А коли нет ее – никакой способ не поможет. Я увидел, что для тебя важно доказать свою правоту братьям. После этого мне стало все равно, кого Атаман против меня выставит. Это ведь действительно было важно?

– Ты не представляешь насколько, – очень серьезно ответил я. – Возможно, ты предотвратил самую страшную войну в истории венедов.

Город действительно затих, и напоминало это затишье перед бурей. Неужели простые люди каким-то звериным чутьем ощутили накал страстей горстки схимников. По дороге в «Морской конек» нам не встретился ни один патруль. Мы слышали мерную поступь городских стражников на соседних улицах, но столкнуться с ними не довелось.

– Нас ведут, – тихо сказала Малышка. – Следят, расчищают путь.

– Возьмем лазутчика? – так же тихо спросил Барчук.

– Не надо, – осадил я его. – Где мы живем, и так уже все знают.

– А вдруг эти трое не отступились от идеи захватить тебя?

– Я объявил о нейтралитете. Какую бы хорошую ловушку ни подготовил ты для схимника, ничто не может гарантировать его пленения. А разозлить меня и тем самым толкнуть на сторону Императора мои братья не решатся.

– Так Император все-таки схимник?

Я рассказал им обо всем, что произошло на этой встрече, о том, как выводок Экспериментатора распался на два враждующих лагеря, о том, как унизили наших кузенов. Чего уж скрывать. Мои ученики давно доказали свою способность думать и давать дельные советы.

– Вот так, – подытожил я. – Мир повис на тонкой ниточке. Если схима опять пойдет на схиму, ученики начнут умирать. А со временем это все может задеть и меня. Подумайте хорошо. Очевидно, что мой выводок самый маленький. Так что со временем мое общество может стать для вас опасным. В Золотой Мост, когда Император и сестры уберутся отсюда, война придет в самую последнюю очередь. Слишком уж хорошо защищен этот город. Так что, когда я покину его, вам лучше бы остаться.

– Нет уж, – сразу же откликнулся Барчук. – Я с тобой иду.

– Не спешите. Подумайте. Время еще есть.

Дверь в таверну оказалась не заперта, хоть время уже было позднее. Общий зал освещали две масляные лампы. Одна стояла на стойке, вторая – на столе, за которым сидел Ловец, потягивая пиво. Хозяин поприветствовал нас кивком и дружелюбной улыбкой. Степняк отсалютовал кружкой. В глаза он мне не смотрел. Я хотел пройти мимо, но он произнес:

– Присядь со мной, Искатель. Я тебе пива налью.

– Поздно уже, Ловец, и вечер выдался трудным, – ответил я ему голосом, в котором не было никаких чувств.

– Я не умею просить прощения, – виновато развел он руками. – Ох, не умею. Но если бы умел, я бы попросил его у тебя за те обвинения.

– Тогда я подумал бы и, может, присел и выпил. Но – увы…

– Да брось ты! – Он грохнул кружкой по столу. – Искатель, я сегодня узнал, что остался последним из выводка – вот, пропасть, прицепилось слово, – да, из выводка Дервиша.

– Обвинил в убийстве ты меня немного раньше.

– Я волновался за тебя. Да, волновался. Понимаешь, вышел из этого, будь он неладен, восьмого, или какого там, дома по улице, пропади они пропадом, Алхимиков – и вдруг понял, что ближе тебя у меня никого нет. Понимаешь? А я ведь знаю тебя всего сутки. А остальных еще меньше. Да и не нравятся мне они. Разве что Книжник, но ты видел, какой он высоченный? Я ему – в аккурат по пуп. И как с ним разговаривать? Все время голову вверх задирать? Так шея затечет. Да, затечет, понимаешь?

– У схимников ничто не затекает. – Я присел напротив.

– Это потому что они с Книжником редко общаются, ох редко.

– Сколько ты выпил?

– Не знаю, не считал. А до ветру ходил уже раз десять. Искатель, ну почему мы такие?

– Какие?

– Отошли учеников.

– Не надо. Пусть смотрят и слушают. Чем больше они узнают и поймут, тем больше у нас шансов… Э-эх, пропасть, даже не знаю на что. Одно понимаю: вместе нам держаться надо. И не только с тобой – собрать остальных, кто не участвует в этом безумии вокруг Империи.

– Пусть остаются, – согласился он. – Хорошие ученики, толковые. Все на лету схватывают.

– Ты помог им проникнуть в дом Механика?

– Совсем чуть-чуть. Некоторые его ученики весьма неплохи. Помнишь того, на воротах?

– Изяслав Саблин, кажется? С улицы Хрустальных Арок. Знать бы, где это.

– Он самый. Он же Кислота, ученик Механика. Он же глава тайного приказа Золотого Моста, отвечающий за разведку и контрразведку. Он же второй капитан «Серебряных шпор». Угу, второй. Это значит, первый командует в походе, второй – в городе. Ах да, он же… но это не столь важно. Барчук почти провел его. Почти. Пришлось помочь, чтобы «почти» превратилось в «совсем».

– Ну что ж, спасибо. Их появление стало нелишним. Хоть вроде бы Атаман с компанией – для тебя естественные союзники против Империи.

– Не нужны мне в этом деле союзники, и Империя не нужна.

– Что изменилось?

– Я не хочу рисковать, Искатель. Понимаешь, не хочу. Я – последний. Наша ветвь не должна прерваться. Акына больше нет. Степь, можно сказать, ничейная. Разве что Бродяга решит захватить там влияние, но думаю, с ним мы как-нибудь уживемся. Пусть венеды разбираются сами.

– Тогда зачем меня ждал? И уходил бы сразу в степь.

– Убийства. – Он залпом допил пиво. – Убийца, понимаешь. Чувствую я, что не совпадения все это. Не случайно умирают схимники, как бы ни казалось со стороны. И пока мы не поймем, что происходит, кто за этим стоит, не смогу я спокойно жить в степи. Понимаешь, не смогу. А раз так, лучше держаться вместе.

– Чувствуешь? А не маловато твоих чувств для таких решений?

– Я ведь Ловец, охотник за людьми. Это получается у меня лучше всего. След. Каждое убийство – это след. А следы – это мое. Нам бы втроем собраться – я, Егерь и Паучиха – мы бы этого гада выловили.

– Не будет Паучиха такими делами заниматься. У нее других забот хватает. А ты хоть сам представляешь, кого искать?

– Самое страшное, что есть у меня одна идея, и мне она не нравится.

– Поделись, – предложил я, наливая пива себе и ему.

– Хорошо. Давай посмотрим, кто погиб. Отшельник – на нем печать убийцы. Караванщик – применял оружие против простых людей для банального заработка денег. Набивал себе цену, по сути. Акын перед смертью тоже набивал себе цену. Никого не поранил, но оружие на простых чубов поднял.

– И что? А Палач?.. Хоть с Палачом тоже все ясно.

– Нет, не все. Палачу голову, по слухам, отрубили, а мы на примере Караванщика увидели, что убийца так не поступает. Да и о смерти Палача все знают лишь по слухам, а остальные тела нашли на следующий же день. Словно кто-то на самом деле оставил предупреждение схимникам.

– К чему ты клонишь?

– Убитые были наказаны. Это очень похоже на образ действия Палача. А что, если он инсценировал свое убийство, а сам до сих пор карает, но не простых людей, а схимников, нарушивших, как ему кажется, наши обычаи?

– Один? Нет, Ловец, это – бред.

– Во-первых, у него могут быть ученики. Да, могут. А во-вторых, каждый раз, когда я встречался с ним, чувствовал нарождающееся безумие. Понимаешь? Мы же не знаем, может ли схимник сойти с ума.

– Нет, только не Палач. В нем слишком обострено чувство справедливости.

– Вот именно. Он и наказывал других ради той самой справедливости. Просто понимать ее начал немного иначе. Кто лучше него знает, как быстро принести смерть?

– А почему ты не думаешь о втором поколении?

– Ты уверен, что они вообще живы?

– А почему нет? Ловец, сколько раз мы уже омолаживали свои тела! А есть ли этому предел? Мы ничего не знаем о втором поколении. Но чем-то наши учителя занимаются. Не могут они все поголовно удалиться от мира. Почему же мы не видим следов их деятельности?

– Ты еще про первое поколение вспомни.

– А почему нет? Если кому и по силам в одиночку справиться с любым, так это лишь самому Схимнику. В это я поверю гораздо охотнее, чем в сумасшествие Палача.

– Искатель, мне непросто было и самому прийти к этой мысли. Но ничего другого в голову не приходит. Понимаешь? Палач – он же брат мне.

– Вот и не стоит наговаривать на брата, пока у тебя не будет чего-то весомее простых рассуждений. Подумай о том же Охотнике. Он убил Псеглавца. Пока он – единственный схимник, о ком точно известно, что он убил кого-то из нас. Его ученики вполне могли в этом участвовать. Нет, даже не так: должны были участвовать. Сам он не справился бы.

– Зачем же ему теперь убивать своих учеников?

– Да все за тем же. Отшельник сам обрек себя. А Караванщик… не знаю я. Может, он был на грани, за которой поступил бы так же, как Отшельник. Я лишь предположил.

– Нужно больше информации, – тяжело вздохнул Ловец. – Да, больше. Не помешало бы встретиться с Егерем и Книжником.

– А мой брат тебе зачем?

– Он знает все про каждого из нас. Он помогал Механику собирать сведения о прошлом третьего поколения. Возможно, он натолкнет меня на какую-нибудь мысль.

– Хорошо. А если отбросить идею с Палачом, кто еще мог бы стать убийцей?

– Бродяга, – тут же выпалил Ловец. – Я думал и об этом.

– Почему именно он?

– Егерь подчиняется ему – это уже говорит о многом. Наверняка он возомнил себя прямым наследником Охотника, точно так же, как тот считал себя наследником Схимника. Бродяга мог покарать братьев, опять же беря пример с учителя. К тому же для меня он – самый непонятный схимник из нашего поколения. А еще – немного сумасшедший.

– И кто может стать следующей жертвой?

Ловец задумался, прикрыл глаза, мурлыча себе под нос какую-то заунывную песню и покачиваясь на стуле.

– Варианта четыре, – наконец произнес он. – Да, четыре: я, Атаман, Ведьма и Паучиха.

– Те, кто принес на встречу оружие? – уточнил я.

– Да. Но Атаман – вероятнее всего. Он задел Бродягу лично. А если это Палач, то Атаман давно напрашивается на казнь. – Ловец хихикнул своей шутке. – К тому же на Южной, или Чубовской, Окраине к нему подобраться сложнее всего. Золотой Мост гораздо удобнее, понимаешь?

– Значит, куда ни кинь, выходит Атаман?

– Да, Искатель. – Глаза Ловца загорелись. – Мы поймаем его на живца. Он будет охотиться на Атамана, а мы, зная это, устроим засаду!

– Если, конечно, ты прав и это – дело рук одного человека, а не цепь совпадений. Не забывай, Акын был убит тем самым ударом Атамана, который тот приберегал для схимников.

– Твой Атаман не самый умный. Да, не самый. Тот же Акын рассказал мне об идее подобного удара очень давно. Понимаешь? Нет, Атаман не стал бы скрываться. И бить без веской причины не стал бы. А союз Империи с Ордой – не из таких причин. Чубы презирают и тех и других, по отдельности и вместе взятых. Понимаешь? Против такого союза он вывел бы чубовские курени, но не стал бы его разрушать подлым убийством.

Мои ученики за весь разговор не вставили ни одного слова. Сидели, слушали, Барчук – с интересом, стараясь не упустить ни слова, Бешеная – вполуха. А вот Малышка сохраняла непроницаемое выражение лица. Но за этой каменной маской чувствовалось мне смятение, метание мыслей и нарастающая неуверенность. Хрупкая девушка, хоть и ученица схимника, до сих пор не участвовала в боях. Может, в этом была причина?

А поздней ночью в дверь моей комнаты постучалась Бешеная. Не дожидаясь позволения, вошла. Я жестом указал ей на кровать. Сам сидел на полу, глядя в окно. Она присела, отводя взгляд, не в силах побороть какую-то неловкость.

– Рассказывай, – устало произнес я.

– Учитель, я за него боюсь. Что мне делать? – выпалила она на одном дыхании.

– За Барчука?

Бешеная молча кивнула. Про себя я выругался. Сейчас моя ученица смотрела на меня взглядом Ведьмы. Взглядом, полным веры, что Искатель парой слов может все решить. Вот только очень часто сменялся он другим, тем самым «Я так и знала», которое хлещет хуже плети.

– Сегодня, когда он дрался с тем чубом, – глухо проговорила Бешеная. – О, я понимаю, бой был нужен, победа была нужна тебе, но если бы этот чуб что-то ему сделал! Я выстрелила бы, прямо в ту, будь она неладна, бочку с порохом! Мне было бы плевать на тебя, на твое дело, на жизни схимников! Учитель, я нерадивая ученица. Гони меня прочь.

– Тебя? – Я улыбнулся ободряюще. – Нет, дорогая моя. Ты можешь уйти только сама. А гнать не стану. Признаться, когда в ту дождливую ночь я прогнал дружинников отца Светланы, меня заинтересовала не ты, а она. Ты просто прилагалась. Но потом… Ты – Бешеная, и это будет трудно побороть. Но в тебе великий дар. Ты можешь успокоить, принять на себя чужую боль, утешить. Ты пройдешь дальше, чем я мог бы мечтать.

– Я никуда не пройду, – покачала она головой. – Я люблю его, а он – сокол. Он будет стремиться все дальше, выше, а я – вслед за ним. Не по своему пути, а по его.

– Твой путь – следом за ним. – Я старался, чтобы голос мой не дрогнул. – Он простой человек, станет простым схимником.

– Нет, он станет самым лучшим!

– Лучшим в чем? – рассмеялся я. – Любой схимник – самый лучший в чем-то своем. По-другому не бывает. Но знаешь, сегодня, когда он дрался с учеником Атамана, не желание помочь мне позволило ему победить. Он был воеводой, не забывай. Он знает, чего ждать от своих людей. Барчук победил, потому что понимал, что за его спиной стоит самый дорогой человек, который натворит глупостей, если он проиграет. Ты не оставила ему иного выхода. И если пойдешь следом по жизненному пути, не рядом, рядом с ним никто не удержится, а следом, то раз за разом не будешь оставлять ему выбора. Он может стать по-настоящему великим. Но лишь ты и я будем знать, что величие это – твоя заслуга, а не его.

– Откуда ты знаешь? Может быть, я стану камнем на его ногах?

– Глупая. Как может быть камнем любимая женщина? – с горечью произнес я.

– А где твоя любимая женщина? – проницательно спросила Бешеная.

– Ее больше нет, – задумчиво ответил я. – Все прошло.

– Она не захотела идти в твоей тени?

– Я – не Барчук. Моей тени не хватило бы, чтобы ее накрыть. Не верь мне, Бешеная. Не надо. Я говорю сейчас не как учитель. Это моя тоска по несбывшемуся. Я ушел, а она за мной идти не захотела. Я потерял ее, а в любой потере ты виноват лишь сам.