Текст книги "Королева в придачу"
Автор книги: Симона Вилар
Жанр: Исторические любовные романы, Любовные романы
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 30 (всего у книги 34 страниц)
– Мсье племянник…
– Моя королева!
Эта церемония позабавила обоих. Они улыбнулись друг другу, и Франциск взял ее руки в свои. Они сели на скамью у огня – юная девочка-вдова, вся в черном, и блистательный молодой мужчина в мехах и драгоценностях, в которых отсвечивало пламя камина.
– Я приехал проститься, – тихо начал он. – Завтра я еду в Реймс готовиться к коронации.
Он пытливо и встревоженно заглянул ей в глаза, словно боясь услышать нечто такое, что нарушит его планы. Но Мэри лишь улыбнулась.
– Почему вы говорите шепотом, Франсуа? Будущему королю Франции надлежит говорить во весь голос.
Впрочем, она понимала, отчего он таится. Маменькин сын прибыл в Клюни своевольно, не спросясь разрешения мамаши. Франциск немного смутился, но и обрадовался ее словам.
– Так вы не видите причин, по которым я мог бы не стать королем?
– Ни единой.
Мэри улыбалась. Она добровольно отдавала ему то, что могла оспорить. И опять Франциск чуть не обнял ее. Ей было забавно видеть его сдержанность и одновременно грустно.
– Ваши глаза такие печальные, Мари. Хотя неудивительно. – Герцог обвел взглядом ее комнату. – Ужасно! Черный цвет, черные драпировки, занавеси, кресла… Прости меня, Мари, тут я бессилен. Это этикет, обычай, закон, это надо вынести. Положение обязывает. Я ведь тоже живу с нелюбимой женой, вместо того…
Франциск умолк. Он уже не помнил, когда последний раз посещал Клодию в опочивальне. А Мэри… Даже жалея ее, он хотел, чтобы она осталась там, где находится.
– Так должно быть, Мари. Никто не сожалеет об этом больше меня, но с этим надо мириться. Я уеду, а вы останетесь. Мы оба должны поступать так, как от нас требует наше положение, все же остальное…
– Траур окончится, и я уеду, – холодно прервала его Мэри. – Это все, чего я хочу.
– Все?
Он вдруг склонился над ней.
– Зачем вам уезжать. Мари? Останьтесь во Франции, останьтесь со мной! Как король, я поддержу вас в этом решении. Генрих Тюдор не имеет над вами власти, пока вы находитесь в моей стране. Вы будете жить как королева, не нуждаясь ни в чем, в роскоши и почете, пользоваться даже большей властью, чем при Людовике! Вы станете подлинной королевой Франции, а не Клодия. И тогда мы сможем быть вместе! Если хотите, я подыщу вам для прикрытия богатого и родовитого супруга – моего кузена герцога Лоренского, например…
Она отшатнулась, и Франциск умолк, поняв, что сказал лишнее. Закрыв глаза, он тряхнул головой.
– Простите, Мари. Я просто не знаю, что вам предложить, лишь бы вы остались. Один итальянский прелат прислал ко двору на ваше имя дифирамб, уговаривая не выходить повторно замуж, жить в покое, наслаждаясь обществом ученых людей, и проявить себя как покровительница наук и искусства. Вы могли бы прославиться.
– Итальянский прелат? – переспросила Мэри. – Так мной еще интересуются?
Ею интересовались, и даже больше, чем она могла предположить. В Европе эту вдовствующую королеву называли новой Пенелопой, руки которой добиваются множество правителей. Но ей не стоило пока об этом знать, и Франциск лишь повторил:
– Останьтесь во Франции, Мари! Кто знает, может, Клодия не переживет родов, кое-кто предполагает и такой исход. И тогда… Если же вы уедете, то заберете с собой радость моего сердца… Мир померкнет для меня.
Как он говорил! Как лгал! Но Мэри уже достаточно знала его, чтобы понять это. И, главное, герцог сам верил в свою ложь. Ей даже стало жаль его. К тому же она понимала, что, если не поспешит уехать, если останется и узнают о ее беременности…
– Я хочу, чтобы вы стали королем, Франсуа! – горячо и твердо сказала она.
Он поглядел на нее удивленно.
– Я благодарен, но…
Он вдруг умолк, прислушиваясь. Теперь и Мэри различила за дверью голоса, топот и отдающий приказания голос Луизы. Она почти вбежала, запыхавшаяся, растрепанная, причем не одна: с ней были Монморанси, Бурбон, Тремуйль, даже престарелого кардинала Прие она привела с собой.
– Сын мой, Франциск, весьма похвально, что вы навещаете ее величество в дни ее траура. Однако вы забыли правила этикета – ни один мужчина, будь то даже король, не смеет навещать мадам Мари в одиночестве!
Конечно же, она поспешила привести с собой целую свиту, наверняка опасаясь, что застанет молодую вдову уже полураздетой, соблазняющей «невинного» Франсуа на ложе порока. Мэри едва смогла подавить улыбку. Царственно кивнув вновь прибывшим, она сделала знак, позволяющий им сесть, и повернулась к Франциску.
– Я внимательно слушаю вас, сир.
Он растерянно теребил подвески нагрудной цепи.
– Так что я вам говорил?
Мэри решила воспользоваться ситуацией.
– Вы изволили дать согласие на мою просьбу, чтобы в штат вошли члены моей английской свиты. И сказали, что не против, если мне позволят гулять в саду внутреннего двора Клюни.
Он кивнул.
– Да, конечно. Я распоряжусь насчет вашей свиты. Всего две дамы – это мало для королевы. И, конечно, сад! Вам нужен воздух, Мари, вы так бледны.
– Но этикет… – начала Луиза.
– Мадам королева не будет общаться ни с кем, – прервал ее сын, взглянув на мать почти сердито. Франциск был недоволен вмешательством Луизы. – Она будет, как и прежде, жить в уединении, но воздух и прогулки просто необходимы для ее здоровья. Она ведь не узница.
Потом они еще немного поговорили о погоде и о коронации Франциска. Мэри спросила, не прибыло ли в Париж посольство от ее брата. Нет, но Генрих Тюдор уже неоднократно писал, справляясь о сестре. Когда темы были исчерпаны, Франциск распрощался с ней, раскланялись и остальные.
После ухода Франциска настроение Мэри несколько улучшилось. Она даже напевала, перебирая струны лютни. Франциск по-прежнему добр к ней, по-прежнему влюблен, и он не даст ее в обиду. Конечно, если она не станет мешать исполнению его честолюбивых планов. Но разве она не дала ему понять, что не желает стоять у него на пути? Да, она уедет, и… ее рука замерла на струнах. Королева позволила себе расслабиться и помечтать. Да, она уедет, вернется в Англию, в Саффолкшир… Конечно, жизнь при дворе – это почести, блеск, развлечения, но также и интриги, слежка, предательство… Двор хорош лишь в небольших дозах. А в Саффолкшире она будет ездить верхом, принимать гостей, удить рыбу, выращивать цветы, разгуливать в простой юбке и без корсажа – так удобнее бегать. О, какое бегать! Бегать она не сможет – она будет вынашивать ребенка. И, конечно же, выйдет замуж за Чарльза Брэндона. Ведь иначе и быть не могло, раз она ждет его ребенка! В эту минуту Мэри думала о ребенке не как о неприятности и обузе, а как о сыне Чарльза, и впервые ощутила мягкую нежность. Ребенок, маленькое дитя – о, это прелестно!..
На другой день к штату королевы прибавилась Анна Болейн.
– Остальная ваша свита уехала в Англию, – сообщила девочка, оглядывая мрачную обитель королевы. – Я задержалась лишь потому, что мой отец все еще посол при французском дворе, и жила у него.
Мэри поначалу страшно обрадовалась Анне. Как приятно слышать родную речь, как приятно увидеть хоть кого-то из своих! Она и предположить не могла, что к ней приставили еще одну шпионку: Луиза надеялась, что королева будет откровенна с соотечественницей. И перед девочкой Анной опять встала задача не по летам – ей приходилось угождать своим новым покровителям, доносить о королеве и в то же время сделать так, чтобы Мэри осталась расположена к ней и ничем не смогла опорочить ее перед королем Англии, подданными которого были Болейны.
А Мэри так и забросала ее вопросами. Что говорят о ней при дворе? Все ли уже признали Франциска королем, когда же прибудет посольство от Генриха? Знают ли уже, кто войдет в него? В конце концов Мэри не сдержалась и в упор спросила ее о Саффолке.
– Мне известно только, что герцог Саффолк все еще в Кале, – потупясь, сказала девочка.
– В Кале? Значит, он на континенте? И значит, мой брат может именно его прислать во главе посольства?
Анна по-прежнему не глядела в глаза королеве. Она уже знала, что Генрих, узнав, что Франциск милостиво относится к Чарльзу Брэндону, решил именно его поставить во главе делегации о заключении договора между Англией и новым королем, а Франциск даже послал за Брэндоном своего верного Бониве. Но она не имела права пока говорить об этом. Ее дед по матери герцог Норфолк не желал, чтобы Саффолк первым предстал перед Мэри Тюдор, вновь возродив слухи, будто добивается сестры своего короля. Поэтому Норфолк при посредничестве королевы Катерины прислал в Париж другого посланника, некоего францисканского монаха Лэнгли. Об этом Анна и сообщила ее величеству.
Мэри пожала плечами.
– Монах францисканец? Не понимаю, зачем, – и рассмеялась. – Думаю, щепетильная мадам Луиза не допустит его ко мне. Пусть он и монах, но все же мужчина, а этой ящерице только и мерещится, что я соблазню любого, лишь бы забеременеть.
А пока она занималась болтовней, пела с Анной, прогуливалась по саду, с наслаждением вдыхая сырой зимний воздух. Анна ныла, что ее башмачки и край юбки совсем промокли от снега, но Мэри лишь рассмеялась, запустив во фрейлину снежком. А так как Анна была бойкой девочкой и ответила тем же, то какое-то время они весело бросались снегом, пока их не отвлекла вереница чинно идущих в часовню бернардинок. Мэри даже показалось, что затворницы тоже наблюдают за ними – по крайней мере, одна из послушниц приотстала и как будто хотела подойти. Заинтригованная Анна сделала ей ободряющий жест и засмеялась, когда послушница ускорила шаги и удалилась в молельню.
– Ни за что не хотела бы стать монахиней, – заметила фрейлина королеве. – Уйти из мира, лишиться внимания мужчин… какая, должно быть, скука!
По сути, Анна при королеве тоже вела жизнь затворницы. Конечно, Анна была свободнее, могла покидать Клюни, бегая за покупками для королевы. После смерти супруга Мэри досталось немалое состояние и она могла позволить себе покупать все что угодно. А еще ей остались драгоценности, множество сверкающих украшений, которыми Людовик так любил баловать юную жену. Иногда Мэри перебирала их. Огромный бриллиант «Неаполитанское зеркало» – мерцающий темно-серый, с бликами на изящных гранях… Он был как раз под цвет ее глаз. А прекрасный жемчуг – совершенно круглый, отборный, с нежным лунным оттенком! Рубины, темные, но с огненным сиянием изнутри, а еще сапфиры и изумруды в тонкой золотой филиграни, драгоценные колье, диадемы, кольца, броши. Их блеск развлекал Мэри, она любовалась ими, забывая о мраке черной комнаты. Казалось бы, за эти сокровища она могла купить все на свете. Но нет. Был еще спорным вопрос, имеет ли она на них права, не заберут ли их у нее под тем предлогом, что они принадлежат французской короне.
Складывая украшения, Мэри краем глаза увидела Анну Болейн. Девочка, затаив дыхание, не сводила глаз с этого великолепия. Сейчас, не видя, что королева наблюдает за ней, захваченная зрелищем сверкающих драгоценностей, она не контролировала выражения своего лица. Без обычной игривой веселости оно не напоминало лица подростка: напряженное, с горящими глазами.
Анна наконец заметила, что королева смотрит на нее, и словно испугалась. Но тут же, очаровательно пожав плечами, улыбнулась.
– Какая роскошь! На что бы я только не решилась, чтобы иметь такие же.
И, спохватившись, склонилась над вышиванием. Мэри задумчиво глядела на нее. Прелестная девичья головка, длинные ресницы, черные волосы, разделенные на аккуратный прямой пробор – сама невинность! Но у невинности имелась роскошная шапочка из бесценного китайского шелка, расшитая золотом и мелкими алмазами, с бархатки на шее свисала большая жемчужина в форме сердца, а в ушах мерцали гранаты, и такой же, но более крупный гранат сиял на броши в форме звезды, приколотой к корсажу. Мэри знала, что Анна Болейн очень любила украшать себя. Даже в замкнутом мире Клюни она то и дело наряжалась, надевая изысканные драгоценности. Мэри как-то заметила, что драгоценностей у этой девочки больше, чем у прочих фрейлин, хотя по знатности рода и богатству Болейны уступали Дакрам и Грэям. Откуда же все это? Мэри нравилась Анна, но опасное положение и постоянная настороженность сделали ее подозрительной. Ведь жалованье Анны было не таким уж большим, чтобы покупать столь ценные вещи, а ее отец тратил деньги на антикварную мебель, и Анна даже как-то жаловалась, что Томас Болейн совсем не помогает ей деньгами. И, тем не менее, она ежедневно меняла наряды и драгоценности.
– Откуда у вас сия дивная вещица? – как бы между прочим спросила Мэри, указывая на украшавшую корсаж фрейлины брошь с гранатом в форме звезды. – Дорогое украшение.
Девочка смутилась и выронила моток пряжи, который скатывала в клубок.
– Мне лестно, что миледи заметила эту безделицу. Конечно, она не идет ни в какое сравнение с вашим бриллиантом «Неаполитанское зеркало» или с вашим жемчугом. А ваши рубины, такие алые, крупные…
Она тянула время, подыскивая ответ. Заметив испытующий взгляд королевы, Анна как можно беспечнее ответила, что получила брошь в подарок от некоего поклонника. Мэри отвернулась к огню и задумалась. Кто, интересно, мог быть этим щедрым поклонником девочки-фрейлины? Флиртовать-то Анна умела как взрослая, но, перебирая в уме тех, кого она видела в обществе мисс Болейн, Мэри неожиданно отметила, что эту девочку чаще всего замечала в обществе Гриньо. А Гриньо слишком много знал. Откуда, интересно? Выследил ли он их с Брэндоном сам или ему помогли? Давнишняя история с Курносым, маленькой собачкой, которая, кроме королевы, признавала только Анну Болейн… Мэри зябко поежилась. И почему после ее просьб к ней приставили только Анну? В самом ли деле лишь потому, что к тому времени из соотечественников Мэри в Париже осталась только Анна?
– Миледи, вы чем-то огорчены? – заискивающе заглядывала ей в глаза Анна. – Давайте я вам почитаю, это развлечет вас. Есть новые книги – «Святой Грааль», «Изольда Печальная», «Галльские иллюстрации».
Мэри отказалась от чтения и попросила принести ей яблок. Сейчас это куда важнее. Настало время ее месячных, и Мэри с надеждой посмотрела на серебряный ножичек, подававшийся к плодам. Ночью, как и раньше, спрятавшись за пологом, королева сделала на ноге надрез. Нервничая, она немного переусердствовала – ранка болела и сильно кровоточила. И хотя поначалу ей удалось всех провести, но именно глазастая Анна Болейн с недоумением спросила, отчего у миледи чулок в крови? Мэри как можно равнодушнее ответила, что просто ей сильно натерла туфелька. Мягкий башмачок из черной лайки на шнурках! Она увидела, что Анна поглядела на нее несколько странно.
Однако дамы Нэвэр и д’Омон были просто счастливы. Похоже, пока ей удается их обманывать… Но Анна сделалась непривычно молчалива и задумчива. Мэри стала бояться ее, не отпускала от себя ни на миг, боясь, что та поделится своими догадками с Луизой. Она ведь все примечает, эта маленькая интриганка! Мэри вдруг вспомнила, как ее предостерегала против Анны Джейн Попинкорт. «Не очень доверяйте ей, – говорила она тогда. – Она слишком хорошо знает, в чем заключается ее выгода». Что могли пообещать Анне Ангулемы? Да все что угодно! Неужели они переманили ее на свою сторону? Анна ведь не дурочка, понимает, что зависит не только от Ангулемов, но и от Генриха. Может, это только страхи? Анна Болейн… Что-то подсказывало Мэри, что эта малышка опасна.
– У вас ведь есть брат, Анна? – неожиданно спросила королева.
– Да, миледи. Его зовут Джордж. Он блестящий молодой придворный, и король Генрих приблизил его к себе.
– Вот-вот, Анна. Помните, что будущее вашей семьи зависит от благосклонности моего брата.
Анна так и подскочила, глаза ее забегали.
– Миледи… Моя всемилостивейшая повелительница… Я не совсем поняла вас… Хотите, я принесу вам яблок? Белых и крупных нормандских яблок!
Теперь чуть не подскочила Мэри. Но все было гораздо проще: просто Анна, зная, что королева предпочитает эти яблоки, хотела угодить ей.
Вечером Мэри повторила то, что и прошлой ночью. Благо почтенная д’Омон всегда засыпала, едва голова касалась подушки. Мэри, вслушиваясь в ее храп, осторожно положила на место нож и слизнула кровь на предплечье – она боялась, что кровь на чулке будет видна. Боже, от каких же мелочей она теперь зависела! Мэри чувствовала, как налилась и отяжелела грудь, по утрам у нее все чаще кружится голова и поташнивает. Пока ей удается скрывать эти признаки, но ведь за ней наблюдают. Обычно женщины сразу замечают беременность у какой-либо согрешившей. Может, именно потому что за ней так следят, они и просмотрели?
– Вы так бледны, мадам, – постоянно говорили обе ее стражницы, опытные женщины, родившие не одного ребенка.
Но они не хотели верить, что их худшим подозрениям суждено сбыться. Да они ни о чем и не догадываются. А вот Анна, скорее всего, знает. Курносый, вот кто выдал ее! Что стоило Анне пойти за псом? И сколько еще Анна будет молчать? Мэри очень надеялась на неопытность девочки, но ведь именно эта девочка, несмотря на неосведомленность в таких делах, первая заметила, что происходило с Лизи Грэй. О Лизи королеве думать не хотелось. Она помнила, чем все это закончилось, и боялась, что ее принудят к тому же. Но пойти на такую мучительную и опасную операцию, как Лизи, она ни за что не смогла бы! Лежа в темноте, она под одеялом ощупывала себя. На первый взгляд Мэри оставалась такой же тоненькой и стройной. Чуть больше двух месяцев – она точно знала свой срок. Сколько же ей притворяться, затягиваться в корсет, бояться съесть чего-нибудь такого, от чего взбунтуется желудок? Теперь она старалась есть поменьше. Мэри выдержала почти месяц в заточении, а впереди еще больше двух недель, чтобы скрывать это… это… это! О Пречистая Дева, помоги ей справиться с испытанием, помоги встретиться с Брэндоном!
К ней наконец допустили присланного из Англии францисканца. Этот священник смотрел на королеву горящим взором фанатика. И какую же чепуху он нес! Якобы ей следует опасаться герцога Саффолка, дескать Саффолк вместе с канцлером Вулси сатанисты, поклоняются Люциферу, с помощью темного покровителя навязывая свою волю доброму королю Генриху. Поэтому Марии Тюдор всячески следует остерегаться их, особенно Саффолка, который добивается свидания с ее величеством. Францисканец говорил с гневом и уверенностью, но опешил, когда королева вдруг зашлась звонким счастливым смехом. Чарльз добивается встречи с ней! Он придет, он спасет ее! И Мэри вдруг закружилась по комнате, приплясывая моррис-данс. Священник ушел, смерив ее негодующим взглядом. А Мэри смеялась и пела. Ей давно не было так хорошо.
Но потом случилась беда. Бедой стал рыбный суп. Когда баронесса д’Омон с торжественным видом сняла крышку супницы и Мэри ощутила запахи специй, жира, разваренной рыбы… в животе у нее что-то свернулось в ком, рванулось. Она еле успела зажать рот салфеткой. Несколько бесконечно долгих минут она боролась с приступом тошноты, потом, словно сквозь туман, увидела испуганные лица д’Омон и Анны. Наконец она смогла вздохнуть.
– Какая гадость! Как это можно есть? Принесите мне что-нибудь не столь дурно пахнущее. Анна, вы что, забыли: я не переношу запаха вареной рыбы!
Напрасно она притворялась. Мэри понимала, что сегодня же обо всем донесут Луизе. Вечером она вышла в сад и стояла в талом снегу, почти с наслаждением ощущая холод. Вот она и попалась. Что теперь ей делать? Оставалось по-прежнему все отрицать, притворяться. Поверят ли ей?
Вечерело. Мэри смутно видела силуэт тучной Нэвэр, наблюдающей за ней из-за колонны сводчатой галереи. Анны и д’Омон не было – обе исчезли сразу после обеда. Она знала, куда они ушли, и с минуты на минуту ожидала появления Луизы Савойской. Под ногами хлюпала холодная вода. От нее не спасали даже деревянные сабо, которые Мэри надевала поверх башмачков. Сыро, туманно, серо… безнадежно. Ударил колокол, и в тусклой вечерней мгле она увидела бернардинок, парами идущих в молельню. Ей тоже следовало бы молить Небо о помощи, но она уже не надеялась на помощь. Ее обследуют и все узнают. Святые угодники, что с ней сделают? Почти машинально королева подошла к железной решетке и взялась за ее холодные прутья. Они были высокие, из кованого железа, с остриями. Не перелезть, не сбежать. Уныло бил колокол.
Она не заметила, когда последняя из бернардинок отделилась от вереницы и, скользнув за кустами, приблизилась к ней. И только когда та предстала перед королевой и ее теплые ладони легли на ее обхватывающие решетку пальцы, Мэри увидела вблизи знакомое улыбающееся лицо с родинкой в уголке губ.
– Мэри! Я давно знала, что ты здесь. Потом несколько раз видела с этой Болейн. О Матерь Пречистая!.. Мэри, что с тобой?
Джейн Попинкорт! Послушница в монастыре бернардинок! Мэри вдруг зарыдала. Джейн говорила что-то, ласковое, утешающее, оглядываясь: видимо, опасалась, что ее хватятся. Это движение заставило Мэри очнуться. Она тоже быстро оглянулась туда, где за стволами деревьев на возвышении маячила объемистая фигура дамы Нэвэр. Заметила ли та что-нибудь?
– О Джейн! Беги! Беги ради меня! Найди Брэндона… найди хоть кого-нибудь. Я беременна от Чарльза! Они уже знают, они убьют меня, что-нибудь сделают со мной!! Спаси меня, Джейн!
Мэри бормотала признания быстрым, срывающимся шепотом.
– Спаси меня, Джейн. Пока не поздно… Молю тебя!
Увидев, как расширились от ужаса глаза подруги, королева стала ловить ее руки, сжимая их и орошая слезами.
– Ваше величество! – раздался издали голос Нэвэр.
Мэри отшатнулась от решетки. Почувствовав, что Джейн все еще стоит на месте, она оглянулась.
– Ради самого Неба, Джейн!.. Помоги мне.
Королева медленно пошла прочь. Заметила ли что-нибудь надзирательница? Оглянувшись еще раз, она увидела, что Джейн уже нет на месте.
Мадам де Нэвэр спешила к ней, хлюпая по лужам талого снега, подозрительно озираясь.
– Вы с кем-нибудь разговаривали, мадам?
Мэри ответила достаточно ровно:
– С деревьями и камнями. Что вы несете, почтеннейшая?
Та, похоже, поверила, согласно кивнув огромным капюшоном.
– Не угодно ли вашему величеству вернуться? Прибыла госпожа Луиза. Она желает поговорить с вами.
Шлейф плаща Мэри вдруг показался ей на удивление тяжелым. Медленно, как старуха, она стала подниматься по винтовой лестнице.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.