Текст книги "Королева в придачу"

У Гриньо тряслись руки, когда он шагнул в темный проход. Здесь темно и холодно, на стенах не горят факельные светильники, сюда не приходит ночная стража… И почему он сразу не догадался, что именно тут любовники могли назначить свидание?

В полумраке ему приходилось двигаться почти на ощупь. За поворотом, в конце галереи, он увидел слабо светлевшее окно. И тут почувствовал под ногами какую-то возню. Проклятье!.. Он и не заметил, как за ним проскользнул Курносый, и еле успел подхватить пса. Гриньо застыл, присев в нише стены и прислушиваясь. Он опасался выдать себя. Идти ли дальше? Не лучше ли обождать? Или вернуться и позвать свидетелей? Но не уйдут ли любовники, пока он будет отсутствовать? Что, если он приведет людей, поднимет шум, а любовники успеют выскользнуть через какой-нибудь запасной выход? Гриньо знал, как запутаны переходы Ла Турнеля, и мог предположить, что королева и Брэндон предусмотрели возможность уйти другим путем. Оставалось ждать, чтобы выяснить, где они проводят время, убедиться во всем.

Курносый беспокойно возился у него на руках, пару раз пытался вырваться, трепал манжет, потом заворчал, даже хотел укусить державшую его руку. Пес мог выдать Гриньо, и он ради осторожности быстро свернул ему шею. Когда гувернер укладывал в угол безжизненное тельце, он уловил какой-то звук: словно бы слабый вскрик, потом стон, полный удовольствия, затихающий, нежный. Оказывается, любовники были совсем рядом! Гриньо весь превратился в слух. Узнать бы, где они… Выяснить, где их гнездышко, тогда в другой раз ему удастся неожиданно накрыть их. Эти двое… Гриньо вспомнил старую поговорку: «Ловкая женщина никогда не останется без наследника». Ах, эта рыжая англичанка! Поняла, что старый муж не в силах сделать ей дофина, и нашла молодого любовника. Да она просто обкрадывает его господина герцога Франциска, которому трон должен принадлежать по праву!

Гувернер разглядел, откуда они вышли, – вторая дверь слева от окна. Неподвижно сидя в нише окна, он заметил два еле различимых силуэта. Тихий шепот, английская речь… Гриньо больше не сомневался, кто был возлюбленным королевы. Саффолк! Он услышал звук поцелуя и тихие удаляющиеся шаги. Он сидел, задумчиво вертя в руках зеркальце. Это была улика. Что теперь? Прежде всего дождаться, когда откроют ворота Ла Турнеля, а потом сообщить герцогу, поставить в известность короля… Гриньо уже довольно потирал руки.

Однако утром, присутствуя на церемонии одевания Франциска, Гриньо вдруг осознал, что все не так просто. Франциск то и дело говорил о королеве, восхищался самоотверженностью, с какой она ухаживает за больным Людовиком. Ха! Все это слова. Франциску и дела не было до отношений Мэри и короля – он просто видел королеву в ином свете, он был влюблен. И влюблен настолько, что не пожелает поверить в ее измену. Он ведь всегда идеализировал женщин, а что может предоставить ему в доказательство Гриньо, кроме своих слов и уверений? И еще Гриньо понял, что его воспитанник, привыкший считать себя неотразимым, вряд ли благожелательно отнесется к человеку, который укажет ему на то, что им пренебрегают. Особенно ради Саффолка! Ибо сейчас Франциск опасался Саффолка, и Гриньо знал, почему. Дело было в последнем поединке на турнире. Франциск тогда совершил глупость: он получил травму, не мог сражаться и вместо себя послал на бой с англичанином известного немецкого рыцаря. Франциск рассчитывал, что непобедимый немец сможет справиться с Саффолком, а честь победы достанется ему, Ангулему. Многие из его друзей отговаривали тогда герцога от этой затеи, но он был зол, не желая, чтобы лавры победителя, а с ними и благосклонность королевы достались сопернику. Тогда Бониве даже перешел на сторону Саффолка, хотя это могло рассорить их с Франциском, но оказалось, что только сдружило. Ведь Саффолк сломал забрало и обнаружил, что его соперник – не герцог Ангулемский, и если бы Бониве не отогнал распорядителей и герольдов, о подмене узнали бы все. Франциск мог оказаться в щекотливом положении, поэтому был благодарен Саффолку за его молчание. Что же теперь? Как он воспримет известие о том, что его обожаемая королева и благородный соперник вступили в связь?

Гриньо слыл неглупым человеком и решил немного подождать, пока ему не подвернется более основательная возможность открыть всем глаза на измену королевы. Поэтому он как ни в чем не бывало отправился с Франциском навестить ее величество. Как же мила и кокетлива была с Франциском королева! Вот уж воистину, нет предела женскому коварству. Гриньо было больно видеть, как очарован этой вертихвосткой его воспитанник. А королева – и этого нельзя было не заметить – уже не была игривой девушкой, невинной даже в обольщении. Теперь в ней словно пылало какое-то потаенное пламя – пламя страстной, уверенной в своих чарах женщины. Ах, если бы это заметили и остальные! Любовники ведь ни о чем не подозревают, и какой же можно будет раздуть скандал!.. Гриньо не опасался скандала, он его жаждал. И слишком поздно понял свою ошибку.

В покоях королевы появился мрачный, удрученный Саффолк, за которым шел паж, неся что-то накрытое покрывалом. Герцог сразу же направился к королеве.

– Ваше величество, мне сообщили, что вы тревожились о своей собачке и велели найти ее.

Он сделал знак пажу снять покрывало.

– Курносый! – только и ахнула Мэри.

– Его убили, свернув шею, – не останавливался ни на минуту Брэндон. – Все произошло не позднее этой ночи, его трупик был найден в пустом крыле Ла Турнеля, там, где окно галереи выходит к реке.

Яснее он объяснить не мог. Мэри побледнела, глаза ее расширились, она нервно скомкала мех пелерины у горла. Но если не знать, что ее так взволновало, можно было подумать, что королева просто разгневана и возмущена. Брэндон смотрел на нее не отрываясь, и она взяла себя в руки, черпая мужество в его взгляде.

– При дворе все знали, что это мой пес, подарок его величества. И убить его… Это наглость и неуважение к моей особе.

Гриньо невольно поглубже натянул берет на глаза, вжав голову в плечи. Любовники были предупреждены, получив сигнал опасности, и теперь имели возможность под благовидным предлогом выяснить, кто их выследил! Когда же королева заявила, что хочет расследовать, кто нанес ей это оскорбление, Гриньо понял, что прежде всего расспросят швейцарскую охрану, которая все видит, и теперь молчаливый швейцарец, отказавшийся принять его деньги, не станет скрывать, чего от него требовал усатый господин, таскавший под мышкой собачку королевы.

Что ж, он оступился. Гриньо это понял, натолкнувшись на злорадный взгляд Анны Болейн. Такой пустяк, как свернутая шея королевской собачки, может обернуться для него опалой! И эти двое – королева и Саффолк – постараются добиться, чтобы тот, кто их выследил, был услан далеко и надолго, тем более что доказательств у него нет. Но Гриньо уже знал, как поступит: он не станет дожидаться, когда на него падет подозрение. Он уедет сам, к человеку, который безоговорочно примет на веру его слова, прислушается к ним и начнет действовать. Он поедет в Роморантен к Луизе Савойской.

Глава 15
Декабрь 1514 года

Главной чертой в характере Луизы Савойской являлась ее материнская любовь. Ни власть, ни богатство, ни любовь к мужчине не играли для нее такой роли, как преданность детям. Добиться для них самой блестящей судьбы было основной целью ее жизни.

Франциск, ее обожаемый Цезарь… Слабосильные сыновья королевы Анны Бретонской умирали в младенчестве, а Франциск жил и рос – здоровый, живой, умный, обаятельный. Настоящий принц, достойный короны! Луиза растила и воспитывала его как короля, заражая своим честолюбием.

Дочь Маргарита… Чтобы поднять ее статус, Луиза не задумываясь выдала дочь за старого и уродливого герцога Алансонского, вовсе не рассуждая, будет ли Маргарита счастлива в браке. В конце концов, у Маргариты есть Бониве, и только личная щепетильность, весьма неразумная, по мнению Луизы, мешает ее жемчужине насладиться простым женским счастьем. Впрочем, есть еще Франциск, который всегда позаботится о сестре.

Да, ее дети любят друг друга. Луиза надеялась на них, на их разум, верила, что теперь, когда воцарилась эта рыжая сучка из Англии, они сплотятся против нее. Но она получала от них весьма странные письма: ее дети писали о великолепных торжествах, о том, какое участие принимают в них, и в один голос хвалили молодую королеву, словно гордясь ее дружбой. И Луиза просто выходила из себя, не понимая их легкомыслия, более того, считала его опасным.

Потом возникла новая опасность: герцог Саффолк… и королева. Когда Гриньо принес эту весть Луизе, она ощутила смятение и гнев. Она даже почувствовала себя задетой, оттого что ее сыну предпочли кого-то другого, но это длилось секунду, ибо она тут же поняла, что грозит Франциску. Эти двое – английский посланник и Мария Тюдор – могут совершить то, что не удалось Людовику. Они могут сделать нового претендента на трон, и тогда ее Цезарь уже никогда не сыграет первой роли!

Кожу на лице Луизы словно стянуло от злости. Она была матерью-волчицей, из тех, что пойдут на преступление ради своих детей, загрызут любого… Но глупой мадам Савойская не была и быстро поняла, как ей следует поступить.

Она тут же велела седлать лошадей и уже через несколько часов неслась в Париж, едва успевая менять коней на почтовых переездах.

Чарльз Брэндон весьма удивился, когда ему доложили о визите герцогини Луизы. Она ведь была в немилости при дворе Людовика, и Брэндон моментально насторожился. Эта женщина опасна для них с Мэри и очень умна.

Она вошла, как ворвалась, жестом остановив поток его приветствий.

– Надеюсь, что побеспокоила вас не слишком поздно? – скорее утверждая, чем спрашивая, произнесла она.

– Нет, мадам. По крайней мере, я не имею привычки рано ложиться.

– Я знаю. В ваших привычках скорее ложиться под утро, после того как вы окончите свои амурные похождения.

Он лишь улыбался, глядя на нее своими голубыми глазами невинного ребенка, но Луиза уловила в них иронию. Да, этот парень наверняка уже позаботился прервать отношения с королевой. Неосторожный Гриньо спугнул их, а этот фаворит короля Генриха достаточно предусмотрителен и, вне всякого сомнения, успел замести все следы.

И Луиза решила блефовать:

– Милорд герцог, мне стало известно о ваших отношениях с королевой. Более того, у меня есть свидетели, которые по моему приказу не задумываясь разгласят, что по ночам у вас были тайные свидания с мадам Марией. А вам ведь известно, что ожидает прелюбодеев, особенно таких высокопоставленных? Позор, пытки и казнь. История Франции уже сталкивалась с подобным. Маргарита Бургундская и Филипп д’Онэ, к примеру. Ее заточили и тайно убили, его же подвергли мучительной казни. Был также инцидент с королевой Боной Люксембургской и коннетаблем Раулем де Гюйоном – но тогда честь королевы пощадили, зато коннетабля казнили без суда и следствия. Вы понимаете, о чем я говорю?

– Я не такой хороший знаток истории Франции, как вы, мадам.

Он говорил с заметным акцентом. Иноземец. Англичанин. Враг… Достойный враг – не раскрывает своих карт, ждет, что она ему предложит.

Луиза заставила себя улыбнуться.

– Я француженка, сударь, и не желаю, чтобы в этой стране произошел новый скандал. Но и смотреть сквозь пальцы на ваши свидания с королевой не стану. Ведь вы можете сделать ее величеству ребенка. А Людовик стар, немощен, болен. Появление у Марии дофина вызовет пересуды. И даже если удастся представить так, что дофин был зачат законно, то после смерти Людовика, которая, увы, уже не за горами, управление королевством будет передано регентскому совету, в который, несомненно, войдем мы с сыном. А тогда… я уже не говорю о том, что первым же актом этого совета будет требование добиться вашего отзыва в Англию. А королева с младенцем останутся на нашем попечении. И вряд ли мы упустим свой шанс.

Ее зеленые глаза по-кошачьи прищурились, резкая складка прорезалась у губ. Лицо стало злым. Теперь она угрожала и не скрывала этого. Да, сия мадам была способна на все.

Брэндон встал и, не спеша подойдя к камину, носком сапога подтолкнул в огонь выпавшее полено. Луиза сидела сзади во мраке, неразличимая в своем черном вдовьем одеянии, с бледным недобрым лицом.

Брэндон ответил не сразу. Машинально прищелкивая пальцами, окидывал взглядом покои: гобелены на стенах, стол, заваленный бумагами, резное бюро со множеством ящичков. Ему просто следовало немного успокоиться, отвлечься, ибо на самом деле он был напуган. Напуган с того момента, когда узнал, что в пустой галерее нашли убитую собаку. Однако он не желал показать страх. Взяв себя в руки, повернулся к Луизе: предаст она огласке их связь с Мэри или нет, но эта женщина явно дает понять, что их ждет. Судя по ее словам, ничего хорошего. Ему необходимо что-то придумать, что-нибудь такое, что даст возможность обороняться.

– Вы молчите? – воскликнула Луиза, теряя терпение от его медлительности.

– Что вы можете мне предложить, мадам?

Теперь он смотрел на нее в упор.

Луиза довольно улыбнулась: что ж, англичанин уступчив и предлагает сделку. Она готова пойти на это! И тут же предложила ему ренту в пятьдесят тысяч ливров годового дохода и земли в провинции Сентонж, за то чтобы он отказался от королевы. И Брэндон… принял ее условия. Он купился! Правда, оказался достаточно практичным, настояв на том, чтобы Луиза тут же оформила все документы. Она не протестовала, но за делами визит ее так затянулся, что покинула она Ла Турнель уже глубокой ночью.

Приближаясь к Ангулемскому особняку, Луиза увидела во дворе носилки с гербом королевы. На ее вопрос привратник почтительно ответил, что королева Мария гостит у ее детей. Луиза, нахмурившись, приказала немедленно проводить ее к Франциску.

Какое там царило веселье! Играла музыка, горели свечи, лакеи разносили подносы со сладостями. Луиза застыла в дверях, шокированная открывшейся ее взору сценой. Королева сидела на диване, а Франциск устроился на скамеечке у ее ног, держал ее руку в своих и не сводил с Мэри восхищенного взгляда. Все его веселые дружки: Монморанси, Бониве, Флеранж – все они были здесь. И ее милый Бурбон… У Луизы потемнело в глазах: ее молодой любовник тоже выбрал место рядом с королевой, сидя на низком пуфе, и, как и Франциск, не сводил взгляда с королевы, а ее дочь Маргарита и эта дурочка Клодия расположились тут же на стульях и словно ничего не замечали! И это в то время, как она проскакала несколько лье в такой холод и, усталая, озябшая, прилагает все усилия, чтобы блюсти их интересы.

Наконец Луизу заметили. Стали кланяться лакеи, умолкла музыка, а Франциск поспешил ей навстречу и поцеловал руку. А ей в соответствии с этикетом, полагалось подойти к королеве… к этой рыжей сучке, блудливой английской девке… присесть в реверансе и бормотать приветствия!

У Мэри во взгляде чувствовалась колючая настороженность. Луиза заставила себя улыбнуться.

– Веселая же у вас компания.

– Мне всегда приятно проводить время в обществе ваших детей, сударыня.

– А как к этому относится его величество? Ведь я слышала, он болен?

– К прискорбию, да. Но он не мешает мне развлекаться.

– О, несомненно! Он вообще вам не мешает.

Королева сердито поджала губы. Смотрела если и не враждебно, то и не приветливо.

Луиза поцеловала детей. Сослалась на усталость и вышла, но к себе не пошла. Отпустив сопровождающих, она расположилась в нише холодного окна, нервно теребя четки.

Вскоре в коридоре замелькали отсветы огней, появилась свита королевы, но, не дожидаясь ее величества, прошла мимо, весело болтая. Вновь стало темно. Луиза ждала. И дождалась. Из покоев вышел Франциск, ведя Мэри под руку. Но едва за ними закрылась дверь, он тут же привлек королеву к себе. Она вырывалась, негромко смеясь.

– Мсье племянник, вы слишком скоры.

– О Небо! Разве я недостаточно долго добивался вас, мадам?

Она все же вырвалась. Оправляя платье, сказала почти сердито:

– Если ожидание так тяготит вас, тогда, сударь, добивайтесь побед в другом месте.

– И вы отсылаете меня к другим? – спросил он игриво.

Мэри не ответила. Она заметила силуэт герцогини на фоне окна и молча указала на нее Франциску. Тот если и смутился, то лишь на миг.

– О матушка! Отчего вы не отдыхаете? Я думал, вы отправились к себе.

– Мне необходимо поговорить с тобой, Франсуа.

Он протяжно, с раздражением вздохнул.

– Конечно же. Сейчас я только провожу ее величество и буду к вашим услугам.

Он знал, о чем будет разговор. Строгая мать станет укорять шаловливого сына за его легкомыслие. Неужели она не понимает, что любовь – это важнее всего?

Но то, что она сообщила ему, было ударом.

– Мари… и Саффолк… любовники?.. Это невозможно! – наконец выдохнул он.

Он не хотел в это верить. Ведь как мила была с ним королева в последнее время! Именно с ним, а не с Саффолком!

– Конечно, – ехидно согласилась Луиза. – Ведь Гриньо, разведавший все, спугнул их. И теперь они делают все, чтобы на них не пало подозрение; может, королева и стала так покладиста с тобой по совету своего любовника!

Ее сын не желал в это верить. Чем он плох для Марии, что она не может увлечься им ради него самого? А Саффолк… О, слухи о нем и Мари доходили до Франции еще до прибытия молодой королевы, но ведь они оказались беспочвенными. Разве он сам и его мать не находились среди особ, которые наутро после брачной ночи Людовика посетили королевскую опочивальню и оглядели ложе, дабы удостовериться, что сей брак свершился? Значит, Мари оставалась девственницей, и все эти слухи были ложными.

Луизе стало жаль сына. Ее сын… Он так молод. Двадцать лет! Самое время совершать безумства. Но она знает, какие силы скрыты в нем. Пока им нет достойного применения, и в этом, несомненно, виноват Людовик, который не любит зятя и не дает ему реализовать свои возможности, устраняет как от политики, так и от военных дел. И Франциску не остается ничего другого, как тратить свою недюжинную энергию на женщин. Женщин он покоряет легко, и это придает ему уверенность в себе. До сих пор Луиза ничего не имела против любовных похождений сына. Ведь нужно же мальчику как-то дать выход своей энергии, пока не наступило время великих свершений! Но способен ли он увлечься по-настоящему? Луиза понимала: любовь настигнет ее сына тогда, когда он получит отпор. И вот он получил его от королевы, потому и увлечен настолько, что не понимает, чем рискует, – своим будущим, своей короной.

Луиза взяла его руки в свои.

– Какой же ты еще ребенок, мой бедный Франсуа! Да разве я стала бы зря пугать тебя, если бы сама не беспокоилась о твоем будущем?

Он молчал. Саффолк! Да, Саффолк. Он превзошел его на турнире… и королева выбрала его. А сам Франциск… Разве он не признал превосходство англичанина… отступил. Но, черт возьми! Ему нужна эта прелестная женщина. Ее улыбка, ее нежная кожа, ее алые чувственные губы… волосы цвета меда… Неужели все это досталось другому? Франциск ощутил давящую глыбу боли в груди.

– Оставьте меня, мадам! – простонал он.

Видимо, он совсем потерял контроль над собой, если забыл, что сам находится в ее покоях.

Луиза ласково взлохматила ему волосы.

– Успокойся, сын. Теперь твоя мать здесь, и она все устроит. Уже устроила. По крайней мере, вынудила джентльмена Саффолка отказаться от Мари.

И она сообщила ему об их разговоре, упомянув, что, не имея достаточно улик для официального объявления измены, она решила просто подкупить англичанина… Франциск сразу ухватился за надежду – если нет улик, возможно, ничего и не было? Но Луиза даже не остановилась: она уже договорилась с Саффолком, что тот будет держаться в стороне от королевы.

Ее молодой сын понял лишь одно: этот англичанин уступил ему Мари без боя. Он отказался от соперничества. А значит… Не стоит матери знать его мысли. И он улыбнулся, галантно поцеловал ей руку.

– Простите меня, матушка. Я и забыл, насколько вы умны.

Но на другой день, прибыв в Ла Турнель, они узнали, что Саффолк с разрешения короля повез Мэри на верховую прогулку. С разрешения короля!.. Людовик не видел ничего странного в том, что его жена с удовольствием проводит время со своим соотечественником, посланником ее брата-короля. Сам Людовик по-прежнему старался делать все, чтобы Мэри было хорошо, особенно теперь, когда он болен, а она, как верная жена, столько времени проводит у его постели. Говорят, он даже сам предложил ей развеяться в компании с Саффолком, который сейчас оказался не у дел, так как из-за волнений в Бретани переговоры с Англией отложены.

Луизу Людовик принял холодно, и ее аудиенция была довольно краткой. Когда она вышла, то увидела в окно, что Саффолк с королевой уже въезжают во двор. Франциск, поспешивший поприветствовать ее величество, галантно снял с седла Мэри и раскланялся с Брэндоном. Он прекрасно держался, ничем не выдал, что ему что-либо известно, в отличае от матери, которую душила ярость, ибо она вдруг поняла, что допустила ошибку. Хитрый Саффолк обвел ее вокруг пальца! Он заставил ее собственноручно подписать вексель и дарственную, не дав никаких гарантий взамен, кроме устных обещаний. Теперь он всегда мог предъявить ее подпись на бумагах, представив все так, словно партия Ангулемов пыталась подкупить его. Луиза же ничего не могла выставить взамен, кроме признаний Гриньо, которому вряд ли поверят, так как он известный сторонник Луизы. И она лишь в бессильной ярости комкала платок, размышляя, как же могла так попасться на хитрость этого англичанина?

Но Луиза Савойская не отказалась от борьбы, быстро придумав новый способ, как увести Брэндона от королевы. А заодно и Франциска. Ангулемы со дня на день собирались выехать в замок Амбуаз на открытие охотничьего сезона, и она упросила Людовика отпустить посланника английского короля с ними.

Приглашение было сделано так, что Брэндон не мог отказаться. Отказ принять участие в охоте может быть воспринят как оскорбление. Переговоры приостановились, особых дел нет, а у Брэндона имелись указания из Англии наладить дружеские контакты с возможным претендентом на трон Франциском. К тому же его отъезд отведет подозрения от них с Мэри, особенно теперь, когда они были так напуганы угрозой разоблачения. И он уехал, даже не сумев как следует попрощаться с Мэри. Так, всего несколько официальных фраз в присутствии Людовика, который уже не вставал с постели и таял прямо на глазах.

Луиза могла быть довольна. Она уже вынашивала новый план: чтобы отвлечь мужчину от женщины, нужна другая женщина, а Гриньо как-то сообщил герцогине об интересе, проявленном Брэндоном к любовнице Франциска – прекрасному тюльпану Жанне Лекок. Луиза предварительно поговорила с этой дамой. В последнее время Франциск заметно охладел к ней, а Жанна всеми силами пыталась добиться для себя и своего мужа дворянского звания. И она готова была услужить. К тому же ей нравился герцог Саффолкский…

Декабрь в том году выдался бесснежным, но необыкновенно холодным. Землю сковало морозом, словно железом. Деревья, лишенные листьев, стояли тихие, нагие, будто озябшие. Спасало только безветрие, а застывшая дорога была даже удобна для продвижения.

Кортеж герцога Ангулемского двигался медленно. Ехали всадники в подбитых мехом колетах, на мулах покачивались носилки дам, обогреваемые изнутри жаровнями с углями, грохотали колеса фургонов, в которых везли обычный при переездах багаж: баулы с вещами, ковры, подсвечники, разборную мебель. Замки в те времена обычно стояли пустыми, всю утварь привозили с собой, а это делало передвижение медленным, неудобным. Правда, иного переезда тогда себе и представить не могли.

Через неделю впереди показалась полноводная, величественная Луара. Тополя вдоль ее берегов стояли, как притихшие стражи. Тоскливо кричали галки на их ветвях, тянулись к небу столбики дыма в хуторах и деревнях, застыв в холодном безветрии.

Кортеж двигался по хорошо проторенной торговой дороге вдоль реки. Луиза, то и дело приподнимая полог носилок, вглядывалась в голову кавалькады, где ехали бок о бок ее сын и герцог Саффолк. Она заметила, что, едва королевы не оказалось рядом, как эти двое словно забыли о своем соперничестве. Слишком многое сближало их – оба интересовались политикой, оружием, охотой, и им всегда было о чем поговорить. Со стороны это походило на зарождение дружбы, и Луиза беспокоилась. Она то и дело посылала вперед Гриньо узнать, о чем они толкуют и чем так веселит ее сына этот коварный англичанин. Гриньо, ехавший некоторое время подле них, вернулся к Луизе.

– Ничего особенного, мадам. Они рассуждают о нравах замужних женщин, обсуждают отношения между супругами в браке, тяжесть супружеских уз.

– Вот как? – усмехнулась Луиза. – И чем же им не по нраву брачные отношения?

– Ваш сын, мадам, говорит, что есть такие злые жены, которые поколачивают мужей, наставляют им шишки. А милорд Саффолк добавил, что добрые жены зачастую наставляют мужьям рога.

Луиза оправила мех капюшона.

– Этот Саффолк знает, что говорит. И, несомненно, предпочитает добрых жен.

Луиза опять отослала Гриньо вперед. Услышала смех сына… Какой же он еще ребенок, ее Франциск. Ловит удовольствие от сиюминутной прихоти, не думая о будущем. Сейчас ему хорошо с англичанином и он не вспоминает, что этот человек – его недруг. Он и матери так сказал: дескать, посланник английского короля мсье Саффолк интересный собеседник, и нет ничего дурного в том, что он сблизился с ним!

Луиза опять услышала веселый смех Франциска. Ее сын почти падал на холку коня, так его развеселило то, что сказал Саффолк, смеялись и остальные. Гриньо же, наоборот, отъехал мрачный, удрученный. Он игнорировал знаки герцогини, отворачивался, так что Луизе не сразу удалось подозвать его к себе, пришлось послать за ним пажа.

– О мадам, – начал недовольно Гриньо, – не посылайте меня больше к ним. Я не вписываюсь в их компанию, и ваш сын позволяет этому женамутье издеваться надо мной.

– В чем дело? – нахмурилась Луиза.

– Дело в моих усах.

В моде были гладко выбритые лица, а пышные подвитые усы гувернера Франциска уже стали притчей во языцех. Сидевшая возле матери в носилках Маргарита Алансонская подалась вперед. Глаза ее озорно блеснули.

– Что же такого ужасного сказал мсье Саффолк, а, Гриньо?

– Да как вам сказать, мадам. Он спрашивал, зачем я ношу усы. Я ответил, что не желаю их сбривать, ибо не знаю, как буду выглядеть без них. На что англичанин посоветовал мне сбрить их сначала с одной стороны, чтобы проверить, как я буду смотреться.

Маргарита захихикала, пряча лицо в муфту. Луиза же возмутилась. Почему ее сын и все его друзья позволяют потешаться над ее человеком? Это дало ей повод подозвать к себе сына, дабы попенять ему за насмешки над Гриньо. И одновременно Луиза сделала знак ехавшей верхом Жанне Лекок приблизиться к Саффолку.

Жанна была умелой наездницей, редко ездившей в носилках. От мороза щеки ее разрумянились, и когда она нагнала герцога Саффолка, то выглядела прелестно. Она заметила невольное восхищение в его глазах – таких по-девичьи красивых голубых глазах на обветренном мужественном лице воина. Чарльз нравился ей. Как нравился и приказ Луизы соблазнить его. Но Франциск… По утрам, покидая ее ложе, он тоже просил ее быть полюбезнее с английским посланником, но едва она приближалась к Саффолку, как герцог начинал ревновать и выглядел таким же влюбленным, как в самом начале их романа. Жанна испытывала от этого удовольствие, но желала угодить Луизе. Супруг тоже поддерживал ее в этом, он был покладистым мужем. Но вот Саффолк… Жанна чувствовала, что нравится ему, но держался он подчеркнуто вежливо.

Сейчас, когда Луиза заставила Франциска пересесть к ней в носилки, у Жанны появился шанс побыть с Саффолком наедине. Она была женщиной неглупой, знала толк в светской болтовне, однако, несмотря на легкую игривость ее речей, этот англичанин ничуть не нарушал границ придворной любезности, и она так и не нашла способа перевести разговор на более откровенную тему. Жанна даже расстроилась. Неужели правда то, что говорят: что этот красивый мужчина влюблен в королеву… верен ей. Чушь! Жанна знала, что мужчина не может быть верным, когда перед ним новая женщина и есть возможность добиться ее благосклонности.

Ей помог случай. Бониве и Флеранж решили по пути развлечься стрельбой по галкам. Но не из лука или арбалета, а из нового оружия, все больше входящего в обиход, – огнестрельной аркебузы. Жанна заметила, как они слезли с коней, стали устанавливать аркебузу на подставке, и незаметно достала из сумочки на поясе складной ножичек. Наблюдая краем глаза, как они зажигают фитиль, как целятся, осторожно опустила руку с ножичком на бок своей лошади. Выстрел – и она вогнала нож почти по самую рукоять.

Со стороны казалось, что лошадь мадам Дизоме испугалась выстрела. Вздыбившись и заржав, она сделала резкий скачок, понеслась по спуску. Жанна закричала, делая вид, что не может справиться с испуганным животным.

Флеранж и Бониве растерянно смотрели ей вслед. Они ведь знали, что мадам Дизоме смело ездит на самых диких, неукрощенных лошадях, и не сразу поспешили к своим коням. Но герцог Саффолк первый пришел к ней на помощь. Пришпорив коня, догнал всадницу, сильной рукой поймал поводья ее лошади. Мадам Дизоме была настолько напугана, что почти падала с седла, так что ему пришлось обнять ее и посадить перед собой на коня. Она обняла его, все еще дрожа, но глаза ее восхищенно сияли.

– Вы спасли меня, прекрасный женамутье. – Это слово она произносила так же, как и Франциск, но как же нежно оно звучало в ее устах! – Вы спасли меня! О, я так признательна… Так благодарна!

Ее благодарный поцелуй был страстным и зажигательным. Брэндон и не заметил, как ответил на него. А Жанна глядела на него влюбленными глазами и, даже когда их нагнал сам Франциск, не сразу повернулась к нему.

Франциск выглядел раздосадованным, и это невольно позабавило Брэндона. Однако в его планы не входило портить отношения с предполагаемым наследником французского трона и, когда Жанна развеселилась и испуг ее прошел, сам передал ее с рук на руки подъехавшему супругу. Спрятал улыбку, видя, как красавица недовольно надула губки.

Франциск же был раздражен. Он понимал, что его мать права, советуя уступить Жанну Саффолку, но сейчас, когда рядом не было королевы, а мадам Дизоме была самой красивой дамой в их свите и выказывала благоволение англичанину, он чувствовал себя отодвинутым на второй план. Да, этот Саффолк явно обходит его во всем – и победил на турнире, и добился, как говорит мать, любви королевы, и как рыцарь спас Жанну… Но было ли это спасением или просто фарсом, как утверждали Гриньо и Бониве? Возможно, Саффолк просто обманут?.. Тогда положение выглядит даже забавным.