Текст книги "Королева в придачу"

– Я согласна, мадам.

Луиза торжествующе улыбнулась. Она заставила королеву поклясться на Библии, что та никогда, ни при каких обстоятельствах не будет упоминать о том, что произошло с ней в Клюни. Особенно Мэри следует скрывать это от своего брата-короля, из чего Мэри сделала вывод, что ее готовы отпустить в Англию. Но Брэндон? Что ожидает его?

– Я желала бы встретиться с герцогом Саффолком.

Луиза холодно посмотрела на нее.

– Вы требуете слишком многого. Не забывайте, что мсье Брэндон замышлял преступление против Франции, и он до определенного срока будет находиться под стражей. Но не волнуйтесь: пока вы покорны, ему ничего не грозит. Вы увидитесь с ним, лишь когда признаете права на трон моего сына. Кстати, герцог Саффолк будет присутствовать при этом как представитель Генриха Английского. А там король Франции и я решим, как с ним поступить.

Она ушла, оставив Мэри в волнении и надежде. Возможно, то что у нее произошел выкидыш, к лучшему. Пути Господни неисповедимы – теперь она уже не опасна для своих врагов, она им даже не нужна. А вот Чарльз? Мэри думала лишь о том, как отвести угрозу от своего милого. Ей надо спасти его! У нее оставалось обещание брата относительно своего второго замужества, и может, теперь… Но Мэри не была уже так наивна – она знала, чего стоят обещания политиков. Ах, узнать бы, как обстоят дела на воле, какие планы строят на ее счет Генрих и Франциск! Мэри даже пожалела, что от нее услали Анну Болейн. Та хотя бы приносила свежие сплетни, новости.

Когда на другой день ей сообщили, что ее хочет навестить король Франциск, Мэри не на шутку взволновалась. Франциск ведь был неравнодушен к ней, а она завлекала его… будучи беременной от Чарльза. Как теперь сложатся ее отношения с «милым зятем»? Она встала, велев одеть ее и привести в порядок. Однако то, что она увидела в зеркале, совсем ей не понравилось: кожа да кости, вокруг глаз круги, в лице ни кровинки, а в придачу – огромный след от удара на лбу и виске, фиолетовый синяк с багровыми прожилками вокруг правого глаза.

Мэри расстроилась. Она привыкла считать себя хорошенькой, надеяться на силу своей привлекательности. Теперь же… Самое ужасное, что ей сразу объявили о приходе Франциска. Она заметалась в поисках вуали и едва успела накинуть ее, как вошел Франциск. Стоя в дверях, он спокойно разглядывая эту даму под вуалью. Раньше она никогда не прятала от него лица и он всегда очаровывался ее красотой…

– Мадам, мне необходимо поговорить с вами.

Сказано это было сухо, властно. Как же не походил этот его визит на предыдущий! Как Франциск строг и холоден с ней… Они остались одни, усевшись друг против друга в церемонных позах.

Франциск заговорил первым. Рассказал о приготовлениях к коронации, Мэри слушала, иногда задавая уместные вопросы. В какой-то миг оба умолкли, и тишина стала гнетущей. Мэри не выдержала первой:

– Ради всего святого, скажите, что с герцогом Саффолком?

Франциск ответил не сразу. Но потом сказал, что через неделю она встретится с представителями знати и духовенства и должна будет во всеуслышание заявить, что признает его законным королем.

– А будет ли присутствовать при встрече мсье Саффолк?

Ей надо было услышать это из уст самого Франциска! Но он медлил, глядя на пламя в камине. Это молчание стало невыносимым. Мэри была еще очень слаба, плохо справлялась с волнением, и слезы неожиданно вновь потекли у нее из глаз. Наконец Франциск сухо проговорил, что пока против Саффолка не предпринимают никаких мер. Никто даже не знает, что он узник Шатле, и только от поведения самой Мэри зависит, как с ним поступят. Ведь Брэндон повел себя недопустимо! Им ничего не стоит предать огласке тот факт, что он пытался похитить вдовствующую королеву, они могут устроить такой скандал, что король Генрих сам пожелает его наказать. Но, если Мэри будет послушна, герцог Саффолк и в самом деле как официальное лицо и посол Англии будет присутствовать на церемонии ее отказа от своих прав. А пока… Франциск уже виделся с ним. Брэндон понимает, что его положение плачевно, однако он даже осмелился угрожать, что, если с сестрой его короля что-то случится… Но в конце концов, узнав, что она поправляется, со всем смирился.

– Он очень любит вас, Мари, – закончил Франциск так же сухо и холодно. – Вы понимаете, что только в обмен на ваше молчание и полное повиновение я могу даровать ему свободу?

Она слабо кивнула. Слезы застилали ей глаза, она хотела их незаметно вытереть, но Франциск заметил ее движение. Взгляд его несколько смягчился. Он всегда был добр к женщинам и не переносил их слез.

– Не плачьте, Мари. Вы… – Он сделал над собой усилие. – Вы ведь всегда любили только вашего женамутье.

– Не всегда. И вы знаете о том.

Она сказала это, понимая, что Франциску хочется это услышать. Но ее слова прозвучали так искренне, что Франциск был тронут. К тому же ей самой казалось, что бывали моменты, когда она любила этого доброго, приветливого мужчину. Герцог вновь посмотрел на огонь. Он вспомнил, как безумно хотел эту красивую молодую женщину, вспомнил, как они целовались, задыхаясь от страсти… И неожиданно вновь ощутил желание. Он заерзал на месте. Ему не следует расслабляться, не следует забывать, что лишь благодаря усилиям матери она не смогла препятствовать его целям!

– Вы хотели обмануть меня, Мари, – строго произнес он.

– О, никогда!

Она встала так стремительно, что шелк покрывала, зацепившись за резную спинку кресла, соскользнул с ее головы. Мэри не успела его подхватить, и у Франциска расширились глаза, когда он увидел ее лицо. Она отшатнулась, закрылась ладонями…

– Не смотрите на меня, Франсуа!

– Мари… Боже мой!..

Она отступила в тень, отвернувшись от него.

– То, что случилось со мной, ужасно. Видит Бог, я не хотела этого и клянусь спасением души, никогда не намеревалась стоять на вашем пути! Вы король, Франциск. Я признавала это еще до того, как поняла, что со мной, и искренне уважаю ваши права на трон. Никогда я не посмела бы… не решилась встать у вас на пути. Я отказалась бы от своих прав, уехала… Вышла бы замуж за Чарльза Брэндона, и никто бы ничего не узнал! Еще до брака с Людовиком мой брат король Генрих обещал мне, что если я овдовею, то выйду замуж по собственному желанию, и я бы настояла на этом своем праве.

Она умолкла, украдкой взглянув на него. Лицо Франциска было каким-то отстраненным, задумчивым, между бровями легла складка. Мэри не знала, о чем он думает, но его молчание напугало ее. Забыв обо всем, она упала перед ним на колени.

– О государь, я буду послушна во всем! Я сделаю все, как мне велят, только пощадите милорда Саффолка… Он не сделал бы вам никогда зла! Он ведь понимал, что у нас не было шансов воспрепятствовать вам!.. Он просто опасался за меня.

Теперь она плакала, открыто, не пряча лица. Пусть он видит ее такой жалкой, униженной, разбитой… непривлекательной. Франциск подал ей руку, помогая встать.

– Успокойтесь, Мари. Конечно, герцог Саффолк вел себя немыслимо дерзко, но сейчас все это в прошлом. Разумеется, я мог бы покарать его, однако я его должник – он спас меня в лесу близ Амбуаза.

В этом был весь Франциск: личные чувства зачастую играли для него более важную роль, чем государственные соображения. Но свои интересы он все же учитывал.

– Вы сказали правду, Мари, когда ссылались на разрешение Генриха Английского не препятствовать вашему вторичному замужеству?

Она, поглядев на него с удивлением и надеждой, подтвердила это, даже сослалась на то, что свидетелями обещания ее брата были Катерина Арагонская и канцлер Вулси. Всемогущий Вулси, настроенный профранцузски! Мэри особо подчеркнула, что эта идея исходила именно от него, и так и не поняла, чем вызвана насмешливая, даже циничная улыбка Франциска.

Но, когда герцог Ангулем покидал Клюни, он уже не улыбался, наоборот, был задумчив. Закутавшись в плащ, он медленно ехал во главе небольшой свиты по улицам Парижа. В наступающих сумерках его не узнавали, но его имя было у всех на устах. Франциск порой слышал, как вокруг люди говорят о нем уже как о короле Франции. И, похоже, они довольны… Все знают его как блестящего жизнелюбивого молодого человека, и надеются, что с появлением на троне нового короля их жизнь также приобретет новый смысл. Надеются на благополучную жизнь…

Франциск проехал по набережной до моста Сен-Мишель, свернул на Бочарную улицу и направился к Мельничьему мосту, за которым серой громадой высилась крепость Шатле. Минуту Франциск задумчиво смотрел на нее, потом решительно тронул повод коня, велев стражникам пропустить его.

В Лувр Франциск прибыл уже ночью. Прибыл вместе с Брэндоном, причем молодые люди перешучивались и смеялись, как закадычные друзья. Когда Луизе доложили об этом, она не поверила своим ушам и пожелала немедленно поговорить с сыном. Франциск принял ее по-домашнему. Скинув камзол и оставшись в одной рубашке с напуском, он разлил по кубкам вино и протянул один бокал Луизе. Видя немой вопрос в ее глазах, Франциск ответил, что выпустил Саффолка, чтобы не вызывать толков по поводу его заключения. Раз уж они решили, что роль посла останется за ним, о причине его наказания никому не следует знать.

– И вы уже опять на короткой ноге с мсье Саффолком, – с сарказмом заметила Луиза.

Франциск спокойно кивнул.

– Он нравится мне.

Луиза начала нервничать. Она удивленно посмотрела на сына, лицо которого вдруг стало серьезным.

– Ответьте мне, матушка, что будет со вдовствующей королевой, когда она покинет особняк Клюни?

Герцогиня даже растерялась. В данный момент ее волновало не это. Да и какое дело ей до рыжей англичанки, когда та уже сыграла свою роль? Луиза пожала плечами.

– Думаю, мы ушлем ее назад, в Англию.

– А потом?

Она вновь не поняла.

– Что потом? Какое отношение это имеет к нам?

Франциск чуть прищурился.

– Мария Тюдор – английская принцесса, и ее руки добиваются правители многих стран. Как вы считаете, какая нам будет выгода, если Генрих VIII выдаст ее по просьбе жены за кого-нибудь из Габсбургов? Зачем Франции способствовать укреплению союза Англии и Габсбургов с помощью династического брака?

Луиза постепенно начала догадываться.

– Конечно, нам это не выгодно! Однако, пока эта девка все еще в вашей власти, вы можете выдать ее замуж по своему усмотрению за кого-нибудь из наших подданных. Мы уже обсуждали с вами этот вопрос, Франсуа.

– Пожалуй, мы можем так поступить.

Луизе льстило, что, говоря о себе, будущий король Франции произносил «мы». Словно подчеркивал, что они, мать и сын, – единое целое. Но ей не нравилась эта насмешка в его глазах. Она отставила свой бокал.

– Думаю, у вас есть, что мне сказать, Франсуа.

Он негромко рассмеялся.

– О, я только рассуждаю вслух. Что будет, если королева Франции повторным браком сочетается с кем-нибудь из наших подданных? Не разгневает ли это нашего дражайшего Тюдора? Как, его красавица сестра – всего лишь подданная короля соседней державы! А ведь у него, как мы знаем, на нее свои виды. Так скажите, мадам, зачем нам осложнять отношения с королем Англии? Особенно теперь, когда мы намерены отвоевать наше Итальянское наследство и нам просто необходимо, чтобы Генрих, если не поддержал нас, то хотя бы оставался нейтрален. Мне нужен надежный тыл на севере, мадам.

Луиза по-прежнему не могла понять, к чему клонит Франсуа, но невольно восхитилась трезвостью его мыслей, его государственным умом. Король! Да, перед ней был король до кончиков ногтей. Она счастливо заулыбалась. Однако улыбка ее так и застыла, когда он произнес следующую фразу:

– Поэтому я решил выдать Мари за Шарля Брэндона.

Луиза несколько раз судорожно вздохнула. Лицо ее стало злым.

– Вы с ума сошли, Франсуа! Этот негодяй заслуживает казни. Он у нас в руках… Мы бы могли раздуть такой скандал!..

– И этим выдали бы то, что пока прячем за стенами Клюни? – резко перебил ее Франциск. – Зачем мне бросать тень на мой приход к власти?

Луиза постаралась взять себя в руки.

– Вы думаете, что добьетесь дружбы Генриха Тюдора, выдав его сестру за его же лакея?

– За герцога, мадам, не забывайте этого. Но за английского герцога. Таким образом, мы сразу выведем Мари из политической игры. Генрих не сможет больше использовать свою сестричку. Какой щелчок по носу английскому быку Тюдору, а? Что же касается его гнева… Гм… Мари призналась мне: брат дал ей слово, что она сможет заключить повторный брак после смерти Людовика, с кем пожелает. Он поклялся ей в этом в присутствии королевы и своего канцлера. Так при чем же здесь мы? Вдовствующая королева поступила так по своему усмотрению, мы же попросту не препятствовали ей, раз у нее есть слово брата-короля! Пусть Генрих сам разбирается со своевольной сестрицей и своим любимчиком.

– А Саффолк? – недовольно спросила Луиза. – Он же понимает, что король Генрих не простит ему самоуправства!

Франциск рассмеялся.

– Конечно, он это понимает. И представьте, матушка, этот безумец, пытавшийся похитить королеву Франции, едва я намекнул ему на возможность брака между ними, чуть не отказался от нее. Хотя я ему сочувствую. Совершая попытку похищения, он действовал из страха за любимую, тут уж не до голоса рассудка. Но едва он понял, что опасность миновала, то уже не жаждал попадать из огня да в полымя. Он ведь догадывается, как отнесется к нему Генрих, когда, вместо того чтобы доставить к нему принцессу в целости и сохранности, он сделает ее своей женой. Вы не поверите, матушка, но мне пришлось почти уговаривать его, даже сослаться на обещание Генриха, данное сестре, о коем он, кстати, и не подозревал. В конце концов я сказал ему, что он немедленно выйдет из Шатле, если даст согласие на брак с Мари. Это во-первых. А во-вторых, я пообещал не предъявлять прав на Турнэ, оставив его за англичанами. И, как видите, добился своего.

Луиза возмутилась.

– Как, у нас есть все возможности послать этого негодяя на плаху, а вы еще и отдаете ему Турнэ?

– Турнэ сейчас не главное, мадам. Главное – Миланское наследство и выход Марии Английской из игры.

Наконец Луиза все поняла и даже улыбнулась.

– Я одобряю ваш план, Франсуа, хотя эти двое не заслуживают подобной милости. По сути, вы стали их добрым гением, мой Цезарь.

Франциск тоже улыбнулся, но как-то грустно. Почему-то он вспомнил, как впервые увидел Мэри под дождем: усталую, в мокром, смешно нависающем капюшоне… Он тогда и не предполагал, насколько сильно влюбится в нее, как будет добиваться ее, чтобы в конце концов добровольно отдать другому.

Он протяжно вздохнул.

– Как странно… Иметь полную власть, возможность добиться чего угодно… и в итоге отказывать себе в том, чего желаешь, ради долга.

Луиза догадалась, о чем он.

– Хорошо, что вы это понимаете, сын мой. А теперь вспомните о своем непосредственном долге супруга. Клодия сказала, что не ляжет спать, пока вы не навестите ее.

Клодия… Какая скука! Франциск негромко вздохнул.

– Наверняка она уже спит. Однако… я иду.

В прихожей королевской опочивальни несколько дежурных фрейлин Клодии чинно присели перед ним в реверансе. Франциск обратил внимание на одну из них – совсем юную, черноволосую. Он поднял ее головку за подбородок.

– Ха! Малышка Болейн, клянусь честью!

Она кокетливо улыбнулась в ответ на его внимание.

– Ваша матушка, сир, оказала мне честь, приставив к мадам Клодии. А королева говорит, что неплохо иметь в окружении кого-то, кто знает английский.

– Действительно, неплохо. Очень даже неплохо, – усмехнулся Франциск.

Вид хорошенького девичьего личика всегда приводил его в приподнятое расположение духа и, входя в спальню к жене, он даже что-то негромко напевал.

Глава 20

В парадном зале Луврского дворца, среди огромного стечения народа король Франциск I и вдовствующая королева Мария обменялись церемонными поклонами.

– Мадам, – задал ей Франциск формальный вопрос, – могу ли я считать себя королем?

И она ответила:

– Сир, я не знаю иного короля, кроме вас.

В зале раздались аплодисменты.

Кое-кто поговаривал, что мадам Мари тяжело перенесла свое траурное затворничество – похудела, подурнела. Зато как же великолепно смотрелся Франциск I! Он взял руку королевы за самые кончики пальцев и провел через зал, вручив у дверей представителю Генриха VIII, герцогу Саффолку, словно символизируя этим, что возвращает ее под покровительство Англии. Франциск задержался на миг, наблюдая, какими они обменялись взглядами, сразу же забыв о его присутствии, и тихонько вздохнул. Он не сомневался, что, как только за ними закроется дверь, они бросятся в объятия друг к другу. Но он повернулся и пошел назад, туда, где на возвышении стоял трон. Сегодня же Франциск объявил, что двор отправляется на коронацию в Реймс…

Мэри была счастлива.

– Чарльз, скажи, что любишь меня!

И он говорил снова и снова. Черт возьми, он и в самом деле любил ее, раз решился обручиться с ней, вновь поставив свою жизнь, свободу и благополучие под угрозу! Мэри радостно кинулась ему на шею.

– Я ведь всегда знала, что однажды завоюю тебя. Но как подумаю, что пришлось пережить для этого!..

Брэндон обнял ее.

– Не думай больше о тех страшных днях – с ними покончено. Думай о будущем. О том, каким оно будет чудесным.

Мэри все еще выглядела нездоровой. Она казалась такой хрупкой, что Чарльз побоялся даже сильнее обнять ее…

Пока их предполагаемый брак держался в секрете. Мэри теперь жила в своих апартаментах в Турнельськом дворце и по-прежнему носила титул французской королевы. Во дворце было тихо: вся знать и придворные уехали в Реймс на коронацию Франциска I. Мэри была довольна этим. Ей надоело слышать смешки за спиной и пересуды о том, как прыткая вдова стремилась создать видимость беременности. Все восхищались Луизой, которая быстро раскусила план хитрой англичанки. Но теперь все отбыли, и Мэри огорчало лишь то, что и Чарльзу пришлось поехать на коронацию. Еще ее немного удивляла странная дружба между женихом и бывшим поклонником.

– Ты все равно этого не поймешь, – засмеялся Брэндон в ответ на ее недоуменные вопросы.

Хотя, в принципе, ей было все равно. Они с Чарльзом поженятся, и это главное. Мэри ждала его возвращения, но это ожидание не было ей в тягость – в нем жила надежда. Она коротала время, гуляя в парке, вышивая, мечтая о будущем. Среди ее окружения не было ни дамы Нэвэр, ни баронессы д’Омон, зато теперь в числе ее фрейлин вновь появилась Джейн Попинкорт. Королева лично послала за ней в монастырь бернардинок, а поскольку Джейн уже поняла, что жизнь вдали от мира совсем не для нее, то с удовольствием покинула обитель. Сейчас она даже удивлялась, как могла пойти на такой шаг, и уже спокойно рассказывала Мэри, в каком была горе, когда ее любовник Лонгвиль сообщил о прекращении их отношений. Тогда она, будучи в отчаянии, сказала, что уйдет в монастырь, и Лонгвиль с явным облегчением принял ее решение. Теперь же Джейн это казалось полным абсурдом, и она с радостью вернулась к придворной жизни, с удовольствием обсуждая с Мэри, как они уедут в Англию. Джейн уже знала о предстоящем браке Мэри с Брэндоном и искренне радовалась за нее, хотя порой втайне и побаивалась, чем обернется эта авантюра. Но ведь Брэндон всегда был счастливчиком, им с Мэри благоволил сам король Франциск! К тому же у Джейн имелись и личные планы на будущее: она все чаще вспоминала о своем саффолкширском поклоннике Бобе Пейкоке и хотела поскорее встретиться с ним. Ведь Гэмфри Вингфильд не утаил от нее, что Боб по-прежнему любит ее, а его отец оказал ей столь теплую встречу, что впечатлительная кокетка Джейн всерьез стала подумывать о браке и писала Бобу нежные письма.

Писала письма в Англию и Мэри: церемонные и официальные брату, более откровенные – Вулси. Она намекала, что внимание герцога Саффолка ограждает ее от домогательств Франциска. Вулси поймет, к чему она клонит, тем более что каждое письмо заканчивалось напоминанием о слове, данном ей братом. Но ответных писем Мэри пока не получала, и это несколько тревожило ее.

Брэндон приехал в свите Франциска I во время торжественного возвращения короля в свою столицу. С собой он привез письма от Генриха с заверениями братской любви и надеждой на скорую встречу. Им надлежало готовиться к отъезду, и Мэри искренне радовалась этому. Правда, им следовало задержаться до тех пор, пока Брэндон окончательно не обсудит с Франциском все условия англо-французского договора. Хотя Брэндон и так понимал, что условия эти будут не в пользу Англии. Франциск явно дал понять, что, пощадив Брэндона и покровительствуя их браку с Мэри, он и так сделал достаточно, чтобы герцог Саффолк не добивался от него каких-то уступок. А значит, вина Брэндона перед Генрихом будет заключаться не только в том, что он без разрешения женился на Мэри, но и в срыве дипломатической миссии. Поэтому жених французской королевы находился не в самом радостном настроении, но старался скрыть свои тревоги от нее. Ведь Мэри была так безмятежно счастлива, так рада! Ее красота вновь расцвела, и Брэндон решил, что все-таки он счастливый человек. К тому же у него оставалась надежда на Вулси. Когда-то Брэндон дал понять всесильному канцлеру, что имеет кое-что против него. Этим «кое-чем» было письмо Вулси к венецианскому дожу, и теперь Брэндон открыто написал, что отдаст письмо канцлеру, если тот возьмется быть его защитником перед королем. Это была выгодная сделка для них обоих, и Брэндон очень рассчитывал на нее.

В начале марта они с Мэри получили разрешение от епископа Парижского на брак. Венчание должно было состояться тайно, без всяких церемоний и торжеств. Однако накануне этого события Мэри навестил король Франции. Как всегда, Франциск явился неожиданно, когда Мэри примеряла свадебный наряд. В розовой парче, в наспех наброшенном на голову легком покрывале, освещенная лучами весеннего солнца, она показалась ему дивным видением, и в первый момент король даже забыл, зачем пришел. И сказал то, чего не должен был говорить:

– Мари, вы ведь еще не жена Саффолка, и я хочу вам сказать… предложить… Помните, что я говорил вам о Клодии? Что, если она… Останьтесь, Мари! Не выходите замуж! И тогда, однажды… Кто знает, может, я верну вам корону Франции.

Несколько минут она глядела на него, не в силах вымолвить ни слова. Пожалуй, Мэри почувствовала себя польщенной, но потом немного испугалась. Поэтому ответила медленно, тщательно выбирая слова.

– Сир, опыт моего первого замужества велит проявить некоторую предусмотрительность. Учитывая, что мой первый брак был продиктован государственными интересами, я бы хотела отныне пользоваться большей свободой в этом вопросе. Поэтому я отклоняю ваше лестное предложение, прошу не гневаться на меня и позволить выйти замуж по велению сердца.

Франциск грустно улыбнулся. По сути дела, он понимал, что это наилучший выход для них обоих… Уходя, король оставил на ее столике небольшой сверток, сказав, что это свадебный подарок.

Когда Мэри показала его Брэндону, тот пришел в восторг. Пусть Франциск и отказался вернуть Англии драгоценности вдовы Людовика XII, но лично от себя он даровал ей приданое в шестьдесят тысяч экю, а также в качестве вдовьего пансиона отдал ей доход от множества французских провинций – Сентонжа, Рошфора, Ла Рошели и Шинона, Пезена и Сен-Жан-д’Анжели. Брэндон пошутил, что женится на очень богатой женщине. Получалось, что если он привезет в Англию столь состоятельную герцогиню, то это компенсирует его неудачу в переговорах. А Мэри была задумчива. Среди дарственных бумаг был и личный дар Франциска: он возвращал ей бриллиант «Неаполитанское зеркало»…

На другой день они обвенчались в небольшой часовне в присутствии всего десяти человек… А сразу после Пасхи выехали в Кале. Здесь им пришлось задержаться, ибо Генрих уже знал об их браке и находился в гневе. Однако тут они наконец-то получили письмо от Вулси: он принял условия сделки Брэндона и обещал им свое покровительство. Правда, Вулси выдвигал свои условия, на которых он сможет умилостивить Генриха: чете Саффолков предлагалось выплатить казне приданое Мэри – не сразу, а по две тысячи фунтов в год. Учитывая щедрые дары Франциска I, они приняли эти условия.

Наконец Мэри с Чарльзом получили разрешение на въезд. Правда, поначалу им было не велено являться ко двору, но Вулси действовал умело, к тому же за влюбленных вступилась и королева Катерина. А поскольку она была в положении и у Генриха вновь появилась надежда получить престолонаследника, то он не стал ей перечить. Первой он вызвал сестру. Поначалу Хэл вел себя с ней сурово, она же ластилась к нему, восхищалась им, но не преминула напомнить о его обещании. Став хитрой и предусмотрительной за это время, Мэри рассказала, что если бы не вышла за Чарльза, то ее принудили бы вступить в куда более невыгодный для Англии брак, выдав за одного из подданных или союзников Франциска. О последнем сватовстве к ней самого Франциска I принцесса предпочла умолчать – она не хотела, чтобы Генрих знал, от каких возможностей она отказалась ради любви.

В конце концов Генрих простил ее, велев явиться к нему и Брэндону. И хотя многие требовали для дерзкого Саффолка наказания, Генрих принял его даже милостивее, чем сестру.

– Это так похоже на тебя, Чарльз. Ты ведь всегда верил, что на тебя свалится неслыханная удача, – улыбаясь, сказал ему король и обнял, не придавая значения тому, какими гневными сделались лица у Бекингема и Норфолка.

Тринадцатого мая состоялась повторная свадьба герцога Саффолка и Мэри Тюдор во дворце Гринвич в присутствии короля и королевы Англии, а также всего двора. Но Генрих все же потребовал, чтобы после свадебных торжеств молодые удалились в Саффолкшир. Изгнание опальной четы произошло под тем предлогом, что Брэндону надлежит привести в порядок многочисленные замки, которые король подарил своей сестре и зятю…

Теперь Мэри чувствовала себя по-настоящему счастливой. Она была свободна, весела и любима! Они с Брэндоном совершали поездки по своим владениям, принимали гостей, устраивали празднества. Одним из таких празднеств стала прошедшая в Ипсвиче свадьба любимой придворной дамы герцогини Джейн Попинкорт с молодым Бобом Пейкоком. Теперь у Мэри в Восточной Англии был свой двор, где она жила и правила, как хотела, и хотя именовалась герцогиней Саффолкской, но на официальных приемах ее по-прежнему называли французской королевой. В отличие от своего супруга, она крайне редко появлялась при дворе Генриха VIII. Брэндон же так и остался царедворцем, который не мыслил своей жизни без политики. Время его ссылки было счастливым, хотя порой он и скучал. Что они окончательно прощены, Саффолки поняли, когда их пригласили на крестины по случаю рождения у Генриха и Катерины дочери. Новорожденной дали имя Мария, в честь любимой сестры короля, а его друг герцог Саффолк стоял у купели принцессы. Крестным отцом маленькой принцессы стал Вулси, возведенный папой в сан кардинала – высшая честь для духовного лица. Теперь Вулси оставалось мечтать только о папском престоле.

В браке с Брэндоном Мэри родила четырех детей – двоих сыновей и двух дочерей. Своего первенца они благоразумно назвали Генрихом, зато родившейся следующей дочери Мэри дала имя Фрэнсис в честь короля Франциска, которому была обязана своим счастьем. С королем Франции Саффолки увиделись через пять лет, во время встречи двух королей на французской земле, в так называемом лагере Золотой парчи – блистательном сооружении из златотканых шатров и сверкающих павильонов. Франциск к тому времени уже стал победителем при Мариньяно, главой самого великолепного в Европе двора, покровителем художников и поэтов. С ним прибыла его мать, которую он сделал герцогиней Анжуйской и которая проявила себя как прекрасный политик, пока ее сын воевал за пределами Франции. Она по-прежнему была влюблена в коннетабля Бурбона и, зная, какая болезненная у него жена, втайне надеялась стать однажды мадам де Бурбон, даже не особенно задаваясь вопросом, хочет ли этого сам красавец коннетабль. С Мэри она беседовала весьма учтиво. Счастливая жизнь заставила бывшую королеву Франции на многое смотреть снисходительно, и, хотя ее сердце дрогнуло при виде Луизы, внешне она держалась вполне достойно. Зато встрече с Маргаритой Алансонской Мэри искренне обрадовалась. Маргарита была подлинной королевой двора Франциска, по-прежнему покровительствовала гуманистам и людям искусства и даже, выполнив свое давнишнее обещание, написала книгу в духе Боккаччо, назвав ее «Гептамерон»; книгой зачитывалась вся Франция. Бониве по-прежнему оставался ее верным рыцарем, хотя и переспал почти со всеми женщинами двора, включая прекрасную возлюбленную короля мадам де Шатобриан, наставив рога самому Франциску. Королева же Клодия вела крайне бесцветную, жалкую жизнь, что, однако, не мешало Франциску делать ей одного ребенка за другим. С Мэри Франциск встретился весьма приветливо. Он восхитился тем, как расцвела ее красота, уделял ей много внимания, а вечером сделался столь задумчив, что красавица Шатобриан даже заревновала. Правда, в дальнейшем Франциск, не желая сердить возлюбленную, вызывать ревность у Саффолка и подозрения у Генриха, не смог уделять ей столько внимания, сколько хотел. Однако, уже вернувшись в Париж, король написал под портретом Мэри: «Более девчонка, нежели королева».

В том же лагере Золотой парчи Мэри увидела Анну Болейн и даже беседовала с ней. Анна жаловалась, в какой тоске ей приходится жить в скучном окружении королевы Клодии, и просила Мэри походатайствовать, чтобы ее вернули в Англию. Но Мэри забыла об этом, едва Анна исчезла из поля ее зрения. К тому же за Анну было кому просить – ее старшая сестра Мэри Болейн уже была любовницей короля Генриха.

Анна вернулась в Англию лишь через семь лет. К тому времени она стала настоящей красавицей. Шарм и экзотическая красота невольно привлекли к ней внимание короля Генриха, и он расстроил ее предполагаемую помолвку с Гарри Перси, сыном графа Нортумберленда. Правда, сделал он это руками верного Вулси, который, как всегда, предугадал желание своего повелителя. Возможно, он сам хотел сделать Анну очередной фавориткой короля и своим послушным орудием… Но здесь он просчитался. Красавица Болейн стала его ярым врагом.

В то время Генрих VIII уже всерьез подумывал о разводе с Катериной Арагонской. После рождения их единственной дочери здоровье Катерины окончательно пошатнулось и она не могла уже иметь детей. К тому же она очень постарела и уже не привлекала супруга как женщина, а Генрих по-прежнему был полон сил и страстно желал иметь сына, который стал бы продолжателем его династии. И тогда он объявил Катерине о своем намерении развестись с ней. Но, всегда покорная и тихая, королева Катерина посмела восстать против воли мужа, отказавшись дать согласие на развод. Генрих, не придав этому значения, послал к Папе в Рим запрос с просьбой о разводе, а Вулси отправился во Францию договариваться о браке с овдовевшей к тому времени сестрой Франциска Маргаритой.