Текст книги "Гонка разоружения"

Центр контроля информации

Следующей задачей, стоявшей перед инспекторами, была установка Центра управления данными – ОСС. Проблема, связанная с попыткой быстрого развертывания средства разработки TOSI и одновременного преобразования его в средство контроля выезда из главных ворот Воткинска без предварительного надлежащего документирования всего, будет преследовать инспекторов. «Отсутствие документации по-прежнему является проблемой, – отметил полковник Энглунд в середине ноября. – Как и ожидалось, ни один из ожидаемых технических материалов для Центра сбора данных не поступил во время ротации 3 ноября. Советы говорят, что они не могут должным образом инспектировать ОСС до тех пор, пока ими тщательно не будет изучена эта детальная информация и что, если она не будет получена в ближайшее время, технические проверки придется соответственно отложить».

Джерри Портер, менеджер сайта Hughes, далее плакался 19 ноября, что «вся необходимая информация о кабеле еще не получена от [Sandia]».

Даже когда документация действительно поступила, существовала проблема передачи материалов Советам. «Проблема, – отметил Марк Су Ху, – возникла в том, что у нас нет официальной процедуры передачи чертежей Советам». Билл Лангемайер, инспектор Hughes, ответственный за отслеживание документации в Воткинске, разработал временную форму для документирования таких переводов. Этот вопрос обсуждался с полковником Энглундом 16 ноября. «С согласия полковника Энглунда, – отметил Су Ху, – было решено передать чертежи, находящиеся в файлах Hughes, используя форму и процедуру передачи, разработанные Биллом Лангемайером».

Но даже этой процедуры оказалось недостаточно. «Ключ к убеждению мистера Лопатин, что наше оборудование должно быть одобрено для установки, – это документация, – отметил Роб Седерман, представитель ESD на местах, в отчете о состоянии от 21 ноября. – Это все еще главная задержка, связанная со строительством».

Седерман подчеркнул важность документации, когда дело дошло до установки DCC. «Если подробная документация (т. е. электрические схемы) по DCC не поступит сюда до прибытия груза первой фазы, – заявил Седерман, – Советы указали, что будут задержки».

Но документы не поступили во время ожидаемой ротации инспекторов.

«Телефонный звонок Рону Мойе [инженеру Sandia] показал, что чертежи были фактически переданы Элу Глоу из Hughes (в Альбукерке), – сообщил Марк Су Ху. – Я понял из разговора с Чаком Биазотти (поваром Hughes!), который пришел по ротации, что ему должны были отдать чертежи, но он их так и не получил».

Ситуация с документами достигла критической точки. «И полковник Энглунд, и я начали находить ненасытные советские требования о все большем количестве бумаг утомительными, – отметил полковник Коннелл в меморандуме генералу Ладжуа от 14 декабря. – Я рекомендую вам подчеркнуть, что [в соответствии с проектом Меморандума о соглашении] технические проверки нашего оборудования для контроля предшествуют подписанию совместной инвентаризации, и как только эта инвентаризация будет подписана, «мы имеем право начать установку и использование оборудования…». После подписания совместной инвентаризации бремя доказательств ложится на Советы, чтобы установить, что в конкретной части оборудования есть что-то неприемлемое. Это фундаментальный тупик, который мы должны преодолеть».

Чтобы добиться именно этого, 16 декабря Коннелл встретился с Томиловым, начальником отдела 162 и непосредственным начальником Вячеслава Лопатина. Сочувствуя озабоченности Коннелла, Томилов был непреклонен в настаивании на приемлемой документации. «Советская сторона должна быть убеждена, что установка оборудования соответствует документации, – сказал Томилов, – и хотя американская сторона предоставила Советам много чертежей отдельных элементов системы, она не предоставила общего функционального описания». Томилов заявил, что Советы должны иметь общее функциональное описание системы, чтобы определить, какие чертежи отсутствуют, чтобы они могли запросить их.

Советская сторона, отметил Томилов, шла навстречу американской стороне, несмотря на отсутствие сопроводительной документации. Убежища DCC, которые были задержаны в Москве в ожидании проверки, могли быть проверены в Воткинске, «если бы они сопровождались полной документацией». В заключение Томилов напомнил Коннеллу, что «документация для системы контроля на объекте постоянной инспекции в Воткинске до сих пор не получена».

Полковник Коннелл сказал Томилову, что, по его мнению, инспекторы 21 ноября предоставили копию «функционального описания оборудования TOSI» и что этот документ должен дать Советам представление об общей функции системы TOSI. Томилов пообещал разобраться, действительно ли был предоставлен этот документ, и заранее извинился за возникшее недоразумение.

Как оказалось, вина была не на советской стороне. В комментарии для протокола к меморандуму от 16 декабря, документирующему встречу с Томиловым, дежурный офицер OSIA отметил, что «хотя обзор системы «Функциональное описание оборудования TOSI» фигурирует в списке документов, уже переданных Советам, они, возможно, на самом деле никогда его не получали. На собрании в США, которое последовало за встречей с Советами, Кубик, инспектор [Hughes], отвечающий за контроль документов, заявил, что на самом деле он никогда не передавал документ Советам, но думал, что это сделал полковник Энглунд. Телефонный звонок полковнику Энглунду показал, что он не предоставлял документ Советам. «Теперь у них есть копия, и мы ждем их реакции».

Как отметил Томилов, убежища ОСС застряли в Москве в ожидании документации, которая позволила бы провести инспекцию. Это было, наконец, сделано 6 декабря, и к 7 декабря Советы были готовы доставить убежища в Ижевск для дальнейшей транспортировки в Воткинск.

Первоначальные укрытия ОСС были спроектированы компанией Sandia исключительно в демонстрационных целях. Когда демонстрационный комплекс TOSI был выбран для развертывания в Воткинске, подразделение электронных систем (ESD) ВВ США взяло на себя ответственность за управление приобретением и развертыванием шести убежищ ISO, которые составляли ОСС. Однако при настройке укрытий для использования в составе ОСС новая конструкция исключала использование четырех верхних угловых точек крепления для подъема контейнеров, что означало, что их можно было перемещать только с помощью устройства, называемого распорной планкой, которое позволяло поднимать укрытие с нижних угловых точек крепления. Однако распорная планка была несовместима с крановой системой, используемой «Аэрофлотом», и как таковой ESD позаимствовала шесть мобилизаторов М1022 у 101-й воздушно-десантной дивизии в Форт-Кэмпбелле, штат Кентукки. Эти мобилизаторы были спроектированы для крепления к укрытиям ISO, чтобы их можно было буксировать как прицеп, и как таковые идеально подходили для установки DCC в советский самолет и извлечения из него.

7 декабря два инспектора встретились с первыми двумя укрытиями DCC ISO (Выходное укрытие и грязевая комната), когда они прибыли в Ижевск на борту советского самолета Ил-76. Согласно отчету, предоставленному OSIA одним из них, капитаном Патриком Риццуто, специалистом по транспорту из ESD, попытка переместить DCC из Москвы в Ижевск едва не обернулась катастрофой. Это чуть не убило инспектора, а также чуть не повредило или разрушило соответствующие укрытия DCC. Советский экипаж, по словам Риццуто, «очень спешил, постоянно пытаясь ускорить нас». Советы хотели, чтобы инспекторы подняли первое укрытие, не закрепляя его и не выравнивая самолет. Инспекторы отказались, отметив, что это позволило бы укрытию свободно катиться и, «вероятно, привело бы к разрушению укрытия». Только после того, как советский экипаж выровнял самолет, инспекторы подняли укрытие. Но Советы все еще в спешке начали снимать Мобилизатор с самолета без присмотра американцев и воткнули его в землю. «Мобилизатор был наконец освобожден, – отметил

Риццуто, – но только после того, как мы прикрепили цепь и использовали грузовик, чтобы повернуть колеса мобилизатора. Это могло повредить мобилизатор и было сделано только в крайнем случае».

После накачки воздушных амортизаторов на втором мобилизаторе Советы пренебрегли устранением провисания троса лебедки, который использовался для снятия укрытия с самолета. Прежде чем кто-либо из инспекторов понял, что происходит, «Мобилизатор/укрытие свободно катился к концу самолета, быстро ускоряясь примерно на 10–15 футов (3–4,5 м), прежде чем трос лебедки резко остановил его». Комбинация Мобилизатор/укрытие, отметил Риццуто, весила более 14 000 фунтов (6350 кг), и, если бы она не остановилась, она бы «вышла из-под контроля с торца самолета и упала на летное поле, причинив значительный ущерб задней части грузового отсека самолета и, вполне вероятно, повредив укрытие и прикрепленный к нему мобилизатор, не подлежащий ремонту».

Джим Халл, сотрудник Hughes, стоял с советским летчиком между мобилизатором и бортом самолета. Халл, по словам Риццуто, пожертвовал своей личной безопасностью, чтобы помочь советскому экипажу выбраться из надвигающегося укрытия. Без преувеличения, я утверждаю, что, если бы трос лебедки провис еще хотя бы на шесть дюймов (15,24 см), мистер Халл был бы серьезно ранен и, возможно, даже убит».

Потребовалось пять часов, чтобы доставить комбинацию Мобилизатор/ укрытие в Воткинск, двигаясь медленно, чтобы избежать потери контроля на холмистых, обледенелых дорогах. Каждый час колонна съезжала на обочину для проверки безопасности всего оборудования, прежде чем, наконец, благополучно прибыла к главным воротам.

Четыре дня спустя Риццуто, к которому на этот раз присоединились два инспектора Hughes, вернулся в Ижевск, чтобы получить оставшиеся четыре укрытия ISO, входящие в состав комплекса DCC. По прибытии Риццуто отметил, что первые два убежища уже были на летном поле, Советы прибыли и выгрузили их, не дожидаясь американцев.

«Советский экипаж, – сообщил Риццуто, – без согласия США, указаний или официальных инструкций неправильно эксплуатировал мобилизаторы, не имея воздушного компрессора для накачки воздушных амортизаторов, чтобы обеспечить необходимый зазор между грузовой палубой самолета и дном укрытия. После того, как укрытия были загружены, советская наземная команда затем неправильно отбуксировала один мобилизатор и укрытие за другим, используя точку крепления, которая должна использоваться только тогда, когда мобилизаторы не несут груза. (Точка крепления не предназначена для поддержки дополнительных 10 000 фунтов (4535 кг) приюта.)» Риццуто осмотрел как приюты, так и мобилизаторы. «Был относительно незначительный ущерб одному укрытию и одному мобилизатору», – отметил Риццуто. В конечном счете он решил, «что было бы безопасно перевезти их обратно в Воткинск».

Последние два убежища ISO прибыли позже в тот же день и были выгружены без происшествий. Впоследствии все четверо были доставлены к главным воротам без происшествий.

Четыре модуля, составляющие DCC, были установлены 16 декабря. К 30 декабря монтаж кабелей, стоек и компьютерного пола в DCC близился к завершению. Критически важные электронные компоненты прошли стендовые испытания на инспекторском складе и были готовы к установке после подключения питания к DCC. Но задержки в доставке и монтаже оказались фатальными для графика работ; DCC не был готов к заселению и работе до весны, когда погода улучшилась и можно было выполнить окончательную установку.

Установка рентгеновского аппарата КаргоСкан также представляла собой проблему. Весь вопрос КаргоСкан был отложен в Женеве, где SVC продолжала бороться с проблемой эксплуатационных и технических параметров системы. Оказавшись заложниками дипломатов, ни инспекторы, ни их советские коллеги в Воткинске мало что могли сделать. Полковник Энглунд советовал OSIA не отправлять какое-либо оборудование, связанное с КаргоСкан, до тех пор, пока не будет завершена подготовка площадки к его приему. По состоянию на середину ноября у инспекторов, похоже, был полный комплект планов подготовки площадки для КаргоСкан. Однако Энглунд не был уверен, что планы создания фонда были окончательно доработаны, поэтому он воздерживался от передачи документов Советам до тех пор, пока не сможет подтвердить, что это действительно было сделано. Однако он инициировал предварительное обсуждение с Советами вопроса о строительстве. «Советы, – отметил Энглунд, – указали, что они будут готовы начать к началу года». Но, как сообщил Энглунд: «Я уже был поставлен в тупик их первым вопросом – сколько кубометров бетона потребуется. Кроме того, в поисках этой информации я нашел примечание, в котором говорится: «Весь бетон должен быть класса с2 в соответствии со спецификацией 19757-С-005*; похоже, у нас нет этой спецификации».

Были еще более фундаментальные проблемы, связанные с КаргоСкан. Сэм Израэлит, инженер компании Hughes, ответственный за установку и эксплуатацию КаргоСкан, в середине декабря предупредил полковника Коннелла, что с подготовкой к доставке аппарата в Воткинск не все в порядке. Первым вопросом было обучение техническому обслуживанию. КаргоСкан, подчеркнул Израэлит, не является системой «под ключ». «Возможно, за несколько часов можно обучить кого-то правильно управлять системой и делать рентгеновский снимок объекта, – объяснил он в записке полковнику Коннеллу, – но это не дает ему права обеспечивать уход и техническое обслуживание системы в изолированной части Советского Союза».

Израэлиту сказали, что перед отправкой системы КаргоСкан в Воткинск он и другие критически важные сотрудники Hughes пройдут специальный двухнедельный учебный курс, который позволит обучаемому человеку справиться «с 80–90 % проблем, которые могут возникнуть». Из-за изменений в расписании и политического давления, оказываемого на Sandia с целью развертывания КаргоСкана, курс подготовки специалистов был отменен. «Без этого курса, – отметил Израэлит, – надежное обслуживание системы не может быть гарантировано…, мы вводим потенциальный кошмар технического обслуживания в систему контроля выезда из главных ворот».

Другая проблема заключалась в документации для КаргоСкана – по словам Израэлита, поставщики, похоже, «не желали предоставлять какую-либо документацию, официальную или неофициальную, касающуюся рентгенографической части системы в режиме реального времени». Sandia говорила Hughes, что «предоставленной документации было достаточно». Но, только что пережив фиаско с документацией в DCC, Израэлит не был так уверен.

Не было никаких сомнений в том, что OSIA не выполнило предусмотренное договором требование о введении в эксплуатацию функционирующего объекта контроля в Воткинске к 1 декабря 1988 года. Оглядываясь назад, можно сказать, что эта цель всегда была слишком далекой, особенно учитывая тот факт, что США пытались превратить то, что было не более чем демонстрационной концепцией, в оперативную реальность, которая включала в себя развертывание интрузивных непроверенных технологий на секретном военно-промышленном объекте, расположенном в одном из самых отдаленных районов Советского Союза. То, что инспекторы по контролю, работая вместе со своими советскими коллегами, достигли столь многого за столь короткое время, было данью их совместной приверженности духу, если не букве, Договора о РСМД.

Для задержек, с которыми столкнулись в Воткинске, были законные причины, и почти все они находились вне контроля OSIA. Несмотря на всю нашу напряженную работу с момента вступления договора в силу, факт заключался в том, что, когда 1988 год перешел в 1989 год, инспекторы в Воткинске, казалось, проигрывали свою борьбу за эффективное выполнение положений Договора о РСМД.

Снимок

Оказалось, что российская погода была одной из самых больших угроз, с которыми столкнулись американские инспекторы в Воткинске. Когда мы впервые приехали в Воткинск летом 1988 года, нас встретила смесь жары и влажности, и больше всего нас беспокоили клещи и чистота нашей питьевой воды. Июль был отмечен сочетанием жары и дождей. Геология главных ворот не способствовала эффективному дренажу, что привело к болотообразным условиям по периметру завода, которые угрожали разрушением бетонной стены, ограждавшей территорию завода, и создавали неопределенную почву для инспекторов, которые патрулировали периметр завода дважды в день – каждый день. Мухи, комары и клещи процветали в этой среде, а инспекторы – нет. Когда июль перешел в август, солнечных дней стало меньше, чтобы компенсировать дожди, и Воткинск, как и вся Россия, оказался во власти страшной распутицы, или сезона грязи. Богатая почва вокруг Воткинска превратилась в тяжелое, липкое болото, которое было столь же всепроникающим, сколь и всеобъемлющим.

«Дождь и грязь на этой неделе абсолютно убедили меня в том, что нам нужно добавить еще одну секцию в здание постоянного контроля выезда из главных ворот, – писал полковник Коннелл в еженедельном отчете, отправленном в штаб-квартиру OSIA 6 августа 1988 года. – У нас повсюду грязь, и нам приходится подметать полы четыре или пять раз в день…без этого, я думаю, мы довольно быстро приведем в порядок остальную часть здания».

Дождь продолжал идти, и грязь становилась только хуже. Движение было борьбой. Грязь следовала за инспекторами повсюду, до такой степени, что мы воображали, что можем даже почувствовать ее вкус в еде, которую мы ели. «Нынешняя асфальтированная дорога настолько покрыта слоем грязи в несколько дюймов, что нет никаких свидетельств того, что дорога вообще заасфальтирована», – заметил Марк Су Ху, инженер из Sandia. Затем погода изменилась: 22 сентября выпал первый снег, а на следующий день лужи воды, скопившиеся по всему участку, замерзли. Инспекторы были проинформированы о том, что из-за проблем, связанных с программным обеспечением, DCC не будет отправлен до середины декабря. Джерри Портер попытался объяснить реальность этого решения своим боссам в Калифорнии: «Во временном здании нет отопления, крыша протекает, балка начинает пробивать пол в коридоре, водонагреватель не работает, а под ним стоит большое ведро для сбора протечек, а в туалете так холодно, что команда терпеть не может им пользоваться».

Однако первые заморозки в конце сентября принесли долгожданное облегчение от грязи. Но температура продолжала падать. К 21 октября землю уже покрыл снег. По словам Марка Су Ху, усиление мороза было очевидным. «Телефонные столбы и столбы забора, – заметил он, – отклонены от вертикали на целых 15 градусов».

Мы все видели зернистые фотографии, сделанные Рэймондом Ф. Смитом, исполняющим обязанности заместителя главы миссии посольства США в Москве в то время, во время его визита в Воткинск 4 и 5 февраля 1988 года (Смит впоследствии стал первым заместителем директора по международным переговорам OSIA); снег и тепло одетые люди были общей темой повсюду. Но смотреть на изображение – это одно, а испытать холод на себе – совсем другое. Американские инспекторы начали надевать зимнюю одежду, чтобы лучше справляться с ситуацией. Их советские коллеги на заводе смеялись над ними. «У вас хорошая осенняя одежда, – сказали они. – Но это не зимняя одежда. Вот увидите».

Когда октябрь сменился ноябрем, а ноябрь превратился в декабрь, открылась истинность слов Советов. «Погода в Воткинске в это время года, – написал Фред Кэмпбелл, представитель ESD, в отчете из своей штаб-квартиры, – настолько холодная, что может быть опасной. Если ESD пошлет другого представителя на замену мне, этот человек должен быть готов встретить холод так, как он или она никогда себе не представляли».

К началу декабря сильный холод побудил Дэвида Пирсона, ассистента врача из Hughes, подать запрос на «видеозапись гипотермии, обморожений и других медицинских проблем в холодном климате, чтобы я мог использовать их в обучающих мероприятиях по повышению осведомленности о здоровье по этим темам».

Задача установки технологически продвинутого инспекционного центра в удаленном зарубежном месте была достаточно сложной. Добавление экстремальных зимних условий сделало это еще более важным. На Воткинском заводе условия были жестокими. Инспекторы работали в сокращенные смены, устанавливая различное оборудование, используемое в процессе инспекции, прежде чем вернуться в отапливаемое сооружение для обогревания. Один из них получил легкое обморожение кончиков пальцев, несмотря на усилия Дэвида Пирсона. Советы были вынуждены использовать отбойный молоток с гидравлическим приводом, чтобы пробивать мерзлую почву, чтобы можно было вырыть ямы и залить бетонные основания для фонарей и камер. Силовые и медные кабели, которые вручную протягивались по подземному трубопроводу, не были рассчитаны на такие экстремальные температуры; не были рассчитаны и трансформаторы, используемые с DCC, которые вышли из строя почти сразу после включения питания.

Ноги инспекторов первыми ощутили воздействие холода. Зимняя температура в Воткинске в среднем составляла минус 30 градусов по Фаренгейту. Ботинки Sorrel, выпущенные HTSC, перестали обеспечивать тепловую защиту при температуре около минус 20 градусов по Фаренгейту; пароизоляционные ботинки «Микки Маус», выпущенные правительством для военнослужащих из OSIA, были еще менее эффективными. «Трудно оставаться на улице больше часа», – писал Коннелл.

Некоторые инспекторы, в том числе и я, стали приобретать русские валенки ручной работы, известные как валенки, которые можно было приобрести у продавцов в городе Воткинске. «Лейтенант Риттер и Джерри Портер (руководитель участка Hughes) большую часть времени носят валенки», – отметил полковник Коннелл в своем еженедельном отчете в штаб-квартиру OSIA в середине декабря, – и утверждают, что у них самые теплые пальцы ног в городе». Увидев хорошую вещь, Коннелл попросил, чтобы ему было предоставлено право купить пару валенок для каждого дежурного офицера OSIA в качестве предмета униформы.

«Головные уборы, – продолжил Коннелл, – это другое дело. Теперь каждый здесь носит свою собственную версию теплой шапки; результат явно неоднородный, а иногда и причудливый». Полковник Коннелл носил меховую шапку Советской армии, приобретенную во время его поездки в Москву в качестве атташе; я носил меховую шапку советской морской пехоты, купленную в советском военном магазине в Москве. Джим Стюарт, сотрудник Hughes, победил нас обоих – на нем был советский теплоизоляционный чехол, приобретенный у советского военно-строительного подразделения, помогавшего строить комплекс контроля. Коннелл призвал к единообразию путем адаптации к местным нормам. «Мало того, что есть некоторая мудрость в том, чтобы носить то, что сами Советы сочли лучшим и теплым решением, – отметил Коннелл, – но мы также будем меньше похожи на существ из космоса».

И так случилось, что холодным декабрьским днем, когда дневной свет угасал, стайка «явно неоднородных» американских инспекторов, одетых в «причудливый» ассортимент шляп для защиты от холода, собралась в снегу по колено за пределами Воткинского машиностроительного завода, чтобы сделать групповую фотографию, которая определила их дух и преданность миссии, о которой мало кто из американцев знал, и важность которую еще меньше могли когда-либо начать понимать.

Полковник Коннелл, организатор этой экспедиции, вручил группе большой американский флаг, который в последний раз развевался над Капитолием США, подарок Джека Кемпа, министра жилищного строительства и городского развития в администрации Рейгана. Инспекторы развернули флаг, гордо демонстрируя перед собой звездно-полосатый флаг, его яркие красные и синие цвета резко контрастировали с ослепительно белым цветом русской зимы. Советский фабричный рабочий, ошеломленный разворачивающимся перед ним зрелищем, сделал снимок, запечатлев этот момент навсегда.

Сфотографироваться было неотъемлемой частью совместного опыта, радикально расходившегося со всем, что собравшиеся инспекторы когда-либо делали раньше или думали, что когда-либо будут делать. 21 инспектор на фотографии представлял собой разношерстную группу, состоящую из представителей разных слоев общества, но объединенную общим опытом той первой зимы в Воткинске. Для подавляющего большинства присутствующих их пути никогда бы не пересеклись с другими, если бы не Договор о РСМД и его уникальные требования к контролю. В их резюме перечислялись различные наборы навыков: лингвисты, инженеры, ассистенты врачей, фельдшеры, техники, менеджеры, повара и военные офицеры.

Однако они были гораздо большим, чем просто коллекцией прошлого опыта, они были человеческими существами с именами, которые, в свою очередь, были прикреплены к лицам, которые излучали уникальную индивидуальность и характер тех, кто участвовал в контроле выезда из главных ворот в то время и в том месте в истории:

Зои Халулакос, Рик Мартин, Рут Бергер, Дейв Пирсон, Фред Кой, Чак Биазотти, Джерри Портер, Мэри Джордан, Рой Питерсон, Чак Майерс, Дейв Ланге-майер, Барретт Хавер, Хэл Лонгли, Марк Романчук, Грег Робинсон, Джим Халл, Джерри Ильдефонсо, Скотт Йодер, Джим Стюарт, Сэм Израэлит, Джордж Коннелл и я. Мы работали бок о бок с десятками других инспекторов, которые сменяли друг друга на месте, о котором мы все знали.

С коллегами-инспекторами мы собрались в Воткинске в уникальное время не только в истории Воткинского центра контроля главных ворот, но и в истории Соединенных Штатов и Советского Союза. Несмотря на сильный холод, царивший в тот декабрьский день 1988 года, реальность заключалась в том, что холодная война, определявшая американо-советские отношения на протяжении предыдущих 43 лет, оттаивала, символом этих новых отношений стало это самое место, где мы сфотографировались в условиях холодной русской зимы. Инспекционные положения Договора о РСМД были рассчитаны на 13 лет – до 1 июля 2001 года. Объект, который мы строили, должен был функционировать в течение всего срока действия инспекционной фазы Договора о РСМД и, если потепление в отношениях продолжится, распространяться на новый Договор о сокращении стратегических наступательных вооружений (СНВ). Мы были пионерами в том, что должно было стать новым рубежом контроля над вооружениями сверхдержав – инспекцией на месте, которая определила бы проверку соблюдения будущих договоров и соглашений. Наша работа представляла собой стандарт, на котором будут основываться и оцениваться все будущие инспекции на местах. Однако постоянство нашего наследия скрывало быстротечность момента, запечатленного на фотографии. «Явно неоднородный» персонаж, выставленный на всеобщее обозрение, отражал пограничную реальность, которая будет – действительно, могла существовать только один раз. Воткинский объект, примерно в декабре 1988 года, был диким, необузданным Востоком контроля над вооружениями, местом, где инспекторы и инспектируемые в равной степени писали правила игры, поскольку она разыгрывалась перед ними. Это было переходное время для обеих сторон – инспекторы медленно втягивались в структурированную нормальную жизнь, которая всегда следовала по пятам за всеми первопроходцами, а граждане и рабочие Воткинска приспосабливались к новой политике перестройки и гласности, которую продвигал Михаил Горбачев, что помогло не только заключить Договор о РСМД, который привел американских инспекторов в их среду, но и проявилось в изменении социальных, политических и экономических реалий, которые определяли их жизнь.

Фотография инспекторов, держащих флаг на снегу, захватила воображение всех, кто ее видел, и положила начало концу свободного выбора одежды, который определял инспекторов в то время. Встревоженный тем фактом, что инспекторы, с визуальной точки зрения, медленно превращались в советских клонов, штаб-квартира OSIA отклонила просьбу Коннелла приобрести местные ботинки, шляпы и пальто и вместо этого обязалась закупить одежду, соответствующую поставленной задаче, гарантируя, что в будущем все инспекторы будут тепло одеты и выглядеть как американцы.

Воткинск, как и весь остальной Советский Союз, переживал свой собственный переходный период. Это был город с одним заводом, построенный на базе Воткинского машиностроительного завода и ракет, которые он производил. Ракета SS-20 уже более десяти лет была источником жизненной силы завода и, как следствие, самого города. Договор о РСМД покончил с ракетой SS-20 и тем самым вырвал экономическое сердце Воткинска. Даже когда процесс инспектирования превратился в определенную рутину, город, принимавший инспекторов, плыл по течению в хаосе общегосударственных социально-экономических преобразований, которых никто не ожидал и к которым он был плохо подготовлен.