Текст книги "Гонка разоружения"

Большой холод

Как отметил английский поэт Джеффри Чосер в своем произведении «Троил и Крисейда», «всему есть конец, в том числе и хорошему». Этот вечный афоризм в полной мере применим к безмятежному периоду американо-советских отношений в Воткинске, который длился с августа по декабрь 1988 года. 2 января 1989 года в досуге США была нажата кнопка «пауза», поскольку американские инспекторы применили подход «вся команда без исключений», когда дело дошло до получения поставок мебели для постоянных жилых помещений США, которые в то время близились к завершению за пределами Воткинского завода окончательной сборки ракет. Когда полтора месяца спустя дела на рабочем фронте пришли в норму, Советы 162-го отдела были заметно менее восприимчивы к просьбам США о проведении досуга.

Зона «без сопровождения» в центре Воткинска продолжала существовать, как и было объявлено. Однако Советы ясно дали понять, что, как только американские инспекторы покинут свои временные помещения и переедут в постоянное жилье, примыкающее к объекту контроля, доступ в город Воткинск будет предоставляться «по запросу», и потребуется советское сопровождение.

Запросы на проведение досуга за пределами зоны «без сопровождения», известные как заявки, подавались в письменном виде по крайней мере за 24 часа до прибытия Советов, которые затем организовывали транспорт и сопровождение по мере необходимости. Советы собрали список регулярных занятий, таких как плавание, посещение тренажерного зала, и просьбы США об этом почти всегда удовлетворялись (исключение составляли случай, когда заведения были закрыты).

Заявки для других пунктов назначения, таких как город Чайковский (в радиусе 50 км для разрешенных туристических поездок, но расположенный в Пермской области, в отличие от Удмуртской Республики, и поэтому требующий дополнительной координации), требовали уведомления за 48 часов или более, но почти всегда предоставлялись.

Первым признаком наличия проблемы стало то, что группе инспекторов было отказано в обычной просьбе поужинать в баре Ivrus Grotto. Ivrus, ресторан-клуб, который открылся в сентябре 1988 года, стал постоянным местом пребывания инспекторов (действительно, инспекторы организовали несколько званых обедов в там в честь различных краткосрочных инспекционных групп, которые пополнили штат сотрудников на месте в сентябре-октябре 1988 года). Строительство Ivrus частично спонсировалось Воткинской фабричной ассоциацией и располагалось в районе Первого поселка, где находилось несколько общежитий, используемых неженатыми рабочими Воткинской фабрики, включая всех социальных сопровождающих, из которых Ivrus надеялся привлечь постоянную клиентуру.

Созданный по образцу аналогичного заведения в городе Казани, Ivrus представлял собой модернистский ресторан, стены которого были сконструированы так, чтобы выглядеть как интерьер пещеры. Ресторан, рассчитанный примерно на 40 человек, предлагал относительно уютный ужин, состоящий из этнических армянских блюд, таких как шашлык (кусочки баранины и/или курицы, насаженные на шампуры), люля-кебаб (мясной фарш, который подается на шампурах) и хашлама (армянское рагу из баранины). Еда была дорогой по сравнению с другими заведениями, но отличалась высоким качеством, была безупречно приготовлена и представлена.

Здесь же были ухоженный бар, где клиенты могли приобрести напитки, и отдельная комната для танцев. Танцпол можно было превратить в видеозал, где посетители могли бы перекусить, просматривая последние выпуски. В то время как инспекторов привлекло меню, еще больший интерес вызвал тот факт, что в Ivrus всегда была оживленная толпа местных жителей, которые придавали ему очарование, что делало его привлекательным местом для инспекторов, ищущих разнообразия в своей рутине. К середине февраля 1989 года, когда вопросы с доставкой и установкой мебели были взяты под контроль, несколько инспекторов подали заявку поужинать в Ivrus. Заявка была отклонена. Когда спросили о причине отказа, Советы ответили одним словом: «хулиганство».

Местные власти отслеживали рост уровня преступности и приписывали это бандам праздной молодежи, которые любили собираться в так называемых «видеозалах», где под видом просмотра фильмов занимались так называемым «антиобщественным поведением» – пили, курили и употребляли наркотики, что привело к мелким кражам, кражам со взломом и нападениям. Чтобы бороться с таким поведением, советские власти закрыли «видеозалы», что, в свою очередь, означало упразднение одного из самых прибыльных видов деятельности ресторана Ivrus. С исчезновением видеозаписей Ivrus начал привлекать все более пристальное внимание толпы, состоящей из разочарованных молодых мужчин и женщин, которые напивались в баре и мешали другим посетителям. Ivrus, по мнению советских властей, превратился из первоклассного места в передовую современной преступности. Соответственно, советские власти закрыли его для инспекторов. Опасения по поводу хулиганства побудили Советы ограничить свободу доступа инспекторов, которой они ранее пользовались по всему Воткинску, для более контролируемых и сдержанных встреч. Инспекторы, естественно, воспротивились этим новым ограничениям, и отслеживание количества забракованных заявок стало задачей для дежурных сотрудников OSIA. Проблема отклоненной заявки даже приобрела личный аспект – после того, как мне было отказано в разрешении наблюдать за выборами 21 мая, я сообщил об инциденте полковнику Энглунду, который решил обострить вопрос, официально запросив у Советов объяснения, почему моя просьба была отклонена. Советы, по-видимому, обиделись на жалобу, и я обнаружил, что мои личные заявки были навсегда отклонены, в том числе встреча, которую я назначил местной портнихе, собиравшейся сшить платье для моей жены. Было объявлено перемирие, поскольку обе стороны готовились к Дню открытых дверей и визиту посла Мэтлока. Но проблема отклоненной заявки продолжала тлеть, ожидая только подходящего момента, чтобы поднять свою уродливую голову.

Сердечное дело

Есть русская поговорка: «Не знаешь, где найдешь, где потеряешь», которая лучше всего отражает роль судьбы в великой схеме вещей. Это справедливо и в отношении досуга американских инспекторов в Воткинске. В январе 1989 года Ричард Макгиббон, специалист по технологиям верификации, нанятый Национальной лабораторией Sandia, находился в Воткинске, помогая с установкой средства контроля выезда из главных ворот Воткинского завода. Ричард вместе с другими инспекторами взял интервью у советского журналиста, который процитировал комментарий Ричарда о боткинском «море снега», замечание, которое касалось того, что Ричард назвал очень позитивным опытом в Советском Союзе.

11 марта 1989 года он испытал сильную боль в груди во время выполнения своих обязанностей в Центре контроля. Дейв Пирсон, дежурный помощник врача Hughes, решил, что состояние Ричарда было достаточно серьезным, чтобы попросить Советы эвакуировать его на машине скорой помощи в Воткинскую заводскую больницу в центре города. Там советские врачи быстро оценили, что Ричард нуждается в специализированной помощи, которую можно было оказать только в Ижевском кардиологическом центре. Дейв Пирсон в сопровождении Зои Халулакос ехал с Ричардом в советской машине скорой помощи, когда его перевозили в Ижевск, и оставался с ним, пока его осматривал штат опытных кардиологов.

Было быстро решено, что Ричарда необходимо будет эвакуировать с медицинской точки зрения на военный объект США в Ландштуле, Германия, для лечения. Пока прорабатывались детали его транспортировки, Ричард оставался под пристальным наблюдением ижевских кардиологов, которые провели спасительное нехирургическое вмешательство для стабилизации состояния Ричарда, чтобы его можно было перевезти в Германию. К 15 марта 1989 года состояние Ричарда улучшилось до такой степени, что он мог путешествовать под наблюдением врача. Самолет С-9 Nightingale Medivac ВВС США, базирующийся на авиабазе Рейн-Майн в Западной Германии, вылетел прямо в аэропорт Ижевска, где Дейв Пирсон и ижевские кардиологи передали Ричарда на попечение медицинской бригады ВВС США. Ричарда доставили на авиабазу Рамштайн, где его встретил Майк Уилкинг, местный представитель Hughes, базирующийся во Франкфурте, который сопроводил Ричарда в военный госпиталь Ландштуль. Позже Ричард полностью выздоровел, хотя ему так и не суждено было вернуться в Воткинск.

Сердечный приступ Ричарда Макгиббона привел американских инспекторов к контакту с целой группой людей, с которыми в противном случае у нас никогда бы не было возможности встретиться, – врачами и медсестрами Ижевского кардиологического центра. Учитывая характер работы Ричарда, нам нужно было постоянно следить за ним. Это означало, что в кардиологическом центре Ижевска у нас были два инспектора из США на постоянной основе, работающие по 12 часов в смену. Большую часть этого времени Ричард находился под действием седативных препаратов, так что нам ничего не оставалось, как ждать у его постели, пока за ним ухаживали советские медицинские работники. Мы узнали врачей и медсестер по именам, но поскольку они были непревзойденными профессионалами, а мы никогда не могли оставить Ричарда, у нас не было возможности для расширенных бесед, которые обычно происходят, когда люди находятся рядом друг с другом.

Когда Ричарда благополучно погрузили в санитарную машину 0–9 и отправили домой, мы, инспекторы, вернулись к своему обычному графику работы. Мы нашли время, чтобы выделить работу одной из советских сопровождающих, Аллы Зотовой, которая оказывала великолепную лингвистическую поддержку на протяжении всего пребывания Ричарда в Ижевске. Инспекционная группа США обычно довольно сдержанно хвалила работу наших советских коллег перед их руководством, опасаясь, что это может привлечь нежелательное внимание со стороны советских служб безопасности, которые могли бы прочитать злой умысел за нашей похвалой. Но работа Аллы за это время была поистине исключительной, настолько, что мы нарушили нашу собственную политику, написав официальное письмо с признательностью за поддержку, которую она оказывала как американским инспекторам, так и советским кардиологам.

Письмо было подписано и доставлено, и мы решили оставить дело Макгиббона в прошлом. Однако через неделю после отъезда Ричарда из Ижевска мы получили приглашение от доктора Евгения Одиянкова, главного кардиолога Ижевского кардиологического центра, посетить прием, «чтобы лучше узнать друг друга». Я довел это приглашение до сведения Дуга Энглунда, который подумал, что это неплохая идея – прийти на прием. Мы отправили заявку в отдел 162, которая была одобрена.

Дуг Энглунд повел группу шести инспекторов в Ижевск, где доктор Одиянков и его сотрудники ждали нас в вестибюле Центра. Это было очень вежливое, мрачное мероприятие – до неловкости. Мы обменялись любезностями. Мы сидели в тишине. Доктор Одиянков, чувствуя настроение, наклонился к Дугу Энглунду. «Наш лидер, господин Горбачев, объявил войну алкоголю. Как хорошие коммунисты, мы должны поддерживать нашего лидера. Вы присоединитесь к нам в этой борьбе?»

Перед приездом мы с Дугом поговорили об алкогольной политике и о том, что по этому поводу считает OSIA. Как резидент контрразведки, он обратился ко мне за адекватной интерпретацией. «Только дипломатические тосты», – был мой ответ.

После того как доктор Одиянков заговорил, Дуг посмотрел на меня: «Похоже, мы в безопасности». Я кивнул. Дуг повернулся к доктору Одиянкову и заявил, что с удовольствием поддерживает воздержание.

Улыбка на лице доктора Одиянкова растянулась от уха до уха. «Да, в свое время. Но сначала есть борьба. Как солдат, вы это понимаете». Доктор Одиянков подал знак своим сотрудникам, которые достали несколько ящиков, полных бутылок водки. «У нас много врагов, которых нужно убить!»

С этого момента вечер пошел под откос – я помню, как меня привели в зал, где группа играла рок-музыку, а персонал, в том числе много милых женщин – врачей и медсестер, ждали, чтобы потанцевать. Другие инспекторы, в том числе две женщины-переводчицы, попали в аналогичную засаду. С дипломатической точки зрения это дело имело большой успех. С точки зрения контрразведки, особенно учитывая безудержные нарушения антиалкогольной политики OSIA, встреча с кардиологами была катастрофой.

Когда несколько недель спустя мы получили второе приглашение присоединиться к доктору Одиянкову и его сотрудникам для поездки на лодке Кардиологического центра по реке Каме, Дуг посмотрел на приглашение с трепетом. Мы оба согласились, что будем настороже, если повторится водочная засада, в которую мы попали в Кардиологическом центре. После того как мы с Дугом в сопровождении четырех других инспекторов расселись по своим местам и судно тронулось, доктор Одиянков задал нам следующий вопрос: «Мы, Советы, гордимся продуктом нашего труда. Здесь армянский коньяк самый лучший. Но на Западе «Хеннесси» – любимый бренд».

Доктор Одиянков достал две бутылки: одну армянского коньяка, другую «Хеннесси». «Мы уважаем ваше мнение и просим вас помочь нам решить этот вопрос», – Дуг посмотрел на меня. Это был всего лишь один тост. Какой вред может с нами случиться? Я кивнул.

Бокалы были наполнены. Мы их осушили и объявили о нашей готовности вынести решение. «Не так быстро», – сказал доктор Одиянков. «Проблемы такого масштаба требуют интенсивных исследований. Окончательное решение ждет опустошения бутылок!»

Бокалы были наполнены еще два раза, и в этот момент у нас закружилась голова и мы с Дугом вынесли единодушный вердикт: армянский коньяк был намного лучше.

Намек на улыбку доктора Одиянкова: «Идеально! Потому что у нас просто случайно оказался его ящик, который в честь признания этой советской победы над Западом должен быть съеден!»

После этого момента моя память затуманилась…Я вспоминаю деревню, шашлык, баню и то, как меня избили до полусмерти березовыми ветками. Я помню головную боль.

Таким образом, из несчастья Ричарда Макгиббона родилась прочная дружба между американскими инспекторами и мужчинами и женщинами Ижевского кардиологического центра. Инспекторы регулярно совершали поездки в Ижевск, чтобы пообщаться с врачами и медсестрами, хотя и в гораздо более цивилизованной и сдержанной манере, чем при первой дикой встрече. Мы также регулярно плавали вверх и вниз по реке Каме на их лодке, ловили рыбу и наслаждались пикником на открытом воздухе в большой компании.

День независимости

14 июня 1989 года Дуг Энглунд встретился с Александром Соколовым и Анатолием Томиловым, чтобы обсудить то, что в итоговом меморандуме для протокола было описано как «множество нерешенных вопросов». Это была первая предметная встреча между американской и советской сторонами после Дня открытых дверей и визита посла Мэтлока. Одной из целей Дуга на этой встрече было оценить текущее состояние американо-советских отношений в Воткинске. Несмотря на успех Дня открытых дверей и вылазки с врачами и медсестрами, в остальном отношения между инспектором и инспектируемым, казалось, застряли на том же прохладном уровне, который существовал до этого события. Если это действительно так, Дуг надеялся выяснить, почему.

Первый вопрос, поднятый Дугом, касался тестов качества воды, используемой инспекторами на объекте контроля. Дуг представил это как проблему растущей политической чувствительности – советская пресса расспрашивала американских инспекторов об использовании ими импортной воды во время Дня открытых дверей. Но реальность такова, что у инспекторов были законные опасения по поводу здоровья, когда речь заходила о воде, поставляемой им.

Американские инспекторы были обеспокоены качеством воды с того момента, как они прибыли в Воткинск в июле 1988 года. В качестве меры предосторожности инспекторам было дано указание кипятить воду перед употреблением в ожидании результатов тестов, проведенных на пробах воды, которые были взяты во временном жилищном объекте, в районе места, где проводился контроль, и в роднике рядом с временным жилищным объектом, используемым инспекторами в качестве источника воды. Эти первоначальные образцы были взяты также и доктором Райаном, который выполнял обязанности врача со 2 по 15 июля 1988 года в составе команды Гилер. Доктор Райан проверил образцы медицинскими властями на авиабазе Рейн-Майн в Западной Германии, которые обнаружили, что во всех трех случаях вода была загрязнена многочисленными «неспецифическими культурами», которые можно было устранить кипячением воды.

Полковник Коннелл, в то время командовавший на месте, был недоволен методологией, используемой при отборе и оценке образцов, и приказал провести повторный отбор проб, который был взят из Воткинска доктором Кноделем, заменившим доктора Райана, когда команда Готро сменила команду Гилера в середине июля 1988 года. Эти образцы были оценены лабораторией гигиены окружающей среды ВВС США на авиабазе Линдсей, Западная Германия, которая также обнаружила, что вода загрязнена культурами, которые можно удалить кипячением.

В то время как вторая проба воды была отправлена из Воткинска в августе 1988 года, OSIA получила результаты только в середине декабря 1988 года. Задержка привела к отправке третьей пробы воды, взятой из водопроводных кранов, которыми пользовались американские инспекторы на объекте в начале декабря. Hughes взял на себя ответственность за этот тест, который был заключен по контракту с компанией Battelle Europe для анализа. В отличие от результатов, полученных в двух предыдущих образцах, в образце Баттелле были обнаружены высокоопасные концентрации полихлорированных дифенилов, или ПХД, искусственного химического вещества, устойчивость которого к экстремальным температурам и давлению сделала его популярным для использования в электрооборудовании, таком как конденсаторы и трансформаторы, а также в качестве гидравлической жидкости и смазочных материалов. ПХД были запрещены в Соединенных Штатах в 1979 году из-за опасности, которую они представляли как для здоровья человека, так и для окружающей среды. Однако Советский Союз продолжал широко использовать это химическое вещество, что объясняло присутствие ПХД в пробе воды Баттелле на уровне 85,5 части на миллиард, что значительно превышает стандарт в 1 часть на миллиард, действовавший в то время в Министерстве обороны для грунтовых вод (этот стандарт с тех пор был пересмотрен до 5 частей на миллиард).

Поскольку ПХД нельзя было удалить из воды кипячением, американские инспекторы были немедленно уведомлены о необходимости прекратить потребление воды на объекте. Были приняты меры по отправке в Воткинск достаточного количества бутилированной воды и безалкогольных напитков, чтобы обеспечить каждого инспектора двумя литрами воды и двумя банками газировки в день, до тех пор пока на объекте контроля не будет установлена система фильтрации воды.

Чтобы спроектировать систему фильтрации воды для конкретных условий водоснабжения, компания Battelle попросила использовать специальный набор для тестирования воды и сбора проб, которые затем будут использоваться их персоналом для точной настройки конкретных требований к фильтрации. После консультаций с Анатолием Томиловым полковник Коннелл решил, что все будущие пробы воды будут проводиться совместно с Советами, и распорядился доставить два тестовых набора, один из которых будет возвращен Battelle для оценки, а другой будет передан Советам для их собственного независимого анализа. Отбор проб проводился под наблюдением заводского персонала, а американский образец был отправлен с выездной ротацией в апреле 1989 года. Однако этот образец был изъят советскими властями в Москве, которые заявили, что образцы были собраны в нарушение договора, несмотря на то что они были собраны совместно с персоналом завода в Воткинске.

Когда американские инспекторы опротестовали этот захват советским офицерам из Центра по уменьшению ядерной опасности, им сообщили, что вопрос о пробах воды в Воткинске относится к компетенции Министерства оборонной промышленности, а не Министерства обороны. Когда инспекторы указали, что пробы воды были взяты в присутствии и с разрешения персонала с Воткинского завода – дочернего предприятия Министерства военной промышленности – им было сказано обсудить этот вопрос с руководством завода. Начальник 162-го отдела Анатолий Томилов был проинформирован о ситуации и выразил удивление. Однако, как только он связался со своим начальством в Москве, он промолчал по этому вопросу, сказав только, что этот вопрос будет решаться его начальством. (Очевидно, со стороны КГБ были опасения, что пробы воды могут раскрыть секреты, касающиеся производственных процессов, используемых на заводе окончательной сборки ракет, в некоторых из которых использовались ПХД. Советский образец был изъят властями для последующей оценки.)

Теперь, примерно два месяца спустя, Дуг Энглунд давил на Томилова и Соколова, требуя ответа. Вопрос о разрешении Министерства промышленности на экспорт изъятых проб воды в настоящее время является спорным, поскольку пробы, которые были собраны с использованием специализированных наборов, требующих охлаждения, давно испортились. Однако, даже если бы были доставлены новые комплекты и взяты новые образцы, для продолжения работы США требовалось одобрение Министерства оборонной промышленности. Сначала Соколов отрицал, что ему что-либо известно о пробе воды, находящейся в распоряжении Советов; позже он изменил свою позицию, отметив, что местная советская лаборатория не может провести анализ на наличие ПХД. Томилов пообещал, что займется расследованием этого вопроса, когда посетит Москву на следующей неделе. Тем временем Дуг сообщил Советам, что инспекционная группа начнет предварительную подготовку к установке системы очистки воды на кухне Рузвельта – шеф-повару Hughes нужна была питьевая вода в достаточном количестве, чтобы обеспечить участок свежеприготовленными блюдами.

Затем полковник Энглунд перешел к перечислению дополнительных областей, в которых недавнее советское сотрудничество было менее чем удовлетворительным. Еда была одним из таких случаев, когда Воткинская фабрика прекратила поставки обещанных продуктов питания, вынудив инспекторов самостоятельно совершать покупки на рынках города. Другим вопросом была безопасность – еще в апреле Советам был предоставлен список рекомендаций относительно улучшения периметра вокруг завода окончательной сборки ракет.

Сначала Соколов отрицал, что когда-либо получал такой список (хотя я лично вручил его ему). Когда его спросили, Томилов признал, что Советы получили список, но отметил, что они мало что могли сделать, поскольку большинство рекомендаций требовали расходования ресурсов, которые не были запланированы. Затем Томилов ехидно заметил, что, если американская сторона не удовлетворена этим ответом, они должны поднять этот вопрос на SVC, или же выполнить свою предыдущую угрозу сослаться на несоблюдение Советского Союза как на аномалию договора в следующем ежемесячном инспекционном отчете.

Почувствовав растущий гнев Дуга, вмешался Соколов и предложил американской и советской сторонам провести совместную расширенную инспекцию периметра на следующий день, 15 июня, где можно было бы обсудить конкретные возможные улучшения. Мне было поручено возглавить эту инспекцию, в ходе которой были сделаны те же рекомендации, которые были выдвинуты в апреле. На этот раз, когда советский заводской персонал присутствовал, чтобы засвидетельствовать озабоченность инспекторов, сообщение, казалось, дошло до них. Еще раз была сформирована рекомендация по улучшению контроля по периметру и Советы пообещали уделить ей должное внимание.

Наконец, Дуг поднял вопрос об отклоненных заявках. Он начал с того, что попросил объяснить причину отказа Советского Союза разрешить мне присутствовать на самых последних выборах, состоявшихся 21 мая. Соколов ответил, что это произошло из-за вмешательства заместителя мэра Кулемина, который возражал против моего присутствия. Затем Дуг поднял вопрос об отказе инспекторам в разрешении посетить Дом моды. Г-н Томилов в ответ подробно рассказал о трудностях получения назначения портного в Советском Союзе.

Затем Дуг поднял вопрос о туристических поездках в целом – с упразднением бывшей зоны «без сопровождения» в городе инспекторам было отказано в посещении объектов, которые раньше можно было посещать без проблем. Даже такая рутинная вещь, как поход в город за хлебом, для инспекторов стала трудной. Томилов отметил, что власти города сочли многие районы города закрытыми для инспекторов, в том числе районы, которые не имели никакого отношения к Воткинскому заводу. Во многих случаях Советам требовалось уведомление более чем за 24 часа, чтобы принять меры, необходимые для предоставления доступа инспектору. Если запрос инспектора не предоставлял достаточно времени для получения разрешения, в нем немедленно отказывалось.

Затем Советы представили Дугу список собственных жалоб, в основном касающихся проведения инспекций на объекте контроля. Советы настаивали на возможности проверки программного обеспечения, используемого в DCC, построчно на уровне исходного кода, отмечая, что от этого в конечном счете зависит дальнейшая работа DCC. Дуг ответил, отметив, что это вопрос для SVC и что он передаст советские опасения в штаб-квартиру OSIA для принятия мер. Затем Томилов пожаловался на перемещение инспекторов из жилых и административных зданий в то, что он назвал «технической зоной», – ЦОД, склад и объект КаргоСкан. Томилов настоял на том, чтобы Советы получили контроль над значками инспекторов, гарантируя, что дежурные инспекторы должны будут сначала зарегистрироваться у них, прежде чем выполнять свою работу. Дуг отверг это предложение наотрез. Вопрос о передвижении инспекторов на месте останется серьезным вопросом в обозримом будущем.

Дуг покинул встречу с растущим чувством тревоги по поводу траектории американо-советских отношений в Воткинске. Его опасения только усилятся в ближайшие дни и недели.

По мере приближения первой годовщины прибытия американских инспекторов в Воткинск встал вопрос о том, как лучше отметить это событие. С точки зрения американских инспекторов, было сочтено, что наилучшим способом сделать это было бы перенести традиционное празднование Дня независимости с 4 июля (которое приходится на вторник) на 1 июля (суббота) и рассматривать это событие как совместный праздник. Предварительная координация была проведена между инспекторами США и отделом 162 как с точки зрения времени и места проведения празднования, так и с точки зрения того, кого инспекторы планировали пригласить на мероприятие (в основном, сокращенный список гостей Дня открытых дверей). Затем, 22 июня, советский начальник смены сообщил дежурному офицеру США, что могут возникнуть проблемы с США относительно празднования Дня независимости.

Когда Дуг Энглунд присоединился к генералу Ладжуа и Джорджу Коннеллу в Москве для встречи с Советским центром по уменьшению ядерной опасности и официальными лицами Министерства оборонной промышленности по поводу расходов по договору, Чак Майерс в сопровождении Барретта Хавера (который курировал планирование мероприятия) взял на себя инициативу по проработке вопроса о Дне независимости с Александром Соколовым (Томилов также был в Москве на конференции по договорным расходам). Соколов открыл встречу, заявив, что, как только Воткинский завод узнал, что американцы планируют провести еще одно мероприятие в их жилом комплексе, они направили эту информацию в Министерство оборонной промышленности для получения указаний. Соколов утверждал, что завод добивался разрешения разрешить советским гражданам, которые не были сотрудниками, доступ к тому, что Советы все еще считали секретным военным объектом. Министерство оборонной промышленности в ответ заявило, что на торжествах может присутствовать только персонал, непосредственно работающий на заводе окончательной сборки ракет. Запрет для неаффилированных лиц распространялся даже на семьи заводских служащих.

Для Майерса и Хавера советский запрет на посещение посторонних был неприемлемым. Уважая необходимость обеспечения безопасности Воткинского завода, вопрос о посещении был вопросом взаимности – советским инспекторам в Магне разрешалось приглашать в свои жилые помещения любого, кого они хотели, при условии, что они заранее уведомляли американских сопровождающих. Майерс отметил, что выбор места для жилья был сделан Советами, и поэтому им придется найти способ обойти эту проблему.

В качестве альтернативы проведению празднования в американском жилом комплексе Соколов вместо этого предложил инспекторам рассмотреть либо Дом культуры, либо дачу Устинова, оба из которых могут быть предоставлены советской стороной без каких-либо проблем, Майерс ответил, повторив, что это не вопрос практических соображений в той же степени, в какой это было принципиальным вопросом, – американским инспекторам должно быть разрешено приглашать в свой жилой район кого они захотят, при условии, что они заранее уведомят Советы. Такова была договоренность в Магне, и инспекторы были полны решимости применить ее и к ним. Соколов отметил, что вопрос доступа на территорию завода был принципиальным и для Советов.

Обе стороны отложили встречу, согласившись, что планирование празднования Дня независимости будет продолжаться в ожидании окончательного решения Министерства оборонной промышленности. На вопрос о том, как лучше отпраздновать первую годовщину прибытия американских инспекторов в Воткинск, Майерс согласился с Соколовым в том, что на даче Устинова следует организовать небольшое мероприятие для генерала Ладжуа, генерала Медведева и избранного числа других участников.

Однако, когда Чак Майерс сообщил Дугу Энглунду и генералу Ладжуа о советской позиции, ограничивающей доступ советских граждан, приглашенных американскими инспекторами, в жилищный фонд США, генерал Ладжуа в ответ отменил запланированную встречу на даче Устинова и вместо этого предложил ему и генералу Медведеву выступить с замечаниями по поводу годовщины на праздновании Дня независимости в четверг 1 июля. Эта информация была передана Александру Соколову 25 июня вместе с повторным запросом о принятии решения о том, будет ли разрешено присутствовать на праздновании советским гостям, не связанным с заводом, приглашенным американскими инспекторами.

28 июля Советы отреагировали официальным решением Министерства оборонной промышленности. «Завод, – говорилось в решении, – который использует в своей деятельности взрывоопасные смеси, исходя из своей безопасности, не может допустить присутствия предложенного вами обширного контингента гостей на территории, принадлежащей объекту и непосредственно прилегающей к нему. Мы предлагаем вам сократить список гостей, исключив тех людей, которые не имеют никакого отношения к деятельности завода». Решение, изложенное в меморандуме, подписанном Анатолием Томиловым, завершилось повторением предложения об использовании Дома культуры в качестве подходящего места для проведения празднования Дня независимости.