Текст книги "Гонка разоружения"

«В настоящее время, – заявил Горбачев, – люди в разных местах говорят и пишут, что перестройка до них не дошла; они спрашивают, когда это произойдет. Но перестройка – это не манна небесная. Вместо того, чтобы ждать, когда ее откуда-то принесут, ее должны осуществить сами люди в своем городе или деревне, в своем трудовом коллективе. Сегодня, как никогда, нужны дела, поступки, а не разговоры о перестройке. Многое здесь зависит от наших кадров, от руководителей на районном, городском, областном, республиканском и всесоюзном уровнях.

Но не только лидеры виноваты в том, что у нас все еще есть много мест, где перестройка стопорится. Известно, что указывать обвиняющим пальцем на ответственных людей – это самое простое, что можно сделать, и у нас это очень распространено. Эту привычку можно как-то понять, когда социальная атмосфера в стране, деятельность партийных и государственных органов не создали должной основы для того, чтобы люди занимали активную гражданскую позицию. Но сейчас, товарищи, все радикально меняется, и многие люди энергично включились во все процессы перестройки. Поэтому мы должны задать прямой вопрос людям, которые упорно жалуются и указывают пальцем на тех, кто у власти, на «вышестоящих»: что вы сами сделали для перестройки?»

Это было для Горбачева эквивалентом инаугурационной речи Джона Ф. Кеннеди, произнесенной 20 января 1961 года, в которой он, как известно, сказал: «Не спрашивайте, что ваша страна может сделать для вас; спросите, что вы можете сделать для своей страны». Это был момент индивидуального расширения прав и возможностей, предназначенный для 4991 делегата, сидевшего в актовом зале Кремлевского дворца съездов, которые смотрели на Горбачева и членов Центрального комитета, сидящих позади него.

Горбачев считал, что для того, чтобы дать людям возможность действовать, как личности, в интересах перестройки, необходим свободный обмен идеями без страха наказания.

«Я хотел бы особенно сделать акцент на политических свободах, которые позволяют человеку выражать свое мнение по любому вопросу. Реализация этих свобод является реальной гарантией того, что любая проблема, представляющая общественный интерес, будет обсуждаться со всех сторон, и все “за” и “против” будут взвешены, и что это поможет найти оптимальные решения с должным учетом всех разнообразных мнений и реальных возможностей. Короче говоря, товарищи, то, о чем мы говорим, – это новая роль общественного мнения в стране. И нет необходимости бояться нового, нетрадиционного характера некоторых мнений, нет необходимости слишком остро реагировать и впадать в крайности на каждом шагу дебатов».

В этом свете Горбачев разъяснял такие вопросы, как «свобода совести», эвфемизм для обозначения свободы вероисповедания. «Все верующие, – заявил Горбачев, – независимо от религии, которую они исповедуют, являются полноправными гражданами Советского Союза. Подавляющее большинство из них принимают активное участие в нашей производственной и гражданской жизни, в решении проблем перестройки. Закон о свободе совести, на данный момент находящийся в разработке, основан на ленинских принципах и учитывает все реалии сегодняшнего дня».

Горбачев выступил по вопросу о правах личности и необходимости того, чтобы советская правовая система «гарантировала строгое соблюдение прав граждан на неприкосновенность их честной жизни, жилища, тайну телефонной связи, почтовой и телеграфной переписки. «Закон, – сказал Горбачев, – должен надежно защищать достоинство человека».

Горбачев отметил, что у того, что можно перетерпеть, существуют пределы. Абсолютное уважение к закону шло рука об руку с расширением демократии и гласности. «Демократия, – сказал Горбачев, – несовместима ни с распутством, ни с безответственностью, ни со вседозволенностью». Были и другие красные черты. «Как вы знаете, – заявил Горбачев, – в последнее время мы не раз сталкивались с попытками использовать демократические права в недемократических целях. Есть некоторые, кто думает, что таким образом можно решить любые проблемы – от перекройки границ до создания оппозиционных партий. Центральный комитет Коммунистической партии Советского Союза считает, что такие злоупотребления демократизацией в корне расходятся с целями перестройки и противоречат интересам народа».

Для достижения этой цели, по словам Горбачева, перед конференцией была поставлена задача «восстановить всю полноту власти советов народных депутатов». Полумеры не годятся, отметил Горбачев. «Мы должны подойти к проблеме комплексно и выработать кардинальное решение», руководствуясь единственным принципом: «ни один вопрос, касающийся государства, экономики или социальной структуры, не может быть решен, с обходом (общественных) советов. Экономическая, социальная и этническая политика партии должна осуществляться прежде всего через советы народных депутатов как органы народного управления».

Создание советов народных депутатов рассматривалось как основной механизм для вливания новой политической крови в отупевшую советскую систему. И чтобы убедиться, что эти новые советы не попадут в ловушку застоя, в которую попали их предшественники, Горбачев предложил ограничить депутатский срок службы. «Мы были свидетелями того, как многие респектабельные и способные лидеры исчерпали свой потенциал, проработав на одном и том же посту в течение десятилетий, – сказал Горбачев, – и стали мертвым грузом, обузой, все еще занимая высокий пост». Чтобы предотвратить это, Горбачев предложил, чтобы все избранные и назначенные должностные лица были ограничены сроком пребывания в должности не более двух сроков.

Для достижения этих целей Горбачев от имени Центрального комитета Коммунистической партии Советского Союза представил на рассмотрение конференции следующие предложения:

– Представительство трудящихся в высшем эшелоне власти должно быть расширено путем обеспечения участия общественных организаций, уже включенных в советскую политическую систему. Таким образом, 1500 депутатов будут избраны от территориальных и национальных округов, а еще 750 депутатов будут избраны на съездах или пленарных заседаниях руководящих органов партийных, профсоюзных, кооперативных, молодежных, женских, ветеранских, академических, художественных и других организаций. Эти депутаты, избранные на пятилетний срок, будут составлять новый представительный высший правительственный орган, известный как Съезд народных депутатов Союза Советских Социалистических Республик. Съезд будет созываться ежегодно для принятия решений по наиболее важным конституционным, политическим и социально-экономическим вопросам страны.

– Съезд народных депутатов избирает из числа своих членов двухпалатный орган Верховного Совета СССР, состоящий примерно из 500 членов, который будет рассматривать и решать все законодательные, административные и контрольные вопросы и направлять деятельность подотчетных ему органов и советов более низкого уровня. Это будет постоянно действующий высший правительственный орган, подотчетный Съезду народных депутатов.

– Пост председателя Верховного Совета СССР будет учрежден для повышения роли высших представительных органов и всей системы Советов народных депутатов, укрепления правовой основы государственного управления и улучшения представительства Советского Союза в мировых делах. Президент избирается тайным голосованием Съездом народных депутатов СССР и будет полностью подотчетен ему. Председателю Верховного Совета СССР предоставляются достаточно широкие полномочия государственной власти, включая возможность осуществлять общее руководство разработкой законодательства и основных социально-экономических программ, принимать решения по ключевым вопросам внешней политики, обороны и национальной безопасности, председательствовать в Совете обороны, вносить предложения о выдвижении председателя Совета министров СССР и выполнение ряда других обязанностей, традиционно связанных с президентством.

– Должен быть Президиум Верховного Совета СССР, которым в своей работе руководил бы председатель Верховного Совета. В состав президиума входят два старших вице-президента (один из которых является председателем Народного Центрального комитета СССР), 15 вице-президентов (по одному от каждой союзной республики), а также председатели палат, постоянных комиссий и комитетов Верховного Совета.

В течение следующих трех дней конференция стала свидетелем дебатов, беспрецедентных в современной советской истории. Около 261 делегата подали заявки на выступление на конференции, но только 65 из них были выбраны самим Горбачевым, чтобы выразить свое мнение. Большинство выступавших на конференции выразили не только похвалу и поддержку перестройки, но и резко осудили некомпетентность партии и государства. Но даже у этих сторонников было предупреждение для Горбачева – если в ближайшее время не будут проведены подлинные реформы, терпение народа иссякнет, и они тоже отвернутся от него.

Мишенью стала и советская пресса. Многие партийные чиновники, в том числе те, кто громогласно поддерживал перестройку, придерживались глубоко враждебных взглядов на проблему гласности применительно к прессе. Сам Горбачев дал прохладную оценку советской прессе, заявив, что «местная пресса медленнее продвигается по пути перестройки и еще не полностью раскрыла потенциал гласности и демократии».

Несмотря на все эти неудачи, к четвертому и последнему дню конференции казалось, что Горбачев был на пути к тому, чтобы заручиться поддержкой своей программы реформ собравшимися делегатами. Но затем после финального шквала речей, некоторые из которых называли Бориса Ельцина по имени, Горбачев вышел на трибуну и объявил, что время для выступлений истекло. По-видимому, Ельцину ранее сказали, что ему будет разрешено выступить на конференции в попытке ходатайствовать о своей реабилитации, а Лигачеву, в свою очередь, было разрешено подготовить ответ. Горбачев, понимая, что любой обмен мнениями между Ельциным и Лигачевым будет носить негативный характер и как таковой отвлечет внимание от целей конференции, решил пресечь потенциальную проблему в зародыше.

Ельцин не потерпел бы ничего подобного. Сжимая в руке заготовленную речь, он, пройдя через зал, остановился перед трибуной, на которой стоял Горбачев, и громко потребовал, чтобы ему дали возможность выступить на конференции. Горбачев и присоединившийся к нему Лигачев пошептались между собой, прежде чем предоставить трибуну Ельцину.

Ельцин начал критиковать конференцию за то, что она, по сути, собралась слишком поздно, слишком мало людей посетило ее. Ельцин утверждал, что партия отстала в перестройке, и никакие предложения Горбачева не смогут преодолеть это. Он назвал высокопоставленных членов Центрального комитета, обвинив их в коррумпированности и нежелании поддерживать реформы. Также он напал на тех, кто атаковал его, отметив, что ему не за что извиняться, и потребовал собственного оправдания. Большинство делегатов сидели в ошеломленном молчании. Другие перешептывались между собой, в то время как некоторые шипели прямо на Ельцина.

Когда Ельцин закончил, слово взял Лигачев, чтобы ответить. Большая часть его речи была посвящена нападкам на Ельцина, но здесь действия Лигачева привели к обратным результатам, если не из-за содержания его презентации, то, скорее, из-за самой ситуации, в которой второе лицо государства, член ЦК, опускается до уровня ожесточенной перепалки с кем-то, кто являлся мелким партийным чиновником.

«Дорогие товарищи! – заявил Лигачев. – Мы не должны молчать из-за того, что коммунист Ельцин выбрал неправильный путь. Оказалось, что человек обладает не созидательной, а разрушительной силой. Его оценка процесса перестройки, подхода и метода работы были объявлены в партии несостоятельными и ошибочными». Речь Ельцина, по словам Лигачева, «указывает на то, что вы, Борис, не сделали правильных политических выводов». Лигачев обратился к бывшему члену Политбюро напрямую: «Борис, ты не прав!»

В выступлении Лигачева вообще отсутствовали какие-либо слова в поддержку Горбачева или его программы реформ. Вместо этого Лигачев выступил с несколькими завуалированными угрозами в адрес генерального секретаря, намекая, что его послужной список в период застоя, предшествовавший его приходу к власти, был открыт для критики, и предполагая, что Горбачев обязан своим нынешним положением самому Лигачеву, после того как Лигачев заявил, что пленум Центрального комитета в марте 1985 года, который избрал Горбачева на пост следующим генеральным секретарем, мог бы закончиться с другим результатом, если бы не действия Лигачева и нескольких старых членов партии, на кого нацелился Горбачев своими реформами.

Вражда Ельцина и Лигачева вынудила Горбачева изменить свою заключительную речь на конференции. Вместо того чтобы сосредоточиться на достижениях конференции, Горбачев вместо этого атаковал Ельцина за его прошлые и нынешние действия. Не было бы ни оправдания, ни прощения. Что касается Горбачева, то дни Бориса Ельцина как политической силы прошли.

Горбачев не получил от конференции всего, чего хотел, но он обеспечил один пункт из повестки дня, который для той политической реформы, к которой он стремился, имел наибольшее значение – его предложение о создании Съезда народных депутатов было одобрено. 19-я Всесоюзная партийная конференция в конце концов предоставила как Горбачеву, так и политике перестройки, которую он воплощал, мандат на продолжение. Это был мандат, который он полностью намеревался выполнить.

В июле 1988 года Горбачев снова собрал свой внутренний круг советников на гостевой даче в Ново-Огарево, чтобы подготовить свои следующие шаги. Получить одобрение 19-й Всесоюзной партийной конференции на реализацию идеи формирования Съезда народных депутатов – это одно, а воплотить это одобрение в реальность – совсем другое. На пути Горбачева стояли Егор Лигачев и множество коммунистов старой гвардии, которые заполняли Секретариат Коммунистической партии. Как второй секретарь Лигачев имел возможность использовать партийный аппарат, чтобы замедлить или остановить любые реформы, которые Горбачев смог протолкнуть через Политбюро. Простое устранение Лигачева противоречило бы духу перестройки и гласности. Горбачеву нужно было отодвинуть в сторону старого коммуниста.

Для достижения этой цели советники Горбачева провели общую реструктуризацию Секретариата, создав шесть ориентированных на политику партийных комиссий, которые должны были заменить по форме и функциям существующих членов Центрального комитета и Центральной ревизионной комиссии. Комиссии, которые соответствовали основным внешним и внутренним секторам советской политики, привели к ликвидации власти и влияния партийного секретариата. Так как там было больше членов Секретариата, чем комиссии, предлагаемая реорганизация потребовала от нескольких высокопоставленных партийных чиновников обязательного выхода на пенсию, в то время как другие были вынуждены соглашаться на более мелкие назначения. Конечным результатом этой реорганизации была нейтрализация оппозиции запланированной Горбачевым программе реформирования партии.

Реорганизация Горбачева была объявлена на сентябрьском пленуме ЦК КПСС 1988 года и впоследствии принята без изменений. Одним из наиболее важных изменений стал перевод Лигачева на пост главы комиссии по сельскому хозяйству, тем самым лишив его какой-либо роли в общеполитических дискуссиях. Освободившись таким образом, Горбачев приступил к публикации подробных предложений по созданию Съезда народных депутатов 2 октября 1988 года. Основываясь на этих предложениях, на заседании Верховного Совета в конце ноября 1988 года он смог получить одобрение поправок к Советской Конституции 1977 года, разрешающих создание Съезда народных депутатов, на основании которых был принят новый закон о избирательной реформе, устанавливающий дату выборов депутатов для этого созыва. Новый съезд был назначен на 26 марта 1989 года.

Гласность приходит в Воткинск

«Удивительно, как быстро люди приспосабливаются ко всему новому, – писала Эльвира Быкова в номере журнала «Ленинский путь» от 6 июля 1988 года. – Если бы в июле 1987 года кто-нибудь сказал нам, что через год Воткинск станет местом, где будут жить и работать американские граждане, это было бы воспринято как неудачная шутка или проявление бессмысленной фантазии». Быкова, главный редактор «Ленинского пути», официальной газеты горкома и обкома ЦК КПСС, городского и областного советов, а также народный депутат Удмуртской Автономной Советской Социалистической Республики, взялась за перо, чтобы написать статью «Американские эксперты в Воткинске» на основе интервью, которое она сама провела в здании временной инспекции за главными воротами Воткинского машиностроительного завода. «Там собралась большая часть смены», – отметила Быкова, над которой взял шефство полковник Дуг Энглунд, чей русский язык, по ее словам, был «довольно хорошим и свободным!»

«Ленинский путь», основанный в сентябре 1930 года, относительно поздно появился в сфере распространения информации в Воткинске. В разгар Гражданской войны в России, когда Воткинск был практически стерт с лица земли в результате боев между Красной и Белой армиями, жена Владимира Ленина Надежда Крупская заметила, что несчастный город был «отрезан от остального мира». После окончания боевых действий была восстановлена почтовая связь, а затем телеграфная и телефонная. В 1924 году в Воткинске появилось первое радио, которое находилось в клубе имени В.И. Ленина. В 1927 году в городе был построен ретрансляционный центр радиовещания, и через несколько лет в эксплуатации находилось около 200 радиоприемников.

Созданный в тени великих чисток 1930-х годов «Ленинский путь» служил основным средством распространения государственной пропаганды. Тот факт, что Воткинск превратился в засекреченный военный район, только усилил необходимость распространения культуры прессы, осознающей свой долг перед партией и необходимость сохранения государственных секретов. Михаил Горбачев, отвечая на полемику вокруг публикации письма Нины Андреевой в «Советской России», сослался на «средства 1937 года», опровергая ее послание. Подразумеваемый образ государства, навязывающего прессе железную дисциплину, был очевиден всем, кто его слышал; подавление прессы было тем, чего Горбачев стремился избежать. Тот факт, что так много его современников отождествляли себя с дисциплиной прессы еще в апреле 1988 года, подчеркивал, насколько хрупкими были отношения между принципами гласности (открытости), проводимыми Горбачевым, и реальностью жизни в советской глубинке.

Комментарии Быковой намекали на существование этой истории. «Ленинский путь» был больше, чем местной газетой маленького городка – это был официальный орган местной Коммунистической партии. Как таковой, он сыграл важную роль в подготовке жителей Воткинска к приезду американских инспекторов и переменам, которые предвещала эта «бессмысленная фантазия», ставшая явью.

«Мы верили, – писала Быкова о Договоре о РСМД, – в его ратификацию и провели подготовку к приему представителей другой стороны». Эти приготовления включали две рабочие встречи, о которых «Ленинский путь» уже сообщал, включая подробное описание жилья инспектора на улице Джержинского, 20, где американцам было предоставлено «все для нормального отдыха» для того, «чтобы помочь иностранцам адаптироваться к незнакомым условиям».

Но Быкова говорила о еще большей миссии. «Вероятно, не будет преувеличением, – писала она, – сказать, что мы, жители Воткинска, находимся в наилучшем положении, чтобы дать [американцам] общее представление о нашем образе жизни и показать им, какие мы замечательные, добрые, миролюбивые и гостеприимные люди. Как и везде, у нас есть несколько недостатков, но больше всего у нас есть чувство национального достоинства и скромности, доверие к человеческим идеалам и уважение к традициям других, а также открытость и сердечность».

Говоря о встрече с американцами, Быкова отметила, что «нам еще многое предстоит узнать друг о друге». С этой целью она призвала обе стороны «никогда не забывать, что мы являемся представителями двух держав, которые несут ответственность за судьбу мира, которые были призваны оправдать надежды других людей».

Нет более сложной задачи, чем возложить на свои плечи ответственность за то, чтобы служить информационным мостом, призванным способствовать взаимопониманию между двумя бывшими врагами. В течение следующих двух лет Эльвира Быкова и сотрудники «Ленинского пути» показали, что они более чем справляются с этой задачей.

Любопытство по поводу американского присутствия в Воткинске не ослабевало. 26 ноября 1988 года Эльвира Быкова нанесла ответный визит на Воткинский завод окончательной сборки в сопровождении других журналистов из «Советской Удмуртии» и «Комсомольской Удмуртии» (органов Удмуртского Центрального комитета Коммунистической партии и Комсомола соответственно) и удмуртского литературного журнала «Молот». Быкову и ее коллег очень интересовали впечатления американцев о Воткинске и Советском Союзе. На вопрос, чему американцы научились у своих советских коллег, инспекторы ответили, что «мы все чувствуем, что вносим личный вклад в решение глобальных проблем, потому что впервые в истории человечества сокращается ядерное оружие, и мы в этом принимаем участие».

Советские журналисты засыпали инспекторов вопросами об американской политике, образе жизни и культуре, прежде чем спросить об их впечатлении от жизни в Советском Союзе. Последний вопрос был, пожалуй, самым важным: «Видели ли вы какие-либо признаки перестройки в Советском Союзе и можете ли вы привести нам какие-либо конкретные примеры?»

«Определенно, – отвечали инспекторы. – Изменения очень заметны. Прежде всего, гласность широко распространена, и в советской прессе обсуждаются вопросы, которые не могли быть затронуты всего четыре года назад».

В этом ответе остался недосказанным тот факт, что американские инспекторы стали ненасытными читателями советской прессы, особенно «Ленинского пути», местной газеты Эльвиры Быковой. В то время как инспекторы активно взаимодействовали с жителями Воткинска, встречаясь со студентами, преподавателями и другими общественными группами, эти встречи, хотя и были очень приятными, но были чрезвычайно скучными, обмен мнениями был таким же ванильным, как и безобидные вопросы, которые советские репортеры задавали инспекторам. Но на страницах «Ленинского пути» инспекторам дали представление о том, какой на самом деле была жизнь в Воткинске, о трудностях, связанных с новыми переменами, которые в первую очередь привели американцев в Воткинск. Как выяснили американцы, преобразования, вызванные перестройкой и гласностью, не привносили в жизнь страны только лишь беззаботность и удовольствия.

«В связи с сокращением ракет средней дальности, – отмечала официальная газета Президиума Верховного Совета «Известия» в статье, опубликованной в декабре 1988 года, – предстоит огромная и более важная реконструкция. Сборочный цех, рядом с которым расположена американская инспекционная группа, является лишь одним из подразделений Воткинского заводского объединения. Зачем обманывать самих себя? Ценная продукция завода определяет, как валовой доход, так и, традиционно, уровень производительности труда».

Еще в январе 1987 года автор этой статьи, журналист Альянс Сабиров отмечал, что на Воткинском сборочном заводе находилось 36 ракет SS-20 на различных стадиях сборки. «Теперь производство остановлено». Это была новая экономическая реальность, с которой столкнулся Воткинск, с которой американцы только познакомились, чтобы пройтись по страницам советской прессы. «Как и чем можно заменить маленькие цифры? За счет чего мы должны исправить экономическую ситуацию?»

«Воткинский машиностроительный завод, – писал Сабиров, – основал город Воткинск. По сей день он остается главным источником городского процветания… в рядах его региональных структур, высококвалифицированных и, конечно же, высокооплачиваемых рабочих кадров…легко ли предвидеть снижение зарплат? Смогут ли [рабочие], как было написано в одной газете, «с радостью и легким сердцем» отказаться от настоящих привилегий?» Сабиров отметил, что прекращение производства SS-20 серьезно подорвало рентабельность

Воткинского завода. «Фонд заработной платы остался нетронутым, но объем промышленного производства сократился. В целом город отстает от запланированных показателей развития на десятки миллионов рублей, и эта цифра растет».

Сабиров процитировал Юрия Черткова, главного инженера Воткинского завода, который искал решения проблемы перевода продукции завода с оборонного производства на гражданское. «У нас есть опыт организации выпуска гражданской продукции, – сказал Чертков. – Например, высокоточные токарные станки с автоматизированным управлением – это своего рода обрабатывающий центр. Мы также производим оборудование для пищевой промышленности». Затем Чертков обратился к двум гражданским изделиям, которыми завод был наиболее известен. «За короткий промежуток времени было выпущено более миллиона небольших популярных стиральных машин «Фея». Наши детские коляски также пользуются большим спросом».

Год назад такое заявление чиновника было бы напечатано без вопросов. Но это была эпоха гласности и перестройки. Итак, Сабиров теперь задал очевидный вопрос. «Я не знаю (это остается секретом), во что обошлась публике одна ракета SS-20, – писал он, – но для достижения эквивалентной стоимости потребовалось бы легендарное количество этих колясок». Сабиров продолжил: «Трудно ли переключиться с ракет на товары повседневного спроса, которые необходимы для наших магазинов? Адаптировать уникальное оборудование не так просто (если это вообще возможно), а также сложно переобучить людей».

Воткинск, заметил Сабиров, «похож на бедного родственника, который привык протягивать руку перед своим богатым родственником. В настоящее время у города нет общего плана развития. В Комиссии по городскому планированию отсутствует Департамент экономического развития. Мясокомбинат находится в плачевном состоянии… не хватает детских садов, школ, больниц… Чего уж говорить, например, о концертном зале?»

Для американских инспекторов вопросы, поднятые Сабировым, были бы незаметны, если бы не их доступ к советской прессе. Гласность открывала дверь в реалии перестройки, бородавок и всего остального. Медовый месяц закончился, и наступила реальность. Это явление, как узнали американцы, имеет два пути. «Вот заслуживающий внимания факт, – заключил Сабиров. – Для того, чтобы гарантировать нормальные условия жизни американской инспекционной группе в Воткинске, были построены четыре новых здания, в то время как с заливкой фундамента одного единственного здания для советских специалистов не спешили. По-видимому, считается нормальным, что наши люди, которым дали работу не менее важную, чем американцам, должны долгое время обходиться без предметов первой необходимости».

В моде была «экономика разоружения», побочный продукт реформаторского мышления, появившегося после 19-й Всесоюзной партийной конференции. 20 августа 1988 года газета «Правда» опубликовала статью известного экономиста Алексея Киреева, в которой экономика разоружения определялась как «изучение последствий сбалансированного и пропорционального сокращения военных бюджетов, осуществления конверсии военного производства, ограничения и запрета международной торговли оружием и передачи из ресурсов, сэкономленных в результате разоружения, в процесс преобразования». Советские партийные чиновники рассматривали активы военно-промышленного комплекса как средство оживления умирающей гражданской экономики. Оптимистичные прогнозы предполагали, что к 1995 году около 60 % производственных мощностей оборонной промышленности будет переведено на производство потребительских товаров.

Но реальность заключалась в том, что сама советская оборонная промышленность нуждалась в системных реформах, прежде чем можно было подумать о том, чтобы она оказала какое-либо положительное влияние на гражданские экономические показатели. Это было особенно верно в Воткинске, городе, экономика которого была полностью связана с работой Воткинского машиностроительного завода. На Воткинском заводе работали одни из самых квалифицированных рабочих и инженеров Советского Союза, эксплуатировавшие самое технологичное оборудование, в котором использовалось сырье высочайшего качества. Чтобы компенсировать затраты на производство дорогих, технологически продвинутых ракет, Воткинский завод получил обширные денежные субсидии от центрального правительства, связанные со способностью завода выполнять «план» или, как отметил Горбачев в своем вступительном слове на 19-й Всесоюзной партийной конференции, необходимость измерения успеха по «валовой продукции».

На пике своей ракетной производительности в 1987 году Воткинский машиностроительный завод выпускал около 157 современных ракет в год (30 SS-23, 65 SS-20 и 62 SS-25). Дополнительные контракты на более старые ракеты «СКАД» также выполнялись в объеме нескольких сотен ракет в год. На производство каждой ракеты SS-23 требовалось примерно 6820 часов, причем время почти равномерно распределялось между операциями на главном заводе в центре Воткинска и операциями на заводе окончательной сборки, который контролировался американскими инспекторами. Эти цифры были больше для SS-20 (7000 часов) и SS-25 (7200 часов). Общее количество часов, затраченных Воткинским заводом на производство ракет в 1987 году, составило около 1 105 600 (204 600 для SS-23, 455 000 для SS-20 и 446 000 для SS-25). Одним росчерком пера Рейган и Горбачев ликвидировали около 659 600 часов производительности, что составляет более 60 % годового дохода Воткинского завода.

Внезапное появление Договора о РСМД застало всех врасплох, особенно менеджеров и директоров Воткинского завода. Эта секретная, узкоспециализированная работа, необходимая для изготовления и сборки баллистических ракет, была такова, что для производства SS-23, SS-20 и SS-25 использовалась одна и та же рабочая сила. Эти специалисты должны были бы оставаться на месте, учитывая, что Воткинский завод все еще производил ракету SS-25. Их статус не изменился, а это означает, что их заработная плата по-прежнему субсидировалась из государственных средств. Чего, однако, не хватало в этом учете, так это дохода, получаемого от количества произведенных ракет – завод платил рабочей силе 40 % сверху от суммы, заработанной от предыдущей производительности.