Текст книги "Гонка разоружения"

К этому времени Воткинск стал важной разведывательный целью ACIS, которая привлекла главного эксперта Джона Дж. Берда, чтобы он возглавил команду аналитиков. Теперь его отдел назывался Центром контроля договоров[16]16
  Treaty Monitoring Center (TMC)


[Закрыть]. Берд согласился, что Советы могут спешно вывести ракеты, о которых идет речь, из цеха окончательной сборки до того, как КаргоСкан начнет функционировать. Основываясь на этом согласии и с рекомендацией Коннелла, генерал Ладжуа принял решение отменить соглашение относительно даты начала работы КаргоСкана– 9 февраля. Было также решено, что Коннелл вылетит в Воткинск, чтобы лично выяснить масштабы проблемы, а также попытаться сохранить работу КаргоСкана в нормальном режиме.

Кризис

Я бы не преувеличил, если бы сказал, что Советы были расстроены решением аннулировать соглашение о введении КаргоСкана в эксплуатацию 9 февраля. В строго сформулированном меморандуме, переданном инспекторам 7 февраля, Анатолий Томилов ясно дал понять, что в дальнейшем Советы намерены занять жесткую позицию в отношении разногласий в технических вопросах: «Я принял во внимание ваше устное заявление от 6 февраля 1990 года, что американский меморандум S02-Feb 90, подписанный вами (Марком Дьюсом) 5 февраля, является необоснованным».

Затем Томилов заявил, что затянувшиеся разговоры на недавних встречах относительно критериев функционирования устройства не продвинули нас вперед. Позже Томилов попросил американскую сторону предоставить предложения по разрешению существующих советских опасений. «Я надеюсь, что американская сторона приложит все усилия, подобно советской, чтобы первый цикл проверки с использованием аппарата КаргоСкан не привел к конфликтной ситуации». Единственным способом избежать такого исхода было «заключение соглашения о критериях успешной инспекции».

Но дело в том, что в глазах СССР подполковник Дьюс потерял всякое доверие как партнер по переговорам. В то время как Джон Сарториус, Сэм Израэлит и Джим Люшер продолжали работать над возможными решениями советских возражений, было ясно, что никакого прогресса ждать нельзя, пока полковник Коннелл не прибудет на место и не возьмет переговоры на себя.

Коннелл прибыл в Воткинск 14 февраля в рамках запланированной командировки в середине недели, в результате чего Марк Дьюс покинул свой пост, а его место занял подполковник Рой Питерсон. Чтобы сохранить мозговой центр OSIA для переговоров с Советами, Коннелл попросил Джона Сарториуса остаться в Воткинске на время его визита. Заменявший Джона капитан ВВС Стью О'Нилл, прибыл вместе с Коннеллом. Также в переговорах участвовали три опытных офицера – Джон, Стью и я. Это был редкий случай.

Полковник Коннелл прибыл с очень радикальными намерениями – США собирались настаивать на использовании КаргоСкана на следующей ракете, покидающей Воткинск. Если Советы не захотят создать ситуацию, в которой американская сторона будет вынуждена объявить договор «двусмысленным», создавая дипломатический кризис и расширяя возможности тех, кто лоббировал против успешной реализации договора РСМД, необходимо добиться определенного прогресса в решении подобных вопросов.

В ответ на то, что OSIA отправила полковника Коннелла, Советы прислали в Воткинск представителя оборонной промышленности Льва Кокурина для участия в переговорах. Вместе с готовностью работать с Роем Питерсоном для преодоления оставшихся спорных вопросов Советы также дали понять, что дух компромисса, который существовал 5 февраля, когда была заключена сделка между Марком Дьюсом и Анатолием Томиловым, больше не существует. Полковник Коннелл отметил, что обе стороны договорились ввести КаргоСкан в эксплуатацию 9 февраля, а это значит, что процедуры, которые были согласованы 5 февраля, должны оставаться в силе в настоящее время. Он спрашивал:

«Почему нельзя было проверить следующую ракету, покидающую завод с помощью КаргоСкана?»

Кокурин выразил свое удивление тем, что США не смогли выполнить соглашение от 5 февраля, учитывая акцент, который они сделали на том, чтобы заставить КаргоСкан работать. Кокурин заметил, что США намеренно создают условия, призванные помешать КаргоСкану начать работать, и манипулируют этими условиями, чтобы все выглядело так, как будто Советы были стороной, ответственной за несоблюдение договора.

Коннелл заявил, что в сделка подлежала окончательному рассмотрению и утверждению штаб-квартирой OSIA.

Здесь он был на удивление откровенен, сказав Кокурину о генерале Ладжуа, у которого «были опасения, что некоторое количество ракет может покинуть завод между датой соглашения (5 февраля) и 9 февраля, когда КаргоСкан должен был быть активирован». Коннелл снова спросил, почему, если у них было соглашение, которое позволило бы КаргоСкан функционировать к 9 февраля, они не могли бы просто использовать туже структуру соглашения сегодня и позволить американской стороне проверить следующую ракету, покидающую завод?

Кокурин в ответ отметил, что, когда США отказались от соглашения, оно было аннулировано. Что касается Советов, то они вернулись к исходной точке, и США должны были ответить на оставшиеся вопросы Советов, прежде чем КаргоСкан можно было объявить работоспособным. Перед завершением встречи первого дня Коннелл повторил свою первую мысль – США собирались настаивать на том, чтобы сделать снимок следующей ракеты, которая покинет завод, и, если советская сторона откажется, то у американской стороны не будет выбора, кроме как заявить о двусмысленности и начать соответствующие таким случаям процедуры.

В течение следующих трех дней Сэм Израэлит и Джон Сарториус провели серию, казалось бы, бесконечных встреч со своими советскими коллегами, чтобы решить оставшиеся вопросы. 16 февраля обе стороны провели повторную показательную инспекцию. 2 февраля 6-осный железнодорожный вагон, перевозивший пустой контейнер, который хотя и был меньше того, что использовался для ракеты SS-25, позволил использовать систему КаргоСкан в максимально реалистичных условиях. Одной из главных проблем, с которыми столкнулись Сэм и Джон, был тот факт, что, хотя договор РСМД и МОС не имели обратной силы, они имели дело с законами физики. Простое изменение языка МОС не могло решить проблемы, связанные с радиацией, энергией и соотношением времени и расстояния.

Сэм Израэлит получил разрешение обратиться к инженерам компании Varian, которая производила цифровые детекторы, используемые в системе визуализации КаргоСкана, чтобы решить проблему размеров сканирования и требований к мощности. После консультаций Сэм и Джон подготовили подробные схемы, чтобы научно обосновать позицию США. Несмотря на титанические усилия всех участников, к тому времени, когда полковник Коннелл должен был покинуть Воткинск вечером 19 февраля, стороны так и не смогли преодолеть разногласий в критических точках.

Заключительная встреча между американской и советской сторонами перед отъездом Коннелла оказалась бесполезной. В то время как Анатолий Томилов призвал к дополнительным техническим встречам для решения оставшихся нерешенных вопросов, Коннелл был очень прямолинеен в отношении позиций США: «КаргоСкан готов. США будут настаивать на том, чтобы иметь возможность проверить следующую ракету, покидающую завод, – сказал он. – Если Советы откажутся, это будет очень двусмысленно».

Признавая неизбежность такого исхода, Коннелл попросил Советы начать работу с инспекторами над конкретной формулировкой, которая должна быть включена в любой отчет об инспекции, содержащей неопределенность, связанную с КаргоСканом, чтобы уменьшить влияние «напряженного момента для обеих сторон». «Мы должны разрешить наши разногласия без эмоций», – заключил он.

Коннелл и его группа в тот же вечер уехали в Москву, взяв с собой Джона Сарториуса. Одно из последних указаний, данных Коннелом Рою Питерсону, состояло в том, чтобы начать разработку шаблонной формулировки, которая будет использоваться в случае, если в итоге появится неопределенность.

В последующие дни Сэм Израэлит делал все возможное, чтобы найти решение технических проблем, поднятых Советами. 27 февраля Анатолий Томилов представил окончательный список советских претензий. На следующий день 28 февраля Сэм Израэлит совершил то, что можно было назвать «tour de force»[17]17
  Подвиг (франц.)


[Закрыть], отвечая на каждый вопрос Советов с большой точностью и техническими подробностями. Даже Анатолий Томилов был впечатлен, согласившись с тем, что многие решения, предложенные Сэмом, являются приемлемыми для Советов.

Но затем встреча приобрела несколько зловещий характер. Томилов повернулся к Рою Питерсону и прямо спросил его: «Считает ли американская сторона КаргоСкан работоспособным?» Питерсон ответил утвердительно.

Томилов заявил, что, несмотря на достигнутый прогресс, обе стороны, похоже, не смогли прийти к окончательному соглашению относительно КаргоСкана. Он отметил, что, хотя американцы соглашались на определенные вещи во время встречи, в конце концов, результат был одним и тем же – США настаивали на том, что КаргоСкан работает, а Советы утверждали, что это не так. «Возможно, мне придется сегодня вывезти ракету, чтобы решить эту проблему», – объявил Томилов. Он сказал Питерсону, что американской стороне нет необходимости продолжать тратить время на предоставление ответов на советские впоросы, поскольку в итоге они представляют собой немногим больше, чем просто предложения по решению проблем, созданных американской стороной.

На этой ноте заседание было закрыто, оставив американских экспертов в недоумении, блефовал ли Томилов насчет ракеты.

Четверг, 1 марта 1990 года начался почти так же, как и любой другой день, который происходил с тех пор, как США инициировали инспекцию завода еще в июле 1988 года. В 7 утра дневная смена со Стью О'Нилллом в качестве дежурного офицера сменила уходящую ночную смену. На объекте проходили проверки безопасности, открывались и велись журналы, а с советской стороной осуществлялся обмен списками дежурных. Постоянный поток транспортных средств въезжал и выезжал из главных ворот цеха окончательной сборки, каждое средство тщательно проверялось и регистрировалось инспекторами.

Нормальная жизнь прекратилась, когда в 14:20 советский дежурный офицер передал заявление, уведомляющее американских инспекторов о том, что 6-осный железнодорожный вагон с ракетой должен был выехать из цеха завода в 14:50.

Томилов, как оказалось, не блефовал. Стью уведомил Роя Питерсона об этом заявлении, а затем позвонил в штаб-квартиру OSIA в соответствии с утвержденной процедурой, проинформировав дежурного офицера о ракетном заявлении. Советы вывели десятки SS-25 с завода с тех пор, как начались проверки, и все без инцидентов. Этот случай, однако, мог привести к международному скандалу.

Поскольку США и Советы все еще работали над решением технических вопросов, касающихся работы КаргоСкана, Советы разместили 6-осный железнодорожный вагон с пустым контейнером в зоне действия устройства, чтобы помочь в измерительных испытаниях. Однако, если бы США использовали КаргоСкан для получения изображений заявленной ракеты, испытательный вагон необходимо было бы убрать. В 14:33 Стью официально обратился с этим запросом, но получил отказ от советского начальника смены. Стью уведомил Питерсона, который немедленно позвонил Советам и потребовал, чтобы испытательный вагон был убран в течение десяти минут. Советы не выполнили этого требования.

В 14:50 советские войска вывели 6-осный железнодорожный вагон с номером 368-99565 с завода. Когда я увидел номер, мое сердце подпрыгнуло, это была одна из «аномальных» ракет, которые, как я предсказывал, русские пытались вывезти, не подвергая проверке КаргоСканом.

Стью наблюдал за измерениями железнодорожного вагона и ракетного контейнера, который в нем находился, с помощью группы дежурных инспекторов, а затем уведомил Советы о своем намерении просканировать ракету, как это установлено условиями договора о РСМД с помощью КаргоСкана.

Советы отказались разрешить сканирование ракеты.

К этому времени штаб-квартира OSIA была информирована, и полковник Коннелл ожидал дальнейшего развития событий.

Поскольку Стью был занят координацией действий со штаб-квартирой OSIA, меня призвали помочь подполковнику Питерсону во взаимодействии с Советами. Для меня самым важным было сохранить спокойствие. Я встретился с советским начальником смены Евгением Ефремовым, с которым у меня были хорошие рабочие отношения со времен самых первых инспекций, проведенных в начале июля 1988 года (действительно, Ефремов пригласил меня к себе домой в канун Нового года чуть больше года назад, для встречи Нового года). Мы поприветствовали друг друга и быстро выяснили, что разворачивающиеся события находятся вне нашего контроля и что мы будем выполнять свою работу так, как нам было поручено, без всякой злобы по отношению друг к другу.

Первое, что мы сделали, это договорились переместить железнодорожный вагон в здание контроля, специально построенное Советами для проведения визуальных проверок ракет в контейнерах. Договор допускал проведение восьми таких инспекций в год. Перемещая вагон в инспекционное здание, я не брал на себя обязательство провести один из восьми выделенных визуальных осмотров – это было решение, принятое OSIA совместно с ASIS, как только их уведомили о том, что ракета покидает завод. Скорее всего, и Ефремов, и я понимали, что нам, возможно, предстоит долгое противостояние, и, учитывая снижение градуса, было разумнее сделать все по погоде.

В 16:00 часов я присоединился к Рою Питерсону на встрече с Ефремовым и Томиловым, где мы повторили нашу просьбу просканировать заявленный вагон с ракетами с помощью КаргоСкан. Советы отказались. В 6 часов вечера мы снова собрались и в течение следующих 45 минут тщетно пытались заставить Советы изменить свое решение.

В 7 часов вечера я сменил О'Ниллла на посту ночного дежурного. Почти сразу же я столкнулся с русскими, пытавшимися направить локомотив в инспекционное здание, где он, предположительно, должен был прицепиться к 6-осному ракетному вагону и покинуть помещение цеха окончательной сборки. По приказу полковника Питерсона я отказался включать зеленый свет на первом контрольно-пропускном пункте за воротами фабрики, удерживая «красный», я заставил локомотив остановиться.

Рой Питерсон продолжал встречу с Томиловым, чтобы убедить Советы разрешить использовать КаргоСкан для сканирования железнодорожного вагона с ракетами, но безрезультатно. Наконец, в 19:37 Томилов объявил, что Советы уберут вагон из здания инспекции через пять минут. Питерсон передал эту информацию Коннеллу, который сообщил Рою, что правительство США обратилось к советским властям в Москве с официальным запросом об отсрочке на 48 часов, чтобы этот вопрос можно было обсудить на более высоких уровнях. Томилов получил информацию и уехал советоваться со своим начальством.

2 марта, в 0:33, когда локомотив все еще стоял на светофоре, я связался с Ефремовым, чтобы спросить, каков ответ Томилова. Ефремов сообщил мне, что Томилов ушел домой ночевать. Я ответил Ефремову, что, по-видимому, в ту ночь не будет принято никакого решения относительно движения железнодорожного вагона, и что в интересах недопущения вмешательства в работу завода я предложил вернуть локомотив на объект и продолжить все железнодорожные перевозки, не связанные с ракетами. Ефремов согласился. Мы также договорились запереть и опечатать инспекционное здание, фактически оставив внутри вагон с ракетами до принятия окончательного решения.

48-часовая задержка превратилась в 72-, а затем в 96-часовую, и до сих пор ни из Москвы, ни из Вашингтона не поступило ни слова о том, как действовать дальше. Рой Питерсон, Стью О'Ниллл и я, сопровождаемые Сэмом Израэлитом, продолжали ежедневно встречаться с Томиловым, чтобы сузить круг вопросов, мешающих русским объявить КаргоСкан рабочим, но безрезультатно. До нас дошли слухи, что специальная делегация экспертов КаргоСкана и политиков, как с американской, так и с советской сторон, будет направлена в Воткинск где-то около 11 марта с целью разрешения вопросов, но от OSIA не было точной информации по этому поводу.

Я продолжал думать, что Советы собирались вывезти три «аномальные» ракеты, которые находились на заводе до того, как будет достигнуто какое-либо соглашение, чтобы не допустить их сканирования и избежать широкого обсуждения несоответствий, на которые 31 января указал Томилов. Однако, чем дольше мы находились в тупике, тем больше казалось, что Советы планируют дождаться прибытия предполагаемой делегации.

Затем, 7 марта, во время одной из наших обычных встреч, на которых обсуждалась судьба КаргоСкана, Томилов представил американской стороне меморандум с оглавлением «Усиление экономических санкций против американской стороны за задержку ракет SS-25, вызванную неготовностью системы КаргоСкан к процедурам проверки в соответствии с МОС».

В меморандуме подтверждалась советская позиция в отношении различных несоответствий, которые мешали им объявить КаргоСкан работоспособным. Затем в меморандуме говорилось, что Советы объявляют американскую сторону нарушителем договора РСМД, поскольку американские инспекторы препятствовали и задерживали работу осматриваемого объекта, «нанося значительный экономический ущерб Воткинскому машиностроительному заводу».

В меморандуме отмечалось, что, «поскольку в зоне инспекции в любой момент может находиться только одна ракета, [американская сторона] задерживает отправку шести дополнительных, которые были погружены в ж/д вагоны и готовы к отправке».

Это число соответствовало моим собственными расчетам, согласно которым у Советов было три «аномальных» ракеты (две внутри завода и одна – в зоне контроля окружающей среды), 4 обычные ракеты SS-25 и ПГРК «Курьер», готовый к отправке с завода (советские данные не включали «Курьер», который не считался ракетой по договору РСМД).

Далее в меморандуме было предупреждение для инспекторов США, что «экономические санкции в размере 165 000 руб. за каждую из семи задержанных ракет SS-25, не ограниченных условиями договора, будут применены к американской стороне для компенсации ущерба, причиненного Воткинскому машиностроительному заводу».

В ходе обсуждений, последовавших за вручением этого меморандума, Томилов отметил, что санкции, скорее всего, будут более жесткими – за каждый час задержки американцам будет выставлен счет в размере $1 000. Предложение выплатить штраф в любом размере было сразу отвергнуто Роем Питерсоном.

У меня было запланировано возвращение домой из Воткинска 8 марта. Это означало, что на месте не будет сотрудников OSIA, которые бы присутствовали на технических консультациях, происходивших с начала января 1990 года. Чтобы исправить это, полковник Коннелл приказал Джону Сарториусу вернуться в Воткинск после того, как он провел дома немногим более двух недель. Джон прервал свой отпуск и отправился обратно в Советский Союз.

Мы с Джоном пожелали друг другу всего наилучшего, когда наши пути пересеклись в аэропорту Ижевска. Джон отправился в Воткинск, в то время как я полетел в Москву, потом в США, прибыв в Вашингтон во второй половине дня 9 марта. Я связался с полковником Коннеллом, который готовился вылететь из США в Воткинск поздно вечером в субботу 10 марта, чтобы присоединиться к делегации КаргоСкан. «Ваша теория летит ко всем чертям», – сказал он мне, имея в виду мои прогнозы о трех «аномальных» ракетах, которые были украдены с завода, чтобы избежать проверки КаргоСканом.

Я указал на то, что ракета, находившееся в здании инспекции, была одной из «аномальных», сказав: «Я все еще верю, что СССР собирается вывезти эти ракеты до того, как КаргоСкан начнет функционировать».

«Но Томилов говорит, что у него есть семь ракет, готовых к отправлению. Неужели они попытаются вывезти все семь штук?», – уточнил он.

«Только у трех ракет есть «аномалии». Они вывезут эти три, оставив остальное на заводе», – ответил я.

«Время идет. Отправляйтесь домой. Наслаждайтесь вашими выходными. Увидимся, когда я вернусь», – сказал ни в чем не убежденный Коннелл.

Меня вызвали по пейджеру в 6 утра следующего дня, 10 марта. Я набрал указанный номер и попал в оперативный центр агентства по инспекциям на местах (OSIA). «Полковник Коннелл хочет, чтобы Вы приехали в офис, – сказал мне дежурный офицер. – В Воткинске наблюдается активность».

Всего за час до этого Советы объявили, что собираются вывезти вагон с ракетами из здания инспекции. На вопрос Роя Питерсона, почему Советы предпринимают эти действия, когда делегация КаргоСкана должна была прибыть через 2 дня, Томилов ответил, что Воткинский завод переживает финансовый кризис, так как не может выплатить своим сотрудникам зарплаты, пока ему не заплатят за произведенные ракеты. Этот платеж не произойдет до тех пор, пока ракеты не будут получены их заказчиком.

Такая акция спровоцировала активную деятельность: посол США в Советском Союзе Джек Мэтлок направил официальные протесты различным советским должностным лицам, а госсекретарь Джеймс Бейкер позвонил министру иностранных дел СССР Эдуарду Шеварнадзе. На месте инспекторы и Советы затягивали различные мероприятия, связанные с инспекцией. Это делалось, чтобы власти могли вмешаться в кризис, который достиг точки невозврата. Однако стало очевидно, что руководство Воткинского завода приняло решение вывезти ракеты без применения КаргоСкана. Это решение было поддержано Министерством оборонной промышленности, и ни Министерство иностранных дел, ни Министерство обороны ничего не могли с этим поделать. (Высокопоставленный представитель СССР в Специальной контрольной миссии, посол Стрельцов однажды пошутил, что «полномочия генерала Медведева [советского коллеги генерала Ладжуа] заканчиваются в аэропорту Ижевска [где инспекторы приземлялись перед отправкой в Воткинск]»).

Около полуночи 9 марта американские инспекторы под руководством Стью О'Ниллла начали процесс вскрытия контейнера внутри ж/д вагона и проведение визуального осмотра ракеты. После этого Стью еще раз попросил, чтобы ракета прошла через КаргоСкан, но Советы снова отказались. Были сделаны фотографии вагона, чтобы зафиксировать двусмысленность ситуации. Затем, ночью 10 марта в 2:23 вагон покинул Воткинский завод несмотря на протесты США.

«Это первая», – сказал я полковнику Коннеллу.

Позже в тот же день Советы объявили отправку еще двух вагонов с ракетами – 398-99730 и 368-99748 – оба с «аномальными» ракетами. Оба вагона покинули завод, без проверки КаргоСканом.

«Это вторая и третья».

Полковник смотрел на меня целую минуту, прежде чем покачать головой. «Хорошо, теперь я тебе верю», – сказал мне он. Позже он подкрепил это заявление язвительным комментарием в моем ежегодном отчете. «Аналитические способности высочайшего уровня, – писал он. – Превосходно использует данные из всех источников, делает убийственно точные прогнозы ближайших событий на советском предприятии по производству ракет».

Больше ни одна ракета не покинула завод. Коннелл вылетел в Москву той же ночью.

США и СССР находились в состоянии кризиса, и те, кто выступал против американо-советского контроля за вооружениями, такие как сенатор Джесси Хэлмз и Дэвид Салливан, вновь бросились спорить, как акулы на кровь. На кону стояли будущее договора о РСМД, а также жизнеспособность договора о сокращении стратегических вооружений. Возможность того, что человечество будет жить в мире, где угроза ядерного уничтожения не будет нависать подобно вездесущей чуме, казалось, рассеивалась на наших глазах.

Мы могли избежать этого кризиса, просто придерживаясь условий соглашения Марка Дьюса от 5 февраля. Но мы были там, чтобы выполнить работу, и эта работа включала проверку содержимого вагонов, способных перевозить запрещенные ракеты, когда они покидали Воткинский машиностроительный завод. Поскольку три ракеты, покинувшие завод, считались «аномальными», это сыграло бы непосредственно на руку таким людям, как Салливан и Хэлмз, которые считали, что инспекции не способны выявить советские нарушения.

«Доверяй, но проверяй» – больше, чем президентская шутка; для американских инспекторов в Воткинске это был образ жизни.