Текст книги "Гонка разоружения"

В другом письме, от пары машинистов, написанном от имени «рабочих сектора 4, цеха 5, производственного объединения «Воткинский завод», говорилось, что «мы с интересом следим за конгрессом. На наш взгляд, депутаты впервые фактически работают, а не просто единогласно «одобряют» подготовленные резолюции. Люди открыто говорят и спорят, и это хорошо». И еще один отметил: «Совсем недавно было невозможно представить, что в Кремлевском дворце съездов состоится откровенная дискуссия о самых насущных проблемах нашего общества. Или что с трибуны будут произноситься непредвзятые речи, некоторые из которых даже адресованы лидерам партии и правительства… если только это не будет остановлено кем-то могущественным до того, как это породит правду».

«Национальный парламентский форум имеет открытый и демократический характер», – заметил другой автор письма.

Впервые за много лет мы являемся свидетелями споров и дискуссий.

Поскольку мы к этому не привыкли, мы рассматриваем дебаты по процедурным и другим вопросам как искусственные и бесполезные.

Поэтому было предложено отменить прямые трансляции из Дворца конгрессов. Лично я выступаю против этого. Прямо сейчас людей невозможно оторвать от экранов телевизоров, и я думаю, что это наглядно демонстрирует их сознательность и желание участвовать в значимых и исторических событиях, происходящих в стране.

Из этого хаоса в конце концов был восстановлен порядок. Горбачев пошел на просчитанный риск, настаивая на создании Съезда народных депутатов. Выборы, состоявшиеся 26 марта, показали хрупкость власти Коммунистической партии, ее монополия на власть была оспорена, а часто и свергнута. Даже кандидаты от Коммунистической партии, которые баллотировались без сопротивления, не смогли набрать достаточно голосов, чтобы объявить о победе, не сумев преодолеть 50-процентный порог.

Присутствие самого Горбачева на съезде было фактической гарантией – он был выбран в качестве одного из 100 делегатов, выделенных КПСС, и его избрание возглавить Съезд было также гарантировано. В меньшей степени это касалось избрания избранного им заместителя – его однокурсника по юридическому факультету Анатолия Лукьянова. Но после жарких дебатов это тоже произошло. Все шло по плану… почти.

Борис Ельцин вышел из конфронтации с Егором Лигачевым на 19-й Всесоюзной партийной конференции с нетронутой репутацией человека, противостоящего авторитетам, но его будущее как политической фигуры было под вопросом. Горбачев, например, хотел, чтобы Ельцин навсегда ущел из политики. Однако 26 марта Ельцин был избран представителем по особым поручениям от

Москвы, набрав более 6 млн голосов, что составляет около 92 % от общего числа поданных голосов. Однако, несмотря на его обширные лоббистские усилия, казалось, что Ельцина собираются исключить из главного политического органа нового конгресса – Верховного Совета.

«Я думаю, что Ельцин – это история», – написал в своем дневнике за 28 мая Анатолий Черняев, советник Горбачева по внешней политике. «Похоже, что в данном случае он сделал большую часть работы сам – его слабоумие стало более очевидным на встречах и на конгрессе. Возможно, люди, которые создавали миф и использовали его слабоумие, поняли, что они не продвинутся с ним далеко, как только станут необходимы реальная работа и ответственность».

Не все разделяли оценку Черняева. Григорий Новиков, депутат от Воткинского национально-территориального избирательного округа № 662, рассказал «Ленинскому пути»: «Я голосовал за тех, кого хотел видеть у власти, независимо от того, кого поддерживал президиум или те, кто сидел вокруг меня. В частности, – добавил он, – я последовательно поддерживал Бориса Николаевича Ельцина на выборах в Верховный Совет». Но Ельцин был вытеснен старой гвардией, ему было отказано в месте в высшем политическом органе. В былые годы такой результат был бы окончательным. Но это была эпоха перестройки, и старые правила больше не применялись.

«Было еще одно событие, которое произошло 29 мая и, вероятно, никого не оставило равнодушным, – продолжил Новиков. – Это была просьба депутата Казанника уйти из Совета национальностей и избрать на его место Ельцина. Я думаю, что решение Казанника было правильным. За Бориса Николаевича проголосовало около 6 млн человек. Пусть Борис работает».

Алексей Казанник, юрист из Сибири, был избран членом Верховного Совета. Он был реформатором и, как и Григорий Новиков, сторонником Ельцина. Столкнувшись с реальностью, что Ельцину не дали получить место в Верховном Совете, Казанник отказался от своего собственного. Но жест Казанника был почти напрасен. Когда сибирский законодатель встал и объявил о своем решении перед собравшимся конгрессом, Михаил Горбачев, застигнутый врасплох, предложил передать жест Казанника на рассмотрение юридической комиссии. Сотни депутатов разразились свистом и шипением, заставив Горбачева отступить.

Будучи далек от того, чтобы исчезнуть с политической сцены, Ельцин воспользовался собственной политической игрой Горбачева против коммунистической старой гвардии, чтобы возродиться. Он вернулся, более сильный, чем когда-либо, и – благодаря вмешательству Казанника – в хорошем положении, чтобы бросить вызов Горбачеву в будущем.

«Перестройка, – заявил Горбачев в своей вступительной речи на 19-й Всесоюзной партийной конференции, – это не манна небесная – вместо того, чтобы ждать, когда ее откуда-то принесут, ее должны осуществить сами люди в своем городе или деревне, в своем трудовом коллективе».

Была ли это Эльвира Быкова и сотрудники «Ленинского пути», документировавшие ветер перемен в Воткинске, или Борис Ельцин, атаковавший из ворот в Москве, «народ» прислушался к призыву Горбачева. Теперь вопрос заключался в том, переложит ли Горбачев эту ответственность на плечи других, будет ли он доволен тем путем, который они выбрали?

Для американских инспекторов в Воткинске, сидящих на местах в первом ряду, которые они получили благодаря Договору о РСМД, борьба за будущее перестройки во внутренних районах станет частью их повседневной жизни в ближайшие недели и месяцы, когда Воткинск и остальная часть Советского Союза вступят в схватку с новой реальностью.

Глава 5
Год опасной жизни, часть 1

«Секрет перемен заключается в том, чтобы сосредоточить всю свою энергию не на борьбе со старым, а на созидании нового»

Сократ

Новый год, старые проблемы

Воткинск, 31 декабря 1988 г., – мы собрались в вестибюле на первом этаже помещений американской инспекции, расположенных на улице Дзержинского, 20, в районе Березовка, близ Воткинска. Специально построенное. Оно было возведено заводом для размещения около 30 американцев, отправленных в Воткинск для выполнения Договора о РСМД. Здание увеличило список жильцов с тех пор, как американцы впервые заселились 1 июля 1988 года. Теперь, примерно шесть месяцев спустя, несколько советских семей называли это здание своим домом, в том числе офицер КГБ из Москвы, который следил за взаимодействием американцев и русских, проживавших в бывшем закрытом городе Воткинске (Советы не знали, что нам известен этот маленький факт, однако мы были в курсе). Но главными резидентами оставались 30 американских инспекторов, которые отвечали за установку и эксплуатацию инспекционной установки для контроля периметра выезда из главных ворот за пределами завода по окончательной сборке ракет, расположенного примерно в 5 милях (8 км) к северу от города.

«Вестибюль» был немногим больше, чем фойе, которое соединяло вход с лестницей, ведущей на верхние этажи здания. Рядом с лестницей стоял деревянный стол, за которым сидел один из так называемых «социальных сопровождающих» – молодых англоговорящих выпускников университетов, нанятых для оказания помощи Воткинскому заводу в организации досуга инспекторов во внеслужебное время. Эти сопровождающие подчинялись московскому офицеру КГБ и должны были готовить «отчеты о деятельности инспекторов». Второй сопровождающий сидел на деревянном стуле рядом со столом. Обычно их работа заключалась в том, чтобы регистрировать вход инспекторов в здание и выход из него, а также оказывать любую другую помощь, если это необходимо, когда дело касалось взаимодействия с местным населением.

Однако в этот вечер – 31 декабря, в канун Нового года, – все было по-другому. Инспекторы собрались, чтобы поприветствовать Деда Мороза и Снегурочку (их сыграли два советских фабричных работника, одетых соответствующим образом), которые пожелали инспекторам благополучного Нового года, раздав 12 написанных от руки приглашений встретить праздник в доме одного из заводских сопровождающих. Мне и трем инспекторам Hughes было вручено приглашение от Игоря Ефремова, одного из руководителей смены Воткинского завода окончательной сборки.

Я посмотрел на адрес в приглашении: улица Мичурина, 1. Я посмотрел на часы: 10:15 вечера. В приглашении говорилось, что мы должны были прибыть в 10:30 вечера. Я раздал одобренные «представительские» подарки, приобретенные Инспекционным агентством на месте для подобных ситуаций, а затем в сопровождении своих подопечных направился к выходу. Мы вышли на улицу, и нас сразу же встретил леденящий до костей холод – температура в Воткинске в это время года в среднем составляла около 20–30 градусов ниже нуля (от минус 4 до минус 22 градусов по Фаренгейту).

Я вытащил потрепанный экземпляр «Воткинска за 6 рублей в день», ксерокопированного путеводителя по центральной части города, подготовленного командой Киркпатрика во время их двухнедельной командировки в августе 1988 года, до прибытия инспекторов Hughes. Руководство было настолько подробным, что его копия была изъята КГБ в Москве в качестве «доказательства» американского шпионажа. (Позже он был возвращен с извинениями, как только Советы поняли, что они конфисковали.)

«От отеля, – отметил гид, – в Березовку (*Birchville>) ведут три тропинки: плотина/мост возле пруда; паровая труба с плоской поверхностью для ходьбы из листового металла (самый близкий и сложный маршрут в условиях сырости и грязи); и, может, 1-я улица (самая грязная и пыльная, в зависимости от сезона)».

Я выбрал маршрут № 2 – «трубу». Мы прошли по пешеходным дорожкам из листового металла, пересекли замерзший пруд, где стебли камыша торчали изо льда, как руки скелета, и сразу же оказались на улице Мичурина, застроенной кирпичными многоквартирными домами, залитыми снегом и льдом, в которых жили семьи сотен работников Воткинского завода.

В зданиях также находились многочисленные магазины, с которыми мы, инспекторы, познакомились за последние несколько месяцев. В доме № 9 по улице Мичурина располагались «хороший книжный магазин, библиотека и почтовое отделение». Персонал книжного магазина, по словам гида, был «довольно дружелюбным и услужливым». В доме № 3 находился «лучший хлебный магазин с наилучшей репутацией среди инспекторов – иногда попадался банановый хлеб». Здесь также находился магазин скобяных изделий и хозяйственных товаров, содержимое которых казалось нам очень знакомым.

Пунктом назначения был дом № 1 по улице Мичурина, квартира 48. Мы точно рассчитали время нашего путешествия, и ровно в 10:30 я постучал в дверь. Игорь Ефремов сам открыл ее и пригласил нас войти. Нас встретили его жена, дети и скромная новогодняя елка, или вечнозеленое дерево, украшенное так же, как рождественская елка в Соединенных Штатах.

Я был назначенным лингвистом для этой группы американских инспекторов, что означало, что большая часть общения между нашими советскими хозяевами и их американскими гостями состояла из ужасного грамматически неправильного русского языка, сильно акцентированного жестами и тщательно выговариваемого английского, в ошибочном убеждении, что, если я буду говорить медленно, все каким-то образом поймут.

Несмотря на препятствия, связанные с моим плохим русским языком, вечер прошел в теплой атмосфере товарищества, Игорь и его жена показали себя идеальными хозяевами, угостили нас сладостями и праздничным настроением, а также преподнесли каждому из нас продуманный подарок. Мы поздравили друг друга, когда ровно в полночь начался Новый год. Это был действительно особый случай. Было бы трудно примириться с тем фактом, что гости Игоря находились в Воткинске, чтобы наблюдать за ракетами, которые когда-то производил советский руководитель смены, и которые, когда будут завершены и доставлены своим заказчикам в советских вооруженных силах, нацелят на Американские города.

Дуглас (Дуг) М. Энглунд

Джордж Коннелл

Монумент Зураба Церетели «Добро побеждает зло», расположенный у штаб-квартиры ООН. Дракон выполнен из фрагментов советской ракеты SS-20 и американской «Першинг II»

Джон Саториус (слева) и Сэм Израэйлит (справа), члены комиссии по надзору выполнения Советским Союзом условий Договора РСМД, позируют на фоне 6-осного вагона для перевозки ракет. Воткинск, 10 марта 1990 г.

Принцип действия КаргоСкана

Советский 6-осный вагон с ракетой СС-25 покидает главные ворота Воткинского завода без проверки на КаргоСкане. 10 марта 1990 года

Главные ворота цеха окончательной сборки на Воткинском машиностроительном заводе.

Февраль 1988 года

Запуск советской ракеты СС-20 с передвижной пусковой установки

Воткинский завод. Сборочный цех. 1980-е гг. Фото предоставлено Воткинским производственным объединением

Демонстрационный комплекс технической инспекции на местах (TOSI), Национальная лаборатория Сандия. Альбукерке, Нью-Мексико, апрель 1988 года.

Первая группа специалистов из США по контролю главных ворот совместно с сопровождающими их работниками Воткинского завода, рядом со зданием объединенной временной инспекции. 2 июля 1988 года

Ракета СС-20 (сверху), ракета СС-25 (посередине) и пусковой контейнер СС-25 (внизу), отгруженные с Воткинского завода

Президент США Рейган и генеральный секретарь ЦК КПСС Горбачев подписывают Договор о РСМД в Восточной комнате Белого дома

Американские наблюдатели главных ворот осматривают советский 4-осный вагон за пределами временного центра. Сентябрь 1988 года

Внутренности советского железнодорожного вагона с ракетной установкой СС-25 взглядом американского наблюдателя

Американские инспекторы работают над отсоединением модуля DCC от мобилизатора М-1022. Декабрь 1988 года

Американские инспекторы позируют с флагом США за пределами Воткинского завода.

Декабрь 1988 года

Центр контроля данных инспекции США (DCC), объект контроля из главных ворот Воткинского завода. Июнь 1988 года

Советские военные строители заливают бетон для объекта КаргоСкан. Февраль 1989 года

Воткинск и окрестности

Цех окончательной сборки

Периметр вокруг Воткинского завода представлял собой труднопроходимую местность, которая являлась опасной для персонала, обязанного патрулировать это место дважды в день

Схема объекта по контролю выезда из главных ворот Воткинского завода

Посол США в СССР Джек Мэтлок обращается к публике на Дне открытых дверей. 10 июня 1989 года

Советский 6-осный вагон, расположенный внутри объекта КаргоСкан для испытания рентгенографии аппарата. Декабрь 1989 года

Карта Удмуртской Автономной Советской Социалистической Республики

Протестующие собрались у парка Горького для массовой демонстрации против горбачевской политики перестройки. Москва, 25 февраля 1990 года

Места, связанные с Договором о РСМД, которые посетил автор. 1988–1990 годы

Борис Ельцин произносит свою речь, осуждающую попытку государственного переворота сторонников жесткой линии коммунизма. 19 августа 1990 года. Фото предоставлено ИТАР-ТАСС

Пол Коупленд получает флаг США от Джонатана Сачара после того, как он был спущен последний раз с объекта мониторинга на Воткинском заводе. 4 декабря 2009 года. Фото предоставлено Валерием Яковлевым

Памятник Владимиру Геннадьевичу Садовникову, Отцу Воткинска.

Фото предоставлено Валерием Яковлевым

Стью О'Нилл (пятый слева) с первой группой наблюдателей на объекте мониторинга в Павлограде, январь 1994. Фото предоставлено Полом Гвотни

Потусторонний характер собрания подчеркивало появление по телевидению президента Рональда Рейгана и генерального секретаря Горбачева, каждый из которых зачитал новогоднее послание народу страны, которую они когда-то считали врагом. «Я уверен, что отношения между нашими двумя странами продолжатся в позитивном русле, которому они следовали в только что закончившемся году», – заявил Рейган, отметив, что «несмотря на наши разногласия, мы смогли найти некоторые точки соприкосновения». Наиболее заметной чертой этой точки соприкосновения «был Договор о РСМД». Рейган отметил, что во время своего визита в Москву в июне он и советский генеральный секретарь «подписали документы о ратификации договора, ликвидирующего целый класс американских и советских ядерных ракет средней дальности, и осуществление этого исторического договора прошло гладко». Далее он подробно остановился на дополнительных мерах по контролю над вооружениями, которые обсуждались между США и Советским Союзом, добавив, что «хотя многое было достигнуто в области контроля над вооружениями и их сокращений, мы должны продолжать усилия по обеспечению прочного мира».

Никто из жителей квартиры 48 по улице Мичурина, 1, не согласился с этим.

Не менее примечательным было новогоднее обращение генерального секретаря Горбачева, в котором советский лидер подчеркнул тот факт, что «1988 год запомнился всем нам как год, когда мы начали сокращать самое страшное ядерное оружие. Одного этого достаточно, чтобы он вошел в историю как веха, великий поворотный момент в мировых делах». Я изо всех сил пытался понять большую часть речи Горбачева, но мне удалось уловить смысл лишь одного примечательного отрывка. «Необходимо осознавать, – сказал советский лидер, – что все люди, которые живут на этой Земле, все мы, какими бы разными ни были, на самом деле одна семья. Я уверен, что мы найдем в себе достаточно мудрости и доброй воли, чтобы вместе установить подлинный период мира для всего человечества».

По завершении телевизионных выступлений я и три инспектора Hughes присоединились к семье Ефремовых на традиционной прогулке в центр города, где мы стояли под большой новогодней елкой, установленной по этому случаю. Полюбовавшись огнями и обменявшись добрыми пожеланиями с другими собравшимися под елкой, мы расстались, и каждый отправился к себе домой.

Несмотря на все испытания и невзгоды первых шести месяцев осуществления договора, 1989 год начался хорошо.

Этого, однако, было недостаточно для противников контроля над вооружениями, которые заседали в сенате США. «Во время дебатов о ратификации, – писал республиканский председатель сенатского комитета по международным отношениям Джесси Хэлмз в письме президенту Рейгану от 12 января 1988 года, – права США на инспекцию Воткинского завода были правильно провозглашены вашей администрацией как сердце или краеугольный камень режима проверки РСМД».

Хэлмз указал в своем письме, что рентгеновская система КаргоСкан не была установлена в Воткинске «потому, что Советы выдвинули неприемлемые требования к другим процедурам и положениям», и что «Советы также не смогли завершить строительство необходимых помещений для рентгеновского оборудования». Хэлмз пришел к выводу, что «США были совершенно неспособны эффективно отслеживать или проверять, продолжали ли Советы производить или развертывать, возможно, десятки запрещенных ракет SS-20 с Воткинского завода».

Несмотря на то что эти заявления были явно ложными, сенатор Хэлмз посредством письменных вопросов, представленных директору Агентства по контролю над вооружениями и разоружению Уильяму Бернсу, продолжил свои нападки на процесс выполнения Договора о РСМД. Хэлмз охарактеризовал отказ от установки КаргоСкан как «советский отказ предоставить США предусмотренные Договором о РСМД права на рентгеновские снимки». Хэлмз также поднял вопрос о правах на инспекцию в отношении взвешивания вагонов, покидающих Воткинский завод. «Неужели США каким-то образом отказались от своих прав на взвешивание? – спросил он. – Почему были отменены эти права на взвешивание американской стороной? По чьему распоряжению были отменены эти права?» Далее Хэлмз назвал «советский отказ» разрешить предусмотренные Договором о РСМД права на взвешивание и рентгеновские снимки «самым серьезным советским нарушением Договора о РСМД на сегодняшний день».

Хэлмз ошибался как в своей характеристике того, что произошло в Воткинске, так и в том, почему это произошло. Однако политика и реальность не часто занимали одно и то же место. Озабоченность председателя сенатского комитета по международным отношениям стала озабоченностью администрации Рейгана, что побудило директора по проверке помощника министра обороны по политике международной безопасности Салли Хорн обратиться к OSIA за разъяснениями. «Каков статус, – писала Хорн в письме OSIA, – установки американского оборудования в Воткинске? Пожалуйста, предоставьте конкретную информацию о том, какое оборудование для контроля было установлено и функционирует, а что еще предстоит установить и/или активировать. Также предоставьте обоснование любых возникших задержек».

Директор по политике проверки завершил, заявив, что «вышеуказанная информация запрашивается для начала работы 26 января 1989 года».

Как и все в Вашингтоне, проблема КаргоСкана стала не только политической, но и общественной. 24 января 1989 года газета «Вашингтон Таймс» опубликовала статью, написанную Биллом Герцем, штатным писателем с долгой историей получения засекреченных утечек от Дэвида Салливана, которые помогли сформировать легенды, продвинувшие повестку дня Хэлмза. Статья, озаглавленная «США отказываются предоставить Советам высокотехнологичное программное обеспечение для РСМД», касалась вопроса, который постоянно обсуждался на специальной верификационной комиссии (SVC) в Женеве, но выходил за рамки работы, проводимой инспекторами в Воткинске. По словам Герца, Советы требовали «доступа к американскому высокотехнологичному компьютерному программному обеспечению», используемому для цифрового улучшения изображений, созданных в процессе работы КаргоСкана. По словам Герца, программное обеспечение, которое позволило бы Советам повысить надежность «высокотехнологичных устройств с чувствительными пусковыми механизмами, таких, как ядерные боеголовки химического оружия», было запрещено к экспорту в Советский Союз на том основании, что оно «внесет значительный вклад в оружейные технологии Москвы».

Советский интерес к программному обеспечению КаргоСкан, возможно, включал в себя некоторое любопытство со стороны малоизвестной команды исследователей и разработчиков, изолированной в закрытом регионе советских просторов, надеясь превратить доступ к американским технологиям в волшебный ключ, который мог бы открыть секреты ядерного и химического оружия. Факт, однако, заключался в том, что Советы были мировыми лидерами как в технологии ядерных боеголовок, так и в химическом оружии, и весьма сомнительно, что они задерживали выполнение Договора о РСМД из-за такого тривиального стремления.

Реальная озабоченность со стороны Советов была с точки зрения контрразведки. По словам генерал-лейтенанта КГБ Николая Брусницына, заместителя председателя Государственной технической комиссии СССР, американские инспекторы, направленные в Воткинск, «привезли с собой чрезмерное количество (сотни тонн) портативного звукозаписывающего, рентгеновского и другого микроэлектронного оборудования, которое они используют для скрытой записи разговоров с советскими специалистами, сбора образцов и изучения инспектируемых объектов».

Как уже отмечалось, всем инспекторам РСМД был дан строгий приказ не заниматься какой-либо деятельностью, которая могла быть истолкована как скрытый или открытый сбор разведданных; случайные наблюдения были разрешены, но только при условии крайней осмотрительности. Утверждения, высказанные Брусницыным, были неточными. Однако они не были неуместными.

В интервью газете «Ленинский путь», опубликованном 20 декабря 1989 г., начальник Воткинского городского управления КГБ Удмуртской АССР заявил, что с точки зрения контрразведки «противодействие иностранной технической разведке было и остается для нас самой насущной проблемой. Мы можем сказать, что американские спецслужбы уже получили важные разведданные о производственной деятельности предприятий нашей республики. Ценная информация, – отметил офицер КГБ, – может быть получена путем анализа световых, шумовых и тепловых эффектов, а речь и сигналы могут быть взяты из различных систем связи и компьютеров и проанализированы».

Обеспокоенность КГБ была хорошо обоснована практическим опытом, накопленным в последние годы в связи с раскрытием широкого спектра так называемых «мероприятий по сбору технической информации», проводимых США против СССР. По данным КГБ, такая деятельность включала «автономные устройства» сбора разведданных, обнаруженные на подводном кабеле в Охотском море, контейнер, «буквально набитый шпионской аппаратурой», перевозимый по железной дороге, «устройство, замаскированное под дерево», которое могло обнаруживать «малейшее излучение», которое затем «мгновенно передавалось через систему спутниковой связи в специальный центр на территории США», а также наличие вирусов, встроенных в компьютеры, которые реагировали бы на команды, передаваемые радиосигналами.

На вопрос «Ленинского пути», повлияло ли присутствие американских инспекторов каким-либо образом на деятельность Воткинского городского КГБ, шеф ответил: «Да, естественно. Наряду с другими ведомствами и организациями местное управление КГБ участвует в мероприятиях, сопутствующих Договору о РСМД. Оно делает это в пределах своей компетенции и руководствуется высшей целью обеспечения полного выполнения положений договора и позитивного развития советско-американского диалога по разоружению». Местный начальник КГБ также отметил, что в его ведомстве работали «семь бывших сотрудников производственного объединения» Воткинского завода.

Проблема, казалось, заключалась не в том, что Советы намеренно задерживали работу американских инспекторов, а скорее в том, что американцы стремились установить оборудование рядом с секретным советским заводом по производству ракет в то время, когда Советы были крайне обеспокоены продолжающейся деятельностью по сбору технической информации со стороны ЦРУ. Действительно, высокопоставленный член Коллегии КГБ СССР генерал-лейтенант В. Сергеев процитировал комментарий Роберта Гейтса, заместителя директора ЦРУ, о том, что США не намерены сокращать масштабы сбора технических разведданных, нацеленных на советскую оборонную деятельность, подчеркивая важность продолжения бдительности со стороны советского КГБ. Советы не хотели препятствовать США в осуществлении мер, разрешенных Договором о РСМД; они просто хотели убедиться, что, что бы ни делали американцы, это не способствовало сбору информации, не разрешенной в соответствии с мандатом договора.

Проблема заключалась в том, что американцы не предоставляли Советам информацию, необходимую для определения угрозы, если таковая существовала, создаваемой оборудованием, устанавливаемым американской инспекционной группой.

26 января (в тот же день, когда Салли Хорн запросила ответы на свои вопросы) Дуг Энглунд встретился с Анатолием Томиловым и Анатолием Черненко, чтобы обсудить начало строительства, связанного с КаргоСканом. Задержка заключалась не в каких-то спорах шпиона против шпиона из-за компьютерных исходных кодов, а скорее в конкретных строительных чертежах, которые будут использоваться в поддержку фактической работы. Черненко, дружелюбный, приветливый человек в возрасте около 40 лет, возглавлявший местную советскую строительную группу, был одним из самых важных лиц, с которыми американцы имели дело в связи с установкой наблюдения на Воткинском заводе окончательной сборки ракет. Непревзойденный профессионал, умело руководивший своими войсками (строительный отряд, которому поручили Воткинскую группу, был военным подразделением). Черненко работал с американскими инспекторами и персоналом Воткинского завода, чтобы найти наиболее эффективное решение множества проблем, связанных с такой сложной задачей, как та, которую ему поручили. И теперь, как сообщил Черненко Дугу, ему запретили проводить какие-либо встречи один на один с американской стороной по поводу строительства КаргоСкана.

Причиной этого нового ограничения стал тот факт, что Черненко из кожи вон лез, чтобы приспособиться к многочисленным колебаниям в требованиях, которые исходили от американской стороны. Он согласился бы с установленным курсом действий и начал бы строительство только для того, чтобы американские инспекторы проинформировали его об изменениях, которые Черненко затем постарался бы учесть. Однако эти изменения часто требовали переделки работ, что означало значительную растрату строительных материалов, что задевало достоинство руководителя Черненко.

Еще в ноябре 1988 года Дуг Энглунд передал Черненко набор чертежей, касающихся строительства структуры КаргоСкана. В то время и ESD, и Sandia заверили Дуга, что чертежи были «полными и окончательными». Однако, как быстро обнаружил Черненко, они носили концептуальный характер, часто предоставляя несколько вариантов решения заданного инженерного вопроса, каждый из которых приводил к значительным корректировкам физических размеров и характера структуры КаргоСкана.

В начале января 1989 года Черненко вернул чертежи, которые были переведены на русский язык, в США, чтобы ESD и Sandia могли проверить русский перевод до начала фактического строительства. Примерно в это же время появилась история Билла Герца о том, что Советский Союз задерживает строительство КаргоСкана. Почти сразу же Советы запросили встречу 26 января с Дугом Энглундом, на которой они заявили о своей готовности начать строительство по существующим чертежам.

Советский закон требовал, чтобы любой строительный проект, осуществляемый советской строительной группой, выполнялся по советским чертежам, а это означало, что Черненко должен был заставить советских чертежников копировать американские чертежи, что увеличивало вероятность допущения ошибок. Черненко ранее предложил Энглунду, чтобы Советы просто скопировали планы США, удалив идентификацию «Sandia/ESD/Bechtel» и заменив ее идентификацией строительного бюро.

Этот компромисс позволил Советам начать рыть фундамент для КаргоСкана. Затем 7 февраля 1989 года Советы настаивали на том, чтобы США пересмотрели советские чертежи, потому что русские адаптировали сомнительные инструкции, содержащиеся в американских чертежах, к советским строительным технологиям (например, добавление колонн для предотвращения падения бетонных стен сооружения). Советы находились в процессе установки значительного количества арматуры в ожидании заливки бетона. Учитывая неопределенность, связанную с чертежами и фактическим строительством, было решено, что Черненко не будет заливать бетон до тех пор, пока он и менеджер по строительству Hughes не рассмотрят предлагаемые строительные работы в связи с конкретным проектом и совместно подпишут «карту заливки» для этого мероприятия.