Текст книги "Сходство"

– Меньше полсуток осталось, – сказала я. – Я буду похожа на Лекси Мэдисон, в кружевном белье.

– Ох, хватит издеваться, – ответил Сэм. – Не смешивай работу с личной жизнью. – Но голос был теплый, и когда он повесил трубку, потеплело и у меня на душе.

В кресле у камина сидел Дэниэл с томиком Т. С. Элиота, остальные играли в покер.

– Уф, – выдохнула я, плюхаясь на каминный коврик. Рукоятка револьвера врезалась под ребра, я, не скрываясь, поморщилась. – А ты что тут сидишь? Раз в кои-то веки вылетел первым?

– Я его разбомбила! – крикнула через всю комнату Эбби, поднимая бокал.

– Не злорадствуй, – одернул ее Джастин, чувствовалось по голосу, что он проигрывает. – Тебе не идет.

– Да, разбомбила, – подтвердил Дэниэл. – Она здорово научилась блефовать! Опять швы разболелись?

Я чуть помедлила; слышно было, как Раф, сидя за столом, позвякивает монетками.

– Если не вспоминать, то и не болят. Завтра мне нужно в больницу, врачи меня еще потыкают и скажут, что все тип-топ, а это я знаю и без них. Подбросите меня?

– Конечно, – сказал Дэниэл, положив на колени книгу. – Во сколько?

– В больницу Уиклоу, к десяти. А в колледж доеду электричкой.

– Но тебе одной нельзя, – встревожился Джастин. Он отвернулся от стола, начисто позабыв про карты. – Давай я с тобой побуду. Все равно мне завтра делать нечего. Пойду с тобой, а потом вместе поедем в колледж.

Видно, он не на шутку всполошился. Если не смогу от него отделаться, пиши пропало.

– Никого мне не надо, – огрызнулась я. – Пойду одна.

– Но больницы – это же ад! Ждешь часами в набитой приемной, куда сгоняют людей, как скот…

Я, не поднимая головы, искала в кармане куртки сигареты.

– Возьму с собой книгу. Для начала, меня туда не тянет, еще не хватало, чтобы кто-то терся рядом. Хочу поскорей отстреляться и забыть, ясно? Имею я право?

– Ей решать, – вмешался Дэниэл. – Лекси, если передумаешь, скажи, мы тебя проводим.

– Спасибо. Я уже большая девочка, могу и сама врачам швы показать.

Джастин пожал плечами и снова сел за карты. Ясное дело, обиделся, но ничего не поделаешь. Я закурила, Дэниэл передал мне пепельницу, что стояла кое-как на подлокотнике его кресла.

– Ты в последнее время больше куришь? – спросил он.

На лице у меня, наверное, ничего не отразилось, но в голове завертелись тысячи мыслей. Если на то пошло, то не больше, а меньше: я старалась выкуривать по пятнадцать-шестнадцать, нечто среднее между моими десятью и Лексиными двадцатью, надеясь, что разницу спишут на мое плохое самочувствие, и только сейчас задумалась, откуда это число взялось, – от Фрэнка, а тот поверил ребятам на слово. Дэниэл не купился на историю о коме, и мало ли что еще он подозревает. Он запросто мог ввернуть пару ложных фактов, когда Фрэнк его допрашивал, а теперь смотрит на меня спокойными серыми глазами, ждет моего промаха.

– Да вроде нет, – озадаченно ответила я. – Не задумывалась. А что, правда?

– Раньше ты не брала на прогулку сигареты, – ответил Дэниэл. – До несчастного случая. А теперь берешь.

У меня даже дыхание перехватило от облегчения. Мне бы сразу догадаться – ведь у погибшей не нашли сигарет, – но проще исправить собственный промах, чем иметь дело с Дэниэлом, если тот ведет игру и в рукаве у него припрятан джокер.

– Каждый раз хотела взять, – ответила я, – да забывала. А теперь вы, ребята, мне напоминаете про мобильник, вот я и про сигареты заодно вспоминаю. И, – я выпрямилась, глянула на Дэниэла с обидой, – что ты ко мне цепляешься? Раф курит по две пачки в день, а ты ему и слова не скажешь!

– Я и не думал к тебе цепляться, – возразил Дэниэл. Он улыбался мне, подняв взгляд от книги. – Просто считаю, если уж предаваться порокам, так с удовольствием. А если ты куришь, чтобы нервы успокоить, о каком удовольствии речь?

– Нервы у меня в порядке, как и все остальное, – сказала я. И в доказательство сделала “мостик” с пепельницей на животе. – В полном порядке.

– Даже если и пошаливают, сейчас это естественно, – заметил Дэниэл. – Это легко объяснить. Но надо придумать другой способ снимать напряжение, жаль портить удовольствие от вредной привычки. – И снова тень улыбки. – Если тебе захочется с кем-то поговорить…

– Ты про психотерапевта? – вскинулась я. – Брр! Мне и в больнице советовали, да я их послала подальше.

– Ну да, – отозвался Дэниэл. – Я так и думал. Вот и правильно. Никогда не понимал, зачем платить чужому человеку, о чьем уме ты не можешь судить, чтобы он выслушивал твои жалобы, а друзья тогда на что? Если хочешь поделиться, мы все…

– Господи боже ты мой! – повысил голос Раф. И, с силой швырнув карты на стол, отодвинул их подальше. – Кто-нибудь, дайте пакетик, сейчас сблевну! “Ах, я понимаю ваши чувства, давайте об этом поговорим…” Или я что-то пропустил? Мы уже где-нибудь в сраной Калифорнии, а мне никто не сказал?

– Да что это с тобой? – спросил зловещим шепотом Джастин.

– Ненавижу сопли разводить. Все у Лекси в порядке, она сама сказала. Какого хрена мы к ней прицепились?

Я выпрямилась, Дэниэл отложил книгу.

– Не тебе решать, – сказал Джастин.

– Раз я этот бред выслушиваю, значит, у меня есть право голоса. Я пас. Джастин, твоя очередь. Эбби, сдавай. – Раф через голову Джастина потянулся за бутылкой.

– Кстати, о вредных привычках, – строго сказала Эбби, – может, тебе больше не наливать?

– Если на то пошло, – ответил Раф, – не согласен. – И от души плеснул себе вина, пролив немного на край стола. – И я, кажется, совета у тебя не спрашивал. Сдавай уже нахрен.

– Ты пьян, – холодно заметил Дэниэл. – И ведешь себя по-свински.

Раф резко обернулся, рука сжимала бокал, я даже испугалась: сейчас швырнет.

– Да, – ответил он свирепым шепотом, – я пьян. И собираюсь еще напиться. Хочешь об этом поговорить, Дэниэл? Хочешь, да? Давайте все об этом поговорим!

В голосе его слышалась угроза – будто запахло бензином, готовым вспыхнуть от одной искры.

– Не вижу смысла ничего обсуждать, пока ты в таком состоянии, – отрезал Дэниэл. – Соберись, выпей кофе и перестань капризничать, как трехлетний. – И снова взялся за книгу. Лицо его было видно только мне – совершенно спокойное, но взгляд не скользил по строчкам, Дэниэл лишь делал вид, что читает.

Было понятно, что Дэниэл ведет себя неправильно. Если уж Раф завелся, то сам уже не успокоится. Нужно ему помочь – обратить все в шутку, решить дело миром, воззвать к здравому смыслу. А если его подначивать, он только пуще разойдется, и от того, что Дэниэл допустил столь неожиданный промах, мне стало и страшно, и радостно. Я могла бы успокоить Рафа в считаные секунды (О-о, по-твоему, у меня ПТСР? Как у ветеранов Вьетнама? Кто-нибудь, скажите: “Огонь!” – посмотрим, полезу ли я под стол…), я уже готова была так и сделать, но одернула себя – надо посмотреть, как будут развиваться события.

Раф набрал побольше воздуху, будто собирался что-то сказать, но передумал, раздраженно мотнул головой, толкнул стул. И, с бокалом в одной руке и бутылкой в другой, гордо удалился. Слышно было, как хлопнула дверь его спальни.

– Что за хрень? – сказала я чуть погодя. – Схожу все-таки к психиатру, пожалуюсь, что живу с придурками.

– Прошу, не надо, – взмолился Джастин. – Хоть ты-то не заводись. – Голос у него дрожал.

Эбби, отложив карты, встала, аккуратно задвинула стул и вышла. Дэниэл не шелохнулся. Я услышала, как Джастин что-то уронил, выругался яростным шепотом, – но и не взглянула на него.

Завтрак прошел в недоброй тишине. Джастин со мной не разговаривал. Эбби перемещалась по кухне, слегка нахмурив брови, и когда мы домыли посуду, выманила из комнаты Рафа, и они втроем уехали в колледж.

Пока я вытирала и убирала посуду, Дэниэл смотрел в окно, погруженный в себя. Наконец он шевельнулся, вздохнул глубоко.

– Ладно, – сказал он, задумчиво глядя, как в пальцах догорает сигарета, – пора собираться.

Всю дорогу до больницы он молчал.

– Спасибо, – поблагодарила я, выбираясь из машины.

– Пожалуйста, – отвечал он рассеянно. – Звони, если что, я уверен, все хорошо, но вдруг тебе все-таки нужна будет компания? – Он тронулся и, оглянувшись через плечо, помахал на прощанье.

Когда он скрылся из виду, я купила в больничном буфете так называемого кофе в одноразовом стаканчике, вышла на улицу и, привалившись к стене, стала ждать Сэма. Вот он заехал на стоянку, вышел из машины, пошарил глазами и наконец увидел меня. Я не сразу его узнала. Усталый, опухший и старый, просто древний; в голове пронеслось: “Кто это?” Тут он заметил меня, улыбнулся, в голове все встало на места, и Сэм вновь сделался похож на себя. Я уверяла себя: Сэм во время каждого сложного дела чуть поправляется – ест на ходу всякую дрянь, – да и когда живешь бок о бок с теми, кому двадцать с небольшим, тридцатипятилетний покажется ископаемым. Я бросила в урну стаканчик и двинулась Сэму навстречу.

– Боже, – Сэм заключил меня в медвежьи объятия, – как же я рад тебя видеть!

Поцелуй его был теплым, страстным и непривычным; даже его запах – запах мыла и свежевыглаженной рубашки – казался чужим. Лишь спустя секунду я поняла, что мне эта встреча напоминает – тот первый вечер в “Боярышнике”, когда нужно было делать вид, будто я знаю тут все до мелочей.

– Привет! – Я улыбнулась.

Он прижал к плечу мою голову.

– Господи, – выдохнул он. – Давай плюнем на это чертово дело и сбежим на весь день, а?

– Мы же на работе, – напомнила я. – Не забыл? Ты же сам запретил мне надеть кружевные трусики!

– Я передумал. – Его руки скользнули по моим плечам. – Ты сама-то знаешь, какая ты красивая? Такая спокойная, радостная и округлилась немножко. Это дело тебе на пользу.

– Свежий воздух, – сказала я. – Да и Джастин стряпает на десятерых. Каков наш план?

Сэм со вздохом выпустил мои руки, привалился к машине.

– Мои трое парней будут приходить в ратоуэнский участок по одному, с разницей в полчаса, успеешь на них налюбоваться. Но пока что хочу их прощупать, а не сцапать. Наблюдательной комнаты там нет, зато из приемной слышно все, что творится в допросной. Можешь посидеть в машине, пока я их встречаю, а потом пробраться в приемную и оттуда послушать.

– А лучше и посмотреть, – сказала я. – Давай я с самого начала побуду в приемной? Увидят меня, как бы случайно, – ничего страшного. Если один из них наш – убийца или, на худой конец, хулиган, – то узнает меня, по лицу будет ясно.

Сэм покачал головой:

– Это меня и тревожит. Помнишь, мы на днях созванивались? И тебе послышалось, будто кто-то рядом? Если один из них за тобой следит и думает, что ты звонишь нам… Парень он горячий, мы уже убедились.

– Сэм, – сказала я ласково, переплетя пальцы с его, – на то я и здесь. Чтобы подобраться к нему поближе. А если ты мне не позволишь – значит, я просто ленивая туша: жру, бульварные романы читаю, и мне за это еще и платят.

Сэм, чуть помедлив, хохотнул, коротко, натужно.

– Согласен, – сказал он. – Вполне справедливо. Посмотришь на них, когда я их буду провожать.

Он ласково сжал мои пальцы и тут же выпустил.

– Пока не забыл, – добавил он, – Мэкки просил тебе передать. – И протянул мне пузырек, точно такой же, как тот, что я привезла в “Боярышник”, тоже с аптекарским ярлычком “Амоксициллин”. – Просил сказать, что рана твоя не совсем зажила, врач боится нагноения, продлил курс антибиотиков.

– Хотя бы без аскорбинки не останусь. – Я спрятала пузырек в карман. Он оказался увесистый, оттягивал полу куртки. Врач боится… Фрэнк прикидывает, как вывести меня из дела.

Полицейский участок в Ратоуэне захудалый. Много таких перевидала я на задворках страны: небольших, попавших в порочный круг, забытых и теми, кто распределяет средства, и теми, кто раздает должности, и теми, у кого есть надежда на другое назначение, все равно куда. В приемной – один-единственный хромоногий стул, плакат с рекламой мотоциклетных шлемов да окошко, откуда безучастно смотрел Бёрн, мерно жуя резинку. Допросная служила заодно и архивом: стол, два стула, картотечный шкаф без замков – бери что хочешь, – а в углу, неизвестно зачем, помятый полицейский щит восьмидесятых годов. Пожелтевший линолеум, на стене раздавленная муха. Неудивительно, что у Бёрна такой унылый вид.

Я сидела в уголке за столом рядом с Бёрном, пока Сэм пытался навести в допросной хоть какой-то порядок. Бёрн, спрятав за щеку жвачку, посмотрел на меня долгим печальным взглядом.

– Дохлый номер, – сообщил он мне.

Непонятно, какого ответа он ждал, – судя по всему, никакого; Бёрн извлек из-за щеки жвачку и снова уставился в окошко.

– Вот и Бэннон, – сказал он. – Мордоворот.

Сэм мастер непринужденно вести допрос, если есть желание, а в тот день желание явно было. Держался он просто, уверенно, создавал ощущение покоя. Есть у вас предположения, кто мог напасть на мисс Мэдисон? Что скажете об этой пятерке из усадьбы “Боярышник”? Не встречали чужих в окрестностях Глэнскхи? Он ненавязчиво, но четко давал понять, что расследование потихоньку сворачивают.

Бэннон в основном сердито фыркал; Макардл, чуть меньше смахивавший на неандертальца, откровенно скучал. Оба клялись, что ничего не знают. Я слушала вполуха. Если будет зацепка, Сэм ее не пропустит; взглянуть бы на Нейлора – изменится ли тот в лице, увидев меня? Я устроилась на хромом стуле, вытянув ноги – будто меня силком сюда притащили на очередной бессмысленный допрос, и стала ждать.

Бэннон и впрямь был мордоворот: гора мышц, внушительное пивное брюхо, большая тупая башка. Когда Сэм вывел его из допросной и в приемной тот увидел меня, то задержал на мне взгляд и злобно, брезгливо ухмыльнулся – он прекрасно знал, кто такая Лекси Мэдисон, и терпеть ее не мог. Макардл – тощий долговязый парень с жидкой бороденкой, – напротив, вяло кивнул мне и поплелся прочь. Я вернулась за стол, поджидать Нейлора.

Отвечал он примерно то же, что и двое других: ничего не видел, ничего не слышал, ничего не знаю. Голос у него оказался приятный – взволнованный отрывистый баритон (здешний выговор я уже начала узнавать – немного диковатый, чуть грубее, чем у жителей Уиклоу). Закончив допрос, Сэм открыл дверь.

Нейлор был среднего роста, жилистый, в джинсах и линялом мешковатом свитере. Копна рыжевато-каштановых волос, резкие черты: выступающие скулы, большой рот, из-под густых бровей блестят узкие зеленые глаза. Неизвестно, какие мужчины нравились Лекси, но этот, бесспорно, привлекателен.

Тут он увидел меня. Глаза у него расширились, а взгляд пригвоздил меня к месту. В этом взгляде читалось сильное чувство, это могла быть ненависть, любовь, гнев, ужас или все сразу – ничего похожего на хитрую усмешку Бэннона. Здесь была страсть, пылала сигнальным костром.

– Что ты думаешь? – спросил Сэм, глядя, как Нейлор шагает через дорогу к грязному “форду” 89-го года, цена которому от силы фунтов пятьдесят, и купят его разве что на металлолом.

Теперь, кажется, ясно, кто по вечерам смотрел мне в затылок.

– Если Макардл не гений притворства, – ответила я, – смело помещай его на последнюю строчку в списке. Готова спорить на что угодно, он понятия не имел, кто я, а твой хулиган, даже если это не он убил, ошивается около дома. Он бы меня узнал.

– Как Бэннон и Нейлор, – заметил Сэм. – И они явно не обрадовались.

– Ну так они ж из Глэнскхи, – пробурчал Бёрн, сидевший сзади. – Эти никому не рады, всякий знает. И им никто не рад.

– Есть хочу умираю, – сказал Сэм. – Пойдем обедать?

Я помотала головой:

– Не могу. Раф уже сообщение прислал, спрашивает, все ли в порядке. Я ответила, что еще жду в приемной, но мне нужно скорей в колледж, а то они в больницу заявятся, меня искать.

Сэм вздохнул, расправил плечи.

– Ясно, – сказал он. – Главное, одного исключили, осталось двое. Подброшу тебя в город.

Когда я зашла в библиотеку, ребята меня ни о чем не спрашивали, лишь небрежно кивнули, будто я выходила покурить. Мою вчерашнюю обиду на Джастина истолковали верно.

Джастин до сих пор на меня дулся. Весь день я не обращала на это внимания: бойкоты я переношу тяжело, но Лекси бы выстояла, просто сосредоточилась бы на другом. За ужином я все-таки не выдержала; ребята приготовили рагу с такой густой подливкой, что ложка стояла торчком, оно благоухало на весь дом, тепло и сытно.

– А добавка есть? – спросила я Джастина.

Тот пожал плечами, на меня и не взглянул.

– Трепетные мы! – буркнул Раф.

– Джастин, – взмолилась я, – все еще злишься на меня?

Джастин снова пожал плечами. Эбби поставила передо мной кастрюлю с рагу.

– Мне было страшно, Джастин. Боялась, приду, а мне скажут, плохи дела, нужна вторая операция или что-нибудь еще. – Джастин глянул на меня мельком, с тревогой, и продолжил катать из хлеба шарики. – Еще не хватало, чтобы и ты за меня боялся. Мне стыдно, правда, стыдно. Простишь меня?

– Ну… – отвечал он, чуть помедлив, с полуулыбкой, – ладно, прощаю. – И подвинул ко мне поближе кастрюлю с рагу: – Ну, доедай.

– А что врачи сказали? – поинтересовался Дэниэл. – Не нужна операция?

– Не-а, – ответила я, зачерпывая рагу. – Только антибиотики. Рана заживает медленнее, чем они надеялись, опасаются инфекции.

Стоило мне произнести это вслух, меня передернуло, казалось, даже микрофон уловил мою дрожь.

– Анализы брали? Томограмма?

Я не представляла, что положено было сделать врачам.

– Все у меня хорошо, – сказала я. – Может, сменим тему?

– Молодец. – Джастин кивком указал на мою тарелку: – Значит, теперь можно готовить с луком больше раза в год?

Сердце тоскливо упало, я уставилась на Джастина непонимающим взглядом.

– Ну, раз ты хочешь добавки, – сказал он кротко, – значит, тебя от лука больше не тошнит?

Черт, черт, черт! Я ем что дают, не задумываясь о том, что Лекси могла быть разборчивой в еде, а Фрэнку было бы не так-то просто это выяснить в непринужденной беседе. Дэниэл смотрел на меня, опустив ложку.

– Лук я и не почувствовала. Из-за антибиотиков у меня чехарда со вкусом. Вся еда кажется одинаковой.

– Я думал, ты лук не любишь из-за того, что скользкий, – удивился Дэниэл.

Черт!

– Мне просто думать о нем противно. Теперь знаю, что там есть лук, и…

– С моей бабушкой тоже так было, – вставила Эбби. – Антибиотики ей обоняние отшибли. Навсегда. Пожалуйся врачу.

– Ну уж нет, – вмешался Раф. – Раз уж нашлось средство, чтобы она перестала нудеть насчет лука, пусть природа сама решит. Доедай – или я доем?

– Не стану опускаться до лука, – поморщилась я. – Уж лучше инфекция.

– Ладно, тогда передай кастрюлю.

Дэниэл продолжал есть. Я принялась размазывать еду по тарелке, Раф закатил глаза. Пульс у меня подскочил до девяноста. Рано или поздно я совершу ошибку и уже не смогу выкрутиться.

– Здорово ты вывернулась с луком, – похвалил меня в тот вечер Фрэнк. – А когда придет пора тебя вытаскивать, подготовишь почву: антибиотики отбили вкус, ты их бросила – и бабах! инфекция! Жалею, что это не я придумал.

Я сидела на дереве, кутаясь в общий дождевик, – ночь выдалась пасмурная, дождик накрапывал, пятная листья, того и гляди польет как из ведра – и прислушивалась, не появится ли Джон Нейлор.

– Ты все слышал? Ты что, домой вообще не уходишь?

– В последнее время редко. Вот сцапаем нашего молодца, тогда и отоспимся. Кстати, об отдыхе: на выходные я забираю Холли и буду рад, если до этого закруглимся.

– Я тоже, – подхватила я, – ты уж мне поверь.

– Вот как? Я-то думал, ты там прижилась.

Невозможно было по голосу угадать его настроение, Фрэнк мастер скрывать чувства.

– Могло быть и хуже, намного, – осторожно ответила я. – Но сегодня был звоночек. Не смогу я там жить вечно. А ты как, что-нибудь узнал полезное?

– О том, почему сбежала Мэй-Рут, – нет, ничего. Ни Чед, ни его друзья не припомнят, чтобы в ту неделю что-то случилось особенное. Впрочем, могли и забыть, четыре с половиной года – срок немалый.

Так я и думала.

– Нет так нет, – отозвалась я. – А за попытку спасибо.

– Зато вот что всплыло, – продолжал Фрэнк. – Возможно, с нашим делом и не связано, но странно, а значит, повод задуматься. Скажи мне, что за человек была Лекси, если на поверхностный взгляд?

Я пожала плечами, хоть Фрэнк ничего и не увидел бы. Проглядывало в этом вопросе что-то скользкое, чересчур личное, как если бы попросили рассказать о себе.

– Не знаю. Пожалуй, задорная. Веселая. Уверенная в себе. Искрометная. И было в ней что-то детское.

– Да. И у меня такое же впечатление сложилось. Все так, судя по видео, по отзывам друзей. Но моему приятелю из ФБР знакомые Мэй-Рут рассказывают совсем другое.

У меня все похолодело внутри. Я забилась поглубже в крону, зажала рот кулаком.

– По их словам, тихоня, застенчивая, диковатая. Чед считает, это оттого, что она выросла где-то в глуши, в Аппалачах, переезд в Роли для нее настоящее приключение, город ей нравился, только слишком уж шумный. Ласковая, фантазерка, любила животных, мечтала стать помощником ветеринара. А теперь скажи: тебе это напоминает Лекси?

Я запустила руку в волосы, жалея, что я не на твердой земле, – пройтись бы, размяться.

– К чему ты клонишь? Это две разные девушки и обе на меня похожи? Вот что я тебе скажу, Фрэнк, пожалуй, хватит с меня совпадений.

Мне представилась дикая картинка: тут и там откуда ни возьмись выскакивают мои двойники, исчезают и появляются вновь, лезут из всех щелей, как в игре “Ударь крота”, – куда ни плюнь, всюду я. Хотела сестренку, вот и получай! – подумала я, подавив истерический смешок. Будьте осторожны со своими желаниями…

Фрэнк расхохотался:

– Да нет же! Знаешь ведь, детка, я тебя люблю, но двух экземпляров мне хватит за глаза. Да и отпечатки нашей девочки совпали с отпечатками Мэй-Рут. Просто странно, и все. Я знаю тех, кому приходилось иметь дело с людьми, жившими под чужим именем, – свидетелями под охраной, беглецами вроде нашей девочки, – и все говорят одно: личность у этих людей не менялась. Одно дело взять новое имя и начать новую жизнь, но стать новым человеком – совсем другое. Даже опытному агенту и то тяжело. Ты по себе знаешь, каково это, круглые сутки быть Лекси Мэдисон. Работа не из легких.

– Но я-то справляюсь, – ответила я. И снова еле сдержала смех. Из этой девушки – кто бы она, черт возьми, ни была – вышел бы первоклассный агент. Возможно, нам стоило бы чуть раньше поменяться жизнями.

– Да, справляешься, – сказал Фрэнк мягко. – Но и наша девочка тоже справлялась, и интересно узнать, что ей помогало. Может, природный дар, ну а может, она где-то училась – на агента или на актрису. Я буду закидывать удочки, а ты вспомни, не заметила ли ты указаний на это. Как тебе такой план?

– Пойдет, – протянула я, устало привалившись к стволу. – Отлично придумано.

Мне стало не до смеха. Вспомнился вдруг тот первый день, кабинет Фрэнка, вспомнился так явственно, что даже запахло пылью, дубленой кожей и кофе с виски, и подумалось: а ведь я не поняла, что происходило тогда в залитом солнцем кабинете, беспечно, бездумно пронеслась мимо главного поворота в своей судьбе. Я всегда считала, что прошла проверку в те минуты, когда описывала незнакомую пару в окне или когда Фрэнк спросил, не страшно ли мне. А на самом деле это был только первый шаг, главное же испытание началось потом, когда я уже успела расслабиться; все решила легкость, с которой я придумывала Лекси Мэдисон.

– А Чед знает? – неожиданно спросила я, когда Фрэнк уже собирался прощаться. – О том, что Мэй-Рут на самом деле не Мэй-Рут?

– Да, – весело ответил Фрэнк, – знает. Я его щадил до последнего, но на этой неделе мой приятель вынужден был ему сказать. Мне надо было знать: вдруг он чего-то недоговаривает, – к примеру, чтобы ее не предать? Как оказалось, нет.

Вот бедняга.

– Как он это воспринял?

– Переживет, – ответил Фрэнк. – Завтра свяжемся. – И повесил трубку.

А я долго еще сидела на дереве и выводила ногтем на коре узоры.

Меня одолели сомнения: вдруг я все-таки недооценивала – нет, не убийцу, а жертву? Тяжело было об этом думать, я гнала прочь эту мысль, но знала: было в Лекси что-то глубоко нездоровое. Жесткая как кремень – без колебаний бросила Чеда, играючи готовилась покинуть “Боярышник”, – так зверь, угодив в капкан, отгрызет себе лапу и не пикнет; но это еще куда ни шло, так можно поступить от отчаяния. Это я понимала с самого начала. Но то, с какой легкостью она превратилась из застенчивой Мэй-Рут в искрометную шутницу Лекси, – это уже что-то другое, болезненное. Ни при чем тут ни страх, ни отчаяние. Просто захотела – вот и преобразилась. Девушка, в душе которой столь много скрытого и темного, вполне могла пробудить в ком-то гнев сокрушительной силы.

Работа не из легких, сказал Фрэнк. Но в том-то и штука, мне это с самого начала давалось играючи. Оба раза перевоплотиться в Лекси Мэдисон было для меня естественно, как дышать. Ее образ мне подошел, как уютные старые джинсы, – вот что было страшнее всего.

Только перед сном я вспомнила: в тот день, когда мы сидели на траве, у меня сложилась картинка, я увидела их семьей, где Лекси – последыш, дерзкая младшая сестренка. Лекси мыслила в том же направлении, что и я, только в миллион раз быстрее. С одного взгляда поняла, что они за люди, в ком нуждаются, и тут же под них подстроилась.