Текст книги "Сходство"

13

С той самой минуты, когда Сэм объявил, что хочет побеседовать с тремя подозреваемыми, я знала, последствий не избежать. Если там будет мистер Головорез, вряд ли ему понравится, что его допрашивает полиция, – станет винить во всем нас и дела так не оставит. Однако я не ожидала, что ответный удар он нанесет так скоро и метко. Здесь, в доме, я расслабилась, а это само по себе тревожный знак.

Он выжидал лишь день. В субботу, ближе к полуночи, мы сидели в гостиной. Эбби и я, устроившись на каминном коврике, покрасили ногти Лексиным серебристым лаком и сушили их, держа на весу ладони; Раф и Дэниэл, в противовес нашему приступу женственности, чистили револьвер. Двое суток он отмокал в растворителе посреди внутреннего дворика, в форме для запеканки, и в тот день Раф решил: достаточно. Они с Дэниэлом устроили на столе оружейную мастерскую – разложили инструменты, кухонные полотенца, тряпки и увлеченно скребли револьвер старыми зубными щетками: Дэниэл стирал налет с рукоятки, Раф возился с механизмом. Джастин, растянувшись на диване, читал свои заметки к диссертации, что-то бормотал себе под нос и грыз попкорн из миски. Кто-то поставил пластинку, спокойную минорную увертюру Перселла. В комнате пахло растворителем и ржавчиной – знакомый запах, мужественный и бодрящий.

– Вот что. – Раф отложил щетку, осмотрел револьвер. – Сдается мне, если его отскрести, с ним полный порядок. Скорее всего, будет работать. – Он потянулся через стол за коробкой с патронами, вставил пару в барабан, защелкнул ствол. – Русская рулетка: есть желающие?

– Не смей! – содрогнулся Джастин. – Что за безумие!

– Дай сюда. – Дэниэл протянул руку за револьвером. – Это не игрушка.

– Да ради бога, я же шучу! – Раф передал ему револьвер. – Просто проверял, все ли работает. Завтра с утра выйду с ним во двор, подстрелю нам на ужин кролика.

– Нет! – Я вскочила, гневно уставилась на него. – Кроликов я люблю, не трожь их!

– И что? Расплодились тут, весь газон загадили. От этих тварей больше пользы в славном рагу или фрикасе…

– Ты ужасен! Ты что, не читал “Обитателей холмов”?

– Уши тебе сейчас не заткнуть – маникюр испортишь. Я тебе такого кролика в вине приготовлю, язык проглотишь…

– Тебе дорога в ад за такое!

– Да успокойся, Лекс, это же просто болтовня, – сказала Эбби, подув на ноготь. – Кролики выходят на рассвете, а Рафа на рассвете и живым-то не назовешь.

– Ничего против охоты не имею, – вмешался Дэниэл, осторожно откинув ствол, – если охотишься не для забавы, а для пропитания. Мы же все-таки хищники. В идеале хорошо бы мы жили натуральным хозяйством – выращивали овощи, охотились, ни от кого не зависели. Скорее всего, так не получится, да и не хотелось бы с кроликов начинать. Я с ними успел сродниться. Кролики тоже часть дома.

– Понял? – сказала я Рафу.

– Что понял? Кончай ребячиться! Сколько раз ты при мне объедалась бифштексами и…

Я качнулась было к столу с револьвером, не сообразив сразу, что за грохот вдруг раздался. На каминном коврике рядом с Эбби лежал большой острый булыжник – как будто всегда был тут, – а вокруг ледяными кристаллами поблескивали осколки стекла. У Эбби изумленно округлились губы, в разбитое окно ворвался холодный ветер, всколыхнув занавески.

Раф сорвался со стула, бросился на кухню. Я кинулась следом, отставая на полшага, под истошные вопли Джастина: “Лекси, швы!” Дэниэл что-то тоже крикнул, я выбежала через застекленные двери вслед за Рафом, а тот, с развевающимися волосами, уже миновал внутренний дворик, пересек сад и выскочил вон – я услышала лязг калитки.

Мы выбежали, а калитка все раскачивалась, скрипела нам вслед как сумасшедшая. На тропинке Раф замер, подняв голову, стиснул мое запястье: “Тсс!”

Мы, затаив дыхание, прислушались. Сзади надвинулась чья-то тень, я оглянулась – Дэниэл, крадется по траве, как большой кот на мягких лапах.

Зашелестели листья на ветру, справа от нас, совсем рядом, тихо хрустнула ветка.

Вот исчезли за спиной огни дома, а мы все неслись по темной тропе; я раздвигала перед собой ветки и вдруг услышала впереди топот, а рядом – ликующий вопль Рафа. Раф и Дэниэл бежали быстрей, чем я думала. Наш топот, дыхание, как у стаи гончих, и стук собственного сердца подстегивали меня, словно боевые барабаны; по небу неслись быстрые облачка, то и дело пряча луну, и вот впереди, ярдах в двадцати-тридцати, мелькнул в призрачном лунном свете силуэт бегущего человека, темный и зловещий. Я представила Фрэнка за рабочим столом, в наушниках, и мысленно крикнула ему: Не смей, не смей встревать со своими молодчиками, это наше дело!

Мы свернули за поворот, хватаясь за ветки, и остановились у развилки. Во все стороны разбегались побеленные луной тропинки, пустые, запутанные, лишенные примет, в поле тут и там темнели груды камней, безмолвные, как часовые.

– Куда он смылся? – проговорил надтреснутым шепотом Раф, заметался туда-сюда, как охотничий пес. – Где этот ублюдок?

– Далеко не ушел, – буркнул Дэниэл. – Где-то здесь. Залег.

– Черт! – прошипел Раф. – Черт, вот подонок, говнюк… убью сволочь!

Луна спряталась, Дэниэл и Раф справа и слева от меня превратились в смутные тени, того и гляди исчезнут.

– Фонарик? – шепнула я Дэниэлу в самое ухо и разглядела на фоне неба, как он мотнул головой.

Кто бы он ни был, наш противник, здешние холмы он знает как свои пять пальцев. При желании он мог бы здесь залечь хоть до рассвета, переползая из укрытия в укрытие, как делали веками его мятежные предки, – невидимый, лишь нет-нет да и сверкнут в листве прищуренные глаза.

Но терпение у него кончалось. Камень в окно он бросил в расчете на то, что мы пустимся в погоню: самообладание его на исходе, обращается в пыль под нажимом Сэма и под тяжестью собственного гнева. Он мог бы прятаться здесь вечность, если бы захотел, но в том-то и штука: не очень-то ему и хотелось.

Всякий следователь знает: наш ключ к успеху – это ваши желания. Тиски и раскаленные щипцы нынче не в ходу, нечем заставить человека признаться в убийстве, показать, где спрятан труп, донести на близкого, выдать главаря шайки, – и тем не менее люди признаются сплошь и рядом. И все из-за желаний, которые для них превыше безопасности: кому-то нужна чистая совесть, кому-то – возможность похвастаться, сбросить груз с души, начать новую жизнь, каждому свое. Стоит нам понять, чего вы хотите, – втайне от самих себя – и посулить вам это, и вы выдадите нам с потрохами всех и вся.

Этому малому до чертиков надоело прятаться на своей же территории, шнырять с камнями и баллончиком краски, как жаждущий внимания подросток. Ему не терпелось схватиться с кем-нибудь лицом к лицу.

– Господи боже ты мой, да он спрятался! – сказала я громко, в напряженной ночной тишине голос мой прозвучал по-городскому высокомерно. С двух сторон ко мне дернулись Дэниэл и Раф, но я схватила их за руки и больно ущипнула. – Смех, да и только! Издали настоящий громила, верзила, а стоит подобраться поближе – забился в кусты и дрожит там, как кролик!

Дэниэл выпустил мою руку, и я услышала то ли вздох, то ли смех, тихий, еле различимый.

– Да ладно, – подхватил он. – Наверное, просто мозгов хватает, чтобы понять, что ему с нами не справиться.

Я снова ущипнула Рафа – если что и способно выманить парня из укрытия, так это ленивое английское презрение – и услышала резкий, сердитый вздох. Сработало!

– Думаю, о мозгах тут и речи нет, – заговорил Раф с оттяжкой. – Да они тут все от овец произошли. Да он наверняка уже про нас и думать забыл, убрел к себе в стадо.

Послышался шорох и тут же затих; потом – ничего.

– Кис-кис, – позвала я нежно. – Кис-кис-кис… – И умолкла, хихикнула.

– Во времена моего прадеда, – холодно сказал Дэниэл, – умели обходиться с зарвавшейся челядью. Пощекочи их кнутом – и станут как шелковые.

– Но в одном твой прадед был не прав – позволил им свободно плодиться, – заметил Раф. – Их надо скрещивать, как всякий другой скот.

И снова шорох, на сей раз громче, затем щелчок, тихий, но отчетливый, будто чиркнули камешком о камешек, совсем рядом.

– Мы им находили применение, – сказал Дэниэл безразлично, рассеянно, будто в разгар чтения его отвлекли вопросом.

– Ну да, – отозвался Раф, – но полюбуйся, к чему это привело. Деградация. Отрицательный отбор. Орда слюнявых, вислоухих, безмозглых выродков…

Из кустов, всего в нескольких шагах от нас, кто-то вылетел, пронесся мимо меня и врезался в Рафа, словно пушечное ядро. Раф повалился с хрипом, да так тяжело, что земля задрожала. Возня, прерывистое дыхание, тошнотворный звук удара кулаком – и я бросилась в драку.

Мы покатились клубком; я ударилась плечом о жесткую землю, рядом сопел, задыхаясь, Раф, чьи-то волосы забились мне в рот, я схватила чью-то руку, и она вывернулась, спружинив, как стальной трос. От парня пахло прелой землей, и был он сильный, дрался подло, без правил – лез мне пальцами в глаза, лягался, целясь в живот. Я замахнулась, и он с шумным вздохом отвел руку от моего лица. Тут сбоку в нас кто-то врезался, тяжело, как товарный поезд: Дэниэл.

От страшного удара все мы покатились в кусты, ветки царапали мне шею, кто-то жарко дышал в лицо – и все это под жестокую дробь ударов. Это была не драка, а месиво: мельканье рук и ног, хруст, мерзкие хрипы, будто свора диких псов терзает добычу. Трое на одного, и ярость у всех одинаковая, но темнота ему на руку. Нам не различить, где свой, где чужой, а ему все равно, кого бить, каждый удар попадает в цель. И он этим пользовался – извивался, вертелся ужом, валил нас на землю снова и снова; у меня уже шумело в голове, я задыхалась, отчаянно месила кулаками воздух. Кто-то шлепнулся на меня, я саданула локтем, и человек взвыл от боли – судя по голосу, Раф.

Тут мне снова попытались выцарапать глаза. Я нащупала чей-то небритый подбородок и, высвободив вторую руку, нанесла удар, вложив в него всю силу. Кто-то заехал мне под ребра, но больно не было, я вообще не чувствовала боли, даже если бы этот тип мне живот вспорол, мне было бы плевать, хотелось одного – бить, бить, бить. И будто тоненький голосок нашептывал в ухо: вы его убьете, вас трое, вы его убьете, но я не обращала внимания. Во мне точно что-то взорвалось, вспыхнуло, ослепило на миг, а следом перед глазами пронеслись картины: белая шея мертвой Лекси; светлое окно нашей гостиной в острых зубьях осколков; лицо Роба, холодное, чужое, – и хотелось бить, колотить этого гада, упиться его кровью, превратить его лицо в фарш и все равно не останавливаться.

Он извернулся по-кошачьи, и я угодила кулаком в землю, сбив костяшки о камни. Я шарила вслепую, дернула кого-то за рубашку, и она лопнула, когда он оттолкнул меня плечом. Снова последовала отчаянная, жестокая возня, камни летели во все стороны; раздался мерзкий глухой звук, будто ботинок угодил во что-то мягкое, а следом – звериный рык и удаляющийся топот, быстрый, неровный, все тише и тише.

– Где… – Меня схватили за волосы, я вывернулась и стала отчаянно искать лицо, небритый подбородок, нащупала ткань, горячую кожу, и снова рука провалилась в пустоту. – Слезь… – Кто-то закряхтел, выпустил меня, и тишина – внезапная, пугающая, словно взрыв. – Где…

Из-за облаков показалась луна, и мы увидели друг друга: грязные, выдохшиеся, с дикими глазами. Я не сразу узнала остальных. Раф – оскаленный, под носом темная струйка крови – силился подняться на ноги; Дэниэл – растрепанный, на щеках бурые полосы, то ли грязь, то ли кровь. В неверном свете луны, с черными пятнами вместо глаз, оба были как воины-призраки, последние из погибшего дикого племени.

– Где он? – свирепо выдохнул Раф.

Все кругом было неподвижно, лишь ветерок робко ласкал боярышник. Дэниэл и Раф застыли, пригнувшись, как боксеры, сжав кулаки, и тут я поняла, что тоже замерла в боевой стойке. Думаю, в ту минуту мы готовы были наброситься друг на друга.

Луна вновь скрылась. В воздухе будто прозвенело что-то на высокой, недоступной слуху ноте. Казалось, мускулы у меня обратились в воду и утекают, уходят в песок; не схватись я вовремя за ветку – упала бы. Послышался долгий, прерывистый вздох, похожий на рыдание.

Позади раздался топот – мы развернулись – и смолк в нескольких шагах от нас.

– Дэниэл? – Это прошептал, задыхаясь от волнения, Джастин. – Лекси?

– Мы тут, – отозвалась я. Меня колотило, как в припадке, сердце подкатывало к самому горлу, и я испугалась, что меня вот-вот стошнит.

Рядом закашлялся Раф, согнувшись в три погибели, и прошипел:

– Весь рот в земле…

– Господи! Вы целы? Что тут было? Поймали его?

– Поймали, – прохрипел Дэниэл, – но темно было хоть глаз выколи, и он в этой суматохе удрал. Догонять смысла нет, он уже на полпути к Глэнскхи.

– Боже… Вы не ранены? Лекси! Твои швы…

Джастин едва владел собой.

– Я цела, – сказала я громко и отчетливо, чтобы слышно было в микрофон. Бока ломило нещадно, но жаловаться нельзя: вдруг кто-то захочет посмотреть? – Кулаки только отбила. От меня ему тоже досталось.

– Кажется, и мне заодно, ну и фурия ты, – простонал Раф, но явно беззлобно. – Чтоб у тебя кулак распух и посинел!

– Заткнись, а то еще схлопочешь! – пригрозила я. И пощупала ребра: вроде ничего не сломано, хотя если руки так трясутся, немудрено и ошибиться. – Джастин, слышал бы ты Дэниэла! Он был в ударе!

– Ей-богу! – подхватил Раф, давясь от смеха. – “Пощекотать кнутом”! Где он такого набрался?

– Кнутом?! – вскинулся Джастин. – При чем тут кнут? Откуда кнут?

Мы с Рафом ни слова не могли выговорить от смеха.

– О боже, – выдавила я наконец. – Во времена моего прадеда…

– Зарвавшаяся челядь…

– Челядь? – спросил Джастин. – Какая еще челядь? Откуда челядь?

– К слову пришлось, – ответил Дэниэл. – Где Эбби?

– Осталась у калитки – на случай, если он вернется и… Господи, он же не вернулся, нет?

– Вряд ли, – ответил Дэниэл, тоже сквозь смех. Адреналин: всех нас от него так и распирало. – Думаю, с него хватило на сегодня. Все целы?

– Нет, спасибо за это нашей маленькой мисс Огнемет, – сказал Раф и попытался схватить меня за волосы, но промахнулся и дернул за ухо.

– Я цела, – сказала я, отбиваясь от Рафа.

А Джастин все причитал:

– Боже мой, боже…

– Ладно, – сказал Дэниэл. – Пошли домой.

Эбби у калитки не было; лишь прохладный ветерок, да дрожащие кусты боярышника, да тягучий, назойливый скрип калитки. Джастин тут же задергался, но Дэниэл крикнул в темноту: “Эбби, это мы!” – и она появилась: забелело во мраке лицо, зашуршала юбка, вспыхнули бронзой волосы. В руках она сжимала кочергу.

– Поймали? – спросила она яростным шепотом. – Поймали?

– Боже, вокруг меня девы-воины, – сказал Раф. – Главное – не забывать, что злить вас нельзя. – Он слегка гнусавил.

– Жанна д’Арк и Боадицея, – улыбнулся Дэниэл, положил мне руку на плечо, а другой потрепал по макушке Эбби. – Защищают свой дом. Мы его поймали, он вырвался, но, думаю, все понял.

– Хотела его сюда приволочь, чучело из него сделать и на камин поставить, – сказала я, отряхивая джинсы, – но он удрал.

– Вот гаденыш, – прошипела Эбби. И, вздохнув тяжело, опустила кочергу. – Я так надеялась, что он вернется.

– Пойдем в дом, – сказал, озираясь, Джастин.

– Что он нам в окно бросил? – спросил Раф. – Я и не посмотрел.

– Камень, – ответила Эбби. – А на камень что-то намотано.

– Господи Иисусе! – ужаснулся Джастин, когда мы ввалились в кухню. – Видели бы вы себя!

– Ого! – Брови у Эбби поползли вверх. – Впечатляет! Хотелось бы взглянуть на беглеца.

Вид у нас был кошмарный, как я и ожидала: дрожащие, все в грязи и ссадинах, пятна крови в самых неожиданных местах, зрачки расширены. Дэниэл припадает на одну ногу, рубашка разодрана, рукав болтается. У Рафа сквозь дыру на колене алеет ссадина, глаз подбит – завтра утром разнесет будь здоров.

– Все ваши ссадины, – сказал Джастин, – надо обработать, на этих тропинках какой только заразы нет. Грязь, коровы, овцы всякие…

– Минутку. – Дэниэл откинул с глаз челку. – Сначала давайте посмотрим, что там к камню примотано.

Это был свернутый листок из школьной тетради в линейку.

– Погодите, – остановил Дэниэл меня и Рафа. Взял со стола две ручки, осторожно пробрался к камню, стараясь не наступать на битое стекло, и, орудуя ручками, вытащил листок.

– Ну что, – сказал Джастин, стоя с миской воды в одной руке и тряпкой в другой, – давайте осмотрим ваши раны. Дам пропускаем вперед. Лекси, ты говорила, руки?

– Подожди, – попросила я.

Дэниэл положил листок на стол и осторожно развернул концами ручек.

– Ох, – продолжал вздыхать Джастин, – ох.

Мы тесно обступили Дэниэла. По щеке у него текла кровь – то ли кулаком, то ли оправой очков рассекло скулу, – но он будто не замечал.

Всего три слова заглавными печатными буквами, и с таким свирепым нажимом, что местами прорвалась бумага. МЫ ВАС СПАЛИМ.

На секунду воцарилась мертвая тишина.

– О боже, – выдохнул Раф, повалился на диван и расхохотался. – Красота! Явятся к нам деревенщины с факелами! Представьте себе!

Джастин неодобрительно прищелкнул языком.

– Глупости, – сказал он. Теперь, когда все дома и при деле, к нему вернулось самообладание. – Лекси, покажи руки.

Я протянула руки. На них было страшно смотреть: все в грязи, в крови, костяшки рассечены, ногти обломаны – прощай, мой серебристый маникюр! Джастин так и ахнул.

– Боже праведный, что вы с беднягой сотворили? Хоть он и заслужил, но… Иди сюда, к свету. – Он усадил меня в Эббино кресло, под торшер, и опустился передо мной на колени. От миски с водой поднимался пар, пахло антисептиком – уютный, успокаивающий запах.

– В полицию позвоним? – спросила Эбби у Дэниэла.

– Нет, боже сохрани, – сказал Раф, трогая нос и проверяя, нет ли на пальцах крови. – Ты что, сдурела? Затянут старую песню: спасибо за звонок, поймать злоумышленника надежды нет, заведите собаку, до свидания! Да что там, и нас арестуют – с одного взгляда все поймут. По-вашему, здешним Лорелу и Харди[26]26
  Стэн Лорел и Оливер Харди – возможно, самая знаменитая комическая пара в истории кино.


[Закрыть] не все равно, кто первый начал? Джастин, дашь на минутку тряпку?

– Сейчас. – Джастин протирал влажной тряпкой мои пальцы так нежно, что я почти не чувствовала. – Щиплет?

Я мотнула головой.

– Я сейчас кровью истеку, диван заляпаю, – пригрозил Раф.

– Не заляпаешь. Запрокинь голову и жди.

– На самом деле, – сказал Дэниэл, разглядывая записку сосредоточенно, сдвинув брови, – позвонить сейчас в полицию – по-моему, неплохая мысль.

Раф вскочил, начисто позабыв про нос.

– Дэниэл, ты шутишь? Они этих деревенских гамадрилов сами боятся! Ходят перед ними на задних лапках, и если арестуют нас за драку, это им очков прибавит.

– А я и не о местной полиции, – поправил Дэниэл, – с этими-то все ясно. Я про Мэкки с О’Нилом, только не знаю, к кому из них лучше обратиться. А ты как думаешь? – спросил он у Эбби.

– Дэниэл, – Джастин так и застыл, прижав тряпку к моей руке, голос прерывался от страха, – не надо. Не хочу… Они нас не трогают больше, с тех пор как Лекси вернулась…

Дэниэл пытливо глянул на Джастина поверх очков.

– Да, не трогают, – согласился он. – Но вряд ли это означает, что расследование сворачивают. Наверняка из сил выбиваются, ищут подозреваемого, вот и про нашего упыря им интересно будет узнать, и, думаю, рассказать им мы обязаны, и неважно, удобно нам это или нет.

– Когда мы уже вернемся к обычной жизни? – Джастин чуть ли не рыдал.

– Мы все этого хотим, – с легкой досадой ответил Дэниэл. И скривился от боли, потер ногу чуть выше колена, снова поморщился. – И чем скорее кому-то предъявят обвинение, тем скорее мы заживем по-прежнему. К примеру, Лекси наверняка вздохнула бы спокойно, если бы этого типа упрятали за решетку. Правда, Лекси?

– Да черт с ней, с решеткой, я вздохнула бы спокойно, если бы этот гад не удрал, – сказала я. – Я здорово повеселилась!

Раф ухмыльнулся, дал мне пять.

– Неважно, связано это с Лекси или нет, – вмешалась Эбби, – но угроза нешуточная. Не знаю, как тебе, Джастин, а мне бы не хотелось, чтобы меня тут сожгли.

– Да ради бога, слабо ему, – протянул Раф. – Для поджога нужны хотя бы зачатки дисциплины. Да он сам взлетит на воздух, прежде чем до нас доберется!

– Ты готов спорить на дом?

Настроение в комнате переменилось. Безудержная, пьяная радость улетучилась, испарилась, словно капля воды на раскаленной плите, пшик! – и нет ее, всем нам было уже не до веселья.

– Я бы, скорее, сделал ставку на тупость этого типа, чем на ум полицейских. Они нам тут нужны как собаке пятая нога. Если этот кретин вернется – а он не вернется, после того что мы с ним сделали, – сами с ним разберемся.

– Еще бы, – сказала с тревогой Эбби, – до сих пор мы сами отлично со всем справлялись, просто загляденье! – Она резко, со злостью подняла с пола миску из-под попкорна и, присев на корточки, принялась собирать стекла.

– Нет, брось, для полиции оставь как есть. – Дэниэл тяжело опустился в кресло. – Ох… – Он поморщился, достал из заднего кармана револьвер дяди Саймона и выложил на кофейный столик.

Рука Джастина зависла в воздухе. Эбби подскочила и едва не упала.

Будь на его месте кто-то другой, я бы и глазом не моргнула. Но Дэниэл… меня будто накрыло ледяной морской волной, в груди похолодело. Это все равно что застать своего отца пьяным или мать в истерике: сердце ухает, и летишь вниз, словно в лифте, у которого оборвались канаты.

– Ты издеваешься? – воскликнул Раф. Он опять давился от смеха.

– Какого черта? – прошептала Эбби. – Ты что, собирался эту штуку в ход пустить?

– По правде говоря, – ответил Дэниэл, задумчиво глядя на револьвер, – не знаю. Рука сама потянулась. А там, на улице, не было смысла доставать – темно, хаос. Ни к чему так рисковать.

– Не дай бог, – сказал Раф.

– Ты бы и вправду мог? – спросила Эбби. Она смотрела на Дэниэла широко распахнутыми от ужаса глазами, а миску держала так, будто вот-вот уронит.

– Вряд ли, – ответил Дэниэл. – Была у меня мысль ему пригрозить, чтоб не удрал, но на деле никто не знает, на что способен, пока не представится случай.

Вспомнился тот щелчок на ночной тропе.

– Боже, – сказал прерывающимся шепотом Джастин, – ну и жуть!

– Могло быть намного хуже, – весело отозвался Раф. – Кровь, кишки и все такое.

Он стащил ботинок, вытряхнул на пол землю и мелкие камешки. Никто на него не смотрел, даже Джастин.

– Замолчи, – огрызнулась Эбби. – Замолчи сейчас же. Это уже не смешно, черт подери. Это уже ни в какие ворота… Дэниэл…

– Да все хорошо, Эбби, – успокоил ее Дэниэл. – Честное слово. Все под контролем.

Раф опять плюхнулся на диван, откинулся на спинку и вновь расхохотался – дробно, нервно, почти истерически.

– И это, по-твоему, не шутка? – обратился он к Эбби. – Под контролем! Именно это ты и хотел сказать, Дэниэл? Ты и вправду считаешь, что все под контролем?

– Именно это я и сказал, – отозвался Дэниэл. Он смотрел на Рафа пристальным, ледяным взглядом.

Эбби грохнула миску на стол, попкорн и осколки снова разлетелись в стороны.

– Чушь. Раф, конечно, выеживается, но он прав, Дэниэл. Какой тут контроль? Могло кончиться убийством. Когда вы втроем носитесь в темноте по кустам, гоняетесь за каким-то психопатом-поджигателем…

– А когда мы вернулись, – напомнил Дэниэл, – ты нас встретила с кочергой.

– Это совсем другое. Это на случай, если бы он вернулся, я не искала приключений на свою голову. А если бы он выхватил у тебя эту штуку? Что тогда?

В любую секунду могло прозвучать слово “револьвер”. Если Фрэнк или Сэм узнают, что револьвер дяди Саймона превратился из семейной реликвии в излюбленное оружие Дэниэла, это уже совершенно другой сценарий – с автоматами, с оперативниками в бронежилетах. При этой мысли у меня засосало под ложечкой.

– А мое мнение никому не интересно? – спросила я, похлопав по подлокотнику кресла.

Эбби встрепенулась, уставилась на меня, будто успела забыть, что я здесь.

– Интересно, конечно, – сказала она угрюмо. – Боже… – И уселась на пол среди осколков, схватилась за голову.

– По-моему, в полицию надо сообщить обязательно, – начала я. – На этот раз его, скорее всего, загребут. До этого им не за что было уцепиться, а сейчас всего-то надо найти парня, которого как через мясорубку пропустили.

– В здешних местах, – заметил Раф, – таких много.

– Верно подмечено! – похвалил меня Дэниэл. – Об этом я и не подумал. Заодно это нас обезопасит, если он вдруг сам на нас заявит, – вряд ли, конечно, но чем черт не шутит. Ну так что, решено? Среди ночи не вижу смысла тащить сюда полицию – давайте утром?

Джастин продолжал обрабатывать мне руку, но лицо у него было усталое, замкнутое.

– По мне, так скорей бы с этим покончить, – сказал он с нажимом.

– По-моему, ты спятил, – ответил Раф, – но для меня это не новость. Да и плевать, что я думаю, так? Все равно ты по-своему сделаешь.

Дэниэл пропустил его слова мимо ушей.

– Мэкки или О’Нил?

– Мэкки, – отозвалась Эбби, глядя в пол.

– Любопытно, – заметил Дэниэл, ища сигареты. – Я сначала об О’Ниле подумал, тем более он в наши дрязги с местными вникает, но, может, ты и права. Есть у кого-нибудь зажигалка?

– Есть предложение, – вставил елейным голосом Раф. – Когда будем мило беседовать с твоими друзьями-полицейскими, про это хорошо бы не вспоминать. – Он кивком указал на револьвер.

– Ну конечно, – рассеянно отвечал Дэниэл. Он все искал зажигалку, я увидела рядом с собой на столе Эббину и бросила ему. – С нашей историей он не связан, нечего о нем говорить. Спрячу.

– Спрячь, – безучастно сказала Эбби, глядя в пол. – Сделаем вид, будто ничего и не было.

Никто не ответил. Джастин промыл мне сбитые пальцы, заклеил пластырем, аккуратно пригладив края. Раф слез с дивана, принес из кухни стопку смоченных водой бумажных полотенец, кое-как промокнул нос, полотенца швырнул в камин. Эбби не двигалась с места. Дэниэл, с запекшейся кровью на щеке, задумчиво курил, глядя в одну точку.

Ветер гудел в трубе, рвал крышу, задувал в разбитое окно, будто мимо несся поезд-призрак. Дэниэл потушил сигарету, поднялся наверх – шаги по лестнице, протяжный скрип, глухой стук – и принес исцарапанную, занозистую доску – наверное, бывшее изголовье кровати. Эбби придерживала доску, пока Дэниэл заколачивал разбитое окно, и от ударов молотка по всему дому разлеталось гулкое эхо, звенело в ночи.