Текст книги "Сходство"

– Знаете, о чем я думал тогда? – прошептал Джастин. – Стою, слушаю, как вы спорите, смотрю, не идет ли полиция или кто-нибудь еще, и думаю: это может тянуться много дней. А то и недель, несколько недель ожидания. А Лекси будет там лежать… Я бы и дня в колледже не выдержал, а о неделях и речи нет. И думаю: хватит спорить, надо притащить пуховое одеяло, залезть под него вчетвером и открыть газ. Вот чего мне хотелось.

– В доме и газа-то нет, – огрызнулся Раф. – Не строй из себя шута.

– Наверное, все мы об этом думали – что делать, если тебя сразу не найдут, – но вслух говорить не хотели, – сказала Эбби. – Когда пришла полиция, все вздохнули с облегчением. Первым их увидел Джастин, из окна, сказал: “Кто-то идет”, и мы застыли, даже орать друг на друга перестали. Раф и я бросились к окну, но Дэниэл велел: “Всем сесть. Сейчас же”. И мы расселись в кухне за столом, будто только что позавтракали, и стали ждать звонка в дверь.

– Открыл им Дэниэл, – сказал Раф, – кто же еще! Спокойный, как ни в чем не бывало. Я слышал его голос в прихожей: да, здесь живет Александра Мэдисон, нет, мы ее не видели со вчерашнего вечера, нет, мы не ссорились, нет, мы за нее не волнуемся, просто не знаем, придет ли она сегодня в колледж, а в чем дело? – и волнение в голосе нарастает… Роль сыграл блестяще! Мороз по коже.

– А что, по-твоему, лучше бы он мямлил и заикался? – спросила Эбби. – Что было бы, если бы их встретил ты?

Раф пожал плечами и снова принялся тасовать карты.

– В конце концов, – сказала Эбби, не дождавшись ответа, – я подумала, что можно к ним выйти, да не просто можно, а нужно. Их было двое, Мэкки и О’Нил, – Мэкки прислонился к стене, О’Нил что-то записывал, и я от страха чуть не умерла. Оба в штатском, с каменными лицами, а разговаривают так, будто спешить им некуда, будто времени у них хоть отбавляй… Я ждала двух ратоуэнских олухов, а эти, сразу видно, другие. Намного умнее, намного опасней. Я-то думала, что худшее позади, хуже быть уже не может. Но когда увидела эту парочку, то сразу поняла – это только начало.

– Они нас мучили, – подал голос Джастин. – Одно слово, садисты. Не сразу сказали, тянули кота за хвост. Мы спрашиваем, что случилось, а они стоят с тупыми самодовольными рожами, увиливают от ответа…

– Почему вы решили, что с ней что-то случилось? – Раф мастерски передразнил ленивый дублинский выговор Фрэнка. – У кого-то были причины на нее напасть? Она кого-то боялась?

– …и даже когда сказали, ублюдки, что тебя нашли, – продолжил Джастин, – скрыли от нас, что ты жива. Мэкки сказал только: “Ее нашли несколько часов назад, недалеко отсюда. Ночью ее ударили ножом”. Каждый решил бы, что ты умерла.

– Из нас один только Дэниэл держал себя в руках, – сказала Эбби. – Я чуть не разревелась, все утро держалась, чтобы глаза не опухли, и такое было облегчение, что наконец-то можешь знать, что случилось… Но Дэниэл тут же выпалил: “Она жива?”

– А они молчат! – возмущенно воскликнул Джастин. – Ни слова, целую вечность, просто стоят, смотрят на нас и ждут. Говорю же, садисты.

– В конце концов, – сказал Раф, – Мэкки пожал плечами да и отвечает: “Едва-едва”. У нас у всех просто мозги взорвались. Мы-то готовились… ну, к худшему, хотели скорей это пережить и горевать себе спокойно. А такого не ожидали. Бог знает что могли натворить – может быть, тут же все им и выложили бы, но Эбби очень кстати упала в обморок. Послушай, Эбби, давно хотел спросить – это было по-настоящему? Или тоже по плану?

– Тогда почти ничего не было по плану, – зло ответила Эбби, – и ни в какой обморок я не падала. Просто голова закружилась. Я почти не спала, если помнишь.

– Все к ней бросились, подхватили, усадили, принесли воды, – сказал Джастин, – и когда она пришла в себя, мы уже собрались с силами…

– Да неужели? – Раф удивленно поднял брови. – Ты стоял столбом и рот разевал, как рыба в аквариуме. Я боялся, как бы ты чего не ляпнул, и сам нес ерунду – со стороны, наверное, казался полным идиотом: где ее нашли? где она сейчас? когда ее можно увидеть?.. От них, конечно, слова не добьешься, но я хотя бы попытался.

– Я держался как мог. – Голос у Джастина опять срывался, и по всему было видно, что он и сейчас едва держится. – Ты-то легко отделался: ах, она жива, какая радость! Тебя же там не было. У тебя не стоял перед глазами этот жуткий коттедж…

– Где, как я понял, толку от тебя не было. Как обычно.

– Ты пьян, – холодно сказала Эбби.

– Без тебя знаю, – ответил Раф тоном ребенка, которому хочется позлить взрослых. – И почему бы мне еще не напиться? Или кто-то против?

Никто не ответил. Раф потянулся за бутылкой, покосился на меня:

– Ну и ночку ты пропустила, Лекси! Если тебе интересно, почему для Эбби слово Дэниэла – это слово Бога…

Эбби не шелохнулась.

– Я тебя предупреждала, Раф. И еще раз предупреждаю. Третьего раза не будет.

Раф пожал плечами, уткнулся в свой бокал. В наступившей тишине я заметила, что Джастин покраснел до корней волос.

– Следующие дни, – продолжала Эбби, – были адские. Нас к тебе не пускали – говорили, ты в реанимации, в коме, врачи не знают, выживешь ли; когда мы о тебе спрашивали, каждое слово приходилось клещами тянуть. В ответ одно твердили: еще не умерла – слабое утешение.

– Весь дом кишел полицейскими, – вставил Раф. – Обыскивали твою комнату, тропинки, ворс из ковра выщипывали… Нас столько раз допрашивали, что я начал повторяться, не помнил, что кому говорил. Даже когда они уходили, расслабиться было нельзя – Дэниэл говорил, дом “жучками” нашпиговать они не могли, права не имели, но Мэкки, по-моему, не из тех, кого такие мелочи заботят; полиция в доме все равно что крысы, или блохи, или еще какая-нибудь погань. Даже когда их не видно, все равно чувствуешь, как они возятся.

– Это был ужас, – сказала Эбби. – И пусть Раф сколько угодно ворчит про покер, я уверена, не зря Дэниэл нас заставил. Я думала, доказать свое алиби – пятиминутное дело: я была здесь, остальные подтверждают, и точка. Но нас допрашивали часами, выясняли каждую мелочь – во сколько вы сели играть? кто где сидел? сколько денег было у каждого в начале игры? кто первым сдавал? вы пили? кто что пил? куда бросали окурки?

– И всё норовили в ловушку нас заманить, – добавил Джастин. И потянулся к бутылке, рука у него дрожала, хотя и едва заметно. – Я даю какой-нибудь простой ответ – скажем, мы сели играть около четверти двенадцатого, – а Мэкки или О’Нил, – не помню, кто из них был в тот день, спрашивает с озабоченным лицом: “Вы уверены? По-моему, один из ваших друзей сказал, в четверть одиннадцатого” – и уткнется в бумажки, а у меня кровь стынет. Ведь я не знал, то ли один из нас ошибся – и немудрено, у всех у нас ум за разум заходил – и надо его поддержать: “Да, правильно, это я что-то напутал”, то ли… И я гнул свою линию и в итоге оказался прав – никто не ошибся, это они подловить нас хотели, – но это чистой воды везение, я по-другому бы и не сделал, сил не хватило бы. Если бы это продлилось чуть дольше, мы бы все тут свихнулись.

– И все ради чего? – вопросил Раф. Он привстал с дивана, чуть не рассыпав карты, потушил окурок в пепельнице. – Вот чего я до сих пор не пойму: мы Дэниэлу поверили на слово? В медицине он смыслит как свинья в апельсинах, но он сказал, что Лекси умерла, а мы и поверили. Почему мы всегда ему верим?

– По привычке, – сказала Эбби. – Он почти всегда прав.

– Да неужели? – Раф снова расслабился, привалился к подлокотнику, но в голосе слышалось что-то грозное. – На этот раз он точно ошибся. Мы могли бы просто вызвать “скорую”, как нормальные люди, и все было бы хорошо. Лекси ни за что не подала бы в суд, или что там делают, и если бы мы задумались хоть на минутку, всем стало бы ясно. Но как бы не так, мы позволили Дэниэлу командовать, устроили тут безумное чаепитие…

– Он не знал, что все кончится хорошо, – отрезала Эбби. – Что ему, по-твоему, было делать? Он думал, Лекси мертва, Раф.

Раф дернул плечом:

– Так он сказал.

– Что это значит?

– Я просто говорю, и все. Помнишь, как этот козел пришел сообщить, что Лекси очнулась? Мы, все трое, – продолжал Раф, обращаясь ко мне, – в обморок едва не попадали от радости, Джастин, честное слово, чуть не рухнул на месте.

– Спасибо, Раф, – сказал Джастин и потянулся за бутылкой.

– А Дэниэл, по-вашему, тоже радовался? Да черта с два! Ему точно под дых врезали бейсбольной битой. Да ради бога, даже полицейский и тот заметил! Помните?

Эбби сердито пожала плечами, склонилась над куклой и стала искать иголку.

– Эй! – Я стукнула ногой по дивану, чтобы Раф обратил на меня внимание. – Откуда же мне помнить? Что там было?

– Пришел этот мудак Мэкки. – Раф забрал у Джастина бутылку, налил себе в бокал водки, не оставив места для тоника. – Заявился в понедельник, с утра пораньше, и говорит: есть новости. Моя бы воля, послал бы его в жопу, за выходные я так насмотрелся на полицейских, что на всю жизнь хватит, но дверь ему открыл Дэниэл, а у него была дурацкая теория, мол, нельзя настраивать против себя полицию, но ведь Мэкки был уже настроен против нас, сожрать готов, так что толку к нему подмазываться? В общем, Дэниэл его впустил. Я вышел из комнаты посмотреть, в чем дело, а Джастин и Эбби – из кухни, а Мэкки стоит в прихожей, смотрит на нас и говорит: “Подруга ваша пошла на поправку. Очнулась, требует завтрак”.

– Мы все чуть не умерли от радости, – сказала Эбби.

Она уже отыскала иголку и зашивала кукле платье короткими, решительными стежками.

– Точнее, – добавил Раф, – некоторые из нас. Джастин за дверную ручку схватился, ноги подгибаются, сам лыбится как идиот, Эбби засмеялась, на шее у него повисла, а я как дурак заулюлюкал. А Дэниэл… стоит столбом. Как будто…

– Он выглядел таким юным, – вмешался вдруг Джастин. – Таким юным и очень напуганным.

– Ты, – резко сказала Эбби, – был в таком состоянии, что ничего этого заметить не мог.

– Заметил. Я наблюдал за ним, специально. Он побледнел, словно больной.

– А потом развернулся, зашел сюда, – сказал Раф, – высунулся из окна в сад. И ни слова. Мэкки поднял бровь и спрашивает: “Что это с вашим другом? Не рад?”

Ни о чем таком мне Фрэнк не рассказывал. Я должна бы разозлиться – он же призывал играть по правилам, – но в тот миг Фрэнк был от меня бесконечно далек, казался полузабытой тенью из прошлого.

– Эбби отлепилась от Джастина, что-то сказала про Дэниэла – мол, это он от избытка чувств…

– Так оно и было, – отрезала Эбби, со щелчком перекусив нитку.

– …но Мэкки только ухмыльнулся гнусно и ушел. Когда я убедился, что его уже нет – не засел в кустах, не подслушивает, – я подошел к Дэниэлу, спросил, что за херня. Он стоял у окна не шелохнувшись. Откинул волосы со лба – он весь взмок – и говорит: “Ничего. Он, ясное дело, врет, я должен был сразу понять, но он меня застал врасплох”. Я на него только уставился молча. Думал, он окончательно сбрендил.

– Или ты, – огрызнулась Эбби. – Ничего такого не помню.

– Вы с Джастином плясали, обнимались, пищали, как пара телепузиков. Дэниэл глянул на меня сердито и говорит: “Не будь дурачком, Раф. Если даже Мэкки сказал правду, ты веришь, что это точно хорошая новость? Ты не задумывался, насколько серьезны могут быть последствия?”

Раф сделал большой глоток.

– Скажи мне, Эбби, это похоже на радость?

– Боже, Раф, – возмутилась Эбби. И выпрямилась, сверкая глазами, – видно, злилась не на шутку. – Что за бред? Ты в своем уме? Никто не желал Лекси смерти.

– Ты не желала, я не желал, Джастин не желал. Может, и Дэниэл не желал. Я к тому, что не знаю, о чем он думал, когда щупал у Лекси пульс, меня там не было. И не представляю, что бы он сделал, если бы понял, что Лекси жива. А ты, Эбби? После всего, что случилось, ты можешь положа руку на сердце сказать, как поступил бы Дэниэл?

В комнате сразу повеяло холодом – колыхнулись занавески, по спине у меня пробежала ледяная дрожь, в углах будто кто-то притаился. По словам Купера и криминалистов, после смерти тело перемещали, но когда именно, определить невозможно. Минут двадцать, а то и дольше, они были в коттедже вдвоем, Лекси и Дэниэл. Вспомнились ее сжатые кулаки – крайнее душевное напряжение, сказал Купер – и представилось, как Дэниэл молча сидит с нею рядом, аккуратно смахивает пепел в пачку с сигаретами, в темных волосах поблескивают дождинки. Если бы было что-то еще – движение руки, вздох, взгляд огромных карих глаз, чуть слышный шепот, – это осталось бы тайной.

Дует вдоль склона холма ночной ветер, ухают совы. Вот что еще сказал Купер: ее можно было спасти.

Дэниэл мог бы при желании оставить в коттедже Джастина. Это было бы вполне разумно. Если Лекси умерла, от того, кто ее караулил, ничего бы не требовалось, только сидеть тихо и ни к чему не прикасаться; а тот, кому предстояло идти домой, должен был предупредить остальных, найти бумажник, ключи, фонарик – и все это быстро и не теряя самообладания. А Дэниэл послал Джастина, который еле на ногах держался.

– До самого вечера накануне твоего приезда, – сказал мне Раф, – он всем доказывал, что ты умерла. Мол, полицейские блефуют, врут, что ты жива и с ними разговариваешь. Главное, говорил, гнуть свою линию, и рано или поздно они сдадутся, выдумают какую-нибудь историю, что тебе стало хуже и ты умерла в больнице. Только когда позвонил Мэкки, спросил, будем ли мы завтра дома, обещал тебя привезти, тут до Дэниэла дошло: нет никакого заговора, все на самом деле просто. Озарение!

Он отхлебнул еще.

– Радовался? Да черта с два! Я вам скажу, что с ним было, – окаменел он, вот что! У него одно было на уме: вправду Лекси потеряла память или врет полицейским? И что она будет делать, когда вернется домой?

– Ну и что? – возмутилась Эбби. – Подумаешь! Если честно, всех нас это беспокоило. Почему бы и нет? Если Лекси все помнит, то ей есть за что нас ненавидеть. Перед тем как ты вернулась, Лекс, мы весь день были как кошки на раскаленных кирпичах. Как только мы поняли, что ты нас простила, все стало хорошо, но когда ты вышла из полицейской машины… Господи… Думала, у меня мозги взорвутся.

На миг я увидела их такими, как в тот первый вечер – в золотом ореоле, величавые, словно юные воины из забытого мифа, невыразимо прекрасные.

– Беспокоились, – сказал Раф, – это да. Но Дэниэл не просто беспокоился. Он был как на иголках, и я, на него глядя, таким же становился. Наконец я его к стенке припер – в спальню к нему среди ночи пробрался, будто у нас с ним роман или что-нибудь такое, он же от меня бегал, чтобы я его одного не застал, – и спросил, что происходит. И знаете, что он мне ответил? Он сказал: “Надо быть готовыми к тому, что это надолго. У меня есть план на любой случай, но кое-что пока неясно. Постарайся сейчас об этом не думать, до дела, может, и не дойдет”. Как по-вашему, что он хотел сказать?

– Мысли я читать не умею, – отрезала Эбби. – Не знаю. Успокоить тебя пытался, наверное.

Ночная тропа, сухой щелчок и голос Дэниэла – задумчивый, сосредоточенный, совершенно спокойный. Волосы у меня зашевелились. Только сейчас мне пришло в голову, что он мог целиться не в Нейлора.

Раф хмыкнул:

– Да ладно тебе! Плевать было Дэниэлу на наши чувства, в том числе и на чувства Лекси. У него было одно на уме: узнать, помнит ли она хоть что-нибудь и как собирается действовать дальше. И ни о какой деликатности речь не шла, он в открытую ее допрашивал при всяком удобном случае. “Помнишь, какой дорогой ты бежала в ту ночь? Дождевик наденешь? Ах, Лекси, хочешь об этом поговорить?..” Блевать тянет.

– Он пытался тебя защитить, Раф. Всех нас.

– Не надо меня защищать, спасибо большое! Я, мать твою, не ребенок. А защита Дэниэла мне не нужна тем более.

– Что ж, рада за тебя, – сказала Эбби. – Поздравляю, большой ты наш мальчик! Неважно, нужна она тебе или нет, а он старался. Если ты недоволен…

У Рафа дернулось плечо.

– Может, он и старался. Говорю же, откуда мне знать? Но даже если и старался, вышло так себе, хоть он и умный. Эти недели были адские, Эбби, кромешный ад, и все ради чего? Если бы Дэниэл, вместо того чтобы стараться, просто нас выслушал… Мы хотели тебе рассказать. – Он повернулся ко мне: – Мы, все трое. Когда узнали, что ты возвращаешься.

– Да, хотели, – поддержал Джастин, перегнувшись через подлокотник и глядя на меня. – Знала бы ты, сколько раз я почти… Боже… Думал, меня разорвет, в клочки разнесет, если тебе не расскажу.

– Но Дэниэл нам не давал. И видишь, к чему это привело. Каждая из его идей. Взгляни на нас – до чего мы докатились. – Раф обвел жестом нас, комнату – при ярком свете казалось, будто она вот-вот треснет по швам. – Всего этого можно было избежать. Мы могли бы “скорую” вызвать, могли бы рассказать Лекси сразу…

– Нет, – возразила Эбби. – Не мы, а ты. Ты мог бы вызвать “скорую”. Ты мог бы все рассказать Лекси. Или я, или Джастин. Не сваливай все на Дэниэла. Ты взрослый человек, Раф. Никто тебя не заставлял молчать под дулом пистолета. Ты сам молчал.

– Может быть. Но я молчал, потому что Дэниэл велел, и ты тоже. Сколько мы с тобой в ту ночь здесь ждали вдвоем? Час? Или дольше? И ты только об одном твердила: надо позвать на помощь. Но когда я ответил: да, звоним, – ты сказала “нет”. Дэниэл велел ничего не предпринимать. У Дэниэла есть план. Дэниэл разберется.

– Потому что я ему доверяю. Должна доверять, это мой долг перед ним, и твой тоже. Все-все, что есть у нас, – это благодаря Дэниэлу. Если бы не он, куковать бы мне в жуткой съемной конуре без окон. Может, тебе и все равно…

Раф неожиданно рассмеялся, громко и хрипло.

– Опять этот дом, чтоб он провалился, – сказал он. – Стоит намекнуть, что твой драгоценный Дэниэл не без греха, ты нам тычешь в лицо этим домом. Я молчал, думал, может, ты и права, я перед ним в долгу, но теперь… У меня этот дом уже в печенках сидит. Еще одна блестящая задумка Дэниэла – и что в итоге? Джастин – комок нервов, ты запуталась во лжи, я пью как отец, Лекси чуть не умерла, и большую часть времени мы друг друга готовы сожрать с потрохами. А все чертов дом!

Эбби вскинула голову, впилась в него взглядом.

– Дэниэл не виноват. Он хотел только…

– Чего хотел, Эбби? Чего? Зачем, по-твоему, он каждому из нас выделил часть дома?

– Потому что, – начала Эбби тихо и грозно, – он нас любит. Может, он и просчитался, но решил, что это лучший способ сделать нас пятерых счастливыми.

Я ждала, что Раф и на этот раз рассмеется нам в лицо, но ошиблась.

– Знаешь, – сказал он, помолчав, уткнувшись в стакан, – сначала и я так думал. Честное слово. Думал, он так поступает из любви к нам. – Злобы в его голосе уже не было, только усталость и грусть. – И я счастлив был так думать. В то время я был на все готов ради Дэниэла. На все.

– А потом прозрел, – сказала Эбби сухо, жестко, но голос у нее дрогнул. Я еще не видела ее такой подавленной – даже когда напомнила ей про записку в кармане дождевика. – Если кто-то дарит друзьям часть дома, который стоит миллионы, наверняка им движет шкурный интерес! Ну не бред ли?

– Я и сам об этом думал. В последние недели. Не хотел думать, ей-богу… Но не мог удержаться. Это как болячку расковыривать. – Раф поднял взгляд на Эбби, откинул со лба прядь волос; по лицу его было видно, что он много выпил, глаза покраснели, опухли, будто от слез. – Представь, Эбби, что мы поступили бы в разные колледжи. Представь, что мы бы не встретились. Как думаешь, где бы мы были сейчас?

– Не понимаю, к чему ты клонишь.

– Нам жилось бы сносно, всем четверым. В первые месяцы пришлось бы туго, не сразу бы перезнакомились со всеми, но не пропали бы. Душой компании никого из нас не назовешь, но ладить с людьми мы бы научились. На то и колледж, школа жизни. Сейчас у каждого из нас были бы друзья, свой круг…

– Только не у меня, – заявил Джастин с тихой настойчивостью. – Я бы пропал. Как же я без вас, ребята?

– Не пропал бы, Джастин. Куда бы ты делся? У тебя был бы парень – и у тебя тоже, Эбби. Не тот, кто с тобой спит иногда, после трудного дня, а любимый человек. Спутник. – Раф посмотрел на меня с грустной улыбкой: – Насчет тебя, глупышка, не уверен, но ты бы уж точно не скучала.

– Спасибо за разбор нашей личной жизни, – холодно ответила Эбби, – ублюдок высокомерный. Если у Джастина никого нет, это еще не повод делать из Дэниэла антихриста.

Раф ничего ей на это не возразил, и мне почему-то на миг стало страшно.

– Нет, – сказал он. – Но задумайся хоть на минуту: если бы мы не встретились, что бы делал сейчас Дэниэл?

Эбби непонимающе уставилась на него.

– Покорял бы Маттерхорн. Баллотировался бы на выборах. Жил бы здесь. Откуда мне знать?

– Можешь представить его на балу первокурсников? Или в каком-нибудь студенческом обществе? Или как он заигрывает с сокурсницей на семинаре по американской поэзии? Я серьезно, Эбби. Ответь. Можешь?

– Не знаю. Все это сплошные “если”, Раф. “Если” ничего не значит. Не представляю, что было бы при другом раскладе, я же не ясновидящая, как и ты.

– Может, и так, – отозвался Раф, – но вот в чем я уверен. Дэниэл никогда, ни при каких обстоятельствах, ни за что не научился бы жить среди людей. Не знаю, то ли он таким родился, то ли мама в детстве уронила, но он просто-напросто не приспособлен к нормальной жизни.

– Дэниэл совершенно нормальный, – сказала Эбби, и каждый слог звенел, как льдинка. – Все.

– А вот и нет, Эбби. Я его люблю – люблю, конечно, даже сейчас, – но с ним всегда было что-то не так. Всегда. Сама понимаешь.

– Он прав, – сказал Джастин мягко. – Так и есть. Я вам никогда не рассказывал, но когда мы познакомились, еще на первом курсе…

– Заткнись! – взвилась Эбби. – Закрой рот! Сам-то чем лучше? Если Дэниэл ненормальный, значит, и ты тоже, и ты, Раф…

– Нет, – возразил Раф, выводя пальцем узоры на затуманенном бокале. – Вот это я и пытаюсь тебе втолковать. Все мы, кроме него, можем при желании поддержать разговор с людьми. Я вот на днях с девчонкой познакомился. Твои обормоты-студенты тебя любят. Джастин заигрывает с блондинчиком-библиотекарем – не отпирайся, Джастин, я сам видел, – Лекси смеялась с теми старичками в этой жуткой забегаловке. Мы способны поддерживать связь с внешним миром, если постараемся. Но Дэниэл… На планете всего четыре человека не считают его моральным уродом, и все они здесь, в этой комнате. Мы бы без него обошлись, так или иначе, а он без нас – нет. Если бы не мы, Дэниэл был бы одинок, как сам Господь Бог.

– И что? – спросила Эбби, помолчав. – И что из этого?

– А вот что, – ответил Раф. – Думаю, вот зачем он переписал на нас дом. Не для того, чтобы устроить нам райскую жизнь, а чтобы сделать нас частью своего мира. Присвоить нас, навсегда.

– Ты… – Эбби задохнулась от гнева, – ах ты бессовестный… Как у тебя наглости хватает…

– Никогда он о нас не заботился, Эбби. Никогда. Только о своем личном мирке и пекся. Ты вот что мне скажи: почему ты с утра в полицию поехала с Дэниэлом? Почему не захотела оставлять Лекси с ним вдвоем?

– Не хотела тебя видеть. Ты такое вытворяешь, смотреть тошно…

– Ерунда. Что, по-твоему, он сделал бы с Лекси, намекни она, что хочет продать свою долю или заявить в полицию? Ты твердишь, что я мог бы ей все рассказать когда угодно, но что бы, по-твоему, со мной сделал Дэниэл, если бы заподозрил, что я могу взбрыкнуть? У него был план, Эбби. Он мне сам сказал, что у него есть план – на любой случай. Что же это за план, черт возьми?

Джастин ахнул, испуганно, по-детски. И свет, и воздух в комнате вдруг стали иными, будто собрались в одну точку.

Дэниэл – высокий, неподвижный, руки в карманах черного пальто – заслонил дверной проем.

– Все, о чем я мечтал, – сказал он тихо, – было здесь, в доме.