Текст книги "Сходство"

21

Спустя всего пару часов Дэниэл уже придумал новый ход. Я сидела в постели, уставившись в книгу братьев Гримм, перечитывала в десятый раз предложение, ни слова не понимая, и тут в дверь коротко, осторожно постучали.

– Заходите, – отозвалась я.

Заглянул Дэниэл, безупречно одетый – белоснежная рубашка, начищенные туфли.

– Есть минутка? – спросил он вежливо.

– Конечно, – в тон ему ответила я, отложив книгу.

Нет, это была не капитуляция и даже не перемирие, но сейчас ни ему ни мне ничего не сделать.

– Я просто хотел, – сказал Дэниэл и, отвернувшись, прикрыл за собой дверь, – с тобой переговорить. С глазу на глаз.

Не успев сообразить, в чем дело, я уже действовала. В ту секунду, когда он стоял ко мне спиной, запустила руку под пижаму, рванула микрофон, и он со щелчком отсоединился. Когда Дэниэл повернулся ко мне, я как ни в чем не бывало держала книгу.

– О чем? – спросила я.

– Кое-что, – Дэниэл расправил одеяло, сел на кровать, – меня беспокоит.

– Вот как?

– Да. С тех пор как ты… скажем так, появилась. Небольшие нестыковки, и чем дальше, тем сильнее они бросались в глаза. В тот вечер, когда ты съела лук и попросила добавки, у меня уже были большие сомнения.

Он вежливо умолк, приглашая меня высказаться. Я смотрела на него. Как же так вышло, что я не смогла этого предвидеть?

– А дальше, само собой, – продолжал он, не дождавшись ответа, – была прошлая ночь. Может, ты знаешь, а может, и нет, но мы с тобой – точнее, я и Лекси – несколько раз… Ладно, скажу лишь, что поцелуй столь же неповторим, как смех. Вчера, когда мы поцеловались, я почти убедился, что ты не Лекси.

Он смотрел на меня спокойными глазами, сидя в ногах кровати. Он был как живое напоминание: у меня есть начальник, есть любимый человек, на работе не одобрят поцелуев агента с подозреваемым. Все это стало его новым оружием, давало ему надо мной власть. Если бы я не выключила микрофон, то через несколько часов меня ждало бы бесславное возвращение домой и назначение куда-нибудь в глушь на всю оставшуюся жизнь.

– Хоть это и нелепая просьба, – невозмутимо сказал Дэниэл, – хотелось бы взглянуть на так называемую колотую рану. Просто убедиться, что ты та, за кого себя выдаешь.

– Пожалуйста, – бодро ответила я, – почему бы и нет?

В глазах Дэниэла сверкнуло изумление. Я задрала пижаму, отклеила пластырь, показав разъем для “жучка” и батарейку.

– Отличный ход, – сказала я, – но мимо. И если ты добьешься, что меня выведут из дела, думаешь, я уйду без шума? Даже найдись у меня всего пять минут, за эти пять минут я скажу ребятам, кто я, и скажу, что ты меня давно раскусил. Как, по-твоему, это воспримет, к примеру, Раф?

Дэниэл наклонился, осмотрел микрофон.

– Что ж… – ответил он, – попытаться все равно стоило.

– Так или иначе, времени у меня совсем немного, – сказала я. И продолжала скороговоркой – Фрэнк наверняка почуял неладное, как только отключился микрофон, и в запасе у меня от силы минута: – Несколько дней. Но они мне нужны. Если ты вздумаешь их у меня отобрать, я пойду на все. А если нет – как знать, может, ничего ценного я не добуду, и тогда мы устроим так, что остальные не узнают, кто я.

Дэниэл смотрел на меня без всякого выражения, сложив на коленях широкие ладони.

– Мои друзья – моя забота. Не позволю тебе прижимать их к стенке и допрашивать.

– Понимаю. Но сегодня я тебе хлопот не доставила. Просто не отбирай у меня эти дни, договорились?

– Сколько именно дней? – спросил Дэниэл.

Я покачала головой:

– Неважно. Через десять секунд я снова включу микрофон – пусть со стороны кажется, будто вылетел случайно, – и мы невинно поболтаем о том, почему я дулась за ужином. Ладно?

Дэниэл равнодушно кивнул, по-прежнему разглядывая микрофон.

– Отлично, – сказала я. – Начали. Не хочу… – я включила микрофон посреди фразы, для пущей естественности, – это обсуждать. Башка трещит, мне паршиво, хочу побыть одна. Ясно?

– Это, наверное, похмелье, – послушно подсказал Дэниэл. – Тебе всегда от красного плохо, да?

В каждом слове таился подвох.

– Какая разница? – Я капризно, по-детски дернула плечом, поправила повязку. – Может, пунш виноват. Раф, наверное, наркоты туда подмешал. Он в последнее время стал больше пить, замечаешь?

– Все у Рафа нормально, – холодно отозвался Дэниэл. – И у тебя, надеюсь, все будет нормально, главное, выспись как следует.

Быстрый топот внизу, скрип двери.

– Лекси? – с тревогой окликнул Джастин с лестничной площадки. – Что-нибудь случилось?

– Дэниэл ко мне пристает! – крикнула я в ответ.

– Дэниэл? Что ты к ней пристал?

– Я не приставал.

– Допытывается, отчего мне паршиво, – крикнула я. – Паршиво, и все, пускай он отлипнет!

– Так отчего тебе паршиво? – Джастин вышел из своей спальни и стоял у подножия лестницы; я мысленно видела, как он в полосатой пижаме смотрит вверх, держась за перила и близоруко щурясь. От пристального, упорного взгляда Дэниэла мне сделалось неуютно.

– Тише вы! – сердито крикнула из-за двери Эбби. – Люди спят!

– Лекси? Так отчего тебе паршиво?

Глухой удар – Эбби что-то швырнула в стену.

– Джастин, тише, я сказала! Господи!

Снизу донесся недовольный голос Рафа:

– Что за чертовщина?

– Джастин, сейчас спущусь, все объясню, – крикнул Дэниэл. – Идите все спать. – И мне: – Спокойной ночи. – Встал, поправил одеяло. – Сладких снов. Надеюсь, к утру тебе полегчает.

– Да, – отозвалась я. – Спасибо. Не надейся.

Мерные шаги Дэниэла на лестнице, приглушенные голоса внизу: сначала в основном Джастин, а иногда Дэниэл, потом – наоборот. Я осторожно вылезла из постели, прижалась ухом к полу, но говорили они почти шепотом, ни слова не разобрать.

Минут через двадцать Дэниэл тихонько поднялся к себе, ненадолго задержался на площадке. И лишь когда за ним закрылась дверь, меня затрясло.

В ту ночь я долго не спала – шуршала страницами, ворочалась, старалась дышать поглубже, притворялась спящей, отключала микрофон и снова включала. Думаю, неплохо получилось изобразить, будто у микрофона расшатался разъем, но на душе все равно было неспокойно. Фрэнк не дурак, вряд ли он все истолкует в мою пользу.

Там Фрэнк, здесь Дэниэл, а между ними мы с Лекси. Манипулируя так и сяк с микрофоном, я гадала, как мне удалось оказаться в этом деле против всех, даже тех, кто изначально был друг против друга. Перед тем как уснуть, я, впервые за долгие недели, подперла дверь стулом.

Суббота пролетела быстро, как в кошмарном сне. Дэниэл решил – отчасти потому, что работа по дому действовала на всех умиротворяюще, а отчасти, чтобы всех держать под присмотром, – что надо заняться шлифовкой полов.

– Про столовую мы совсем забыли, – сказал он за завтраком. – По сравнению с гостиной вид у нее запущенный, пора ее в порядок привести. Что скажете?

– Хорошая мысль, – одобрила Эбби, накладывая ему яичницу и улыбаясь нарочито бодрой улыбкой.

Джастин пожал плечами и вновь принялся нарезать гренки; я ответила, не отрывая взгляда от сковородки:

– Мне все равно.

Раф взял кофе и молча вышел.

– Ладно, – невозмутимо сказал Дэниэл и снова взялся за книгу. – Значит, решено.

Остаток дня, как я и ожидала, был мучителен. Магия ремонта на сей раз не сработала. Раф был зол на весь свет, то и дело врезался шлифовальной машиной в стену, мы всякий раз подскакивали; наконец Дэниэл молча забрал у него аппарат и взамен дал наждачную шкурку. Я дулась напоказ, надеясь, что это подействует и рано или поздно – хорошо, если не слишком поздно – я сумею этим воспользоваться.

За окном накрапывал дождик, мелкий, назойливый. Мы молчали. Раз-другой Эбби вытерла лицо, но работала она к нам спиной, и было не разобрать, то ли она плачет, то ли ей запорошило глаза. Всюду были опилки: лезли в нос и за шиворот, въедались в ладони. Джастин нарочито хрипел и оглушительно кашлял в платок; наконец Дэниэл выключил шлифовалку, вышел, вернулся с нелепым допотопным противогазом и молча протянул его Джастину. Никто не засмеялся.

– Там фильтр из асбеста, – сказал Раф, старательно полируя угол. – Ты и вправду задумал его убить или только делаешь вид?

Джастин с ужасом глянул на противогаз:

– Не хочу дышать асбестом.

– Тогда повяжи рот платком, – посоветовал Дэниэл, – только хватит стенать. – Сунув Джастину в руки противогаз, он вновь зажужжал шлифовальной машиной.

Тот самый противогаз, от которого у нас с Рафом случилась истерика. Дэниэл будет в нем ездить в колледж, пусть Эбби его цветочками разошьет… Джастин осторожно положил противогаз в угол, там он и пролежал весь день, печально глядя на нас пустыми глазницами.

– А что у тебя с микрофоном? – спросил вечером Фрэнк. – Так, любопытно.

– Черт… – сказала я. – Опять? Думала, починила.

Недоверчивое молчание.

– Что значит “опять”?

– Пошла с утра повязку сменить, а он отключен. Похоже, вечером после душа неправильно надела, вот и вылетел. Много ты пропустил? А сейчас как, работает? – Я сунула руку под блузку, похлопала по микрофону. – Слышно?

– Отлично, – сухо сказал Фрэнк. – Ночью несколько раз вылетал, но вряд ли я что-то важное пропустил – надеюсь, нет. Разве что минутку-другую твоей ночной беседы с Дэниэлом.

Я попыталась улыбнуться.

– А-а, это… Я на всех дулась, вот он и переволновался. Расспрашивал, что не так, а я велела не приставать. Ребята услышали, переполошились, он плюнул и ушел спать. Я же говорила, сработает, Фрэнки. Они на стены лезут.

– Да, – ответил Фрэнк, помолчав. – Значит, ничего познавательного не упустил. И не многовато ли совпадений? Если еще хоть раз отсоединится, хоть на секунду, – приеду, за шкирку тебя выволоку. Так что готовь суперклей. – И повесил трубку.

Всю дорогу домой я пыталась поставить себя на место Дэниэла, думала, что бы я сделала дальше, но, как выяснилось, не о нем мне стоило беспокоиться. Еще не переступив порог, я почуяла неладное. Все четверо были на кухне – ребята еще не домыли посуду, Раф сжимал лопатку, словно меч, Джастин капал на пол мыльными брызгами, – и все галдели наперебой.

– …Работа у них такая, – бубнил Дэниэл, когда я распахнула стеклянные двери. – Если мы не позволим…

– Но зачем? – возопил, перекрикивая его, Джастин. – Зачем им…

И тут они увидели меня. На миг воцарилась полная тишина, все взгляды устремились на меня, фразы повисли в воздухе.

– Что такое? – спросила я.

– В полицию нас вызывают, – ответил Раф и швырнул в раковину лопатку – раздался лязг, полетели брызги. Дэниэлу залило рубашку, но он будто не заметил.

– Еще одного раза я не выдержу, – простонал Джастин. – Не могу.

– Куда вызывают? Зачем?

– Дэниэлу звонил Мэкки, – объяснила Эбби. – Ждут нас завтра с утра. Всех.

– Зачем?

Ну и сволочь этот Фрэнк! Когда я ему звонила, он уже все продумал. А мне ни слова.

Раф пожал плечами:

– Не сказал. Просто – цитирую – “хочу с вами побеседовать”. Конец цитаты.

– Но почему именно там? – допытывался Джастин. Он смотрел на телефон Дэниэла, лежавший на кухонном столе, как на какую-то прыгучую тварь. – До сих пор они к нам сами приезжали. Зачем нам…

– Куда именно? – спросила я.

– В Дублинский замок, – сказала Эбби. – В отдел тяжких преступлений, или как его там.

Отдел тяжких преступлений и организованной преступности находится этажом ниже Убийств – всего-то один пролет. Заурядные ножевые ранения – совсем не тот уровень, разве что тут замешан криминальный авторитет, но ребята этого не знают, а звучит внушительно.

– Ты знала? – спросил у меня Дэниэл.

От его ледяного взгляда мне сделалось нехорошо. Раф поднял глаза к потолку и буркнул что-то невнятное, я разобрала лишь слово “параноик”.

– Нет. Откуда мне знать?

– Я думал, твой друг Мэкки и тебе позвонил. Пока ты гуляла.

– Не звонил. И он мне не друг.

Я и не пыталась скрыть раздражение, пусть Дэниэл гадает, притворяюсь я или нет. Мне осталось два дня, и один из них Фрэнк хочет потратить на бесконечные вопросы ни о чем – чем мы мажем бутерброды, ладим ли мы с Брендой Четыре Сиськи. Он ждет нас с утра – значит, хочет растянуть эту хренотень часов на восемь, а то и на двенадцать. Интересно, выйду я из образа Лекси, если пну его по яйцам?

– Так я и знал, не стоило им звонить, когда нам стекло выбили, – сокрушенно пробормотал Джастин. – Так и знал. Они про нас почти забыли.

– Так давайте не поедем, – предложила я. Пусть Фрэнк решит, что я веду себя глупо, нарушаю уговор, мне плевать. – Не потащат же нас силком.

Потрясенное молчание.

– Это правда? – спросила Эбби у Дэниэла.

– Думаю, да, – ответил тот. Он глядел на меня испытующе, я буквально слышала, как в мозгу у него вращаются мысли. – Мы же не под арестом. Это была просьба, а не приказ, как бы это ни прозвучало у Мэкки. И все-таки, думаю, надо поехать.

– Да неужели? – ехидно спросил Раф. – Ты так думаешь? А если я думаю, не послать ли Мэкки в задницу?

Дэниэл обернулся, смерил его взглядом.

– Я собираюсь и дальше помогать следствию, – сказал он спокойно. – Отчасти потому, что это разумно, но главное, я хочу знать, кто это сделал. Если кто-то из вас откажется сотрудничать и вызовет подозрения Мэкки, дело ваше, но помните, тот, кто ранил Лекси, все еще на свободе, и, думаю, мы должны помочь его найти.

Вот же хитрый ублюдок – говорит в микрофон то, чего ждет от него Фрэнк, набор красивых избитых фраз. Эта парочка друг друга стоит.

Дэниэл обвел нас вопросительным взглядом. Никто не ответил. Раф открыл было рот, но сдержался, брезгливо покачал головой.

– Ладно, – сказал Дэниэл. – Тогда закругляемся и спать. Завтра день тяжелый. – И взялся за губку.

Я сидела с Эбби в гостиной, делала вид, что читаю, придумывала для Фрэнка ругательства пострашнее – и тут меня осенило. Дэниэл, оказавшись перед выбором, предпочел провести один из последних дней с Фрэнком, а не со мной. А это, учитывая обстоятельства, своеобразный комплимент.

В то утро мы проделали весь ритуал с завтраком, шаг за шагом. Эбби коротко постучала в дверь; вдвоем, бок о бок, мы готовили завтрак, она возилась у плиты, румяная от жара. Двигались мы непринужденно, подавали друг другу то одно, то другое, не дожидаясь просьб. Я вспомнила, как в первый вечер меня пронзила боль при мысли, насколько они близки, а теперь, незаметно для себя, и я с ними сплотилась. Джастин хмурился, нарезая треугольничками гренки; Раф на автопилоте схватил кофе и ушел; Дэниэл завтракал, подсунув под блюдце край раскрытой книги. Я не позволяла себе ни на секунду задуматься о том, что не пройдет и двух дней, как меня уже здесь не будет; даже если мы еще свидимся когда-нибудь, будет уже не то.

Завтракали неспешно. Даже Раф, выпив свой кофе, вернулся, сел со мной на один стул, откусил от моего гренка. Окна запотели, во дворе щипали траву кролики – они осмелели и с каждым днем подбирались все ближе к дому.

Что-то переменилось за ночь. Все острые углы между нами сгладились, мы стали бережнее друг к другу, нежнее. Иногда мне кажется, что в глубине души, чутьем, которое сильнее логики, они всё понимали.

– Пора, – сказал наконец Дэниэл. Закрыл книгу, положил на кухонную стойку.

По кухне пронесся вздох, еле слышный. Раф, сидевший ко мне вплотную, вздрогнул.

– Да, – сказала себе под нос Эбби. – Пошли.

– Я хотел с тобой кое-что обсудить, Лекси, – сказал Дэниэл. – Сядешь со мной?

– Что обсудить? – вскинулся Раф. И вцепился мне в локоть.

– Если бы это тебя касалось, – ответил Дэниэл, неся в раковину тарелку, – я бы и тебя позвал.

И вновь откуда-то взялись острые углы, вспороли воздух кристаллами льда.

– Ну вот, – спокойно сказал Дэниэл, когда подъехал на машине к крыльцу и я села вперед, – мы готовы.

Я почуяла опасность, будто потянуло паленым. Меня насторожил взгляд Дэниэла – он смотрел не на меня, а в окно, на дом в прохладной утренней дымке, на Джастина, торопливо протиравшего ветровое стекло, на Рафа, ковылявшего вниз по ступенькам, спрятав в шарф подбородок; лицо у Дэниэла было сосредоточенное, задумчивое, немного печальное.

Неизвестно, чего ждать от Дэниэла, есть ли у него хоть какие-то рамки. Револьвер я оставила за тумбочкой Лекси – в Убийствах есть металлоискатель. Связи не будет только по дороге в город и обратно, предупреждал меня Фрэнк.

Дэниэл чуть заметно, таинственно улыбнулся, глядя на голубое небо в легкой дымке.

– Денек будет чудный, – сказал он.

Я уже готова была выскочить, хлопнув дверью, подбежать к Джастину, пожаловаться, что Дэниэл меня достал, и попроситься поехать с остальными – размолвок на этой неделе было столько, что еще одна никого не насторожит, – но тут дверь позади меня распахнулась и на заднее сиденье запрыгнула Эбби, пунцовая, растрепанная – ворвалась вихрем: перчатки, шляпка, пальто.

– Эй, ребята, – она хлопнула дверцей, – можно с вами?

– Конечно, – отозвалась я. Давненько я не была так рада кого-то видеть.

Дэниэл оглянулся на нее через плечо:

– Ты же вроде собиралась ехать с Джастином и Рафом.

– Смеешься, что ли? Видишь, в каком они настроении? Даже со Сталиным и Пол Потом веселей было бы ехать, чем с ними.

Дэниэл неожиданно улыбнулся ей – настоящей улыбкой, теплой и радостной.

– Дурака валяют. Ну и пусть, только без нас, побудут час-другой вдвоем в машине – глядишь, и образумятся.

– Может, и так, – неуверенно отозвалась Эбби. – Или поубивают друг друга. – Выудив из сумочки складную расческу, она с яростью набросилась на свои волосы. А Джастин уже рванул с места, только его и видели.

Дэниэл, не оборачиваясь, протянул Эбби раскрытую ладонь. Ни на нее, ни на меня он не смотрел, а устремил невидящий взгляд на вишни в цвету. Эбби отложила расческу, взяла его за руку, сжала пальцы. И не отпускала, пока он осторожно не высвободил руку; потом он со вздохом завел машину.

22

Фрэнк, вот подлец, завел меня в допросную (Минутку, сейчас к вам подойдут, мисс Мэдисон) и бросил там одну на два часа. И даже не в уютной допросной, с кулером и удобными стульями, а в маленькой, паршивой, немногим лучше обезьянника, – сюда мы сажаем тех, кого хотим припугнуть. Расчет Фрэнка оправдался, с каждой минутой я все больше нервничала. Ведь неизвестно, чем Фрэнк сейчас занят: рассказывает ребятам, кто я на самом деле, или о ребенке, или о Неде – да все что угодно. Я понимала, что держусь как подозреваемая, чего он и добивался, но не могла с собой справиться, лишь пуще злилась. И даже в камеру не скажешь, что я обо всем этом думаю, наверняка Фрэнк включил для ребят трансляцию.

Я поменяла стулья – Фрэнк, разумеется, мне подсунул самый шаткий, без колпачка на одной из ножек, на него мы сажаем подозреваемых, чтобы их вывести из равновесия. Хотелось заорать в камеру: Придурок, я же здесь работала, здесь моя территория, не смей так со мной! Но вместо этого я выудила из кармана куртки шариковую ручку и от нечего делать стала выводить на стене затейливыми буквами: ЗДЕСЬ БЫЛА ЛЕКСИ. Ни на чье внимание я не рассчитывала, стены и так сплошь испещрены надписями, рисунками, цветистой похабщиной. Несколько имен я узнала.

На душе было мерзко. Я столько раз торчала в этой комнате – здесь мы с Робом допрашивали подозреваемых, понимая друг друга с полуслова, как два охотника-загонщика, но Роба сейчас нет, а меня будто выпотрошили, осталась пустая оболочка, вот-вот осяду на пол. Я ткнула в стену ручкой так свирепо, что у нее отлетел кончик. Сломанную ручку запустила в камеру, треснуло стекло, но легче мне не стало.

Когда Фрэнк наконец соизволил зайти, я с ума сходила от злости, и было от чего.

– Так-так-так, – сказал он и выключил камеру. – Кого я вижу! Присаживайся.

Я не стала садиться.

– Что ты, черт возьми, затеял?

Брови Фрэнка взлетели вверх.

– Допрашиваю подозреваемых. С каких это пор мне нужно твое разрешение?

– Надо было у меня, черт подери, спросить, прежде чем устраивать подлянку. Я же здесь не шутки шучу, Фрэнк, я работаю, а так можно все испортить.

– Работаешь? Так это у вас, детишек, теперь называется?

– Ты сам так назвал. Я выполняю твое задание, приблизилась наконец к разгадке, так зачем ты мне палки в колеса вставляешь?

Фрэнк привалился к стене, руки на груди.

– Если ты решила вести нечестную игру, Кэсс, то я отвечу тем же. Испытай на себе.

На самом-то деле я знала, играет он честно. Всего лишь поставил меня, как нашкодившего ребенка, в угол, подумать о своем поведении; он зол на меня, с радостью засветил бы мне в глаз, и есть за что, и если я срочно не придумаю, как выкрутиться, завтра меня ждут большие неприятности. Но Фрэнк, как бы он ни был зол, никогда не поставит под удар расследование. И я знала – понимала спокойным уголком сознания, свободным от ярости, – что могу этим воспользоваться.

– Ну ладно. – Я вздохнула, провела рукой по волосам и все же села. – Ладно, так мне и надо, я заслужила.

Фрэнк хохотнул, коротко, натужно.

– Не заставляй меня говорить, что ты заслужила. Про это я долго могу рассказывать.

– Знаю, Фрэнк, – поддакнула я. – Когда у нас время будет, можешь распекать меня сколько душе угодно, только не сейчас. Ну как, продвинулся с остальными?

Фрэнк пожал плечами:

– Как и следовало ожидать.

– То есть ни на шаг?

– Ты так думаешь?

– Именно так. Я же их знаю. Допрашивай их хоть до пенсии, все равно ничего не добьешься.

– Возможно, – невозмутимо отвечал Фрэнк. – Время терпит, да? Еще на несколько лет пороху у меня хватит.

– Да ладно тебе, Фрэнк! Ты же сам говорил, с первого дня, что эти четверо крепко спаяны, со стороны ничего у них не выведаешь. Разве не потому ты хотел, чтобы я за них взялась изнутри?

Фрэнк неопределенно мотнул головой.

– Сам понимаешь, ничего ты у них не вытянешь. Припугнуть их хочешь? Так давай вместе и припугнем. Понимаю, ты на меня зол, но подожди злиться до завтра. Сейчас мы с тобой заодно.

Фрэнк поднял бровь:

– Да неужели?

– Да, Фрэнк, заодно. И вдвоем на них страху нагоним, как тебе одному и не снилось.

– Заманчиво, – отозвался Фрэнк. Он стоял у стены в вальяжной позе, руки в карманах, полуприкрыв глаза, пряча острый, оценивающий взгляд. – То есть как – страху нагоним?

Я сползла на краешек стула, подалась к нему.

– Начни меня допрашивать, а им пусть будет слышно. Дэниэл не в счет, его не напугать, если на него давить, он замкнется, и все; я про остальных. Включи у них внутреннюю связь, посади их поближе к мониторам. Если получится это сделать как бы случайно – отлично, если нет – ничего страшного. Если хочешь понаблюдать, пусть допрашивает Сэм.

– А что ты будешь говорить?

– Скажу, как бы невзначай, что память понемногу ко мне возвращается. Ничего определенного говорить не буду, только то, что знаю точно – как побежала в сторону коттеджа, кровь и все такое. Если этим их не проймешь, то ничем уже не помочь.

– А-а, – протянул Фрэнк с кривой усмешкой. – Так вот что ты готовила, вот для чего этот цирк – кислые мины, вспышки. А я, дурак, не сообразил.

Я пожала плечами:

– Да, так и хотела. А как сейчас – даже еще лучше. Говорю же, вместе мы на них страху нагоним. Могу разволноваться, дать понять, что не все тебе рассказываю… Хочешь для меня сценарий написать – пожалуйста, буду ему следовать. Ну, Фрэнки, что скажешь? Вместе мы сила?

Фрэнк задумался.

– А что ты хочешь взамен? – спросил он. – Чтоб не было сюрпризов.

Я нахально улыбнулась.

– Расслабься, Фрэнк, твоя профессиональная совесть может быть спокойна. Мне просто нужно знать, много ли ты им успел рассказать, чтобы глупость какую-нибудь не ляпнуть. Ты бы мне и так рассказал, да? Раз мы с тобой заодно.

– Да, – сухо ответил Фрэнк и вздохнул. – Ни хрена я им не рассказал, Кэсс. Твой арсенал нетронут. И буду рад, если ты его пустишь в ход, рано или поздно.

– Пущу, не волнуйся. Кстати, – спохватилась я, – вот что мне еще нужно: можешь убрать с моих глаз Дэниэла? Как закончишь с нами, отправь нас четверых домой, только ему ни слова, а то пулей примчится. Задержи его на час-другой. Только не напугай, обставь все как простую формальность, и пусть говорит в основном он. Хорошо?

– Интересно, – ответил Фрэнк. – А зачем?

– Хочу с остальными поболтать без него.

– Это я и так понял. Но зачем?

– Так будет лучше, вот зачем. Он у них главный, за всех решает, кому что говорить. Если остальные напуганы, а Дэниэла рядом нет и некому указывать, глядишь, у них языки развяжутся?

Фрэнк поковырял пальцем в зубах, посмотрел на ноготь.

– На что именно ты нацелилась?

– Пока не услышу, не могу сказать. Но мы всю дорогу знали, они что-то недоговаривают, так? Не хочу уходить, не сделав все возможное. Обрушу на них все сразу – самообвинения, слезы, угрозы, ребенка, Эдди Тормоза и прочее. Может, получим признание…

– Я же тебе говорил, и говорил с самого начала, – подчеркнул Фрэнк, – не это нам от тебя нужно. То, что его в суде не примут, – это, по-твоему, досадный пустячок?

– Откажешься от признания, если я его тебе на блюдечке поднесу? Даже если в суде не примут, нам сгодится. Вызовешь их сюда, дашь послушать запись, нажмешь на них как следует, тот же Джастин уже почти раскололся, тронь – и готово дело. – Я не сразу поняла, откуда взялось у меня чувство, будто все это уже было. То же, слово в слово, я говорила Дэниэлу, при этой мысли меня вдруг зазнобило, сердце сжалось. – Может, и не о признании ты мечтал, Фрэнки, но выбирать не приходится.

– Соглашусь, это лучше, чем сейчас. А сейчас ни хрена у нас нету.

– Ну вот. А я кое-что получше добуду. Может быть, оружие, место преступления, как знать.

– Старый прием, как с кетчупом, – сказал Фрэнк, по-прежнему разглядывая ноготь. – Переверни вверх тормашками, тряхни со всей дури – может, что и выльется.

– Фрэнк… – начала я и умолкла, дождалась, пока он взглянет на меня. – Это моя последняя попытка. Завтра я возвращаюсь. Дай попробовать.

Фрэнк вздохнул, обвел рассеянным взглядом допросную; не укрылась от него и свежая надпись на стене, и сломанная ручка в углу.

– Хотел бы я знать, – сказал он наконец, – откуда у тебя уверенность, что это один из них.

Я на миг перестала дышать. Все, что Фрэнку от меня было нужно, – хоть одна серьезная зацепка. Если он узнает, что я ее нашла, а от него скрыла, – мне конец: снимут с дела, и начнутся большие неприятности. Я и до Глэнскхи не доеду.

– Уверенности у меня нет, – ответила я спокойно. – Но, как ты и сказал, мотив у них есть.

– Мотив-то есть, более-менее убедительный. Но если на то пошло, есть он и у Нейлора, и у Эдди, и еще у кучи людей, мы даже не всех знаем. Девочка постоянно нарывалась, Кэсс. Может, в прямом смысле она и не грабила людей – хотя можно поспорить, она же получила долю “Боярышника” сомнительным путем, – но она грабила их эмоционально, а это может аукнуться. Она ходила по краю, а ты как будто знаешь, где именно она оступилась.

Я развела руками:

– Больше мне не за что ухватиться. У меня остался день, не хочу бросать дело, не вложившись в него целиком. Что же ты ко мне прицепился? Ты ведь их с самого начала подозревал.

– Так ты меня поймала на слове! Я тебя, детка, недооценил. Да, я их подозревал. Но ты-то – нет. Пару дней назад ты уверяла, что они белые и пушистые, мухи не обидят, – а сейчас смотришь волком и думаешь, как их к стенке прижать. Видно, что-то от меня скрываешь.

Он смотрел на меня в упор, не мигая. Я задумалась, запустила руку в волосы, будто подыскивая слова.

– Не в том дело, – сказала я медленно. – Я просто чую, Фрэнк. Нутром чую.

Фрэнк долго еще смотрел на меня, я постаралась принять свободную, непринужденную позу. Тут он сказал “Хорошо” – уже другим, деловым тоном, и приготовился включить камеру.

– Договорились. У вас тут две машины или придется мне везти малыша Дэнни до Глэнжопы, когда я с ним закончу?

– Мы на двух машинах, – сказала я. Радость и азарт кружили голову, я уже обдумывала, как себя вести на допросе, еще немного – и взмыла бы в воздух ракетой. – Спасибо, Фрэнк. Не пожалеешь.

– Да, – кивнул Фрэнк, – хорошо. – И переставил стулья, как было. – Сиди, жди. Я скоро.

Фрэнк оставил меня в допросной еще часа на два – наверное, в надежде, что кто-то из ребят расколется и я уже не понадоблюсь. Я, чтобы скоротать время, курила – здесь, вообще-то, курить нельзя, но кому какое дело – и обдумывала будущий допрос. Я знала, Фрэнк вернется, никуда не денется. Со стороны они неприступны, неуязвимы, даже Джастин выдержит самый лютый натиск Фрэнка. Чужакам до них не добраться. Они как средневековая крепость, возведенная с таким суровым, изощренным старанием, что взять ее можно только изнутри, коварством.

Наконец дверь распахнулась, заглянул Фрэнк:

– Сейчас подключу тебя по громкой связи, так что входи в образ. Пять минут – и занавес открывается.

– Дэниэла не подключай, – напомнила я.

– Не подведи, – сказал Фрэнк и опять исчез.

Когда он вернулся, я, сидя на краешке стола, стреляла обломками ручки в камеру, сделав из стержня катапульту.

– Здрасте, – оживилась я при виде него. – Думала, вы про меня забыли.

– Как же я мог про вас забыть? – Фрэнк улыбнулся обаятельнейшей из своих улыбок. – Даже кофе вам принес – с молоком, с двумя ложками сахара, ничего не перепутал? Что вы, что вы, не надо, – остановил он меня, когда я спрыгнула со стола и принялась подбирать обломки ручки, – потом уберут. Присядьте, побеседуем. Как ваши дела? – Он предложил мне стул, придвинул одноразовый стаканчик с кофе.

И заговорил медовым голосом – Фрэнк, когда захочет, само обаяние. Чудесно выглядите, мисс Мэдисон, как там ваша рана боевая и все такое; я, подыгрывая ему, оттянула свитер: вот, видите, швы почти зажили; а он: любо-дорого посмотреть! – и улыбнулся, в меру сексуально. Я хихикнула, похлопала ресницами – совсем чуточку, чтобы позлить Рафа.

Фрэнк поведал мне всю эпопею о Джоне Нейлоре, точнее, ее версию – не так, как на самом деле, а так, чтобы очернить Нейлора: пусть ребята расслабятся, прежде чем мы взорвем бомбу.

– Восхищаюсь вами! – Я качнулась на стуле, игриво покосилась на него. – Думала, вы давным-давно сдались.

Фрэнк покачал головой.

– Мы не сдаемся, – сказал он решительно, – если речь о чем-то серьезном. Времени не жалеем. Кичиться не в наших правилах, но мы всегда работаем, складываем головоломку. – Старался он вовсю, наверняка сценарий себе придумал. – Мы близки к цели. И теперь, мисс Мэдисон, нам пригодилась бы ваша помощь.

– Конечно. – Я перестала качаться на стуле, сделала серьезную мину. – Нужно взглянуть еще разок на этого самого Нейлора?

– Совсем другое. Нам нужны сейчас не ваши глаза, а ваша память. Помните, врачи говорили, что она будет к вам понемногу возвращаться?

– Да, – протянула я неуверенно, помолчав.

– Если что-то припомните, хоть что-нибудь, это нам большое подспорье. Сосредоточьтесь и скажите: вспоминается?

Я выждала и отвечала почти без колебаний:

– Нет. Ничего. Только то, что я уже рассказывала.

Фрэнк сцепил руки на столе, наклонился ко мне поближе. Внимательные синие глаза, тихий вкрадчивый голос – будь я свидетельницей, я бы растаяла.